Сломленные Мартина Коул Кейт Берроуз работает детективом в полиции. Каждый день перед ее глазами проходят страшные картины: накачанные наркотиками малолетние проститутки, трупы детей на городских свалках, лавина изощренной порнографии. Только любовь близкого человека, его преданность и верность придают Кейт силы и мужество бороться с пороками общества и не терять веру в людей. Но судьба готовит ей суровое испытание — любимый человек оказывается вовлечен в криминальный бизнес и его жизни угрожает опасность. Мир Кейт рушится. Сможет ли она выстоять под ударами судьбы и спасти свою любовь?.. Мартина Коул Сломленные Мелани Харвей степенно шла по Бейлер-стрит в Грантли. Она родилась в этом маленьком городке в графстве Эссекс и теперь училась здесь же в колледже. Посещение колледжа возвышало ее в собственных глазах. Мелани нравилось учиться, хотя прежние ее учителя никогда бы в такое не поверили. Она любила свой городок и хотела бы и дальше жить в нем, работать, растить детей. Грантли рос, утверждая себя в этом мире, и ей отчаянно хотелось стать частицей города. Постепенно на месте окружавших город лесов и полей вырастали многоквартирные дома и частные особняки. Старые постройки сносились или перестраивались. В новые районы ехали люди, желавшие жить подальше от Фенчерч-стрит — местности, которая еще сохранила деревенский вид. Ради этого они готовы были платить втридорога за скромное жилье. Каждое утро Мелани шла одной и той же дорогой и удивлялась, как быстро застраивались места вокруг. Видимо, предполагалось, что новые здания долго не простоят. Рабочие свистели ей вслед, но она не обращала на них внимания. В свои семнадцать лет она привыкла думать о рабочих как о стариках в грязных комбинезонах. Она игнорировала их, как игнорировала всех остальных мужчин. Девушка была одета в короткую майку, шорты и кроссовки «Рибок», волосы она зачесывала назад и заплетала в косичку. Она разглядывала старые дома вдоль дороги, которые уже начинали сносить. Бульдозер с ревом направился к крайнему дому. Солнце на секунду скрылось за облаком, и в этот момент Мелани заметила какое-то движение на крыше дома. Солнце снова выглянуло и ослепило ее, глаза заслезились, но она уже не сомневалась, что на крыше кто-то есть. Когда на солнце вновь наползли тучки, Мелани ясно увидела белокурую головку, мелькнувшую над парапетом крыши. Конечно же, это ребенок — взрослый не мог бы скрыться за низеньким парапетом. Сообразив, что бульдозерист вот-вот начнет ломать дом, она сломя голову бросилась к машине, спотыкаясь и падая среди обломков и вывороченной земли и не обращая внимания на насмешки рабочих. Ее полная грудь колыхалась, сердце бешено стучало. Она махала руками бульдозеристу, и наконец он ее заметил и затормозил. Прораб Десмонд Роулингс подбежал к девушке и рявкнул: — Какого черта ты сюда притащилась? Что ты здесь делаешь? Мелани, с трудом переводя дыхание, показала на крышу дома: — Там кто-то есть. Роулингс машинально посмотрел в указанном направлении, но ничего не увидел. — Ты что, шутишь, дорогуша? Мелани покачала головой: — Там определенно кто-то есть. Надо забраться туда и посмотреть. Водитель бульдозера вылез из кабины. — Что случилось, Дес? Десмонд пожал плечами и отер пот со лба. Ему было жарко в джемпере и форменной куртке с надписью «Прораб» на спине. — Черт его знает. Эта птичка говорит, что на крыше кто-то есть. — Я ничего не вижу, — заявил бульдозерист. — Но я видела, — настаивала Мелани. Однако ее голос звучал теперь не так уверенно, потому что над парапетом больше никто не показывался. — Я видела там ребенка. Лучше проверьте на всякий случай. Десмонд тяжело вздохнул. И так полно проблем. От подрядчиков толку мало, он отстает от графика на несколько недель. Ни один из чертежей не подходит, стальные конструкции, как всегда, опаздывают. А теперь еще эта глупая девчонка, которой померещился ребенок. Их окружили рабочие. Десмонд понимал: все они рады небольшой передышке. — Я уверена, что кого-то видела, — повторила Мелани, преодолевая сомнение. Небольшого роста зеленоглазый рабочий с загорелым лицом предложил: — Я пойду и посмотрю, Дес. Успокою молодую леди, идет? Десмонд со вздохом кивнул. Чего бы он сейчас не дал, чтобы оказаться на скачках с полным бумажником в одной руке и бутылкой пива в другой. Зеленоглазый исчез в дверном проеме. Дес оценивающе посмотрел на девичью грудь, но наткнулся на холодный взгляд Мелани. — Нравится, старичок? — поинтересовалась девушка. Рабочие засмеялись и отвели глаза. Мелани нервничала — а вдруг ей померещилось? — но утешала себя тем, что в любом случае проверка необходима, а значит, она поступила правильно. Внезапно разговоры смолкли. Все смотрели на крышу дома. Регина Карлтон с трудом поднялась с постели, оттолкнув при этом мужчину, спавшего рядом с ней. Тот заворчат и повернулся на другой бок, с треском выпустив при этом газы. Регина скривилась и пробормотала: — Где, черт возьми, я его нашла? Она устало оглядела хаос, царивший в комнате. Повсюду была разбросана одежда, немытая посуда распространяла тошнотворный запах. Регина закурила и глубоко затянулась. Никотин ударил ей в голову, и она блаженно вздохнула. Почесывая отвислый живот, она побрела на кухню. Там она поставила чайник на плиту, нашла на подоконнике бутылочку с таблетками и проглотила две, запив их глотком воды. Затем она прикурила новую сигарету от окурка прежней. Чайник закипел, и Регина сделала себе кофе. С подозрением понюхав молоко, она решила пить черный. С чашкой в руке она направилась в детскую спальню. Пятилетняя Микаэла еще спала, ее золотистые волосы разметались по грязной подушке. Десятимесячная Ханна хныкала в своей кроватке. Ее мокрые пеленки наполняли комнату таким густым запахом аммиака, что у матери заслезились глаза. Регина посмотрела на кровать, где должен был лежать двухлетний Джемми, и нахмурилась. Она внимательно осмотрела спальню, затем вернулась на кухню и заглянула под стол. — Я убью этого маленького ублюдка! — прошипела она злобно. Отдернув грязную кисейную занавеску, она окинула взглядом двор. Джемми во дворе не было. Регина допила кофе, вернулась в спальню, натянула джинсы и хлопчатобумажный спортивный свитер, волосы собрала назад в хвостик и оглядела себя в зеркале над туалетным столиком. Глаза глубоко запали, лицо отекло от наркотиков, попоек и бессонных ночей. Фигура стройная, но груди обвисли, а кожа приобрела зеленоватый оттенок. Ей недавно исполнилось двадцать пять. Регина подошла к постели и разбудила мужчину: — Вставай и проваливай, слышишь! Закурив еще одну сигарету, она пошла к девочкам и разбудила Микаэлу, шлепнув ее по заднице через одеяло. — Одень Ханну и приготовь ей поесть, дорогая. Микаэла немедленно села. — Ты видела Джемми? Девочка покачала головой. Регина вышла из квартиры, спустилась по лестнице и вышла во двор. Там ей встретилась старушка с третьего этажа. — Моего Джемми не видели? — спросила Регина. Старушка посмотрела на нее с неприязнью и покачала головой. Регина начала беспокоиться. Ребенок пропал. Только этого ей не хватало! Полиция и так пристально наблюдает за ее безалаберной жизнью. — Чума его забери, негодника. Весь в отца, от него тоже одни неприятности! Она вернулась в квартиру и попыталась сама разобраться в случившемся, но вскоре поняла, что надо звонить в полицию и в службу опеки. Через пятнадцать минут прибыли полицейские, мужчина и женщина. Войдя в квартиру, оба сморщились от запаха мочи, ударившего им в нос. Регина кисло улыбнулась им, готовая к неприятному разговору. Блюстители порядка оглядели ее запущенное жилище и решили, что лучше не садиться. — Привет, милочка. Я констебль Джоанна Харт, а это мой коллега Ричард Блэк. Итак, твой малыш пропал? — начала женщина. — Я же сообщила вам, не так ли? — В голосе Регины звучало презрение, но также и страх: она боялась, что Харт обвинит ее в пропаже ребенка. — Послушай, милочка, мы ведь не враги тебе, правда? Раз твой малыш пропал, то чем скорее мы покончим с формальностями, тем лучше. Регина немного успокоилась: — Он бродяга. Хотя он маленький, но его все время тянет на улицу. Я искала везде, куда он мог пойти, но не нашла. Джоанна почувствовала жалость к этой женщине, которую она уже знала по ее пьяным скандалам. — Может, я не лучшая мать, но они мои дети. Я забочусь о них, — заявила Регина. Полицейский Ричард Блэк фыркнул и печально покачал головой: — Оно и видно. Регина вспыхнула и бросилась к нему, но Джоанна преградила ей путь и распорядилась: — Послушай, Ричард, пойди опроси соседей, а я поговорю с мисс Карлтон. Блэк усмехнулся и вышел из комнаты. — Вонючий гад! Меня судить? Да кто он такой, что он о себе думает? — кипятилась Регина. Джоанна улыбнулась: — Лучше постарайся подружиться с ним. Регина гневно сказала: — Хватит морочить мне голову. Я знаю тебя и таких, как ты. Я знаю, как вы думаете о людях. Так что кончай эту волынку и найди моего мальчика. Чувствовалось, однако, что Регина в ужасе. От необходимости отвечать Джоанну спас громкий голос из прихожей: — Привет, дорогая. Это я, Бобби. Голос был высокий, женственный. В комнату вошел рослый мужчина с длинными темно-русыми волосами. Голубые глаза на его открытом лице светились добродушием. Он широко раскинул руки, Регина бросилась в его объятия и расплакалась. Джоанна некоторое время наблюдала за ними, радуясь, что обстановка разрядилась. — Вы родственник? — спросила она. Регина фыркнула: — Он лучше, чем родственник, дорогая. Он мой социальный работник. Мужчина протянул Харт мягкую руку: — Роберт Бейтман, работник службы опеки для таких звезд. Харт вздохнула с облегчением. Это было то, что нужно. Полицейский Блэк вернулся в квартиру и сообщил: — Маленький мальчик, отозвавшийся на имя Джемми, обнаружен невредимым на строительной площадке на другом конце города. Блондин, голубоглазый крепыш. Регина сказала с облегчением: — Похоже, это мой мальчик. — Как он туда попал? — спросила Джоанна подозрительно. Блэк пожал плечами: — Откуда мне знать? Его отправляют в больницу для осмотра. — Бобби, ты меня туда проводишь, да? — спросила Регина. Опекун широко улыбнулся: — Конечно, дорогая. А как с этими двумя? Микаэла стояла в дверях с выкупанной и переодетой Ханной на руках. — С ними будет все в порядке. Мой парень в спальне, он за ними присмотрит, — ответила Регина. Роберт посмотрел на нее своими выразительными голубыми глазами и спросил: — Они действительно знают его, или он случайный гость? Регина на мгновение замялась: — Ну, они достаточно знают его. Мы можем теперь идти? Пожалуйста. Тон ее голоса не допускал возражений. Через пять минут они ушли. Микаэла кормила с ложечки Ханну, когда гость матери, совершенно голый, вышел из спальни, чтобы помочиться. Он взглянул на ребятишек, сидевших в неприбранной кухне, и кисло спросил: — На что ты пялишься? Микаэла откинула назад густые золотистые волосы и внятно ответила: — Пошел ты. Констебль Блэк явился в городскую больницу Грантли с видом начальника. Он прошел через приемный покой на шестой этаж, в детское отделение. Харт уже сидела рядом с местом дежурной сестры и пила кофе. Она улыбнулась при его появлении: — Что удалось узнать? — Есть два свидетеля, которые видели мисс Регину Карлтон с сыном в шесть тридцать сегодня утром. Одна из них — женщина, уборщица. Другой свидетель — мужчина, который встретил мисс Карлтон по дороге на работу. По-видимому, она просто бросила своего ребенка. Джоанна Харт нахмурилась: — Зачем же ей тогда понадобилось связываться с нами? Блэк пожал плечами: — Может быть, она думала, что он уже погиб к этому времени? Дом, где его нашли, собирались сносить. — О боже! Пожалуй, надо связаться с сыщиками. — Уже вызвал. Они скоро прибудут. Интересно, какое дерьмо они раскопают. Блэк не скрывал злорадства, и это не понравилось Джоанне. Он заметил ее взгляд и смутился. — По-моему, попытка убийства, — сказал он, как бы защищаясь. — Нельзя обвинять, не зная фактов, — возразила Джоанна. Блэк покачал головой. — Ты просто не хочешь их видеть. Она настолько пропитана наркотиками, что ее уже трудно считать человеком. И все-таки ты толкуешь сомнение в ее пользу. Всякий раз, когда мы ее вытаскиваем из очередной драки пьяной в дым или наглотавшейся наркотиков, ты по своей доброте душевной защищаешь ее. — Блэк скептически усмехнулся. — Вспомни: у нее трое детишек, и сегодня один чуть не погиб под развалинами дома. Как ты можешь ее защищать? Ее необходимо изолировать. Если бы это от меня зависело, я посадил бы ее и ключ от камеры забросил бы подальше. — Я в этом не сомневаюсь, старина, — вмешался подошедший Роберт Бейтман. — Она выросла в еще худших условиях, чем ее дети, поверьте мне, но она старается держаться. Несмотря ни на что, Регина по-своему любит своих ребятишек. Блэк снова покачал головой: — Блажен, кто верует. А я считаю, что она дрянь. Ее ребятам было бы лучше без нее. Она наркоманка со стажем, и она подвергает детей опасности. В ее квартире такая вонь… — Но ты не можешь бросать людей в тюрьму только из-за грязи в их квартире. — с раздражением заметила Джоанна. — В ее квартире стоит вонь, дети бегают в лохмотьях. Когда мы приходим, она либо лежит в кровати, либо только что встала. У ее детей кошмарная жизнь, — стоял на своем Блэк. Роберт Бейтман тяжело вздохнул: — Ты сегодня много болтаешь. Не с той ноги встал, что ли? В коридоре раздался стук каблучков, и все повернулись к детективу-инспектору Кейт Берроуз, которая лукаво поинтересовалась: — Итак, какой счет? Она зажмурилась, когда опекун и полицейские заговорили разом. Подняв руки, чтобы успокоить их, она твердо сказала: — Ради бога, по очереди! Они сердито уставились на нее. Кейт вздохнула. Каково утро, таков будет и день, а утро выдалось не из лучших. Книга первая Глава 1 Патрик Келли огляделся и вздохнул, заметив, что посетители бара посматривают на него с интересом — слишком уж отрешенный был у него вид. Пил он при этом только минеральную воду. Выглядел он очень импозантно, хотя сам никогда не думал о собственной внешности. Его темные волосы были хорошо подстрижены и ухожены, легкая седина добавляла внешности благородства, а глубоко посаженные живые глаза, правильные черты лица, рост выше среднего заставляли женщин замирать от волнения. Допив минеральную воду, Келли подозвал официанта и заказал большую порцию шотландского виски, затем достал мобильник и набрал номер. Две женщины, сидевшие рядом, следили за красивым мужчиной и слышали, как он прорычал кому-то в телефон: «Это Патрик Келли. Ты, Микки, все испортил». Официант поставил перед ним виски и ведерко со льдом. — Принеси мне бутерброд с ветчиной и газету, — буркнул Келли. Юноша кивнул и ушел. Одна из женщин, маленькая, рыженькая, с искусственным загаром, поинтересовалась: — Как вам удается получить тут сандвич с ветчиной? Мы не можем. Патрик Келли ответил, даже не взглянув на нее: — Очень просто, дорогая. Этот бар принадлежит мне. Женщина удивленно подняла брови и переглянулась с подругой. Они возобновили разговор, но между тем продолжали наблюдать за Патриком Келли, который тут же забыл об их существовании. Поглощая с волчьим аппетитом сандвич, он пожалел, что с ним нет его Кейт. Она действовала на него успокаивающе. Хотя даже Кейт вряд ли удастся успокоить его после случившегося в это утро. Рыженькая еще раз попыталась привлечь его внимание: — Вы каждый день здесь обедаете? В ее голосе слышалось обещание. Он долго смотрел на нее невидящим взором, а потом внезапно встал и покинул бар. Рыженькая пожала плечами и заметила, видя недоуменное выражение лица подруги: — А все-таки стоило попытаться. Они засмеялись, чтобы скрыть свое замешательство. Регина подняла глаза на Кейт Берроуз и медленно покачала головой: — Я никогда бы этого не сделала. Я признаю, что могу отшлепать их иногда, но я никогда не причиню вреда моим детям, особенно Джемми. — Два человека видели тебя там рано утром. — Они могут говорить, что им вздумается, но я была дома, в постели с моим парнем. Кейт Берроуз пристально посмотрела на девицу. — Это был тот же парень, которого ты встретила два дня назад в местной забегаловке? — Она подняла руку, чтобы ее не прерывали. — Его зовут Мило или что-то в этом роде. Вчера вы вместе приняли дозу наркотика и отключились до утра. Регина кивнула: — Да, его надолго развозит. Кейт взглянула на красивого мужчину рядом с Региной: — А вы и есть социальный работник? Роберт Бейтман чуть улыбнулся: — Да. Я верю ей, мисс Берроуз. — Давайте сделаем перерыв и выпьем по чашечке чаю, хорошо? Кейт вышла из маленькой комнаты для посетителей, Бейтман последовал за ней. До столовой они шли молча. — Я знаю, все это выглядит подозрительно, но она ничего такого не делала со своим ребенком. Она никогда бы не смогла, — сказал Роберт, когда они сели за столик. — Иногда она дает им валиум, чтобы они спали и она могла уйти работать. Меня и вас шокирует пичканье детей снотворными. Но она считает это просто предосторожностью, чтобы дети не проснулись, не стали бродить по дому и не устроили бы пожар. Она по-своему заботится о них, понимаете? Кейт покачала головой: — Нет, не понимаю. «Ко всему прочему она дает детям таблетки» — это вы хотите мне сказать? Роберт кивнул и продолжил: — Вы, мисс Берроуз, смотрите на ее поведение с точки зрения нормального человека, а Регина ненормальная. Она обычная наркоманка. Ее жизнь — это хаос. Сплошной хаос. Она сталкивается то с одной большой бедой, то с другой. Но — и это большое «но» — она любит своих ребят. Ее старшая. Микаэла, уже помогает матери: заботится о младших, ходит за покупками… Дети любят мать, а в данной ситуации мы прежде всего должны подумать о детях. Кейт сухо ответила: — Я только о них и думаю, и чем скорее они начнут жить отдельно от матери, тем лучше. Социальный работник закрыл глаза и тяжело вздохнул: — Хорошо, допустим, они попадут в заботливые руки. Но разделите их, и они станут несчастными. Не судите о других по своей мерке, мисс Берроуз. Из этого ничего хорошего не получается. Он пытливо посмотрел ей в глаза, но она отвернулась. — Я сожалею, мистер Бейтман. Ценю ваши старания помочь клиенту, но, откровенно говоря, думаю, что для этих ребят лучше будет без такой матери. Роберт женственным жестом откинул волосы назад и произнес: — Мать Регины читала лекции по этике в университете. Да-да, не удивляйтесь. Она не любила своих детей, ругала их, унижала и плохо кормила. Когда Регине было девять лет, мать заперла детей одних в доме и отправилась в Финляндию. Ребята голодали, младший братишка умер. В доме кончилась еда, но дети были настолько запуганные, что не сумели обратиться по телефону за помощью. Их нашли совершенно случайно — сосед зашел, чтобы занести садовые каталоги. Регина до сих пор постоянно вспоминает об этом. Я повторяю вам, мисс Берроуз: она никогда намеренно не причинит вреда своим детям. Да, она не справляется со своими повседневными обязанностями — быть нормальным человеком выше ее сил, но я повторяю: она никогда не сделает детям ничего плохого. Поверьте мне, я знаю. Отодвинув стул, он поднялся и вышел из столовой. Кейт смотрела ему вслед. Он сутулился, словно сгибаясь под тяжестью забот. Озабоченность читалась в его глазах, проявлялась в походке и во всем поведении. Неожиданно Кейт почувствовала, что ей нравится опекун Регины Карлтон. Патрик Келли сидел на заднем сиденье «роллс-ройса» и слушал излияния Вилли Гэбни, своего шофера и наперсника, о том, как хорошо иметь постоянную подругу. Вилли встречался с женщиной вот уже несколько недель и чувствовал себя на седьмом небе от счастья. Он даже выглядел импозантно, что казалось чудом для такого некрасивого мужчины, как Вилли. Патрик дал ему волю болтать — так, по крайней мере, не надо было отвечать на вопросы. Он со вздохом откинулся на кожаную обивку сиденья. Ему хотелось скорее попасть домой, скорее увидеть Кейт. В этот момент зазвонил мобильник. Келли слушал несколько секунд, затем выключил телефон и приказал Вилли поворачивать назад и ехать в Вест-Энд. Его лицо стало мрачнее тучи. — Все в порядке, Пэт? — спросил шофер. Келли покачал головой: — Нет, Вилли, не все в порядке. Эстелла Петерсон в свои сорок с лишним выглядела моложаво. Такому впечатлению способствовали хорошо прокрашенные и уложенные черные волосы. Правда, ее моложавости другие женщины не завидовали, поскольку нос у Эстеллы был великоват, рот, наоборот, слишком мал, а глаза косили. Она была к тому же очень близорука и имела привычку пристально вглядываться в собеседника. Тот, кто плохо ее знал, мог подумать, будто она интересуется тем, что ей говорят, хотя на самом деле ее интересовали только сводники или клиенты. Сегодня, однако, Эстелла выглядела скверно. Она сидела в пустом клубе, время от времени трясущимися руками поднося ко рту большую рюмку с бренди. Краска на ее лице потекла, и Эстелла стала похожа на клоуна. Томми Броутон смотрел на нее так, словно никогда раньше не видел. Эстелла пробормотала: — Я хочу уйти, Томми. Я не хочу иметь дело с полицией. Он кивнул: — Келли скоро будет здесь. Мы у него спросим, что делать. Томми старался говорить спокойно, но было ясно, что он тоже испуган. — Не мог бы ты хоть прикрыть его? Томми вздохнул: — Лучше ничего не трогать, пока Келли не придет. Эстелла снова начала плакать, а Томми поднялся со словами: — Пойду позвоню ему. Посмотрим, как скоро он доберется. Эстелла кивнула в знак согласия и уставилась на рюмку в руке. Регина выглядела ужасно, и Кейт догадалась, что она страдает без обычной дозы. — Регина, ты состоишь на учете как наркоманка? Если да, то я пришлю врача. Регина некоторое время смотрела на нее пустым взглядом, а затем произнесла: — Послушай меня, Берроуз. У того дома утром меня не было. — Тогда как твой сын выбрался из квартиры и попал на другой конец города? Как он сумел забраться в полуразвалившееся здание, в котором уже не было настоящей лестницы? Его должны были переносить с этажа на этаж. Поэтому если не ты его переносила, Регина, тогда, кто? Теперь ты говоришь, что его постоянно тянуло на улицу… Регина в отчаянии начала рвать на себе волосы: — Я не знаю. Кто-то, должно быть, его забрал… Хрен его знает, кто! Она заревела жалобно, как раненое животное, повторяя снова и снова: — Я не знаю! Не знаю! Неожиданно в сердце Кейт проснулась жалость. — Вчера вечером ты приняла больше, чем обычно. Могла ли ты это сделать случайно, не отдавая себе в том отчета? Был ли у тебя кто-нибудь еще кроме парня, которого ты подобрала в пивной? Имел ли кто-нибудь еще ключ от твоей квартиры? Короче, придумай хоть какое-нибудь объяснение тому, что случилось! Кейт посмотрела на испуганное лицо Регины. В глазах у той была мольба, все ее существо взывало к доверию. Ее руки с обкусанными ногтями тряслись, когда она пыталась закурить сигарету. На какое-то мгновение Кейт поверила Регине, но только на мгновение. Инспектору часто приходилось иметь дело с непревзойденными лжецами, а то, что она слышала сейчас, даже и не походило на правду. Кейт не могла понять, почему Регина не пытается изменить свои показания, сделать их правдоподобнее. Большинство допрашиваемых меняли показания по нескольку раз. Некоторые приходили с тщательно подготовленными историями и отступались от них только в том случае, если во время допроса выявлялся прокол. Но Регина продолжала повторять одно и то же: вечером ее ребята уснули в своих кроватках, и она понятия не имеет, как ее сыну удалось добраться до строительной площадки. Она находилась в отключке и не могла пройти через весь город, не говоря уже о том, чтобы нести на руках двухлетнего сына. Кейт раздумывала, сумеет ли она допросить приятеля Регины. Скоро и самой Кейт понадобятся кофеин и никотин. Голова разламывалась, глаза болели, ей хотелось поскорее закончить допросы и добраться до дома. Однако Регина явно не желала понимать, насколько малоубедительны ее показания, а значит, отдохнуть удастся еще не скоро. Патрик Келли с мрачным видом вошел в клуб. Часы на стене показывали всего час пополудни. Управляющий Томми Броутон сидел у стойки со стаканом бренди. В этот час все заведение имело жалкий вид. Да и ни один ночной клуб не работал при суровом свете дня. Томми кивнул Патрику. На сером от бессонницы лице Броутона выделялись красные веки. Патрик прошел ко второй стойке в глубине зала и недоверчиво уставился на труп старого Микки Даггона. Микки перед смертью жестоко избили. Такое изуродованное тело никого не удивило бы на месте крушения поезда, но здесь оно выглядело странно. Шея у мертвеца была свернута — очевидно, убийца обладал огромной физической силой. Но почему? Даггон ценил шутку, любил посмеяться. Твердый при необходимости, но в целом хороший человек. Его основным недостатком являлся природный талант все усложнять. Кроме того, выпив лишнего, он становился бестактным и задиристым. — Черт побери, Пэт, он выглядит ужасно! — Голос Вилли Гэбни сорвался. — Как ты думаешь, он мертв? Патрик вздохнул и процедил сквозь зубы: — По-твоему, человек, которого так отделали, может встать и пойти? Ошибаешься. Он мертв, Вилли. Шофер принял обиженный вид: — Я только спросил, Пэт. Патрик снова вздохнул. Вилли был чрезвычайно ему предан, но глуповат, и порой это раздражало. — Как по-твоему, его убили? Патрик даже не потрудился ответить — только ругнулся шепотом и вернулся к Броутону и Эстелле. Приятеля Регины, рослого неопрятного парня, звали Мило Бангор. Когда Кейт увидела его, то удивилась, насколько порой люди соответствуют своему имени[1 - Banger — громила, драчун, скандалист (англ.).]. Он был явно напуган, даже в ужасе — руки у него тряслись, а голос дрожал. Наблюдая за ним, Кейт решила, что он уже побывал в тюрьме и сейчас боится снова загреметь за решетку. — Итак, Мило, надеюсь, ты догадываешься, о чем я хочу тебя спросить? Он впервые взглянул ей в глаза и нервно улыбнулся, показав редкие желтые зубы. — Мне нужен адвокат. Она усмехнулась: — Рассказывай, Мило. Похоже, ты человек бывалый. Бангор сидел несколько минут молча — видимо, думал. На Кейт это произвело приятное впечатление, так как сначала ей показалось, что думать он не умеет. — Я никогда не трогал дрянного мальчишку, — сказал он наконец. — И если эта стерва хочет все свалить на меня, то передайте ей, что я сломаю ее поганую шею. Кейт подняла брови: — Передать слово в слово или немного смягчить? Бангор запальчиво произнес: — Она обращается с ними как с рабами. Таким, как она, нельзя разрешать даже собаку заводить, не то что детей. — Ты говоришь как специалист по уходу за детьми. А теперь, пожалуйста, расскажи мне, что ты делал вчера после обеда. Мило презрительно рассмеялся: — Я даже не могу вспомнить, вставал ли я. Ее покоробила нахальная нотка в его голосе. — Лучше постарайся все вспомнить, парень. Тебе следует крепко подумать, пока я ищу тебе адвоката. Бангор сразу опомнился, и это порадовало Кейт. — Я никогда не трогал этого дрянного мальчишку. Поверьте мне. Она улыбнулась: — Тебе придется постараться убедить меня в этом. Как-никак, ты находился в квартире, значит, ты первый подозреваемый. Кто-то сделал такую пакость с ребенком, и я намерена узнать, кто, черт возьми, это был. Понял? Мило покорно кивнул и вдруг показался ей таким молодым, таким уязвимым… Кейт почувствовала совершенно неуместную жалость к нему, к Регине, ко всем людям с искалеченными судьбами, которых она ежедневно встречала. Она выключила магнитофон и вышла из комнаты. Патрик Келли потягивал бренди, пытаясь преодолеть страх. Его старый приятель и компаньон лежал мертвым в клубе, которым они вместе владели. Патрик чувствовал, что в клубе без его ведома творились какие-то темные делишки. Иначе зачем понадобилось убивать Микки? Келли уставился на Броутона: — Ну ладно, говори, что за дела здесь творились? Томми пожал плечами: — Я не знаю. Клянусь, не знаю. Патрик залпом допил бренди и рявкнул: — Не води меня за нос! Сегодня у меня плохое настроение. Броутон промолвил: — Ты же знаешь, Пэт, какой он был. В последнее время он устраивал здесь скандалы каждый день. Господи, ведь у него и кличка такая — Драчун. Разве этого не достаточно? Патрик не мог ничего возразить. Микки и впрямь вечно со всеми скандалил — с матерью, братьями, женой, подругами, даже с партнершами в танцах… При этом из бесчисленных свар он почти всегда выходил победителем. Да, выдержки и такта Микки недоставало. Но все знали, как он относился к слабым. Он любил задирать окружающих, но если кому-то приходилось туго, то Микки первый бросался на выручку. Он мог горы сдвинуть ради товарища. Даже ради того, которого недавно побил. Патрик ничего не мог понять. — Как насчет танцовщиков? — спросил он. — Не появлялись ли здесь какие-нибудь ревнивые мужики? Броутон покачал головой: — Не думаю. Танцовщики, конечно, очень разные, Пэт, ты сам знаешь. Некоторые — хорошие парни, а некоторые — дрянь. Как обычно. Ничего такого, из-за чего можно свернуть шею. Конечно, стычки с танцовщиками бывали, но этого следовало ожидать. Микки их ненавидел. Я думаю, что он немного ревновал. Некоторые из них — настоящие красавчики. Мы и сейчас приглашаем их. — Может, появлялись какие-нибудь странные типы, на которых ты обратил внимание? Броутон задумался на несколько секунд. — Только Джемми О’Луглин. Но они с Микки вроде бы дружили. Джемми был здесь вчера. Заплатил за девицу и трахнул ее в офисе. Обычное дело. Патрик вытаращил глаза: — Трахнул в офисе? В моем офисе? Броутон смутился: — Ну, Пэт, будь справедливым. Я не мог спорить с Микки, ведь правда же? — Какая наглость! Хорошо, что Микки помер, а то я сам сделал бы из него котлету! Стараясь перевести разговор на другое, Броутон сказал: — Подожди-ка, Пэт. Я скажу тебе, кто еще был здесь на прошлой неделе. Лерой Холдингс. Ты знаешь, высокий такой, торговец наркотиками… Они с Микки крепко повздорили. Патрик издал тяжелый вздох: — Я понял, кого ты имеешь в виду. Из-за чего они сцепились? Броутон снова поднял руки с мольбой: — Не знаю, Пэт. Не могу тебе сказать. Патрик медленно покачал головой: — Ты, конечно, парень себе на уме, но ты прилично имеешь от меня. Ты должен быть моими глазами и ушами в этом клубе. Так что лучше выкладывай все, что знаешь. Таким образом мы сможем сильно сократить наш разговор, а Микки вынести еще до того, как остынет его тело. Броутон обиделся. Его лысая голова заблестела от пота, а мощное тело напряглось от подавляемого гнева. — Не надо со мной так, Пэт, я сделал все, что мог. Микки был далеко не простым партнером. Патрик немного смягчился и ворчливо объяснил: — Я знаю, но ситуация очень непростая. Мой приятель и партнер по бизнесу отдал концы, а у меня сегодня вечером обед с полицейским. Помнишь Кейт, мою старушку, любовь всей моей проклятой жизни? Такая новость ее взбодрит, конечно. Ведь считается, что я покончил со всеми малопочтенными делами. Хорошо, что мы еще не женаты, а то мне пришлось бы уже через неделю оказаться в суде по делу о разводе. Эстелла слушала их вполуха. Патрик вдруг вспомнил про нее и обернулся. Она сидела за стойкой с бутылкой бренди и пачкой «Мальборо». — Хорошо устроилась, да? Может, тебе еще бутерброд дать? Вилли почувствовал, что Пэт сейчас взорвется, и поспешил вмешаться: — Надо бы поскорее сообщить в полицию. Чем дольше мы будем тянуть с этим, тем больше придется объяснять. Сообщи и отправляйся домой. Они могут с тобой потом связаться, и ты изобразишь удивление. Таким образом ты останешься в стороне. Патрик согласился. — Я не собирался сам влезать в это, Вилли. — Он достал из кармана бумажник и протянул несколько купюр Эстелле: — Возьми и не болтай. Сводня с готовностью кивнула и слезла со стула. Когда она уже подходила к двери, Пэт произнес ей вслед: — Если я узнаю, что ты сказала хоть слово, я лично отрежу тебе язык, слышишь? Эстелла снова кивнула и вышла из здания. — Где жил Микки? Броутон расслабился, почувствовав, что гнев Пэта прошел. — Честно говоря, не знаю. Где-то неподалеку. Я думаю, он еще жил с Марианной. — Все ясно. Марианна сразу же потребует компенсации. Болтливая кобыла. Итак, мы не можем отвезти его домой и свалить это грязное дело на других. Броутон покачал головой: — Ты, Пэт, уходи. Я сам всем этим займусь. — Черт возьми, ты молодец, мистер Броутон. А меня что, в отставку? Вилли нежно взял его за руку: — Выбрось из головы такие мысли, Пэт. Он старается, чтобы было как лучше. — Ты прав, Вилли, ты меня подбодрил. После смерти своей дочери Мэнди Патрик изменился. Со стороны казалось, что он стал тверже, но на самом деле было вовсе не так, а в том мире, в котором жил Патрик, утрата твердости означала неминуемый конец — возможно, и не физический, но конец бизнеса уж наверняка. «Келли? Конченый человек!» Так говорили отнюдь не только враги. Патрик пришел домой опустошенный. Микки действительно доставлял много хлопот, почти каждый день наживая врагов. Кто-то однажды сказал, что Микки мог бы устроить драку и в пустой забегаловке. Однако он составлял неотъемлемую часть самого Патрика. Убийцы либо прятались в клубе, либо Микки сам впустил их в клуб. Может, даже договорился встретиться там с ними. Зачем его убили, да еще так жестоко? Броутон оставил Микки в тот вечер одного. Эстелла сказала, что она зашла на минутку уже утром и нашла труп Микки. Заведение оставалось открытым всю ночь. Патрик удивлялся, что клуб не обчистили. Любой мог войти. Даже сигнализация была отключена. Выходит, поганец Микки продолжал свои темные делишки. А ведь предполагалось, что с этим покончено. Как можно придать клубу респектабельный имидж, если один из партнеров снабжает травкой проституток? Микки никогда не выпячивал свою роль в деле, это импонировало Патрику. Он мог быть чертовски обаятельным, когда хотел. Теперь же он мертв, начнется расследование, и Кейт узнает, что Патрик все еще держит бразды правления в Сохо. А он-то внушал ей, будто отошел от полукриминального бизнеса! Патрик настолько разозлился, что, кажется, мог бы сам задушить Микки Даггона. Зазвонил телефон, но Патрик проигнорировал звонок. Он знал, что ему скажут, но не смог бы сейчас изобразить удивление. Ему следовало решить, что говорить Кейт: узнав о случившемся, она вполне могла послать его к черту. Вилли вошел в комнату с кофейником, смущенно улыбаясь. — Звонила Кейт, — сказал он. — Я ей ответил, что ты разговариваешь по другому телефону. Она отменила обед на сегодня, так как вечером должна работать. Какой-то ужасный случай, Пэт, издевательство над ребенком. Вот ублюдки! Патрик кивнул, почувствовав облегчение. Неизбежное объяснение откладывалось. Его заботило, что о нем подумает Кейт, он по-настоящему дорожил ее мнением. Для него невыносимо будет увидеть презрение на ее лице, когда Кейт поймет: все последние годы они жили во лжи. Почему его угораздило попасть в ловушку именно сейчас, когда дела шли так хорошо и они поговаривали о свадьбе? Это несправедливо. Он налил себе кофе и оглядел красивую гостиную. Портрет Кейт стоял рядом с портретом его покойной жены Рене на старинном камине времен Людовика XV. Присутствие Кейт чувствовалось в доме повсюду. В ванной пахло ее духами, ее платья висели рядом с его костюмами в шкафу. Ему было приятно видеть ее помаду и кремы на туалетном столике. Патрик до боли любил Кейт. Потеряв Мэнди и Рене, двух самых близких ему людей, с Кейт он вновь обрел любовь и старался оберегать их взаимное чувство. Слишком много людей так никогда и не узнают настоящей любви. А он поставил ее на карту ради нескольких грязных ночных заведений. Денег у него хватало, но он не мог удержаться от соблазна заработать еще. Такова уж была его натура. Он попивал кофе и думал о том, что отказ от сегодняшнего ужина означал лишь отсрочку взрыва, который произойдет в ближайшие двадцать четыре часа. Кейт собиралась обратиться в суд за разрешением на продление срока содержания под стражей Регины и Мило. Сердце у нее щемило — ордер на взятие детей Регины Карлтон под опеку был подписан, и их уже на эту ночь отправят в приемную семью. Как и предсказывал Роберт Бейтман, дети чувствовали себя несчастными без матери и обвиняли в своей беде Кейт. Кейт постаралась не думать об этом. Следовало поскорее узнать, что же произошло в действительности с ребенком Регины. Глава 2 Патрик открыл глаза и уставился в потолок. Мрачное предчувствие охватило его. Он повернулся и обнял спящую Кейт. Она уютно устроилась в его объятиях, а он смотрел в ее лицо. Кейт значила для него все. Он обожал ее. Один вид Кейт, лежащей рядом, наполнял его чувством безграничного умиротворения. Она обвила его своей тонкой рукой и прижалась к нему, а он инстинктивно обнял ее еще крепче. Патрик посмотрел на часы. Было почти полседьмого утра. Через несколько минут Кейт начнет ворочаться и проснется. Это тоже нравилось ему. Большинство женщин, которых он знал до Кейт, даже и не думали вставать раньше десяти. Они не имели цели в жизни и полностью находились на содержании у мужчин. Эти женщины использовали свои тела, а не мозги, чтобы достичь желаемого. Он безгранично уважал Кейт и так же безгранично дорожил ее уважением. Но сможет ли она уважать его, когда узнает правду о его делах? Холодок снова пробежал у него по спине. Кейт считала, что все должны быть такими, как она. Внешний вид должен точно соответствовать внутреннему миру. Открытая, прямая, честная. Такой была Кейт. Прозвенел будильник, нарушив тишину в спальне. Кейт открыла глаза и улыбнулась Патрику, затем потянулась спросонья. Патрик с наслаждением наблюдал за тем, как она просыпается. Через десять минут Вилли принесет поднос с кофе. К этому времени Кейт уже примет душ. Его удивляло то, насколько они подходили друг другу. Оба привыкли рано вставать и оба радовались, что могут вместе проводить раннее утро, вместе просматривать газеты и обсуждать заголовки. Патрик даже выписал газету «Мейл», чтобы Кейт могла изучать страницы для женщин, комментируя вслух статьи о пластических операциях, о всевозможных лекарствах и диетах и о прочих подобных вещах, в которых он ничего не смыслил. Каждая житейская мелочь в ее обществе доставляла ему удовольствие. Зазвонил телефон с ее стороны кровати. Это была рабочая линия Кейт, специально проведенная после того, как она переселилась к нему три года назад. Впервые он обрадовался раннему звонку. Кейт ответила, подавив зевоту: — Берроуз слушает. Он наблюдал, как менялось выражение ее лица, видел, как широко раскрылись ее глаза, когда она услышала явно плохую новость. Она положила трубку и вскочила с кровати. — Что случилось, Кейт? — Одна из подозреваемых попыталась покончить с собой этим утром. Она прокусила себе вену на запястье. Я не знаю, что сделаю за это с Дэйвом Голдингом. Я ему велела следить за ней. Мне срочно надо в больницу, ее, наверное, можно спасти. — С этими словами Кейт исчезла в душе. Патрику пришла мысль прыгнуть за ней в душ, так как он ощущал привычное утреннее возбуждение. К счастью, он вовремя понял, что сейчас подобные шалости неуместны. Когда Вилли постучал в дверь и внес кофе и газеты, Кейт уже одевалась. Она поцеловала Патрика и пошла к двери. У порога она обернулась: — У тебя все в порядке, Пэт? Он кивнул: — Конечно. А у тебя? Она усмехнулась: — Как никогда. Поговорим позже. Она ушла, и ему стало грустно. Он так сильно ее любил, но понимал, что живет в долг. Ему еще предстояло заслужить ее любовь. Регине наложили шесть швов на запястье. Кейт глядела на нее и удивлялась тому, как неудачно складывалась жизнь этой женщины. Когда Регина была спокойна, то становилась почти красивой: правильные черты, густые рыжие волосы, которым не хватало только хорошего ухода. Разглаживались морщины, из глаз исчезала настороженность, открытый взгляд вызывал симпатию. Кейт взяла руку Регины в свою, ласково пожала и почувствовала робкое ответное пожатие. Кейт вспомнила о своей дочери Лиззи. Некоторое время та тоже принимала наркотики, но рядом с Лиззи постоянно находились ее мать и бабушка. Регине же, как выяснилось, не на кого было опереться, не с кем поделиться своими бедами. Все ее достояние — трое детей, муниципальная квартира и наркотики. Смертельная комбинация. Одиночество — худший тип несчастья, это Кейт хорошо знала. Она увидела, что Регина открыла глаза. — Тебе лучше, — сказала Кейт тихо. — Постарайся уснуть. Регина еще находилась под действием таблеток. Она кивнула и хрипло произнесла: — Я никогда не причиняла вреда своему малышу… Никогда. Единственный человек, которому я вредила, это я сама. Кейт не нашлась, что ответить. Выйдя из больницы, Кейт закурила и присела на скамейку, чтобы собраться с мыслями. Она вспомнила, как приходила в эту больницу к Мэнди, дочке Патрика. Перед глазами Кейт стоял образ Мэнди, лежащей на больничной койке после операции. Череп ее хирурги вскрыли, чтобы снять давление на опухший мозг. Мэнди Келли зверски избили. В ту ночь Кейт не сомкнула глаз — она дежурила в больнице, а отец Мэнди — этот сильный мужчина, к тому же крупный местный бизнесмен — завоевал не только ее уважение, но и любовь. То, как переживал Патрик несчастье с дочерью, затронуло чувствительные струны в ее душе. К тому времени Кейт уже десять лет работала в сыскном отделе полиции и узнала о жизни достаточно, чтобы понять человеческую суть Патрика Келли. Она знала: по меркам порядочных граждан он был плохим человеком. Но он жил по другим жизненным правилам, и приходилось признать, что эти правила работали на него. Вдобавок ее собственный начальник Ретчет состоял в сговоре с Келли. И все-таки какая-то сила влекла Кейт к Патрику Келли. Она многое ему простила и предпочла поверить в него и в то, что он изменится ради нее. Патрик бросил криминальные дела, стал законопослушным гражданином. Такого доказательства любви Кейт вполне хватило. Она решила связать с Патриком свою жизнь и больше не противиться зародившейся любви. Для такого человека, как Патрик Келли, повернуться спиной к собственному прошлому означало проявить огромное мужество. Такого человека можно любить и уважать. И она действительно любила его всем сердцем. Патрик сидел в оранжерее и с удивлением слушал Вилли. — Кажется, Микки был связан с Джоуи Партриджем и Джеки Ганнером, — сообщил Вилли. — Кто тебе это сказал? Вилли пожал плечами: — Я многое слышу на улице, Пэт. Я же еще живой, черт возьми! — Н-да, похоже на то. Но что за дела у него были с ними? Вилли усмехнулся: — Старая профессия. Скажи по правде, Пэт, Микки всегда занимался птичками, то есть шлюхами? Патрик почувствовал, как его охватывает злоба против покойника. Даггон, проклятый сутенер! — Не европейские ли птички? — спросил Патрик. Вилли кивнул. — Откуда у тебя такие сведения? — Птичка на хвосте принесла, — скаламбурил Вилли. Патрик усмехнулся, видя самодовольное выражение лица своего помощника, и спросил: — Думаешь, именно они разделались с ним? Вилли развел руками: — Ну кто-то же сделал это, Пэт. Микки мог иногда действовать как последний сутенер. Даже мне иногда хотелось разбить ему башку. — Да, многие наверняка хотели разделаться с Микки. Итак, откуда они привозили птичек? — Из Паддингтона, как обычно. У них там было несколько квартир. Завлекали нескольких девчонок, накачивали их наркотиками, затем Микки предлагал им спасение. Они готовы были на все, только бы выбраться из страны. Он все устраивал, затем отбирал у них паспорта и прочие документы и говорил, что они должны отработать потраченные на них деньги. Конечно, он врал — ведь он, наоборот, зарабатывал на девчонках большие деньги. Если же они начинали огрызаться, он отсылал их в такое место, где вправляют мозги. Я всегда говорил, что Микки мерзавец. Патрик вздохнул: — Ну, теперь он вышел из игры. Кто будет искать ему замену? — Его партнеры. Я думаю, они захотят с тобой встретиться. — Если я сам не захочу первым их увидеть, — сказал задумчиво Патрик. — Приготовь машину пораньше, Вилли. Мы с тобой поедем, так сказать, на охоту за паразитами. Вилли вышел, а Патрик почувствовал, как сжалось его сердце. Если бы Кейт узнала о том, что он задумал, она бы вырвала у него яйца и повесила их в столовой. Он знал: все думали, будто он отрекся от прошлой жизни ради Кейт, хотя она и не смогла поймать убийцу его дочери. Дочь он боготворил, обожал, она составляла для него смысл жизни. Потеряв ее, он, по мнению многих, размяк, утратил твердость. Ну и ладно, пусть думают что хотят. За последние несколько лет Кейт и Патрик убедились, что прекрасно подходят друг другу. Пугало теперь лишь неведение Кейт. Она считала, что он теперь на правильном пути и сомнительные дела, которыми он занимался раньше, от массажных заведений до рэкета, остались в прошлом. Он в отчаянии закрыл глаза. Стоит ей узнать о последних событиях, и она взорвется. Кто посмеет осудить ее? Келли понимал: он — последний лживый гад. В тот день, когда Кейт переехала к нему, он обещал ей стать праведнее католической монахини, но не сдержат слова. Собственно, он и не собирался выполнять свои обещания. Подобно подсудимому, плачущему в суде, он сожалел не о содеянном, а лишь о том, что его поймали и изобличили. Или вот-вот изобличат. Гарри Дженкинс был человеком небольшого роста, с крупными зубами и толстыми губами. Его работа считалась вредной, но ему нравилась. Он всю жизнь выгружал мусор из баков. По отбросам Гарри мог очень многое рассказать о жильцах того или иного дома. Наметанным глазом он выделял из массы мусора то, что имело ценность, что можно продать. Гарри был ходячей барахолкой. Он твердо верил: одна и та же вещь для одного человека — мусор, для другого — богатство. Он разбирал кучу старья, оставленную рядом с баками пенсионерами из многоквартирного дома. Они иногда выбрасывали стоящие вещи. Роясь в картонных коробках, он радостно улыбался. Пусть его товарищи подождут. Тут можно найти фарфоровые вещички, которые потянут на несколько фунтов. Тем временем Дэнни Гарднер и Джон Пайлс сидели в мусороуборочной машине и разговаривали. Они привыкли к тому, что Гарри занимается кладоискательством, и даже приветствовали его занятие, поскольку оно давало им небольшую передышку. — Дэнни, что нужно сделать, чтобы зажечь огонек в глазах девицы? Посветить фонариком ей в ухо! Оба рассмеялись. Дэнни продолжал свертывать папиросу. Он добавлял туда что-то неприятно пахнущее, и Джон машинально открыл окно. — Если ты закуришь эту папиросу, то окажешься вон там, на грязной улице! Дэнни ухмыльнулся: — Кому какое дело? Что у нас за работа? В пивной меня за нее прозвали чемпионом по вывозу дерьма. — Но это работа, сынок, помни. Дэнни не ответил. В боковое окно он наблюдал, как женщина и маленький ребенок торопливо идут по улице. Затем он закурил, затянулся и произнес: — У меня чертовски скучная работа и скучная жизнь. Джон ответил: — Не жалуйся на скуку, парень. Солнце светит, и жизнь довольно приятна, если подумать хорошенько. Джейсон Гарнер сидел в своем новом «БМВ» и глядел в окошко. Он профукал уже две встречи за час. Он понимал: надо лучше планировать свое время, но это было выше его сил. Солнце светило в окно и слепило глаза, поэтому он надел темные очки. Мусороуборочная машина загораживала ему дорогу вот уже пять минут. Он видел, как женщина с маленьким ребенком перешла дорогу. В этом не было ничего необычного, и он провожал их безразличным взглядом. Женщина — высокая блондинка с очень простым, незапоминающимся лицом. И только когда блондинка остановилась и стала озираться, Джейсон посмотрел на нее повнимательнее. Затем, не веря своим глазам, он увидел, как она подняла ребенка и посадила в дробилку для мусора. Несколько секунд Джейсон думал, уж не сошел ли он с ума. Убедившись, что женщина уходит одна, он пулей выскочил из машины. Гарри услышал крик как раз тогда, когда разглядывал фарфоровую вазу для фруктов. Ваза была целая, он мог в этом поклясться. Гарри вздрогнул и чуть не уронил вазу. Двое его приятелей растерянно топтались у машины, а мужчина в костюме пытался взобраться на ковш. — Черт возьми, куда вы лезете?! — хором завопили Дэнни и Джон. Гарри подумал, что все они рехнулись, аккуратно поставил вазу на газон и побежал к машине. — Что случилось, Дэн? — Гарри, сделай одолжение, пойди в дом, вызови полицию и «скорую помощь». У нас где-то там ребенок. — Что?! Но тихий плач, донесшийся из недр машины, заставил его действовать. Он побежал к дому и впопыхах сшиб ногой вазу. Звон разбитого фарфора заставил его побежать еще быстрее. Астрологический прогноз в газете «Сан» гласил: «Сегодня вас ждет неожиданность». Прогноз сбылся! Джейсон был в шоке. Кейт взяла его за локоть и усадила на бордюр тротуара. Мужчина обхватил голову руками. — Я не могу в это поверить, — пробормотал он. — Как женщина могла такое сделать с ребенком? А если бы меня там не было? Они бы раздавили бедного малыша. Парень заплакал. Кейт обняла его, утешая. Он почувствовал запах ее духов и сигарет, и это подействовало на него успокаивающе. — Но вы были тут и спасли ему жизнь, — сказала Кейт ласково. — Без вас ребенок погиб бы. Вам есть чем гордиться. Джейсон поспешно вытер слезы, внезапно осознав, что вокруг люди и они смотрят на него. Кто-то уже позвонил в местную газету, и Джейсон заметил неряшливо одетого молодого человека с бородкой, который его фотографировал. — Вы герой, — сказала Кейт. — А теперь давайте пройдем в машину «скорой помощи», чтобы они могли осмотреть вас, ладно? Мне кажется, вы в шоке, дружище. Кейт улыбкой встретила испуганный взгляд его темно-карих глаз. Джейсон хотел улыбнуться в ответ, но не смог. Она помогла ему встать и довела до фургона с крестом, затем повернулась к полицейскому Блэку и вздохнула: — Все это очень странно. Два похожих случая за три дня — что такое происходит на земле? — Не могу понять, — произнес констебль в недоумении. — Чертовски странно! Если бы Джейсон не оказался случайно возле мусороуборочной машины, им пришлось бы разбирать дело об убийстве, думала Кейт. Она надеялась, что они скоро выяснят, чей это ребенок. Слава богу, мальчик хорошо одет и упитан. Блондинка, по словам Гарнера, довольно высокая, но, возможно, оттого, что на каблуках. Никто из мужчин не разглядел ее хорошенько. Следовательно, она ничем не выделялась, разве что заметно спешила, но это и понятно. Кейт посмотрела на машину Джейсона. Лучи солнца отражались от лобового стекла, женщина не заметила человека в машине и думала, что ее не видят. Кем бы она ни была, ясно одно: она собиралась убить своего малыша. Этот вывод привел Кейт в уныние. Каролина Андерсон нетвердым шагом вошла в свой дом. Она еще не совсем протрезвела после вчерашней попойки. Поспешно пройдя в туалет, она с большим облегчением помочилась, затем пустила воду в ванну, вылила туда же полбутылки пены и, предвкушая удовольствие, стала смотреть, как разбегаются по воде мыльные пузыри. Сейчас она хорошенько вымоется и потом выпустит ребят. Раздевшись, она залезла в горячую ванну, легла на спину и взглянула на часы. Сегодня она встала намного позже обычного. У нее были ночные посетители, платные посетители. Трое парней. У нее все болело. Она закрыла глаза — пусть горячая вода сделает свое дело. Кейт наблюдала, как маленький мальчик уплетает хот-дог. Очевидно, он проголодался — прилично одетый, умненький и живой ребенок с очаровательной улыбкой; золотистый цвет кожи выдавал мулата. Кажется, ему нравилось находиться в столовой, в центре внимания окружающих — его большие карие глаза светились весельем. Он был крепкого телосложения, хорошо одет и вообще ухожен. Но как же его зовут? Доктор сказал, что малышу полтора года и у него отличное здоровье, которое отнюдь не ухудшилось после тяжелого испытания. Ребенок спокойный, но он или не может, или не хочет отвечать на вопросы. Кейт обнаружила, что она снова улыбается мальчику. Тот широко улыбнулся ей в ответ, засовывая в рот очередной кусок хот-дога. — Спокойный, правда? — заметил Блэк. Кейт кивнула и сказала: — Кто-то все-таки должен знать, чей он. Приехали из агентства социальных услуг? — Нет, пока. А красивый мальчишка, однако. — Возможно, еще одна бедняжка, никудышная мать поневоле, — тихо сказала Кейт. — Я не понимаю, почему женщины готовы переносить все тяготы беременности, а потом не хотят заботиться о своих детях? Малыш потягивал апельсиновый сок, а Кейт чувствовала, как слезы наворачиваются на глаза. Мальчик выглядел таким беспомощным, таким уязвимым. Она постаралась подавить в себе гнев и жалость. Ничего другого пока она не могла сделать. Каролина хотела спать: горячая ванна и ночные излишества утомили ее. Она кое-как выбралась из ванны, закуталась в большое полотенце и направилась в холл. Там она зажгла лампу, открыла сумочку и вытащила триста фунтов двадцатками и еще полтораста десятками. Это были деньги на кофейный столик, о котором она мечтала, и на новые кроссовки для Кристиана. Каролина чувствовала удовлетворение. В конце концов, минувшая ночь стоила небольшого недомогания. А теперь можно все выкинуть из головы, как и другие ночные приключения, которые она так легко забывала. Позевывая, она прошла в детскую, открыла засов и распахнула дверь, заранее улыбаясь. Но в комнате никого не было. В оформленной когда-то декоратором маленькой комнате никого не было! Сердце остановилось у Каролины в груди. Она ворвалась в комнату, откинула одеяла, заглянула под кровати. Дети исчезли. Тарелка с бутербродами, которые она оставляла им, стояла на ночном столике. Там же стояла и бутылка с апельсиновым соком. Это значило, что они и не завтракали. Она обыскала весь дом сверху донизу, но безуспешно. Испуг все больше овладевал ею. Наконец она рухнула на диван, схватила мобильный телефон, набрала номер и стала ждать ответа. Как только ей ответили, она закричала: — Как ты смеешь забирать моих детей, ты, гнилой ублюдок? Ее лицо мертвенно побледнело, когда Джигси Гастон объяснил, что он сейчас в Ливерпуле с сестрой и даже рядом с ребятами не был. В его голосе прозвучала тревога. Сообразив, что все намного серьезнее, чем она думала, Каролина позвонила в полицию. Сердце ее так сильно билось, что удары отдавались в ушах. Куда девались ее мальчики? Где сейчас Кристиан и Айвор? Патрик зашел в маленький бар на таможне. Там почти не было посетителей, за исключением двух пожилых мужчин. За стойкой работала молодая женщина по имени Лесли Партридж. Она приветливо улыбнулась: — Привет, Пэт. Давно тебя не видели. Он усмехнулся: — Ты хорошо выглядишь, Лес. Где старик? Она покачала головой: — Отец снова пропал. Я не видела его уже три дня. Ты сам знаешь, какой он. — Джо — парень что надо. Налей мне, милочка. Она открыла бутылку пива и поставила ее на стойку вместе со стаканом. — Меня тошнит от отца, Пэт. В его возрасте он все еще бегает за бабами. Надеюсь, он скоро кого-нибудь подцепит и затем объявится, как всегда. В комнату вошел Вилли и, кивнув двум пожилым клиентам, направился к стойке. Лесли машинально тоже налила ему стакан: — Привет, Вилли. Моя мать на днях спрашивала про тебя. Как дела? Он пожал плечами: — О’кей, дорогая. Барахтаюсь, как сейчас говорят. Она засмеялась: — Пойду попробую отыскать отца по мобильнику. Патрик кивнул, она вышла из-за стойки и пошла через зал, плавно покачивая бедрами. — Он где-то скрывается, Вилли. — Да, Пэт. Ему хочется, чтобы его некоторое время никто не видел. Я не удивлюсь, если он отправился за границу, куда-нибудь на Канарские острова. Они мирно пили некоторое время, пока девушка не вернулась к стойке. — Не смогла с ним связаться. Не отвечает. Патрик допил остатки пива. — Когда он объявится, скажи ему, что мне надо с ним поговорить, ладно? Она кивнула. Когда Патрик и Вилли проходили мимо двоих мужчин, один из них остановил их: — Послушай, Пэт, я не знаю, в чем суть дела, но пару дней назад несколько иностранцев разыскивали Джо. Похоже, это были те еще парни. Ни пожалуйста, ни спасибо. Один из них, Фрэнк Оберзак, опасный тип. — Ты думаешь, его могли похитить? — спросил Патрик. Мужчина пожал плечами: — Кто знает? Неделю назад он подрался в клубе «Эшганг Кантри». По правде говоря, он словно в детство впал. Связался с Дикки Далтоном-младшим, потом избил его. От Джо даже завсегдатаи постарались откреститься. Патрик посмотрел на него с удивлением. Неужели Джо в свои годы связался с таким никчемным типом, как Далтон? Что он, из ума выжил, что ли? Мужчина вздохнул: — Он изрядный прохвост, а сейчас, похоже, впадает в маразм. Связывается с кем попало. Партридж — это бестолковый сутенер. — Ладно, спасибо за сообщение. Мужчина пожал им руки и вышел к своему «мерседесу». Патрик и Вилли смотрели, как он отъехал. — Очень трогательно, Пэт. Обычно старина Том Эллис держит язык за зубами. Должно быть, он очень сердит на Партриджа, раз столько наговорил, — заметил Вилли. — Он мой должник. Его сын отбывает пожизненное заключение за убийство. Я добился ему некоторых послаблений в тюрьме. Вилли кивнул: — Да, такой срок сидеть непросто. Куда теперь? — Честно говоря, Вилли, не имею понятия, — вздохнул Патрик. Кристиан бросился на руки матери, и Кейт порадовала их искренняя привязанность друг к другу. Но Кейт боялась следующего вопроса женщины. — А где Айвор? Красивое лицо Каролины выражало нетерпение. Кейт сначала усадила ее и лишь потом рассказала, как они нашли Кристиана. — Вы хотите сказать, что моего сына кто-то бросил в мусороуборочную машину, а другой мой сын до сих пор не найден? — В голосе женщины зазвучали истерические нотки. — Где, черт побери, тогда Айвор? Кто его забрал? Кейт печально покачала головой: — Мы не знаем. Пока вы нам не сообщили, откуда нам было знать, что дети пропали? Кроме того, трое свидетелей дали описание женщины-похитительницы, под которое подходите и вы. Поэтому у нас есть к вам вопросы. Каролина открыла рот, словно ей нанесли удар в солнечное сплетение. — Почему вы почти до второго завтрака не заметили отсутствия детей? Большинство детей встают около восьми утра. И почему у вас нет никаких мыслей относительно того, кто мог забрать их у вас из-под носа? Короче, если вы не будете с нами откровенны, мы ничем не сможем вам помочь. Трехлетний ребенок бродит где-то по улицам, и необходимо найти его прежде, чем с ним что-нибудь случится. Итак, Каролина, давайте начнем с самого начала. Женщина затравленно посмотрела на Кейт. — Вы думаете, его утащил какой-то псих? — Я надеялась, что вы поможете найти ответ на этот вопрос, — сказала Кейт. — Послушайте, Каролина, около мусороуборочной машины видели женщину, очень похожую на вас. Мы собираемся сегодня провести опознание. Я предлагаю вам вызвать адвоката и посоветоваться с ним. В глазах Каролины был ужас: — Неужели вы думаете, что я могу иметь к этому какое-нибудь отношение? Кейт пожала плечами: — Очная ставка снимет с вас подозрение, понимаете? А так как имеются три свидетеля, которые дали описание женщины, удивительно похожей на вас, мы не можем исключить вас из круга подозреваемых. К тому же в деле много неясных моментов, и только вы можете дать необходимые разъяснения. — Дети — это моя жизнь, что бы там ни говорили, — запальчиво сказала Каролина. — Я признаю, что многое делала неправильно, но я люблю своих мальчиков и многое делаю ради них. Вы должны мне верить. — Меня интересуют только факты — ясные и простые факты, — со вздохом сказала Кейт. — Сейчас мы располагаем лишь следующими фактами: ваших сыновей забрали из дома, одного бросили в мусорную машину, а другой все еще не найден. Нам необходимо срочно найти его. Внезапно Каролина вскочила и заорала: — Где мой малыш? Вы — полиция, ступайте и найдите его! Кейт схватила в охапку малыша, который, казалось, окаменел от вопля матери, и выпроводила его из комнаты. Затем Кейт вызвала врача и, когда Каролина успокоилась, начала допрашивать ее как положено. Следовало торопиться: может быть, трехлетний ребенок уже умер, либо умирает, либо его удерживают как пленника. Время для Айвора Андерсона истекало. Если уже не истекло. Патрик изумленно оглядел свой офис. Все разгромлено, бумаги разбросаны по полу, бухгалтерские книги разорваны. Погромщики растоптали даже фотографии его покойных жены и дочери. Это огорчило Патрика больше всего. Вилли уставился с разинутым ртом на картину погрома: — Будь я проклят, Пэт, тут кто-то что-то искал! — Знаешь что, Вилли? Ты всегда говоришь очевидные вещи. Иногда ты действуешь мне на нервы. — Я только хотел… — Больше не надо. Я тебе вот что скажу: тот, кто это сделал, жаждет смерти. Я найду виновников и убью их. — Могли такое сделать хулиганы? Ну, уличные бандиты? Патрик отрицательно покачал головой: — Нет, сделано слишком профессионально для уличных банд. Я думаю, что искали документы на право владения, так как даже полы вскрыты. К счастью, я держу их в особом месте. Нам надо узнать, зачем они кому-то понадобились. Я законный владелец, непонятно, на кой черт другим людям мои бумаги? — Ну, наверное, они хотели сами получить кусок пирога. — Значит, теперь надо угадать, чья это работа, и вселить в засранцев страх божий. Вилли вытер пот со лба. — Я думаю, что это Партридж или Ганнер. Патрик саркастически прорычал в ответ: — Черт возьми, Вилли, невпопад, как всегда. Вилли явно обиделся. — Не надо наезжать на меня, Пэт. Я же на твоей стороне. С этими словами он поднял с пола фотографию Рене и попытался ее разгладить своими большими неловкими руками. — Тот, кто сделал это, получит от меня хорошую затрещину, — проворчал он. — Дело принимает слишком личный оборот. Патрик обнял Вилли за плечи. — Извини, старина, я погорячился. Все это слишком раздражает меня. Я не понимаю, кто и по какой причине меня преследует. Я могу бороться, могу нанести удар, но сначала надо точно выяснить, с кем я имею дело и, что еще важнее, почему. — Я грешу на Ганнера, Пэт. Он мне никогда не нравился, сутенер несчастный. — Кто бы это ни был, пусть обзаведется артиллерией, она ему понадобится. Мне сейчас уже не до шуток. В голосе Патрика слышался гнев. Вдруг зазвонил телефон, и оба поняли, что телефон — единственная вещь в комнате, которая осталась в целости. Патрик поднял трубку. — Мистер Келли? — тихо спросил женский голос. — Да. — У вас две минуты, чтобы освободить здание. Оно сейчас взорвется. Несколько секунд Патрик недоверчиво смотрел на трубку, а затем сказал Вилли: — Кто-то мне сейчас сообщил, что офис через две минуты взорвется! Можешь поверить?.. Вилли схватил его за руку: — В таком случае, Пэт, пошли отсюда. Когда они вышли, Патрик посмотрел на офис и склад, принадлежавшие ему больше тридцати лет. — Это, наверное, конец, — пробормотал он. Вилли втолкнул его в машину и выехал на дорогу. Припарковавшись подальше от здания, они решили посмотреть, что будет. Прогремел взрыв. В ушах Патрика еще звучали его раскаты, когда им с Вилли, отъехавшим уже довольно далеко, встретился кортеж пожарных и полицейских машин. Патрик бормотал: — Невероятно, просто невероятно. Вилли хранил молчание. Глава 3 Лерой Холдингс очень устал. Ему пришлось два дня без отдыха носиться по делам, и он понимал, что надо бы лечь поспать, но предстоял разговор с еще одним дилером о расширении сферы их деятельности вокруг столицы. Наркоторговля и проституция приносили огромные доходы. Женщины и наркотики стали для Лероя настоящей золотой жилой. Он с удовлетворением оглядел свою со вкусом отделанную кухню. Приехал он сюда издалека, из Манчестера. Ему нравилось жить недалеко от доков, в так называемом Докленде. Местечко было глухое, безопасное, и это нравилось Лерою. Вот только его подружка Летиция совершенно не умела поддерживать порядок в доме, и груды немытой посуды и грязного белья действовали Холдингсу на нервы. Последнее время Летиция на все махнула рукой. Беременность вконец ее испортила. Как только она узнала, что у нее будет ребенок, она вообще перестала что-либо делать по дому. Услышав щелканье замка, он закричал: — Эй, Летиция, я здесь! Его голос прозвучал громко и агрессивно. Он собирался отругать ее. Пусть его не было дома некоторое время, но, черт возьми, ее дело следить за порядком даже в его отсутствие. Он посмотрел в окно на Темзу и снова порадовался тому, что поселился в таком замечательном районе. Пожив в многоквартирном муниципальном доме в Манчестере, он ценил этот поворот в своей судьбе. Жить, как в клетке, в квартире дома, принадлежащего местным властям, где каждый жилец приходит в любое время дня и ночи, — нет, такое не для него. Теперь Лерой мог позволить себе любое жилье, но он не транжирил доходы от бизнеса. Он вложил деньги в недвижимость и машины. Машины были его первой любовью. Когда он навещал друзей у них дома и видел решетки на окнах и дверях, ему казалось, что он задыхается. Вид прутьев давил на него. Ему нравилась его вольготная новая жизнь, она ему очень подходила. Он перешел из кухни в большую гостиную и только тут увидел двух мужчин с ружьями, стоявших на безукоризненно белом пушистом ковре. — Привет, сынок. Голос прозвучал дружелюбно, и Лерой подумал, что это просто своего рода предупреждение. Выстрел и удар в грудь так удивили его, что, когда через двадцать пять минут Летиция обнаружила тело, на лице Лероя все еще сохранялось недоуменное выражение. Стинго Плесси был стариком — намного старше других мужчин, живших, как и он, на свалке. Насвистывая, Сгинго осторожно шел по мусорным залежам. Запах не беспокоил его — к запаху привыкаешь. Он искал среди отбросов такие вещички, которые можно отмыть и продать. При виде совершенно новой детской кроссовки он ухмыльнулся, обнажив серые искусственные зубы. Подняв ее, он увидел, что это «Найк». Если ему удастся найти другую кроссовку, у него будет комплект. После хорошей чистки он сможет получить за них по меньшей мере пятерку и купить бутылку хереса или красного портвейна. Предвкушая удачу, он потер руки. Толстой деревянной палкой он раскидал мусор и обнаружил вторую кроссовку, но она оказалась запачкана кровью. Стинго в ужасе выругался, разглядев в кроссовке отрубленную детскую ступню. Оглядевшись, Стинго увидел других барахольщиков, рывшихся в мусоре вместе с чайками. Он хотел закричать, но не смог — у него перехватило горло от страха и отвращения. Когда появилась полиция в трех микроавтобусах, Стинго понял: фараоны ищут то, что он нашел. Он воткнул палку в мусорную кучу, пометив место находки, и начал махать руками, подзывая приехавших. Но никто не обращал на него внимания. Ветер разносил обрывки газет и грязные подгузники. Казалось, запах гниения становился все гуще. Из глаз у Стинго потекли слезы, и он начал кричать изо всех сил. Кончить жизнь на свалке вдруг показалось Стинго жуткой долей. Раньше ему никогда не приходило в голову, что его ожидает именно такая участь. — О боже! А голову его они нашли? — мрачно спросил детектив Голдинг. Он слушал еще несколько секунд, прежде чем повесить трубку, затем с тяжелым сердцем направился в комнату для допросов. Эта новость всех приведет в уныние. Смерть ребенка для полицейского — самый страшный кошмар. Он тихо вошел в комнату и стал слушать, как Кейт допрашивает Каролину, стараясь не перебивать ее. С Каролиной была женщина, ее адвокат, по имени Анжела Путгейн. Она имела богатый опыт участия в допросах. Голдинг порадовался: будет кому оказать поддержку Каролине, когда та узнает страшную новость. Он жалел Каролину, хотя все еще подозревал ее. Каролина говорила, глотая слезы: — Я знаю, что поступала плохо, мисс Берроуз, но я дошла до предела. Их отец разъезжает туда-сюда и дает деньги только от случая к случаю. В прошлом году я однажды вышла на улицу, чтобы заработать, но очень скоро это перешло в проституцию. Я никогда не собиралась вести такую жизнь, но так получилось. Я не нанимала няню для присмотра за детьми, потому что не хотела, чтобы люди знали, чем я занимаюсь. Там, где я живу, люди очень любопытны, и если бы они узнали, пошли бы разговоры… Поэтому я запирала ребят в их комнате, оставляла им еду и питье. Они были в безопасности. Я запирала также и дверь в дом. Когда я уходила, мальчики всегда уже спали. Они даже не догадывались, что я ночью уходила из дома. — Каролина говорила тихо, с усилием — чувствовалось, как ей стыдно. — Вы давали им когда-нибудь валиум, чтобы они заснули? — спросила Кейт. Каролина пришла в ужас: — Никогда! Почему вы спрашиваете об этом? Кейт покачала головой. Она хотела узнать, не стало ли это новым приемом у некоторых молодых мамаш: дать детям снотворное и таким образом не иметь с ними никаких забот. Что бы ни творилось в доме, дети будут мирно спать. Голдинг воспользовался моментом, дотронулся до плеча Кейт и спросил, может ли она выйти на пару слов. Кейт понуро проследовала за ним в свой кабинет. Она не понимала, о чем думают женщины, подобные Каролине Андерсон. Если Каролина хорошо зарабатывала — а Кейт в этом не сомневалась, — она свободно могла платить няне. — Ну что у вас еще? — устало спросила она сыщика. Голдинг посмотрел ей в глаза: — У нас тут пара кроссовок с мусорной свалки. В одной из них — детская стопа. Кейт в отчаянии закусила губу. — Значит, убийство? А я-то думала, что мы зря тратим время, копаясь на свалках. — У меня было предчувствие, что поискать стоит, — сказал Голдинг. — Думаю, это ее работа. Думаю, и она, и Регина — преступные суки. — На вашем месте я бы держала при себе этот перл премудрости, — сухо сказала Кейт. — В нашем полицейском участке, коллега, человек считается невиновным, пока не доказана его вина. Что-нибудь еще? — Только одно: кроссовка — фирмы «Найк». Я буду держать вас в курсе всех новостей. Сделать вам кофе? Она кивнула и спросила: — Кто-нибудь мне звонил? Он отрицательно покачал головой и вышел из офиса. Дэйва Голдинга Кейт считала странным человеком. Хороший полицейский, он исправно нес службу, но не сближался с коллегами. Кейт не могла вспомнить случая, чтобы он заговорил о чем-то личном. Симпатичный, очень моложавый мужчина с интеллигентным лицом. Большие голубые глаза, светлые волосы и брови придавали Голдингу наивный и безобидный вид. Однако на самом деле характер у Голдинга был жесткий, а взгляды весьма твердые — это выяснялось даже после краткой беседы. Голдинг презирал мелких воришек, ненавидел сексуальных преступников, но питал слабость к тем, кого считал элитой криминального мира, — к грабителям банков и прочим матерым бандитам. Он являлся первым кандидатом в спецотряд по раскрытию серьезных преступлений. Люди из отряда славились своей способностью симпатизировать тем, кого должны были ловить. Кейт перестала думать о Голдинге. Обычно к этому времени она получала весточку от Пэта. У него явно не все ладилось в последние дни, но она не могла сейчас думать о его делах. У нее и так слишком много хлопот. Опять убийство… Накопившиеся загадки не давали ей покоя. Для начала: почему две женщины вдруг одновременно решили убить своих детей, да еще таким странным образом? Порой люди, выведенные детьми из терпения, избивали их и даже доходили до членовредительства. Но никто еще не пытался посадить живых детей на крышу разрушаемого дома или в дробилку для мусора. События последних дней приводили Кейт в ужас. Она думала, что никакое преступление уже не может ее шокировать, но, как выяснилось, напрасно. Она вспомнила улыбающегося Кристиана. Неужели его брата тоже бросили в мусорку? Был ли он тогда еще жив? Если да, то маленький Айвор, наверное, испытал дикий ужас. Кейт бросило в жар при одной мысли об этом. Что чувствовал несчастный ребенок перед смертью? Выпроводив Голдинга из комнаты, Кейт осталась одна и закурила. Ей следовало побыстрее прийти в себя — предстояла серьезная работа. Она выходила из офиса, когда зазвонил ее телефон, но она проигнорировала звонок. Наверное, это главный инспектор Ретчет за последними новостями, но она собиралась отчитываться не раньше, чем разберется со своими мыслями. Неожиданно перед ее глазами встала дочь, Лиззи, — почему-то в трехлетнем возрасте, в белом платьице. Кейт постаралась прогнать эту картину из головы. Она могла настроить ее против подозреваемых, а те и так уже были достаточно несчастны. Как она уже сказала Голдингу: невиновен, пока не доказана вина. Патрик услышал, как хлопнула дверь, и облегченно вздохнул. Кейт ворвалась в комнату словно ветер и крепко поцеловала его в губы. — Мне очень тебя не хватало, — растроганно сказал Патрик. — Какой-то жуткий день. Кейт выглядела уставшей. Когда она села на диван, он подошел к ней, разул ее и растер ей ноги так, что она застонала от удовольствия. — Как хорошо. У меня в распоряжении всего два часа, чтобы принять душ, переодеться и снова бежать назад. На свалке нашли труп маленького мальчика — ты, наверное, слышал по радио? Патрик печально кивнул и спросил: — Выяснили уже, кто это сделал? — Нет, хотя есть подозрения, что к гибели мальчика причастна мать. Она утверждает, что оставила ребят одних в запертой комнате, а сама ночью на улице занималась проституцией. Но тот, на кого она работает, должен быть довольно жутким типом, потому что она боится сказать, как выходит на контакт с ним. Когда она вернулась домой к полудню, дети уже исчезли. Один ребенок сейчас у нас. Его бросила в мусороуборочную машину женщина, по описанию похожая на его мать. Похоже, с погибшим ребенком поступили так же. Пока мы нашли только его ноги и туловище. Патрик посмотрел в ее карие глаза. — Пойдем в постель, — сказал он нежно. Кейт потянулась на диване и ответила ему призывным взглядом. Через десять минут они оказались в душе, и ее ноги обвились вокруг его талии. В этот момент Кейт была на верху блаженства. Когда он вошел в нее, она стала царапать его спину, зная, что это сводит его с ума. Когда же он сел на край ванны, она засмеялась, и он рассмеялся тоже. — Опусти меня, пока не уронил. Он посмотрел ей в лицо и прошептал: — Я люблю тебя, Кейт. Помни это, что бы ни случилось. — Я тоже тебя люблю, Пэт. С тобой все в порядке? Он осторожно поставил ее на ноги. Ее вопрос и внимательный взгляд напомнили ему ту ночь, когда они впервые встретились. Ночь, когда его дочь изнасиловал и задушил Джордж Маркхэм, убийца, на счету которого было много жертв. Кейт любила Патрика, но ей не нравился его образ жизни. Патрик не сомневался: если она узнает о его делах больше, то отвернется от него. Он панически этого боялся. Ему самому следовало рассказать ей все, но он не мог. Он боялся увидеть разочарование на ее лице. Лейла Кэдмен была очень хорошенькой и всегда нравилась Кейт за добрый нрав. С тех пор как она приехала в Грантли в качестве нового судебного патологоанатома, обе женщины стали близкими друзьями. Придя к Лейле за информацией, Кейт заметила признаки усталости на ее лице. Лейла записывала свои наблюдения. — Это мальчик, лет двух. Возможно, пролежал на свалке около недели. Более точно смогу сказать после нескольких тестов. Он белый, хорошо упитан… — Постой, постой. Ты говоришь, он белый? Лейла кивнула. — Не смешанной расы? — Никоим образом. — И ты думаешь, что тело пролежало там около недели? — спросила Кейт в замешательстве. — Я не могу сказать точно, сколько времени части тела пролежали на свалке, но обнаруженные повреждения конечностей, по-моему, нанесены по меньшей мере неделю назад. Как я уже сказала, более точно я буду знать после нескольких тестов. — Боже мой, мы ищем мальчика смешанной расы. А этот ребенок — белый. Тогда, кто же он и почему никто не сообщил, что он пропал? Лейла пожала плечами: — Знак времени. Кейт огорченно кивнула: — Да, похоже на то. Главный инспектор Ретчет весь кипел от гнева. Он окинул взглядом офис, стараясь заметить все атрибуты своих прежних успехов. Хватит ли их, чтобы вытащить его из ямы, в которую он, похоже, сам себя столкнул? Слабая надежда. Даже висевшая на стене медаль за храбрость, казалось, насмехалась над ним. Ретчет вздохнул, потягивая кофе. Кофе успел остыть, уже и пенка образовалась на поверхности. Пенка приставала к губам, что было довольно противно, и он состроил гримасу. Кейт вошла, когда он вытирал лицо. Она улыбнулась ему, и Ретчет пригласил ее садиться. Он решил, что она интересная женщина. Выглядела она прекрасно: густые волосы блестят, глаза ясные, сияющие, хотя в них видна озабоченность. Темно-красная помада на ее губах смотрится очень сексуально. В целом Кейт представляла собой прекрасную рекламу гармоничной сексуальной жизни. Ретчет не сомневался в том, что именно сексуальная гармония придает такую грациозность походке Кейт. Ретчет хорошо знал Патрика Келли и очень удивился, когда тот почти перестал ходить по девкам после начала связи с Кейт. Патрик был известным ходоком, славился своим умением соблазнять и удерживать женщин. Но, сблизившись с Кейт, он, похоже, перевернул новую страницу в книге своей жизни. Было очевидно, что эта женщина произвела на Патрика глубокое впечатление. Она держала Келли в руках, и довольно крепко, во всяком случае в сексуальном отношении. Она взяла его в руки и в деловом плане, указывая, каким бизнесом можно заниматься, а каким нет. А случайные связи — ерунда, со всеми бывает. — Как идут дела, Кейт? — Откровенно говоря, сэр, все очень запутано. Найден мертвый ребенок, но он не опознан. Одна наша бригада связывается с другими полицейскими участками, чтобы выяснить, не привезли ли это тело сюда на свалку из другой части страны. Еще один мальчик числится пропавшим, хотя его брата нашли. Есть подозреваемые — обе мамаши, их обеих видели на месте преступления, но они отрицают свою вину. Одна из них даже пыталась покончить с собой. Словом, мы так же далеки от разгадки, как и в начале расследования. Психологи стараются разговорить детей, но в основном это пустая трата времени. Ребята слишком малы, и любой адвокат скажет, что все их показания продиктованы нами. Ретчет утвердительно кивнул, но Кейт вдруг с удивлением заметила, что он не слушает ее. — Вот что… Мне надо с вами поговорить по личному вопросу, — неловко объявил он. Она подняла брови: — То есть? Ретчет покатал по столу карандаши, а затем осторожно продолжил: — Можно я принесу вам кофе, дорогая? Патрик подошел к секс-шопу на улице Оулд-Комптон. Он проскользнул через зал и вошел в офис. На его лице ясно читалось отвращение. Миловидная женщина лет шестидесяти сидела за широким красного дерева столом. Она усмехнулась, видя его замешательство. Женщину звали Майя, она нравилась Патрику, несмотря на мужественный тембр ее голоса. Майя была жулик что надо: за какую бы работу ни бралась — всегда добивалась, чтобы дело приносило доход ей и ее партнерам. Майя заметила, что Келли в плохом настроении. — Садитесь, — сказала она. — Расслабьтесь и давайте поговорим. Патрик сел напротив, и она поежилась под его стальным взглядом. Майя Бейкер прошла суровую школу жизни. На закате бурной молодости она создала сеть борделей и клубов для джентльменов. Эти элитные заведения обслуживали главным образом богатых пожилых мужчин. Майя сколотила немалый капитал, придерживалась строгих правил в бизнесе, и ее боялись не только собственные работники, но и партнеры. Ахиллесовой пятой Майи являлась ее страсть к деньгам. Поэтому Патрик Келли и пришел к ней. — Ты слышал про Лероя, надеюсь? — начала она. Патрик утвердительно кивнул. — Этот грех на мне, — призналась Майя. — Мне надо было устранить его, он стал для меня головной болью. Я не знала, что ты хотел поговорить с ним, а то я отложила бы расчет с ним на несколько дней. Могу ли я теперь чем-нибудь помочь тебе? Поведение Майи произвело на Патрика впечатление. Она призналась в убийстве, извинилась, предложила помощь, и все в нескольких словах. Большинство его знакомых мужчин потратили бы массу времени, ходя вокруг да около, прежде чем дошли бы до сути. Ему также понравилось то, что она извинилась не за устранение Лероя Холдингса, а только за поспешность, с которой оно было проведено. Однако, раз уж это случилось, теперь им предстояло разбираться в ситуации без Лероя. — Ты что-нибудь знаешь про Даггона? — Достаточно. Женщины, главным образом из Восточной Европы, плюс несколько местных бесстыдниц, — ухмыльнулась она. — Он был третьесортным сутенером, Патрик, сам знаешь. — Как думаешь, почему его убили? Не поладил с Лероем? Она сцепила унизанные драгоценностями пальцы: — Ну, кое-что об этом деле я знаю. Собственно, я знаю все, что происходит в Сохо. Лерой собирался расширяться. Подбирал новых девок здесь и там, не обычных, а скорее гастролерш. Ты понимаешь, что я имею в виду: приезжают из пригорода на вечер, немного покрутятся и снова домой. Никто из них не хотел заполнить этим всю свою жизнь. Болтали, что Лерой успешно этим занимался, но он кому-то наступил на мозоль — похоже, тебе и Даггону для начала. Несколько танцовщиц работали на Лероя. Даггона это разозлило, и они поссорились. Такова суть дела. Но у этого маленького говнюка кишка была тонка, чтобы убить Даггона. — Так что же тогда заставило тебя убрать Лероя? Майя пожала плечами и закурила папиросу. — Это мое личное дело, но тебе я скажу. Он снабжал наркотой некоторых моих девиц. Я не раз просила его прекратить это. Тогда он подкупил кое-кого из моих людей. Мне сообщили. Он подвел меня, и я пустила его в расход. Чистая экономика, Пэт, ничего личного. Келли улыбнулся и сделал вид, что вытирает пот со лба: — Ура! Тогда все в порядке. Она усмехнулась: — Он был дерьмом на наших ботинках. Мы покончили с ним прежде, чем он стал слишком богатым и защищенным. Патрик кивнул в знак согласия и спросил: — И все же как ты думаешь, кто мог отправить в расход Микки? — Не знаю даже, с чего начать. У него хватало врагов и помимо меня. Он искал неприятностей. С ним такое запросто могло случиться. Кроме того, он любил выпить, а в делах это частенько приводит к беде. При его темпераменте выпивка — последнее дело. — Ты что-нибудь слышала? — Только предположения. Если услышу что-нибудь конкретное, сразу тебе сообщу. Патрик потер глаза. — Я думаю, пока этого достаточно, — сказал он устало. Майя наклонилась над столом и пожала ему руку. — С Микки должно было случиться несчастье. Помни: какой бы навар ни сулило дело, сначала приглядись к партнерам и реши, хочешь ли ты вести бизнес с этими людьми. Я всегда так поступаю, и мне это помогает. Кроме того, присмотрись получше к своим постоянным работникам и определи, на тебя они работают или против. Майя нравилась Келли, но ее постоянные наставления раздражали его. — Добрый совет. — Он принужденно улыбнулся. Она тоже улыбнулась: — Ты знаешь, в этом есть смысл. Каролина находилась в камере предварительного заключения. Косметика с ее лица сошла, на коже выступили пятна, а сердце билось неровно, заставляя опасаться инфаркта. Она думала об Айворе, стараясь убедить себя в том, что все еще может кончиться благополучно, но все равно видела его мертвым, изуродованным. В изнеможении она закрыла глаза. Дверь камеры распахнулась, ей дали кружку крепкого чая и бутерброд, который она с жадностью проглотила. Она поморщилась, почувствовав вкус дешевого маргарина. Пришлось глотнуть обжигающего чая, чтобы прогнать неприятный привкус. Сержант наблюдал за ней в глазок. Неужели это именно та мамаша? Он удивлялся, куда же идет мир. Когда его младшая дочь стала хандрить, он так беспокоился, что не мог спать целую неделю. А эта женщина куда-то девала ребенка, может даже убила его, и остается спокойной, словно ездила с сыном на пикник. Однако именно с такими и приходилось иметь дело в последние дни. Мерзавки. Никто из них не замужем. Ни у кого нет постоянного мужчины. Он видел немало таких и раньше, теперь же их число угрожающе росло. Общество разваливалось, но никто и не думал бить тревогу. Сержант вошел в камеру и забрал пустую кружку, после чего с грохотом захлопнул дверь и с лязгом запер, напомнив тем самым Каролине, где именно она находится и в каком дерьме оказалась. От этого сержант почувствовал облегчение. Патрик вошел в свой дом и потребовал у экономки кофе, газеты и бутерброд. Он расположился в оранжерее, в кожаном кресле-качалке, и в ожидании нетерпеливо посматривал на безукоризненно подстриженные лужайки. Этот дом иногда действовал ему на нервы: в нем было слишком тихо, как в библиотеке. Он взял почту и просмотрел ее. Ничего срочного. Сначала поесть, а потом уж подумать. Вскоре ему придется начать погоню за правдой и получить ответы на все вопросы. Он открыл на мобильном телефоне записную книжку и стал составлять список людей, с которыми ему следовало встретиться. Кто-то обманывал его, но он не мог догадаться кто. Он думал о Кейт. Она, конечно, взорвется как бомба, но Патрик полагал, что в конце концов сможет успокоить ее. Он надеялся набраться духу и объяснить ей все еще до того, как кто-нибудь другой откроет ей глаза на его жизнь. Кейт была настолько порядочная, настолько честная, что иногда это огорчало его. В прошлом он всегда считал подобных ей людей дураками, которых можно использовать. Теперь, однако, он любил Кейт именно за ее порядочность. Кейт никогда не отвернется от друга, он был в этом уверен. Она знала, что Патрик пытался устроить убийство Джорджа Маркхэма, но простила его, сумев понять гнев и стыд отца, который не смог защитить своего единственного ребенка. Кейт видела, как смерть любимой дочери повлияла на Патрика. Ему требовалось освободиться от чувства ущербности, и он сделал это единственным способом, который знал. Он устроил так, чтобы Джордж Маркхэм поплатился жизнью за смерть Мэнди. Но судьба распорядилась так, что Маркхэм умер в пьяной драке от руки проститутки. Подходящий для него конец. Патрик хотел сам его убить, тогда бы он лучше спал по ночам. Он заплатил значительную сумму, чтобы увидеть этого человека мертвым, и никогда не жалел о потраченных деньгах. Хотя Маркхэм умер ужасной, мучительной смертью, Патрик чувствовал в душе, что проиграл. Если бы Маркхэм ожил, Патрик вновь попытался бы уничтожить его. Патрик не сомневался, что Кейт поддержала бы его. Это было еще одно качество, за которое он ее любил: она умела видеть обе стороны медали и, в отличие от большинства людей, могла признаться, что не права. Если бы он обладал таким свойством, его жизнь в последние годы сложилась бы намного легче. Он несколько раз глубоко вздохнул и попытался сосредоточить внимание на списке, который становился все длиннее, но особых надежд не внушал. Похоже, он хватается за соломинку. Ему требуется хорошая встряска, и он вот-вот ее получит. Если он расскажет Кейт обо всем до того, как она услышит официальную версию, вопрос будет наполовину решен. Но один только факт, что он владел танцклубом, который одновременно являлся и борделем, сильно усложнял положение. Патрик жалел, что не открылся ей раньше. Теперь же все выглядело так, словно он хотел провести ее. Вот что будет основной загвоздкой. От кофе у него заболел желудок. Ему только этого не хватало. Посмотрев на часы, Патрик забеспокоился: обычно к этому времени Кейт уже звонила ему. Он испугался за нее, но подавил страх, вспомнив, что она расследует трудный случай, поэтому он не может ожидать обычной болтовни трижды в день. Однако беспокойство за Кейт все же осталось. Надеясь, что новости позволят ему отвлечься, он развернул газету. В ней оказалась статья об Интернете, которая вернула его мысли к бизнесу. Патрику уже поступили предложения от шести различных порносайтов. Но он подумал о Кейт и вздохнул. Если бы он принял предложение, то сколотил бы целое состояние с помощью Интернета. Однако он не мог этого сделать из-за Кейт. Патрик улыбнулся. Кейт — хорошая подруга, лучше не найдешь. У него не возникало ни малейшего желания загулять от нее, хотя он мог в любой момент получить женщину на любой вкус. Женщины, с которыми он обычно имел дело, доставались тому, кто больше платил. В этом и состояла суть проблемы: он не хотел покупать любовь ни за подарки, ни за путешествия, ни тем более за наличные деньги. Он хотел иметь секс с той, которую любил, о которой заботился. Большинство его знакомых мужчин подняли бы его на смех, если бы он им об этом сказал. Он очень скучал по Кейт, когда ее не было с ним. Он мог говорить с ней обо всем. Внутренний голос, однако, напоминал ему: да, за исключением твоего танцклуба и других делишек, о которых она ничего не знает. Он заставил этот голос замолчать и сосредоточился на газетной статье. Телефон зазвонил, но это снова была не Кейт. Патрик еще больше забеспокоился. Мрачно выслушав сообщение о том, что четыре официантки не вышли на работу, а остальные подали заявления об уходе, он молча повесил трубку. У него появилось желание выбросить телефон через стеклянное окно оранжереи в бассейн. С трудом сдержавшись, он пошел в ванную и принял душ. До него дошло, что он ждет чего-то. Это чувство угнетало его. Когда он вышел из душа, то снова почувствовал боль в желудке. Точнее — какое-то жжение. Чтобы заглушить боль, он принял несколько таблеток ремагеля, тщательно разжевав их. Затем он набрал номер Кейт, но услышал только автоответчик и положил трубку. Он набрал номер ее мобильного телефона, но снова его приветствовал автоответчик. Теперь неизвестность уже раздражала его и внушала страх. Кейт избегает его? Патрик знал, что это глупые мысли, но думать трезво уже не мог. Он открыл платяной шкаф, вытащил халат, затем машинально открыл ее половину шкафа. Вид платьев Кейт несколько успокоил его. В какое-то мгновение Патрику пришло в голову: а вдруг она покинула его? Он боялся обнаружить, что шкаф пуст. Когда он услышал, как хлопнула входная дверь, то почувствовал некоторое облегчение и с радостью прислушался к стуку ее каблучков по лестнице. Когда она распахнула дверь в спальню, он широко ей улыбнулся. Он был так рад ее видеть! Но она остановилась как вкопанная, холодно посмотрела на него и заявила: — Тебе придется кое-что объяснить. Патрик Келли, и поверь мне: будет лучше обойтись без вранья! Глава 4 Кейт сурово смотрела на него. Патрик сделал из нее дурочку, и она не собиралась его прощать. — Послушай, Кейт… Она сердито покачала головой: — Нет, это ты послушай. Я сидела дура дурой, когда Ретчет недвусмысленно объяснял мне, что человек, с которым я живу, меня компрометирует. Он рассказал мне все про твой проклятый танцклуб. Выяснилось, что я принимала у себя человека, которого недавно убили в клубе, принадлежавшем тебе и ему. В клубе, в котором работают и в котором собираются сплошные подонки. Думаю, следователь подозревает тебя в соучастии, хотя до сих пор никто еще не высказал этой мысли вслух. Я уверена — тебя будут серьезно трясти. Так что собери подельников и друзей на свою защиту, парень. Власти хотят расправиться с тобой. Ретчет даже надеялся, что я просвещу его относительно тебя и твоих теперешних намерений. Кейт была взбешена. Даже волосы у нее встали дыбом от ярости. А он никогда не желал ее так сильно, как в этот момент. — Прямо убила бы тебя сейчас! — выпалила она. — Мне приходится разбираться с жутким делом об убийствах детей, и вдруг я обнаруживаю, что человек, с которым я делила постель, — законченный лжец, хитрый подонок. Ты ведь обещал мне, Пэт, ты клялся, что с прошлым покончил. Я была дурой, поверив твоим словам. Помнишь, ты говорил: «С сексуальным бизнесом покончено раз и навсегда»? Выходит, ты связан с теми же сутенерами и шлюхами, что и раньше. — Но танцклуб существует вполне легально, — вяло возразил Патрик. Она кивнула в ярости: — Да, я в курсе. Но не пытайся говорить мне про закон. Мне доводилось изучать законы. Твоя деятельность аморальна, и ты это знаешь. Ты знаешь, что мне все время приходится иметь дело с негодяями, которые являются постоянными клиентами ваших легальных заведений. У меня сейчас в камере сидит очередная проститутка, и влипла она благодаря таким людям, как ты. После гибели Мэнди, после Маркхэма, любителя порнографии и легкого секса, я думала, что ты наконец понял, чем оборачивается легальная проституция. Но нет, деньги для тебя все, не так ли? Проклятые деньги. Она сделала паузу и вновь заговорила с болью в голосе: — Сначала сами пробовали девиц, да? Я слышала, что Даггон имел такое обыкновение. Ты называешь это странностью. Бизнесмену странно самому участвовать в производстве, самому, так сказать, стоять у конвейера. Видимо, я и была тебе нужна для того, чтобы обходиться без шлюх? Он вздрогнул от ее сарказма. — Ты снова выставил меня дурой, Пэт. Мне пришлось простить и забыть, когда ты спланировал убийство Джорджа Маркхэма. Я знала, из какой среды ты вышел, но поступилась всеми своими принципами ради того, чтобы быть с тобой, чтобы сохранить тебя в своей жизни. А ты, кажется, думаешь, что можно делать все, не считаясь со мной. Ты все разрушил, Пэт. Лучше стряхни пыль с телефонной книжки, позвони своим прежним подружкам. Или нет? Они теперь слишком старые для тебя, верно? — Не надо, Кейт. Не говори таких вещей, о которых потом пожалеешь. Она посмотрела ему в лицо и, медленно покачав головой, сказала: — Ты мне не нужен, Пэт. Я кое-чему от тебя научилась за последние несколько лет. Главная твоя мудрость — «Прикрывай свой собственный зад». Именно это я и намерена сделать. Она прошла мимо него и начала вытаскивать одежду из шкафа. Он следил за ней в отчаянии. — Пожалуйста. Кейт, выслушай меня. Я никогда не думал, что тебе надо это знать. Она еще больше разъярилась: — Ты, конечно, не думал. Нежная старушка Кейт! Зачем ей влезать в такую грязь? А может, ты думал, что я — это вроде дополнительной защиты на всякий случай? Он схватил ее за руку и повернул к себе лицом. Теперь и он рассердился не на шутку. — Я не говорил тебе, потому что знал, как ты поступишь. Я знал — ты ненавидишь то, чем я занимаюсь. Но если этим не буду заниматься я, займется кто-нибудь другой. Кейт злобно рассмеялась и насмешливо погрозила ему пальцем. Этот жест всегда приводил его в бешенство. — Помнишь, когда та девица умерла в твоем поганом массажном салоне? Помнишь, что ты тогда сказал? Ты говорил, что ты в ответе за нее. Ты не смог защитить Мэнди и не смог защитить ту девчонку. Готова держать пари, что ты даже не помнишь ее имени. Скажи честно, ты помнишь, как ее звали? Она заметила смущение на его лице. — Я так и думала. Крокодиловы слезы ты лил тогда и льешь теперь. Ты действительно дубина, Келли. Но тогда я ожидала, ты знаешь, чего. Схватив всю свою одежду в охапку, она вышла из комнаты. Патрик в замешательстве прошел за ней. Он молчал, так как знал: после взрыва ей нужно какое-то время, чтобы остыть. Он проследовал за ней вниз по лестнице, в холл. Она открыла парадную дверь и вихрем понеслась по дорожке, роняя на ходу то трусики, то лифчик. Открыв машину, она бросила одежду на заднее сиденье, затем обернулась и крикнула через плечо: — Между прочим, Пэт, ее звали Джиллиан Эндерби. Хорошенькая девушка, но наркоманка. Вспомнил теперь? Захлопнув дверцу машины, Кейт выехала на дорогу и исчезла. Он стоял и смотрел ей вслед, обездоленный, жестоко наказанный. Он вспомнил мать Джиллиан Эндерби, ее ненависть, ее нападки на него. Тяжело вздохнув, он зашагал обратно к дому. Вилли протянул ему большой стакан виски, и Патрик выпил, не говоря ни слова. — Мне кажется, у нее просто дурное настроение, Пэт. Это пройдет, она разумная девушка. Кейт ехала к участку на большой скорости. Ее раздражение было настолько сильным, что она ощущала его вкус — металлический вкус монеток, которые она сосала, будучи ребенком. То, что Патрик мог иметь отношение к убийству Даггона, было для нее ясно. Патрика будут допрашивать по этому поводу. Собственно, Ретчет и намекнул, что Келли надо втянуть в это дело. «Келли должен быть замешан» — так выразился Ретчет, с упором на слово «должен». Конечно, не для протокола. Ретчет никогда не признается, что он это сказал, если только его не заставят давать показания под присягой, а до такого вряд ли дойдет. Боже милостивый, как можно жить с человеком, спать с ним, разговаривать с ним, абсолютно ничего о нем не зная? Она понимала теперь, что все его обещания начать жизнь с чистого листа были пустыми. Они уже сошлись, когда Патрик купил стриптиз-клуб — на самом деле бордель с лицензией на продажу спиртного в ночное время. Металлический вкус вернулся, и она распечатала пачку жевательной резинки «Джуси фрут», которую хранила в пепельнице машины. От сладкого вкуса ей почему-то захотелось плакать. Кейт позволила себе разрыдаться, надеясь, что слезы принесут облегчение. Зазвонил мобильный телефон, на экране появился номер Патрика. Она проигнорировала звонок и поехала быстрее. На какое-то время следовало забыть о Патрике и заняться своими делами, сосредоточиться на случившемся с детьми, а проблемы личной жизни отправить на задворки памяти. Патрик унизил ее перед начальником, и этого она ему никогда не простит. Ретчет объяснил ей: если Патрика будут допрашивать, то, весьма вероятно, допросят и ее. В тот момент Кейт почувствовала такой приступ ярости, что сама себя испугалась. Ее охватило непреодолимое желание ударом в челюсть свалить своего ханжу-начальника со стула на пол. Ведь Ретчет знал, что ей известно о его личной дружбе и даже деловых связях с Патриком Келли. С Ретчетом ей придется продолжать общаться, так как он ее начальник, но Патрик Келли — ее любовник, и, следовательно, без него можно обойтись. Детектив Голдинг трижды прослушал запись телефонных сообщений на автоответчике телефона Кейт Берроуз. Он улыбался от удовольствия. Ну погоди, Берроуз, скоро люди узнают про тебя кое-что новенькое. Впрочем, нет, — Кейт сразу обнаружит, кто подслушал сообщения и распространяет сплетни. Он прибережет информацию для удобного случая. Ретчета интересовало все, что касалось Кейт, поэтому Голдинг и будет в курсе всего. Конечно, за вознаграждение. Пусть с этой гордой сучки собьют спесь. Когда он закурил сигарету, то услышал сзади голос Кейт: — Удобно устроились, да? Принести вам что-нибудь? Кофе? Чаю? Голдинг быстро вскочил, чуть не уронив бумаги с ее стола: — Извините, мадам. Я только присел отдохнуть на пять минут… — Для этого есть кафетерий. Запомните это на будущее. Она открыла дверь настежь, и он боязливо вышел. Ей требовалось дать выход гневу, и двуличный Голдинг предоставил ей такую возможность. Она улыбнулась — впервые за последние несколько часов. Она дважды прослушала послания от Патрика и затем стерла их. Если он так сильно любил ее, ему следовало хорошо подумать, прежде чем покупать клуб «Красотки». Даже само название клуба заставляло ее морщиться. Интересно, как часто он посещал свой бордель? Кейт невыносимо страдала от подобных мыслей. Ей хотелось с головой зарыться в работу. Как раз сейчас работы у нее хватало. Вот только лучше бы это были рядовые убийства, а не убийства детей. У нее и так душа болит. Кейт включила компьютер и вздохнула. Еще недавно она не сомневалась, что Патрик с ней честен, но ей следовало бы извлечь урок из своей жизни с Дэном, ее бывшим мужем. Преданность, честность и искренность не присущи мужчинам. И все же ей будет не хватать Патрика Келли. Бог свидетель, она будет скучать без него. Патрик вошел в контору своего адвоката, Вилли следовал за ним. Кейт ушла, и Вилли чувствовал: она не вернется, как бы он ни утешал своего босса. Он предупреждал Пэта, когда тот взялся за «Красоток», что Кейт этого не потерпит, но Пэт был верен себе и велел Вилли не вмешиваться. В отличие от Рене Кейт не выносила никаких темных делишек. Оно и понятно — ведь Кейт всю свою трудовую жизнь старалась направить преступников на путь истинный. Вилли никак не мог понять, на что рассчитывал Патрик Келли, пытаясь обвести подругу вокруг пальца. Конечно, Пэт вел себя глупо. Если бы Вилли посчастливилось встретить такую женщину, как Кейт, он никогда бы не ввязался в темные дела ради денег, особенно, если деньги уже не очень-то и нужны. Пока Патрик вкратце рассказывал адвокату Джеймсу Спалдингу о накопившихся проблемах. Вилли, погруженный в собственные мысли, не следил за их разговором. Но едва Патрик сказал, что был с Кейт в ту ночь, когда умер Даггон, Вилли мгновенно насторожился. Вилли знал: босс лжет. В ту ночь Келли вел переговоры относительно распространения некоторых видеозаписей особенно экзотического характера — записей настолько мерзких, что они жгли руки владельцам, которые хотели от них отделаться. Одним из владельцев был Лукас Броунинг, которого Келли недолюбливал и с которым не хотел вместе работать. Предложение выглядело многообещающим, но Патрик отказался, так как думал прежде всего о Кейт и не захотел участвовать в таком грязном деле. Вилли понимал, что его не попросят составить алиби для своего приятеля, так как он — лицо подчиненное. Кейт, наоборот, для составления алиби подходила идеально. Но как она посмотрит на то, что ее хотят использовать? Тем более после ссоры из-за клубов? Патрик Келли рыл себе яму все глубже и глубже. Вилли подумал, что Пэт, возможно, переживает климакс. Вилли читал об этом в брошюре «Женские недуги», когда последний раз был у врача. Климакс у мужчин — серьезная проблема, он проходит тяжелее, чем у женщин. Так, по крайней мере, говорилось в брошюре. В любом случае Вилли молил Бога, чтобы Пэт поскорее преодолел все свои неприятности и они оба вернулись к нормальной жизни. Кейт посмотрела на фотографию детской кроссовки, и ей захотелось плакать. Из местных ребят такого же возраста и роста никто не числился пропавшим. Но как могло случиться, что маленький ребенок умер, а его никто не разыскивает? Чем это объяснить, черт возьми? Мать должна была обнаружить пропажу ребенка. Или мать тоже умерла? Это объяснение выглядело наиболее вероятным. Но если так, то где, черт побери, ее тело? И почему никто не сообщил об исчезновении ребенка и женщины? Впрочем, признала Кейт со вздохом, объяснить исчезновение матери с ребенком гораздо проще. Люди сейчас невнимательны друг к другу — таков знак времени. Стоит только почитать газеты: человек умирает, и соседи заявляют в полицию лишь через много дней, да и то лишь из-за запаха. Обычно так обнаруживают тела стариков, которые вели замкнутую жизнь. Но могло ли такое произойти с только начинающим ходить малышом? Маленькие дети требуют много хлопот. Им регулярно нужны еда, пеленки и прогулки в парке. Но так происходит у нормальных людей, а Кейт знала, что их становится все меньше и меньше. Или, по крайней мере, ей так казалось. От некоторых субъектов, с которыми ей приходилось иметь дело, у обычных людей голова пошла бы кругом. Грязные типы не признавали детей за людей, они их использовали как хотели и обижали не задумываясь. Посмотреть хотя бы на Каролину и Регину. Обе мамаши не могут отличить хорошее от плохого. Справедливости ради надо сказать, что Каролина все же кое-что делала для своих ребят. Регина же, видимо, смотрела на детей как на некую случайную обузу, своего рода удар судьбы. Никто, включая социальные службы, казалось, не считал ненормальным образ жизни этих семей. А ведь родившиеся в них дети, как и все прочие, имели право на хорошее обращение, нормальное питание и уход, дошкольное воспитание и обучение… Наконец, они имели право на любовь и участие. Кейт часто посещала семьи, в которых сыновья или дочери сами уже становились родителями, хотя еще ходили в школу. Грязные мерзкие типы, которые размножались с ужасающей быстротой, а затем выбрасывали своих ребят на улицу, чтобы избавиться от забот. Трех- и четырехлетние ребятишки играли во дворах целыми днями, с раннего утра и до позднего вечера. Никто не заботился о них, никого не беспокоило, что их могут забрать чужие люди. Кейт смахнула пот со лба и вздохнула. Ее гнев обращался на других людей, а ему следовало бы обрушиться на Патрика. Это Патрик заставил Кейт почувствовать тщетность ее усилий. Ей пора собраться с силами, хотя она была так обижена, что испытывала почти физическую боль. Кому принадлежала маленькая кроссовка? Что за страшная история связана с ней? И захочет ли хоть кто-нибудь узнать, что же случилось с несчастным малышом? Лукаса Броунинга никто не счел бы обычным сводником. Он и с виду совсем не походил на сутенера. Во-первых, он был настолько толст, что с трудом и дышал, и двигался. Большую часть времени он проводил в своей квартире, сидя в огромном кресле. Он в нем и спал, и ел, и даже занимался сексом. Но он умел запугивать девиц. Он находил их по объявлениям в местных газетах, нанимал на работу в качестве провожатых или помощниц по дому и обещал хорошее вознаграждение. Они охотно соглашались. Тогда он принимал их у себя, предлагал выпить, подмешивал в выпивку наркотики, а потом звал своих дружков. С ошалевшими девчонками можно было вытворять что угодно, и Лукас записывал эти забавы на видео. Большинство девушек происходили из хороших семей и учились в престижных школах или колледжах. Помогая инвалиду, они хотели просто заработать на карманные расходы. Он казался им сначала большим толстым щенком, этаким милым толстячком, и они тянулись к нему. Они доверяли ему, рассказывали о своих нуждах и мечтах. И Лукас клятвенно обещал: мечты вот-вот сбудутся. Так все начиналось. А затем Лукас доводил их до отчаяния, угрожая разоблачением. После просмотра видеозаписи девушки оказывались в его власти, и он знал это. У него имелись их адреса, номера телефонов, он знал, в какую школу они ходят и как зовут их сестер и братьев. Вскоре он передавал девушек клубам или сутенерам. Они уже подходили для его клиентуры, которая любила молодых и свежих. Клиентам нравилось, когда девицы еще нервничали и смущались. Итак, Лукас хорошо зарабатывал, даже не вставая с кресла. Это импонировало его ленивой натуре. После того как девушки соглашались доставить удовольствие такому уроду, как Лукас, они уже были готовы на все. Все дело заключалось в том, чтобы нарушить табу, сломить дух, и Лукас являлся непревзойденным мастером по этой части. Сейчас у него возникла небольшая проблема, и он думал, как ее решить, не доставляя себе особого беспокойства. Девушка с густыми рыжими волосами и полными бедрами сидела перед его креслом на стуле и улыбалась. Но он не видел ее, перед его глазами был Микки Даггон, мертвый Микки Даггон. — Келли приезжал в клуб, не знаешь? Кларисса Шелли покачала головой: — Насколько я знаю, нет. Но мне ведь не докладывают. — Она закурила сигарету, и он увидел, что пальцы у нее желтые от никотина. — Я могу идти? — Нет, черт возьми, еще нет. Она нервно затянулась, выпустила дым, вновь затянулась. — Когда ты последний раз спала с Даггоном? — Неделю или дней десять назад. Не помню. Лукас чувствовал ее испуг, и ему захотелось заставить ее сделать что-нибудь отвратительное — просто так. Она выглядела достаточно свежей и привлекательной, но Лукасу, к счастью для Клариссы, было не до секса. — Постарайся найти Броутона и разузнать у него все. Она кивнула, радуясь, что встреча закончилась. В квартиру ее впустил один из наемников Броунинга, от вида которых она всегда нервничала. Когда она встала, Лукас криво улыбнулся: — Кларисса, ты славная девица. Я слышал о тебе много хорошего. Она вздохнула с облегчением: — Спасибо, мистер Броунинг. Он снова улыбнулся, показав на этот раз черные сломанные зубы. — Пожалуйста. Она постаралась поскорее исчезнуть, а Лукас смотрел ей вслед. Девчонка еще многого не понимает, но когда поймет, из нее можно будет веревки вить. Шлюхами рождаются, а не становятся. Лукас доказывал это делом снова и снова. Ретчет кивнул Кейт, разрешая начать доклад. — У нас есть свидетели, которые видели обеих мамаш на месте преступления, — сообщила Кейт. — Мы провели опознание, и свидетели выбрали и ту, и другую из групп женщин с похожими приметами. Придется предъявить дамочкам обвинение. Регину Карлтон больше нельзя допрашивать. Ее отправили в госпиталь после попытки самоубийства. Другая мамаша все еще настаивает на своей невиновности и тоскует о пропавшем ребенке. Кроме того, мы два дня перекапывали свалку, но безрезультатно. Найдено тело ребенка без головы и рук. Что это за ребенок — неизвестно. Мы разослали запросы по всей стране, но не нашли подходящей ДНК. Ретчета охватило чувство жалости к Кейт. Берроуз — отличный полицейский, лучше не бывает. Если кто-нибудь и сможет разобраться в этом деле, так только она. — Помощь нужна? — спросил Ретчет. — Нет, нужны лишь мужество и терпение. Пресса скоро начнет требовать результатов, вы это знаете сами. Он кивнул. — Начальство хочет, чтобы я подключил к расследованию еще кого-нибудь. Этого следовало ожидать. Начальству известно о ваших отношениях с Келли, а положение Келли в данный момент очень деликатное. Если пресса пронюхает что-либо… — Ретчет не договорил ради пущего эффекта. Кейт тяжело вздохнула. Она действительно ждала этого, но не так скоро. — Пропади он пропадом, Патрик Келли. — Это ваши проблемы, Кейт. — Что ж, сэр, в таком случае наши проблемы схожи. Пэт будет использовать всех и каждого, чтобы выбраться из беды, и если ему понадобится облить грязью одного из нас, он это сделает. Кейт с удовольствием увидела, как побледнел ее шеф. — Вы познакомились с ним гораздо раньше, чем я. Кажется, вы даже были его близким другом, верно? — злорадно спросила Кейт. Взглянув в окно, она увидела круживших над округой ворон. «Чуют падаль», — подумала Кейт и уставилась на носки своих туфель, чтобы Ретчет не заметил насмешки в ее глазах. Марианна Бигби была красива, но, мягко говоря, пустовата. Она представляла собой самую подходящую подругу жизни для негодяя. К располагающей внешности следовало прибавить веселую работенку и соответствующий жизненный опыт. Впуская Патрика Келли и его шофера в дом, она трещала не переставая. Болтливость являлась самым большим ее недостатком, тем более, что она не просто говорила, а непрерывно жаловалась. — Ты слишком долго собирался сюда, Келли. Мне нужна компенсация, я требую достойной компенсации. Этот сутенер Микки оставил меня в долгах по уши. Я знаю, он ждал, что его убьют, глупая вонючка! Я ему без конца говорила: «Тебя убьют, если ты не будешь осторожен…» Патрик достаточно хорошо знал Марианну, а потому не слушал ее, пока она не начала плакать. Умению пропускать бабий треп мимо ушей его научил Микки Даггон. В конце концов она всхлипнула, и он воспользовался этим, чтобы заговорить: — Успокойся, Марианна, я не оставлю тебя без пары кусков. Она фыркнула: — Если бы Даггон сейчас был здесь, Пэт, я сама убила бы этого придурка. Кто бы подумал, что он так кончит. Представь мое возмущение! Не то чтобы он пошел в полицию или сам застрелился — нет, его забили до смерти. Я хочу сказать, где же тут престиж, а? Но я предупреждала его относительно Броутона. Предупреждала еще тогда, когда Броутон появился здесь весь на взводе и с бейсбольными битами. Я его выпроводила в тот раз. Он трахнул меня, как обычно, потому что Микки играл где-то в клубе. — Она погрозила Патрику пальцем с длинным красным ногтем. — Я во всем обвиняю тебя. Зачем ты позволил ему управлять клубом? Благодаря тебе его втянули в азартные игры и тому подобные аферы. Ты знаешь, как он сходил с ума по лошадям. Он тянулся ко всякому риску, как ребенок к сладостям. Деньги он просаживал в играх, у него не было завтрашнего дня. И он совсем не умел побеждать в споре. — Ну, тебя-то он наверняка не мог переспорить. Ему вряд ли удавалось вставить хоть слово, — ухмыльнулся Вилли. Марианна взвизгнула: — Я горюющая вдова, а ты так со мной разговариваешь! Патрик потерял терпение: — Марианна, сядь и помолчи две минуты. Ты получишь свою компенсацию, так что готовь карман. — Ребята ходят в частную школу. У меня дом, эта квартира, машина… — Обо всем позаботимся, — сказал Патрик устало. — Теперь скажи, почему Броутон приходил сюда с бейсбольными битами? Марианна удивилась: — Ты разве не знаешь? Патрик вздохнул и сказал как можно более ровным голосом: — Нет, Марианна, я не знаю. Поэтому я и спрашиваю тебя. Впервые она затихла и через некоторое время ответила: — Он требовал у Микки деньги, которые вроде бы ты взял из клуба. Патрик вытаращил глаза: — Ты что? Это же мои деньги, мой клуб. — Не клубные деньги, Пэт, а пятьсот тысяч долларов, которые русский мужик там оставил. Патрику показалось, будто его хватили по голове топором. — Пятьсот тысяч долларов, оставленных в моем клубе каким-то русским? Ты что, наглоталась наркотиков или свихнулась? Каким русским? — Господином Стронским или что-то в этом роде. У него очень заковыристое имя. Он собирает долги для крупных русских наркодельцов. Я думала, что ты с ним заодно. У меня сложилось такое впечатление. Они используют клуб для передачи денег и как место встреч. Ты должен был бы знать, Пэт. — Черт побери, Пэт, ты — конченый человек, — прокомментировал Вилли, хотя Патрик и сам уже понял весь ужас ситуации. — Еще кто-нибудь замешан в эти дела? — спросил Келли. Марианна пожала плечами: — Я знаю только про Броутона. Но и он ужас какой крутой, хоть с виду дурак дураком. Она заметила испуг на лице Келли и задрожала от страха. Если уж Патрик напуган, значит, есть чего бояться. Когда Келли выходил из квартиры, она дрожащим голосом напомнила: — Не забудь про мою компенсацию. Я хотела бы ее получить до того, как тебя грохнут. Большое тебе спасибо. — Одного у Марианны не отнимешь — она знает, как окрутить мужика. Неудивительно, что старый Даггон малость свихнулся, слушая ее день и ночь. — Мы сидим в дерьме, Вилли, — глухо сказал Патрик. Вилли отпер дверцу «роллс-ройса». — Да, точно сказано. — Где искать русского? — Очевидно, в «Красотках», как она сказала, — ответил Вилли и завел мотор. — Может, тебе стоит заглянуть туда? Сэкономишь массу времени на их поиск. Пусть они сами найдут тебя. — Они найдут меня, когда захотят. — Мудро сказано. Хорошо, что ты расстался с Кейт. Русские захотели бы добраться до нее, Пэт. Они живут за счет нечестных полицейских и нечестных чинуш из министерства внутренних дел, это факт. Я имею в виду, что они сейчас все могут — паспорта, оружие и все такое прочее. Один район Лондона, часть Ноттинг-Хилла, они теперь называют Москвой. — Вилли, — тихо сказал Патрик, — ты не закроешь свою пасть? Они выехали из Лондона в молчании. Констебль Харт поставила чашку с кофе на стол Кейт. — Вы неважно выглядите, мадам. Кейт потянулась: — Да, устала. Есть что-нибудь новое? — Вам звонили, — сообщила девушка. — Роберт Бейтман из социальной службы, по поводу Регины Карлтон. Я сказала, что вы перезвоните ему завтра. Кейт зевнула. — Спасибо, дорогуша. Собирайся домой. Девушка кивнула и сказала ласково: — И вам тоже надо бы домой. Зазвонил телефон, и Кейт подняла трубку. — Привет, Лиззи. Как дела? В голосе Кейт слышалась радость. Она улыбнулась девушке-констеблю, когда та уходила. Кейт слушана рассказ дочери о жизни в Австралии. Это была третья поездка Лиззи туда, и у Кейт возникло предчувствие, что на сей раз дочь не вернется. Она ничего не имела против, так как Австралия очень подходила Лиззи, и Кейт знала, что дочь там счастлива — под ярким солнцем, в стране молодости. А ей так хотелось, чтобы дочь была счастлива. — Как бабушка? Лиззи рассмеялась. — Ей здесь нравится. Ходит на пляж, а потом жарит мясо на свежем воздухе. — Звучит хорошо. Есть ли приятные мальчики? Лиззи притихла: — Немного, никого особенного. С тех пор как Кейт прочитала шокирующие записи в личном дневнике Лиззи, — дочь тогда еще училась в школе, — любое упоминание о мальчиках, мужчинах или сексе вызывало у них обеих чувство неловкости. И этот разговор снова напомнил Кейт о том, что никогда нельзя узнать человека до конца. Когда-то она считала себя счастливой — у нее есть милая, послушная дочь-подросток. Затем Кейт обнаружила, что Лиззи принимает наркотики и спит с симпатичным мужчиной, у которого есть дорогая машина. Потом Лиззи приняла слишком большую дозу, Кейт с трудом спасла дочь, и все пошло в их жизни по-прежнему. Тот момент, когда она чуть не потеряла дочь, стал переломным в жизни Кейт. Тогда она встретила Патрика Келли. Сейчас она слушала щебетание Лиззи и благодарила Бога за то, что ее девочке снова хорошо. Но звук ее голоса заставил Кейт сильнее почувствовать одиночество. Ее взгляд упал на фотографию маленькой кроссовки «Найк». Эту фотографию она никогда не забудет. — Я скучаю по тебе, любимая. — Я тоже, мам. Как Патрик? — Ох, хорошо. Ты же знаешь, его ничто не выбивает из колеи. Лиззи не уловила сарказма в голосе матери. — Передай ему от меня сердечный привет. До свидания. Кейт еще некоторое время смотрела на трубку, затем аккуратно положила ее на рычаг. Ей теперь следовало вернуться в свой дом и привести там все в порядок. Лиззи, конечно, будет не хватать того комфорта, который есть в доме Пэта. Еще одна причина, по которой ей стоит остаться в Австралии. Кейт упрекнула себя в том, что она так думает о дочери, но внутренний голос подтвердил ее правоту. Лиззи всегда хотела преуспевать, брать от жизни все. Этому научил ее отец. Дэн был таким же. Интересовался только тем, что ему требовалось, что ему нравилось, что он хотел получить. Кейт тяжело вздохнула. Почему Лиззи должна о чем-то беспокоиться? Она молода, а у молодых нет настоящих забот. Жизнь кажется им такой долгой, они не знают, как быстро она проходит. Маленькими глотками Кейт пила чуть теплый кофе, с удовольствием ощущая бодрящее действие кофеина. Ей до боли не хватало Патрика. То же самое она чувствовала после ухода Дэна. Дэн был любимцем женщин. Он думал, что можно прожить жизнь бездумно, без забот. Кейт хорошо его понимала. Она вообще хорошо разбиралась в людях. Она слышала, как вокруг разговаривали коллеги, как жизнь шла своим чередом. Но ее это не касалось. Несколько хорошо подобранных Ретчетом слов лишили Кейт того, что составляло смысл ее жизни. Она знала, что никогда не сможет вернуться к Пэту. Глава 5 Экспертиза выяснила: обе матери побывали на месте преступлений. На их обуви и одежде удалось обнаружить соответствующие микрочастицы почвы, растительности и строительных материалов. Кейт прокомментировала: — Можно предположить, что они побывали там с детьми. — Предположить можно, но я могу докладывать лишь о том, что реально обнаружила, — сказала Лейла. Кейт тяжело вздохнула. — Для адвоката такое заключение — не улика, — сказала она. — Тебе следует поискать помощника для этого дела, Кейт, — посоветовала Лейла. Кейт затянулась сигаретой. — Ретчет тоже так думает. Он хочет отстранить меня. Без меня его жизнь резко облегчится. Лейла села рядом и тихо сказала: — Ты можешь сама выбрать, Кейт, — кого-нибудь, кто раньше расследовал преступления такого типа. Он мог бы работать вместе с тобой, а не против тебя. Выбери сама — и гарантируешь себе поддержку. Если же будет выбирать Ретчет, тебя вытеснят. Кейт хмуро пояснила: — Ретчета беспокоят мои отношения с Патриком. Он думает, что грязь, в которой вывалялся Пэт, прилипнет и ко мне и вообще к полиции. Лейла улыбнулась, показав красивые белые зубы: — Прилипнет, дорогая. Но ты выдержишь. Ты блестящий офицер полиции, даже Ретчет не может оспаривать этого. За годы работы ты раскрыла множество преступлений, все твои достижения записаны черным по белому в полицейских анналах. А твоя связь с Патриком только увеличила твой капитал. Полиция, как ни странно, любит криминальных авторитетов. Подключи хорошего коллегу, Кейт. Найди помощника, специалиста. — Может быть, ты и права. Лейла выхватила у Кейт сигарету и затянулась. — Я думала, ты бросила курить, — заметила Кейт. — Только на людях. Когда я одна, я дымлю, как волшебный дракон. Кейт засмеялась: — Как насчет того, чтобы выпить? Лейла кивнула: — Давно пора. — У меня из головы не выходит этот малыш, Айвор. Где, черт побери, он может быть? Лейла вздрогнула: — Вероятно, он уже мертв. Прошло целых четыре дня. Есть что-нибудь новое от его матери? — Ничего. Она продолжает настаивать на том, что оставила детей на ночь, а когда вернулась домой, их и след простыл. Отец находился в Ливерпуле — у него твердое алиби. Ни у кого больше ключей от квартиры нет, ребята были заперты в комнате. То, что она рассказывает, невероятно, но она ни разу не отступила от своей версии. Лейла предупредила: — Как только ее адвокат разберется в деле, ты к ней не подступишься. У них появится заключение психиатра. Тебе нужна помощь сейчас же. Позволь мне просмотреть мои папки, возможно, я кого-нибудь найду. Если Каролина была там, возле мусороуборочной машины, у тебя есть козыри. Надеюсь, второго мальчика найдут живым. Пока я сочувствую Каролине и надеюсь, что если ты все-таки будешь привлекать ее к суду, то с большим количеством улик. От усталости и волнения Кейт выглядела старше, чем обычно. Она должна найти ребенка, и как можно скорее. — Я собираюсь допросить Андерсон снова в пять часов, — сказала она. — Каролина только и делает, что ест. Да-да, ест. Одному Богу известно, что происходит у нее в мозгах. Я должна предъявить ей обвинение сегодня, и я это сделаю, что бы ее защитник ни говорил. Она в своем уме, я готова держать пари. Думаю, она просто смеется над нами. Лейла усмехнулась: — Не в первый и не в последний раз. — Верно. А как насчет того, чтобы вечером выпить? — Позвони мне по мобильному. Почему бы тебе не прийти ко мне домой? Я приготовлю бутерброды. — Уговорила. Увидимся попозже. И пожалуйста, просмотри свои папки. Вдруг и впрямь найдешь кого-нибудь относительно нормального для работы со мной. Провожая взглядом Лейлу, Кейт впервые за весь день искренне улыбнулась. Лейла была хорошим другом, а Кейт как раз очень нуждалась в друге в данный момент своей жизни. Ретчет хочет подсидеть ее, Пэта вот-вот арестуют. А ей надо сделать все, чтобы не пойти ко дну вместе с ним. У нее еще есть несколько козырных карт в рукаве. Пусть недруги будут начеку. Кейт Берроуз сердита, и чем скорее Келли и Ретчет поймут это, тем лучше. Дэвид Менторн был веселым ребенком. Он смеялся, шагая по парку в ботинках на толстой подошве. Его друг и товарищ по проказам Джонатан Лайт тоже хихикал. Оба крепкие, белобрысые и голубоглазые, мальчики походили друг на друга, как братья. Сегодня они прогуливали школу. В свои двенадцать лет они думали, что знают больше, чем родители и учителя, и потому время от времени искали приключений. Дэвид жил с матерью-одиночкой, отец давно исчез. Мать работала в Лондоне и ездила туда каждый день. Мать Джонатана, наоборот, не работала и всегда торчала дома. Никого, казалось, не заботило, чем ребята занимались. Когда мальчики приблизились к живой изгороди около карьера, где добывали гравий, они все еще смеялись. Они знали, что могут шуметь, сколько захотят. Когда Джонатан стал изображать походку киношного Франкенштейна, Дэвид покатился по земле, умирая со смеху. Вскоре ему стало не до веселья. Под кустами он увидел туго набитый черный мусорный мешок. В этом не было бы ничего необычного, если бы из мешка не торчала детская рука, посиневшая и распухшая. Дэвид замер. Смех застрял у него в горле. Джонатан думал, что друг все еще шутит, легонько толкнул его ногой и с удивлением увидел, как Дэвид встал на четвереньки и пополз подальше от живой изгороди. — Посмотри, что там под кустами, — хрипло сказал Дэвид. — Там человек. Джонатан заглянул под кусты, и у него перехватило дух. — Что же нам теперь делать? Дэвид сел и выдавил: — Надо кому-нибудь сказать. Джонатан кивнул, но при этом все время напряженно думал: «Мы попадем в историю». Дэвид поднялся на ноги и предложил: — Пойдем к рабочим в карьере. Пусть они решают, что делать. Ребята пролезли через дыру в изгороди. — Полиция захочет допросить нас, — взволнованно сказал Джонатан. Два паренька неожиданно оказались причастны к чему-то очень серьезному. Кейт краем глаза увидела Патрика, и сердце ее заколотилось. Когда он подошел к ее машине, она повернулась к нему. Она знала, чего он хочет, но решила не поддаваться. — Пожалуйста, Кейт, на одну минуту. — Уходи, Пэт. Неужели ты еще мало горя мне причинил? Он крепко взял ее за руку и потащил к своему «БМВ». Сцена разыгралась на глазах у всех, перед полицейским участком, но Кейт не хотела превращать ее в скандал. В машине она дала волю гневу: — Как ты смеешь так поступать со мной! В его глазах была мольба, и она поняла, что не должна смотреть ему в лицо или слушать его, иначе она пропала. Он умел ее уговаривать. — Извини, любовь моя, но я должен поговорить с тобой. — Он ловил ее взгляд, надеясь увидеть в нем хоть проблеск участия. — Неужели ты думаешь, что прекрасные слова могут изменить то, что произошло? — спросила она горячо. — Тогда ты еще больший подлец, чем я думала. Ты постоянно лгал мне… — Я никогда не лгал. Просто я никогда не рассказывал тебе всего. В этом разница. — Результат один. Ты знал, что твои дела скомпрометируют меня. Куда делись правдивость, доверие, честность? Сейчас ты сидишь в дерьме, а я не собираюсь оказаться там же вместе с тобой. Ты обещал мне спокойную жизнь… Патрик смотрел на нее, подбирая слова. Она стала еще более привлекательной, чем раньше. Он обожал ее, и она это знала. Клуб для него ничего не значил — его привлекал лишь доход, приносимый подобными заведениями. — Послушай. Кейт. Ты мне нужна сейчас, нужна просто позарез. Моя любовь к тебе безгранична. Я люблю тебя больше всего на свете. Когда тебя нет со мной, я скучаю по тебе утром, когда читаю газеты и пью кофе, скучаю днем, скучаю вечером. Мне не хватает тебя в постели. Я скучаю по тебе до боли, но я не за тем пришел, чтобы просить тебя вернуться. Я пришел попросить тебя об одном одолжении. Она изумленно открыла рот от такой откровенной наглости: — Что? Он внятно повторил: — Я прошу об одолжении. — Ты бесстыжий наглец, Патрик Келли. Ты унизил меня перед моим начальником, скрыв информацию, которая, как ты знал, поставит меня в неловкое положение, а теперь просишь о каком-то одолжении. Разве я похожа на идиотку? — Ты знаешь, Кейт, ты сейчас говоришь как полицейский, — сказал Патрик раздраженно. — «Скрыл информацию…» Почему не сказать «заткнул пробку», как говорят нормальные люди? Кейт возразила: — Потому что, в отличие от так называемых нормальных людей, у меня есть немного мозгов и я не хочу разговаривать как низкопробный гангстер. Извини, Патрик, присутствующие, конечно, не в счет. Колкость попала в цель — Кейт видела, что он пришел в ярость. — Ты, злобная сука! Налетаешь на меня — давай, продолжай. Я знаю о тебе больше, чем ты сама. Я знаю о тебе все. Ты можешь выпячивать свое «я» перед маленькими поганцами в полицейском участке, но не смей разговаривать таким тоном со мной. Я подобрал тебя и отчистил после того, как твоя глупая кобылка Лиззи перетрахалась почти со всеми в Грантли, а затем наглоталась таблеток и устроила переполох. Я никогда не упрекал тебя, подруга. Я выслушивал твои рассказы об этом жеребце Дэне и закрыл очень многие дела из-за тебя, так что не называй меня гангстером. Когда я был нужен, я всегда оказывался рядом. Знаю, я не ангел, но если кому-то хочется посмотреть на чьи-то сиськи, в чем проблема? Лишь бы я не показывал ему твои. В чем, собственно, дело? Она пристально смотрела на его лицо, которое еще любила. Она всегда хотела, чтобы он был рядом, — даже когда у него прибавилось морщин и седины. Он был великолепен, потому-то Кейт в свое время и не смогла устоять перед ним. Но теперь этот номер не пройдет. — Не говори со мной так, Патрик Келли. Я не состою в полку твоих проституток. Он с раздражением хлопнул ее по руке: — Перестань называть меня Патрик Келли. Ты говоришь как моя несчастная мать. — Не дотрагивайся до меня. Ты не можешь без насилия. Сильный мужчина, крепкий мужчина. Ты не производишь на меня впечатления, Патрик Келли. Никакого впечатления. Ты врал, интриговал и разрушал доверие, которое, как я думала, существовало между нами. Мне требовалось то, чего ты никогда не мог мне дать, а именно честность. Я всегда была с тобой честной, но мне не нужны твои темные делишки. И я не делала ничего такого, что могло бы оскорбить тебя. Она говорила правду. Он мучился, зная, как она страдает. Однако перед ним стояла задача, которую следовало решать. — Ты нужна мне, Кейт, — повторил он настойчиво. — Я хочу попросить тебя сделать для меня то, что, я знаю, не в твоих правилах. Но я тем не менее прошу, любимая, ведь сам я сделал бы для тебя все, что угодно. Кейт притихла, почувствовав в его словах тревогу, даже страх. — Ты не поверишь, в какое дерьмо я попал, — продолжал он. — Я не могу выбраться, не навредив очень сильно некоторым людям. Я говорю это тебе потому, что ты хочешь честности. Черт побери, ты на сей раз ее получишь. Мне нужно, чтобы ты пошла против всех своих принципов, чтобы помочь мне. Я знаю, ты сделаешь так, если я тебе все объясню. Он посмотрел в ее настороженные глаза, и ему очень захотелось ее поцеловать. Но он знал: этого делать нельзя. Он сам разрушил близость и доверие, и требовалось время, чтобы их вернуть. Время, которого у него не было. — Боже мой, что ты натворил, Пэт? — тихо спросила она. Страх в ее голосе рассердил его. Она думает, что он убил Даггона. До него это наконец дошло, и ему стало до боли обидно. — Вся моя проблема в том, что я стал партнером в одном бизнесе. Клянусь Богом, Кейт, это правда. Я не прошу ничего невыполнимого. — Он попытался взять ее за руку, но она отпрянула. — Прошу тебя запомнить: я был с тобой в ту ночь, когда умер Даггон. Она вспомнила ту ночь: он надолго уходил, его якобы ждали партнеры, чтобы переговорить насчет строительства площадки для игры в гольф. — Где же ты был, Патрик? С кем ты был тогда, если не с Даггоном? Он отвел взгляд: — Этого я не могу тебе сказать. — Ты был с женщиной или с мужчиной? — Я не могу тебе сказать, Кейт. Извини. Она недоверчиво усмехнулась: — Ты хочешь, чтобы я стояла за тебя, дала показания под присягой, а сам отказываешься сказать, где и с кем ты был? Он поежился: — В основном так. Она в ярости тряхнула головой: — Не выйдет, приятель. Я уверена, что у тебя полно дружков, которые охотно солгут ради тебя, — разве ты не можешь позвать кого-нибудь из них? Почему именно я? — Потому что никто не усомнится в твоих словах. От меня отвяжутся, и я смогу выяснить, кто действительно убил Микки и почему все хотят свалить на меня. И вот еще какая штука: кто-то хочет меня убрать. Возможно, не за горами мои похороны, дорогая. Они помолчали, потом он тихо сказал: — Я никогда ни о чем тебя не просил, Кейт, — ни разу. А теперь я прошу тебя по-дружески. Как друг, готовый сделать для тебя все, что угодно. Прежде чем она успела ответить, Голдинг постучал в окно машины и громко сказал: — Мальчика нашли. Он мертв. Кейт выбралась из «БМВ» и нетвердой походкой пошла ко входу в участок. Почему все случилось именно сейчас? Она знала: на этот вопрос нет ответа. Она обернулась и увидела, что Патрик смотрит на нее. Она вспомнила, когда впервые увидела его испуганным: в тот день он ждал дочь, которая, как они чувствовали, уже не придет. Он выглядел тогда таким же уязвимым, как и сейчас. Но то, о чем он просил, было выше ее сил. Мать Айвора душераздирающе рыдала. Другие заключенные вскоре стали жаловаться на шум. Кейт видела, как работница социальной службы обнимает Каролину за плечи и старается успокоить. То, что нашли труп именно маленького Айвора, не вызывало никаких сомнений. Видимо, мальчик умер от удушья, так как никаких повреждений на теле не обнаружили — ни синяков, ни порезов, ни следов от иглы. В памяти Кейт всплыл образ девочки, зарезанной отцом. Кейт тщетно пыталась забыть эту картину. Это было одно из первых ее дел, она раскрыла его за несколько часов. Терзаемый угрызениями совести, отец сознался. После той душераздирающей сцены Кейт ушла домой, благодарная судьбе, что у нее с дочерью все в порядке. Хотя Лиззи не стала такой, как ей хотелось бы, Кейт любила ее. Но некоторые родители смотрели на своих ребят как на собственность, лишенную не только права голоса, но даже и души. Сейчас следовало скорее решать, что делать с матерью Айвора, впавшей в истерику от горя. Для начала дежурному врачу надо осмотреть ее и дать заключение. Каролине это даст передышку, а полицейские тем временем осмотрят тело мальчика в поисках улик. Когда Кейт шла по коридору вдоль камер, то все еще слышала рыдания несчастной матери. Терри Харвик был «наладчиком», причем очень хорошим. Этот крупный лысый мужчина с выпуклыми голубыми глазами гордился своей не совсем обычной криминальной специальностью и хвалился, что может уладить какой угодно спор, но за определенную цену. Когда ему довелось отбывать срок, тюремное начальство сочло его особо опасным и отнесло к классу «А». В тюрьме он создал сеть из доверенных людей и получал информацию, необходимую для ведения дел. Женившись на восхитительной Трейси, маленькой женщине с карими глазами, черными волосами, перманентом и большим бюстом, Терри почувствовал себя счастливым человеком. Он ездил на новом «БМВ», владел красивым домом в Мэнор-парк и устроил детей учиться в частную школу. Соседи принимали его за государственного советника по финансовым вопросам, и это его устраивало. Когда Терри увидел Патрика Келли, шагающего по дорожке к его дому в сопровождении внушительного Вилли Гэбни, то на мгновение испугался, но тут же отогнал страх. Он был востребованным человеком, поэтому его дом нередко посещали опасные люди. Правда, обычно они сначала звонили и назначали время. Именно неожиданность визита и смутила Харвика. Состроив улыбку, он поблагодарил Бога за то, что Трейси отправилась к парикмахеру, и с дружелюбным видом открыл дверь. Он сделал глубокий вдох и поздоровался, надеясь, что голос не выдаст его волнения: — Привет, Пэт. Давно не виделись. Затем Терри провел гостей в просторную гостиную. — Проходите, я сейчас подам напитки, а потом мы сможем поговорить о делах. То, что ни Патрик, ни Вилли не ответили ему, заставило его занервничать. Окна гостиной выходили в ухоженный сад. Патрик и Вилли недоверчиво уставились на представший их глазам ландшафт. Фонтан, плохая копия итальянского, вызвал даже у неотесанного Вилли кислую гримасу. Вокруг фонтана располагались голубятня, большой бассейн и лужайка, подстриженная как теннисный корт. На лужайке красовалось монументальное сооружение для барбекю из красного кирпича. Однако больше всего впечатляла статуя Элвиса Пресли при всех регалиях и с микрофоном у рта. — Жена любит короля… — сказал Терри извиняющимся тоном. Патрик смотрел на него так, словно никогда раньше не видел. — Ты хочешь сказать, что позволил ей поставить это в центре твоего сада и даже не пытался поспорить с ней? А соседи не жаловались? — Патрик с трудом сдерживал смех. Терри усмехнулся: — Ты ведь знаешь мою Трейси. Если ей понадобится Саддам Хусейн, она его получит. Она захотела, чтобы кухня у нее была ярко-красного цвета. Я сказал, что это ужасный цвет, но она обозвала меня идиотом. Дом — ее владение, Пэт, бороться бесполезно. — Терри поднял руки. — Кухня красная до сих пор! Вилли громко рассмеялся: — Да, она та еще девочка. Даже я поостерегся бы юной Трейси. Это был комплимент, и Терри благодарно улыбнулся Вилли. Трейси отравляла жизнь всем, кто ее окружал, а Терри гордился супругой. — Итак, чем могу служить? Патрик покачал головой: — У нас пока все в порядке. — Пожалуйста, садитесь и давайте поговорим, идет? Патрик и Вилли буквально утонули в большой софе, обшитой белой кожей. Патрик почувствовал под собой что-то твердое и вытащил недоеденную шоколадку. Терри взял у него объедок, проклиная в душе свой пылесос. — Возможно, Трейси-младшая. — Он положил шоколадку в хрустальную пепельницу и пристроился на краешке стула, словно приготовился к старту. — Что я могу сделать для вас? Патрик улыбнулся и затем сказал серьезно: — Мне нужно переговорить с парой русских парней. Мог бы ты устроить нам встречу? Сердце Терри ушло в пятки, хотя он и состроил дружелюбную улыбку. — С конкретным лицом или просто с кем-нибудь, кто занят в интересующем тебя бизнесе? Патрик посмотрел ему в глаза: — Мне нужно переговорить со Стравинским. С Борисом Стравинским, если Стравинских несколько. Терри побледнел и вздохнул. Патрик надеялся, что Терри больше боится его, чем этого русского, так как ему нужно было как можно скорее переговорить с Борисом. Терри покачал головой и произнес, обдумывая каждое слово: — Он крепкий орешек, Пэт. Я тебя уважаю, но хочу предупредить: будь с ним осторожен. Он настоящий бандит, как большинство русских. Патрик отмахнулся: — В Англии бандитов тоже хватает, если ты заметил. Терри помолчал, разглядывая рисунок ковра, и затем решительно заявил: — Это дорого тебе обойдется, Пэт. Я не стану рисковать за несколько паршивых кусков. Связываться с Борисом — серьезный риск. Он сумасшедший чистой воды. Патрик кивнул. В его голубых глазах появился стальной блеск. У Терри Харвика возникло ощущение, будто его зажали между молотом и наковальней. Ему не хотелось отказывать Патрику, но и общаться с полоумным русским тоже не хотелось. — Я подумаю, что можно сделать. Но никаких обещаний. Патрик с трудом выбрался из глубин софы. — Я тебе заплачу достаточно, не беспокойся. Ты устрой мне встречу, и тогда быстро все получишь, идет? Терри Харвик кивнул. Борис слыл ужасным типом. Терри втягивали в дело, от которого лучше было бы держаться подальше. Тем не менее его все знали как «наладчика», и следовало оправдывать свою репутацию. Селли Макинтир выглянула в окно и увидела, как ее соседка Керри Элстон тащит свою маленькую дочку по улице. Керри недавно исполнилось семнадцать, но у нее уже было двое детей — четырех и двух лет. Видимо, младшего она решила куда-то отправить. Селли с досадой покачала головой. Эта девица вела себя самым скандальным образом. В ее доме в любое время дня и ночи гремела музыка. Мужчины приходили и уходили. Без сомнения, Керри была самой настоящей шлюхой. А если ее пытались одернуть, как она разговаривала! Сплошной мат! Даже прекрасные девчушки Селли уже порой выражались как бывалые матросы. Керри скрылась за углом, и Селли подумала, не позвонить ли в полицию или в отдел опеки. Но люди остерегались заявлять на Керри в полицию. Толку от этого не было — Керри и полицию отшивала. Когда патруль на той неделе прибыл на шум, Керри вышла на балкон, оголила грудь и завизжала: «Смотрите, фараоны, мать вашу!» Настоящий скандал! Отбившись от полиции, Керри затем непременно сводила счеты с теми, кто на нее нажаловался. А где другая малютка? У старшей черные волосы и глаза как у лани. Удивительно красивый ребенок. Но если она останется с Керри, то вырастет такой же, как мать, которую окружают сплошь наркоманы и пропойцы. Запах конопли в прихожей Керри подавлял все остальные. Час спустя Селли услышала стук открываемой дверцы автомобиля и снова выглянула в окно. Керри вылезала из машины, и Селли почувствовала облегчение. Можно было никуда не звонить, и это ее устраивало. Она предпочитала держаться от Керри подальше. Такая жизненная позиция оправдывала себя в этом районе. Селли старалась не вмешиваться в чужие дела. Она отошла от окна, налила себе чашку чая и включила телевизор. Ей нравились детективы, а Джон Toy, игравший инспектора, вполне подходил ей по возрасту. Стук в дверь поднял ее со стула. Через дверную филенку из матового стекла она увидела силуэт Керри и не без трепета открыла. — Чем могу помочь, дорогая? Она принужденно улыбнулась. Керри запросто могла поколотить того, кто сердил ее. — Ты не видела мою Мерседес? Селли покачала головой: — Я видела ее недавно с тобой, дорогая. Я думала, что ты повела ее к своей матери. Керри сморщилась от раздражения: — Что ты тут болтаешь, старая ведьма? Я весь день занималась покупками. «Ты весь день воровала в магазинах», — подумала Селли. — Зачем ты мне голову морочишь? — запальчиво продолжала Керри. — Я оставила детей в квартире и вот сейчас вернулась, а Мерседес нигде нет. Я знаю, что ты даешь детям печенье и другие сладости, и еще я знаю, что ты проводишь все время, глазея в окно. Так с кем ты видела Мерседес и когда? Селли испугалась: — Я думала, что она с тобой. Я уверена, это была ты… Ты шла с малюткой по улице… Последовал очень болезненный удар. К моменту появления полиции Селли была вся в синяках. Керри и констеблю влепила оплеуху. Она всегда лезла в драку, когда ее огорчали, а сейчас ее очень огорчили. Кроме того, ей нравилось драться с полицейскими. Глава 6 Кейт пристально посмотрела на девицу, вошедшую в комнату для допросов. Она знала Керри. Собственно, Керри знали все. Она являлась своего рода легендой. Керри, толстуху с плохой кожей, никто не назвал бы хорошенькой. Еще в детстве она поняла, что может завоевать внимание мальчиков, лишь разрешая им вольности, а чтобы обратить на себя внимание взрослых, надо внушать страх. Она все время ругалась, угрозы запросто слетали с ее уст. При этом Керри гордилась собой, считая себя умной, достойной уважения и не находя ничего плохого в своем образе жизни. Теперь, за решеткой, Керри выглядела совсем скверно. Она плюхнулась на стул и настороженно уставилась на Кейт Берроуз. — Успокойся, Керри. Мы только хотим выяснить, что произошло. Итак, ты знаешь, где твоя младшая дочь? — Нет, блин, нет. Я искала ее, когда эта стерва Макинтир начала заводить меня… Кейт ударила кулаком по столу: — Я не желаю здесь больше слышать твои хамские выражения, понятно? У тебя пропал ребенок, и ты должна понимать: нам нужна твоя помощь, чтобы найти его. Я не хочу слышать рассказы о твоих соседках, ясно? Мне нужны факты, и немедленно. Если Мерседес где-то бродит одна, надо найти ее раньше, чем она попадет в беду. Кейт выразительно посмотрела на сидевшего рядом работника опеки. Тот взял Керри за руку и ласково сказал: — Давай рассказывай, дорогая, нам необходимо разобраться. Нельзя больше тянуть время. Керри кивнула и задумалась. — Начни сначала, — спокойно сказала Кейт. — Где ты сегодня была и когда видела Мерседес в последний раз? Керри провела по лицу грязной рукой. — Я весь день занималась покупками в Лейксайде. — Она заметила скептическое выражение на лице полицейского и нахмурилась: — Я вернулась домой около восьми часов вечера. Приехала обратно на такси, но ребенок уже исчез. Моя старшая дочь, Алиса, сказала, что она спала, а когда проснулась, Мерседес в комнате не было. — Кому поручили присматривать за детьми? Керри облизала потрескавшиеся губы и еле слышно ответила: — Никому. Никто не присматривал за ними, это факт. Когда я уходила, там сидела маленькая Мэри Паркс, но она собиралась домой к пяти часам. Я хотела вернуться к этому времени, но задержалась. Мэри заперла детей в квартире и положила ключ под коврик, как обычно. Так я вошла домой. Кейт вздохнула: — Итак, ты оставила детей с девочкой на весь день. Сколько ей лет? — Одиннадцать. Но она вполне взрослая, если вы понимаете, о чем я говорю. Кейт знала, что Керри имела в виду раннее развитие и, возможно, сексуальный опыт. Это вовсе не означало настоящей взрослости, хотя сама девочка, вероятно, считала себя таковой. — Мы скоро приведем ее сюда и допросим. Ленни Паркс, грабитель, ее отец? Кейт ужасно переживала, что приходится запугивать Керри, но она имела большой опыт общения с подобными особами. Только посредством давления можно заставить их говорить правду. — Ее отец знал, что она торчит у тебя на квартире вместо того, чтобы находиться в школе? Адвокат Керри, маленький лысеющий мужчина по имени Гарри Дарт, поднял руку: — Это не имеет отношения к делу. Кейт улыбнулась ему: — Возражаю. Мистер Паркс — известное лицо в этих краях, и он вряд ли спокойно отнесется к тому факту, что мы беспокоим его по поводу его любимой дочки. Я спрашиваю ради безопасности вашей подзащитной. Кейт использовала имя Ленни Паркса, но что ей оставалось делать? — Я не в курсе, знал ли он. Думаю, нет. Но всем известно, что ребята приходят ко мне. Керри стала оправдываться, и Кейт почувствовала к ней еще большую жалость. Она теперь подцепила Керри на крючок и не собиралась отпускать. — Кто мог бы забрать Мерседес? Друг, родственник или отец? — Если честно, то я не знаю, кто ее отец, — сказала Керри, посмеиваясь с привычной бравадой. — Я просто хочу получить ее назад. — Эти слова прозвучали более искренно. — Но у нас три свидетеля, которые говорят, что видели тебя с ней на улице за час до того, как она якобы пропала. — Они ошиблись. Я была в Лейксайде, как я уже говорила. — Видел ли кто-нибудь тебя там? Разговаривала ли с кем-нибудь? Керри покачала головой: — Нет. Но домой я приехала на такси. — Лейксайд находится в десяти минутах езды от твоей квартиры. У тебя было достаточно времени, чтобы съездить туда и обратно за полчаса. Тебе понятно, что я имею в виду? Три человека видели тебя с ребенком, Керри. Давай смотреть фактам в глаза: ты ведь звезда в своей округе, не так ли? Будь уверена, они узнали тебя. У тебя вполне хватало времени, чтобы вернуться домой, сделать то, что задумала, и снова вернуться в Лейксайд. Можешь мне что-нибудь возразить? Керри вытерла нос тыльной стороной руки. Затем, внезапно вскочив, она замахала руками как мельница, раздавая тычки и оплеухи всем, до кого ей удавалось добраться. Ее опекун и адвокат не стали исключением. Началось форменное столпотворение. Кейт вышла в коридор. Где и с кем находится ребенок, было по-прежнему совершенно непонятно. Через десять минут Кейт вернулась в комнату. Керри немного успокоилась. — Клянусь своими детьми, я понятия не имею, кто ее забрал и почему все думают, что это сделала я. Признаюсь, я была пьяна и плохо соображала, но я точно слонялась по Лейксайду. Воровала, блин. Вы можете меня привлечь за это, но не за причинение вреда собственным детям. Что бы обо мне ни думали, я люблю моих детей! Я никогда не причиню им вреда. Никогда! И если кто-нибудь считает по-другому, я размозжу ему голову! — Так чьи головы ты уже размозжила? — тихо спросила Кейт. Керри залилась слезами. — Тебя уже дважды арестовывали за избиение собственных детей… Керри прервала ее, завизжав: — Я только шлепала их! Все наказывают своих ребят! — Однажды ты шлепнула старшую дочь туфлей по голове. Ей наложили пять швов. Социальный работник в отчаянии закрыл глаза. — Тебе вернули Алису всего лишь пять недель назад. Она находилась у твоей матери, правда? Тебе велели держать детей под наблюдением, а ты оставила их с одиннадцатилетней девочкой, сама же отправилась воровать. Теперь ты утверждаешь, что дочь забрал какой-то незнакомец и ты ничего не знаешь о том, где она. Я все правильно говорю? Керри рыдала. Могучая Керри сломалась менее чем за пять минут. Кейт встала и мягко сказала: — Переговори со своим адвокатом, я вернусь через пятнадцать минут, о’кей? Посмотрим, можно ли разобраться во всем этом. Адвокат и социальный работник грустно посмотрели на Кейт. Счет был явно в ее пользу. В своем кабинете Кейт обнаружила записку на столе, в которой говорилось, что ей должна звонить инспектор уголовного розыска Дженни Бартлетт. Записку написала Лейла, и Кейт мысленно поблагодарила подругу за помощь. В трудных случаях офицеры полиции могли привлекать на помощь экспертов. Это никоим образом не бросало тень на полицейских. Наоборот, министерство внутренних дел даже рекомендовало так поступать в тупиковых ситуациях. Экспертов привлекали чаще всего для раскрытия таких преступлений, как педофилия или убийство ребенка, когда совет и помощь специалиста были необходимы. В проводившемся расследовании как раз очень не хватало Дженни Бартлетт: она специализировалась на раскрытии преступлений против детей. Кейт приказала себе при первой же возможности расцеловать Лейлу. Подозрение в убийстве детей падало на трех местных женщин. Все они клялись в своей невиновности, и все были хорошо известны либо полиции, либо службе опеки, либо и тем и другим. Убийства детей случались, и Кейт знала немало подобных преступлений. Но чтобы убийство детей совершили сразу три матери — это уже слишком. Самым странным в этом деле выглядели показания свидетелей: каждую из женщин видели с ребенком, хотя сами женщины утверждали, что такого просто быть не могло. Все три сознались в том, что плохо заботились о детях, оставляли их одних, но только не убивали. Если они говорили правду, то что их показания давали полиции? И что это за детский труп нашли на свалке? Почему его никто не ищет? Кто-то ведь должен его знать? Кто-то ведь должен о нем беспокоиться? От усталости и от ужаса происходящего Кейт закрыла глаза. Она что-то упустила, определенно что-то упустила. Кейт знала: как только она поймет, что именно упущено, запутанное дело прояснится. По крайней мере, Кейт на это надеялась. Борис Стравинский отрешенно смотрел на экран. Он просматривал видеопленки, пытаясь связать воедино разрозненные обрывки информации. Девушка, лежавшая рядом, пошевелилась. Борис отодвинулся. Девушка открыла глаза и улыбнулась. Она была хорошенькой и прекрасно об этом знала. Борис скомандовал: — Одевайся и проваливай отсюда! Сергей тебе заплатит! Грубость начисто лишила его акцент всякого шарма. Девушка молча встала и начала одеваться. Он не обращал на нее никакого внимания. У двери она обернулась и робко спросила: — Мы еще увидимся? Борис отрицательно покачал головой. Его длинные густые волосы вновь вызвали у девушки восхищение. — Ты не стоила этих денег, крошка. Оскорбленная его словами, она выскочила из комнаты. В душе Бориса шевельнулась жалость, которую он тут же в себе подавил. Платишь за секс, получаешь что хотел, и это все. Он заплатил, он получил товар. Почему же он всегда так ненавидит их после этого? Или, может, он ненавидит себя самого? Он знал, что красив, что женщины его обожают, но все равно предпочитал общаться с проститутками. Борис отогнал от себя неприятные мысли. Проститутки приходили и исчезали, как только все заканчивалось. Именно это его в них и привлекало. После того как два года назад он потерял свою девушку, у него не было постоянной подруги. Анну, мать его сына, убили в Москве, когда она вышла в магазин. В тот день он потерял трех верных людей. Боль потерь не утихла до сих пор. Ему очень не хватало Анны, ее чувства юмора и острого ума. А сыну не хватало матери. Одно из лиц на пленке показалось ему знакомым. Улыбнувшись, он нажал на кнопку паузы, встал и пошел в ванную. Он задержался перед зеркалом, рассматривая свое отражение. Длинные густые волосы мягкими волнами падали ему на плечи. Будь они посветлее, Борис как близнец походил бы на Ричарда Гира. Женщины, особенно англичанки, всегда замечали это сходство. В нем поражало сочетание красоты и силы. Устоять было невозможно. Сама по себе женская красота его не очень волновала. В женщине он ценил характер, чувство юмора и мозги. Он любил разговаривать с ними, смеяться, что-то обсуждать и лишь потом заниматься любовью. По крайней мере, так получалось раньше, до смерти Анны. Борис встал под душ и включил воду. Стоя под струями воды, он думал о том, куда же подевался Келли и когда наконец он узнает, где его деньги. На данный момент это являлось главной заботой Бориса. Остальное могло подождать. Патрик переехал в небольшую квартиру в Илфорде. Не бог весть что, зато его там никто не знал. Вещи в машину он переносил постепенно. Стараясь скрыть свой переезд, он брал только самое необходимое. Его адвокат не выказывал особого оптимизма. В скором времени, утверждал он, Патрика объявят в розыск в связи с убийством. Но Патрик знал кое-что такое, чего не знали ни адвокат, ни полиция. Он знал, кто и за что убил Даггона. Тот русский из-за своих денег. Если бы Кейт согласилась соврать ради его спасения, ему не пришлось бы сейчас прятаться. Вилли смотрел футбол. Патрик налил обоим выпить. — Чертов «Манчестер юнайтед»! Испоганил мне настроение, Пэт! Вот так просто взял и испоганил. Только и знают, что задирать свои хреновы майки на головы! Поверить не могу! Патрик его не слушал. Вилли как был законченным фанатом «Миллволл», так им и останется. Более сильные команды, а они все в лиге более сильные, постоянно поганили ему настроение. — Вилли, раз уж нам пришлось зависнуть здесь вместе, давай-ка соблюдать осторожность. Вилли ухмыльнулся. — Ладно, Пэт, нет проблем. — Вдруг он воздел руки к небу: — Нет, ты только посмотри на них! — Согласен, все они уроды. Да оторвись ты от этого футбола! Вилли похвастался: — Мой двоюродный брат Ларри дерется сегодня в Реттендене. Супер, да, Пэт? Там будут только свои, чужих не будет. У него есть все шансы побить этого югослава. Ларри — крепкий орешек. Патрик предложил: — Поезжай, возьми подружку, повеселись, только будь осторожен. Вилли ухмыльнулся: — Слава богу, Морин любит драки. — Если то, что я о ней слышал, правда, она сама сможет легко уделать этого югослава. — Морин — это нечто, — с гордостью согласился Вилли. — Майк Тайсон рядом с ней просто котенок. Но у нее золотое сердце. Ради тебя, Пэт, расшибется в лепешку. Келли кивнул. Он не горел желанием встречаться с Морин — именно потому, что был достаточно наслышан о ней. Однако в словах Вилли имелся кое-какой смысл. Морин сделает ради него все, что угодно, даже соврет под присягой. Кейт ради него на это не пойдет, с горечью подумал Патрик. Кейт должна изменить свое мнение о нем. Господи, ведь сам клуб был чист. Нет никаких причин обвинять в чем-либо его, Патрика Келли. Но в душе он понимал: Кейт наплевать, насколько законные вещи происходят в клубе, — она просто ненавидит всю эту грязь. Честно говоря, гнильцой попахивали и клиентура, и обслуживающий персонал, и вся атмосфера заведения. Но клуб приносил деньги, хорошие деньги, легальные деньги. Вот единственная причина, по которой он содержал заведение. Женщины, которых Патрик брал на работу, не интересовали его как женщины. Теперь же и сам клуб, и управляющие клубом стали основной причиной всех неприятностей Патрика. Его преследовал безумный русский, его бросила подружка, и ему приходится торчать в этой чертовой конуре в Илфорде. Да, жизнь порой бьет ниже пояса, как говаривала покойная женушка Рене. Еще одним перлом мудрости Рене было «Бог воздает нам по заслугам». Тем не менее как только Терри Харвик организует встречу, все должно утрястись. После этого Патрик решил бросить все усилия на то, чтобы вернуть Кейт. Вернуть птичку в клетку. Вернуть домой, где ей и место. Морин была толстой коротконогой особой лет сорока с небольшим, нещадно затянутой в слишком тесные для нее одежды. В ее распоряжении всегда имелось четыре каталога доставки товаров и такое же количество пустых квартир, куда этот товар доставляли. Небольшого дохода от продажи ей вполне хватало. Такой бизнес нравился ей куда больше, чем ее прошлые делишки с фальшивыми векселями, за которые она отсидела три года. Выйдя из тюрьмы, постаревшая и изрядно потрепанная жизнью, но зато помудревшая, Морин обратила свое внимание на Вилли Гэбни. Вилли ей нравился. Он хорошо к ней относился и даже по-своему любил. Ее дети выросли, она уже трижды стала бабушкой. Сей факт то несказанно радовал, то безмерно огорчал ее. Младший сын Морин, Дуэйн, все еще жил с матерью. В свои девятнадцать лет особым умом он не блистал и работал на стройке. Он не сидел у Морин на шее, и это ее вполне устраивало. Она могла наслаждаться собственной личной жизнью и благодаря Вилли Гэбни именно так и поступала. Когда машина Вилли остановилась возле ее дома в Дагенхеме, Морин выскочила ему навстречу, отчаянно спотыкаясь на неимоверно высоких каблуках. С трудом протиснувшись в машину, Морин попыталась усесться поудобнее, невольно демонстрируя свои формы, к вящему удовольствию Вилли. С формами у старушки Морин все было в порядке, это-то Вилли и нравилось. Она настоящая медведица, эта Морин, и дай бог ей такой и оставаться. — Черт побери, Вилли, словно на детском стульчике сижу. Вилли ухмыльнулся, и машина с диким ревом рванула с места. Морин надеялась, что соседи заметили ее отбытие — нужно же дать им тему для разговоров. — Хорошо выглядишь, дорогуша. Просто убойно. — Старалась, — ответила Морин с гордостью. — Так где тусовка? — В Реттендене. Там есть большой склад на окраине, где всегда классные бои. Море выпивки, хорошая атмосфера. Ночка будет супер. Ставлю на братца пятьсот фунтов. Если выиграю, повеселимся, а? Морин счастливо улыбнулась. Повеселятся они при любом исходе, так уж Вилли устроен. Как минимум дважды в неделю он водил ее в ресторан. Он добрый и любит ее. Морин знала, что у него репутация жесткого человека, но с женщинами он мягок. Просто душка. Да, страшен как смертный грех, но и она не Рита Хейворт, так что они квиты. Деньки, когда Морин привлекала взгляды мужчин, канули в Лету. Оно и к лучшему, если честно. Морин всегда хотела встретить хорошего человека с деньгами в кармане и без груза проблем. У Вилли никакого груза не было: ни жены, ни детей — по крайней мере, таких детей, о которых бы он знал. Он говорил, что помогал Келли воспитывать дочь. Конечно, это дела давно минувших дней. Все, что Морин знала о Вилли, лишь прибавляло ему обаяния: хороший, надежный мужик, такого она искала всю жизнь. Конечно, этот мужик не Рудольфо Валентино, но, как гласит старая пословица, с лица воды не пить. До самого Реттендена они смеялись и дурачились. С каждым днем Вилли нравился Морин все больше и больше. Даже Дуэйну он нравился, а это большой плюс. Дуэйн всегда подшучивал над матушкиными амурами, которых действительно было немало — конечно, по представлениям Дуэйна. Морин отогнала неприятные мысли. Теперь у нее есть Вилли, и ей этого достаточно. К тому же он хорош в постели, так что у нее все замечательно. Дай бог, чтобы они никогда не расставались. Ленни Паркс был человеком маленьким, да удаленьким. Он весьма успешно вел двойную жизнь: одну — дома с женой Тришей и детьми Мэри и Яном, другую — в тюрьме особого режима со своими корешами. По натуре он являлся стопроцентным жуликом. Если бы он когда-нибудь влип по-настоящему, это, разумеется, изрядно бы его расстроило, но с его отношением к жизни он мог спокойненько отмотать даже долгий срок с улыбкой на устах. При условии, конечно, что в тюрьме его никто не будет расстраивать. Полицию, однако, он ненавидел. Полиция — враг, так учил его отец, а отца тому же учил дедушка Ленни. Единственной радостью и гордостью Ленни была его одиннадцатилетняя дочь Мэри, несимпатичная толстая девчонка с явным избытком косметики на лице и глазами умудренной опытом женщины. Такой сделал дочь сам Ленни, даже не осознавая этого. Мэри изо всех сил старалась походить на тех женщин, которые, как она думала, нравятся отцу, то есть на бесстыжих вульгарных баб, не лезущих за словом в карман. Она одевалась не по возрасту, отпускала услышанные по телевизору сальные шуточки и вообще корчила из себя уличную девку. Неисправимая лгунья, она приносила друзьям одни неприятности, была настоящим кошмаром для учителей и объектом всеобщей нелюбви. Для матери она ничего не значила. В раннем детстве долгие периоды безотцовщины сделали девочку своенравной и вспыльчивой, и, когда Ленни в очередной раз исчезал из дома, мать, исключительно в целях воспитания, устраивала дочери взбучку, пытаясь выбить из нее всю дурь. Затем Триша поняла, что это напрасная трата времени. Дочь, как и отца, влекло к отбросам общества. Ей нравилось общаться с людьми, с которыми нормальный человек общаться бы не смог. Она сделалась такой благодаря родному папаше, таскавшему ее по дешевым кабакам и клубам, завсегдатаями которых были, как считала Мэри, настоящие мужики, такие же, как ее отец. Ленни не сомневался: его дочь — чудесный ребенок, в то время как все вокруг, включая его друзей, считали ее настоящей занозой в заднице. Она постоянно влезала в разговор с видом умудренной жизнью женщины. Это делало ее похожей на проститутку, но ни она, ни ее обкуренный родитель не понимали этого. Ян, двумя годами старше сестры, рос хорошим парнем, но Ленни словно не замечал его, предпочитая возиться со своей младшенькой. Когда Триша открыла полиции дверь, Ленни и его драгоценная дочурка сидели на диване и смотрели фильм «Чужие». Увидев Кейт Берроуз, Ленни закатил глаза: — Если сегодня кого-нибудь ограбили, мисс Берроуз, это не ко мне. Я был в больнице, сдавал кровь на анализ — подозрение на диабет. Кейт мягко улыбнулась: — Я пришла поговорить с вашей дочерью, которая, несмотря на поздний час, еще не спит. Часы показывали четверть первого ночи. Лицо Ленни потемнело, лицо Мэри стало бледным как полотно. Триша Паркс тут же набросилась на дочь: — Снова что-нибудь украла, дрянь такая? Мэри, поняв, что влипла по уши, стала разыгрывать из себя маленькую девочку. — Конечно же нет, мама. Как ты могла такое подумать? — пролепетала Мэри с дрожью в голосе. — Что она сделала? — рявкнул Ленни. Он выключил у телевизора звук и уставился на Кейт. Настроен он был явно воинственно. — Сегодня вместо того, чтобы пойти в школу, Мэри сидела с ребенком. Ребенком Керри Элстон. Думаю, вы ее знаете. — Ну а при чем здесь полиция? — испуганно спросила Триша, понимая, что за мелкими воришками не приходят в такой час. Здесь дело посерьезнее. — Пропал младший ребенок Керри. Как обычно, она оставила детей с вашей дочерью, и ваша дочь последняя, кто видел детей. Мэри поедет с нами в участок. У нас есть специальный человек, который присмотрит за ней, если никто из вас не захочет к нам присоединиться. Глаза Ленни чуть не вылезли из орбит: — Вы ее забираете в участок? — Остынь, Ленни, дело серьезное. Пропал ребенок. Твоя дочь — единственный свидетель. Мы обязаны ее забрать, взять показания, а дальше посмотрим. Даже до Мэри дошел смысл сказанных слов, и ее охватил ужас. — Я ничего такого не сделала, — запричитала она. — Я ведь помогала Керри! Она же совсем не заботится о них! Я единственная, кто помогает им! Она ведь даже не кормит их как следует! Ленни застыл на месте как столб. Мэри истерично выкрикнула: — Папа, она бьет их! Я прихожу специально, чтобы посмотреть, все ли с ними в порядке. Ленни перевел взгляд на дочь. Вызывающий макияж, темные корни начинающих отрастать волос. Неожиданно он увидел ее глазами полицейского. Глазами других людей. Глазами ее матери. Ему стало не по себе. Что ему говорила Триша как раз сегодня утром? «Она принесет нам в подоле лет в четырнадцать, а благодарить за это надо тебя, Ленни». Он вспомнил ссору, происшедшую за завтраком. Как всегда, Мэри не хотела идти в школу. В ход пошли обычные уловки: болит живот, тошнит и так далее. В конце концов она выскочила из дома, хлопнув дверью и оставив мать в состоянии крайнего бешенства. Ленни нашел это забавным. Но сейчас он понимал, что дочка попала в передрягу, и весьма серьезную. Она явно сильно напугана. Впервые за многие годы Мэри вела себя как ребенок. Испорченный ребенок, но плоть от плоти его. — Накинь пальто и умойся. Немедленно! — прикрикнул Ленни, и Мэри пулей вылетела из комнаты. — Кто-нибудь знает, где может находиться дочка Керри? — обеспокоенно спросила Триша. Кейт покачала головой. Ей нравилась Триша. Жизнь Триши складывалась непросто. Она выбивалась из сил, стремясь облегчить жизнь детям. Хотя Кейт понимала: Триша проигрывает эту битву. Особенно в том, что касается дочери. Ленни, похоже, сам толком не знает собственной дочери. А Кейт предупредили, что девчонка, во-первых, отчаянная лгунья, а во-вторых, готова заложить кого угодно, лишь бы самой выпутаться из передряги. В свои одиннадцать лет Мэри была уже опытной воровкой и отъявленной прогульщицей в школе. — Когда пропала малышка? — печально спросила Триша. Керри осмотрелась в камере. Она прочитала все надписи на стенах и допила чай, затем выкурила последнюю сигарету из пачки. Лежа на жесткой тюремной койке, она глубоко вздыхала. Ее мучил страх. Если фараоны обыщут ее квартиру, а Керри догадывалась, что это уже сделано, то она увязла по самые уши. Жаль, у нее нет с собой косячка успокоить нервы. Валиум, выданный дежурным врачом, на нее уже не действовал, лишь слегка снимал напряжение. Для начала Ленни Паркс свернет ей голову. Но если Мэри пошевелит мозгами и фараоны не найдут улик, которые неплохо припрятаны, она как-нибудь выпутается. На следующий день около полудня Морин ураганом ворвалась к себе домой. Она была в дикой ярости. Вилли Гэбни просто-напросто бросил ее в этом самом Реттендене, оставил на произвол судьбы, не сказав ни единого словечка! Морин не могла в такое поверить. Она-то считала его джентльменом! А он бросил ее как ненужную вещь в расчете на то, что она сама доберется домой. Ей пришлось просить какого-то урода, у которого воняло изо рта, подбросить ее до ближайшей станции. Если этот Вилли Гэбни решит позвонить или осмелится появиться здесь, она покажет ему, где раки зимуют. Что он о себе возомнил! На ее глаза навернулись слезы. А ведь он ей нравился, очень нравился. Он так за ней ухаживал. Она думала: ну все, вот оно, счастье! А он оказался ничем не лучше других. Просто подлый уродливый сутенер. Морин плеснула себе выпить и схватилась за телефон. Она принялась названивать подругам и жаловаться на свою горькую долю. Сейчас она нуждалась в сочувствии. Она все еще висела на телефоне, когда Патрик Келли попытался дозвониться до нее в полтретьего ночи. Он догадался: с Вилли что-то случилось. И его опасения вскоре подтвердились. Неизвестный позвонил ему на мобильник и сказал, что Вилли у них, но скоро вернется и при нем будут указания для мистера Келли. Вопрос в том, вернется он живым или мертвым. И еще очень важный вопрос: известно ли похитителям, где сейчас Келли? Патрик вышел из квартиры и сел в машину. Впервые в жизни он по-настоящему растерялся. Как правило, он всегда твердо знал, что ему нужно делать — по крайней мере, до всей этой истории. Но русский с репутацией безумца пугал его, очень пугал. Патрик ехал в ночь, сам не зная куда. Если бы не страх, это было бы даже забавно. Мир для него превратился в хаос. Как там говорила Кейт? «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты»? Никогда прежде одна простая фраза не значила для него так много, хотя он и понял ее подлинный смысл гораздо позже, чем следовало. Как он хотел поехать сейчас к Кейт! Но если даже она и примет его, он подвергнет ее большой опасности. Они похитили Вилли, а ведь Вилли голыми руками не возьмешь. Если они смогли похитить его, то уж ее-то — проще простого. Кейт нужно предупредить, и как можно скорее. Патрика начало мутить от страха. Он наконец признался себе, что основательно влип. Глава 7 Стрелки показывали три часа ночи. Кейт едва держалась на ногах. От Мэри Паркс они ничего не добились: та скороговоркой поносила Керри, рассказывая, какая она ужасная мать и как самоотверженно она, Мэри, присматривала за детьми — прямо мать Тереза. Мэри явно что-то скрывала. Но работник опеки потребовал прекратить допрос бедной девочки и к обеду доставить ее домой. Кейт заметила самодовольную улыбку на пухлой физиономии Мэри и еле удержалась, чтобы не врезать ей как следует. Допрос этой девицы оказался пустой тратой времени. Мэри твердила, что она, как обычно, положила детей спать и ушла. Надавить на нее не могли, так как она была несовершеннолетней. Жаль, что родители не считали ее таковой, глядишь, и не сидела бы сейчас в камере полицейского участка. Кейт не сомневалась: это не последняя камера в жизни Мэри Паркс. Она поговорила с Дженни Бартлетт и отправила ей все материалы дела. По плану Дженни предстояло присоединиться к ним через день-другой. Итак, помощь в лице еще одного очень хорошего специалиста на подходе. Но уже сейчас чутье подсказывало Кейт, что похищения детей связаны между собой. Должен существовать общий знаменатель, которого она пока не нашла. Отпивая чуть теплый кофе, она увидела идущую к ее кабинету Джоанну Харт. Кейт поднялась ей навстречу. Войдя, Джоанна спросила: — Мэри Паркс уже уехала? Кейт кивнула. — Вам лучше привезти ее обратно. Сейчас увидишь, что мы нашли в спальне Керри! Вилли открыл глаза в кромешной темноте и тут же закрыл их снова. Он по-прежнему находился в состоянии шока. Кем бы ни были его похитители, они выследили его, и Вилли злился на себя за свою неосторожность. Рядом с Патриком Вилли всегда держал ушки на макушке. Осторожности его лишило общество Морин. Мысли о ней встревожили его. Они и ее похитили? В порядке ли она? А Патрик тоже у них в руках? Вилли попытался успокоиться. Похитители — явно профессионалы, значит, с ним будут обращаться хорошо, пока в нем есть нужда. А сейчас ему следует подумать о том, как действовать, если подвернется возможность удрать. Нужно выяснить, где он находится, сколько здесь охраны, сможет ли он достать хоть какую-нибудь машину. Одновременно он переживал за брата. Удалось ли ему выиграть бой? Вилли не мог подолгу зацикливаться на одной мысли. Так уж он был устроен. Томми Броутон открыл дверь. Перед ним стоял мрачный Патрик Келли. Под его курткой угадывались очертания пистолета. — Привет, Томми! Ты один? — Да. Моя старушка уехала отдыхать с детьми. Что случилось, Пэт? Не дожидаясь приглашения, Патрик вошел в дом. — Я полагаю, это ты должен мне сказать, в чем дело, приятель. Томми побелел: — Я ничего не знаю, Пэт, кроме того, что фараоны приходили в клуб с ордером на твой арест. Я пытался связаться с тобой, но не мог найти тебя и решил, что ты залег на дно. Я ждал, что ты меня найдешь. — Именно это я и сделал. Явился к тебе собственной персоной. — Патрик прошагал через всю гостиную и плюхнулся на диван. — Кстати, Харвик звонил. Он оставил для тебя сообщение, — сказал Томми. — «Я все еще пытаюсь». Не знаю, что это значит. Патрик кивнул. — Так в чем же дело, Пэт? Келли взглянул на Броутона и вздохнул: — Ты правда хочешь знать? Подкинуть тебе темку для разговора? — Достав пистолет, он нацелил его на бывшего приятеля и подельника. — У тебя есть ровно пять минут, чтобы объяснить, какие дела были у Бориса и Даггона и что Борису нужно теперь от меня. Подумай хорошенько, прежде чем открывать рот, ибо мне нужна правда и только правда, вся целиком, а не наполовину. Ясно тебе? Томми кивнул. Да, он влип, и серьезно влип. Он отправил жену и детей на море, поскольку боялся за них и не понимал толком, что происходит. Теперь он должен что-то отвечать Патрику Келли, в противном случае ему крышка. По словам Даггона, дело было проще простого и сулило большие бабки. Патрик ни сном ни духом не ведал о том, что творилось в клубе. Но теперь он все узнал и жаждал мести. Томми на секунду задумался, где Пэт его убьет. Если прямо в гостиной, то жена просто лопнет от злости. Гостиную только что отремонтировали. Кейт посмотрела на фотографии и задумчиво покачала головой. Керри Элстон просто безумная, если думает, что ей это сойдет с рук. Она с отвращением швырнула фотографии на стол. — Приведите ее в комнату для допросов. Немедленно! И пригласите ее опекуна и адвоката. Они ей понадобятся. Раньше Кейт поражалась хладнокровию и выдержке Керри — ведь, как-никак, у женщины пропала дочь. Но, увидев фотографии, она заподозрила, что Керри знает, где ребенок. Кейт яростно потерла уставшие глаза. С каждым днем она узнавала массу нового о способности человека уничтожать в себе все светлое и хорошее. Удручающие открытия являлись частью ее работы и усиливали желание бороться со злом в человеке до последнего. Однако ее не покидало чувство, что она проигрывает эту схватку. Мэри Паркс сидела рядом с отцом на диване. Она торжествовала — ей удалось вырваться из лап фараонов. Мать искоса поглядывала на Мэри, но та не удостаивала ее своим вниманием. — Тебе не кажется, что ей пора спать? Ленни неодобрительно посмотрел на жену: — У ребенка выдалась ужасная ночка, Триша, отстань от нее. Триша покачала головой и вздохнула. Когда она поняла, что не любит свою дочь? Пожалуй, достаточно давно, и причиной тому стала слепая любовь Ленни к дочери. Мэри отличалась стервозностью с детских лет. Таким же был в детстве и ее отец. Но в Мэри замечалось и кое-что еще — неприкрытая сексуальность не по годам. Триша очень часто видела ее с мужчинами. Мэри тянуло к мужчинам, слишком тянуло. Ленни не понимал всей серьезности положения, когда его дочь вместо того, чтобы сидеть на уроках, болталась в квартире у Керри. Ленни ничего не знал о грязной репутации соседей. Он знался только с матерыми убийцами. Сама Триша не могла понять, что влекло ее дочь в тот дом. Возможность безнаказанно курить? Пить? Якшаться с мужиками? Наверное, все вместе. Это все Ленни виноват. Он относился к Мэри как к своей подружке, а не как к дочери. И вот вам! Получил, что хотел. В дверь яростно заколотили. Никто не сдвинулся с места. Когда постучали снова, Триша вознесла молитву Всевышнему. У нее было чувство, что дело примет скверный оборот. Предчувствие оправдалось, но легче ей от этого не стало. Триша слышала ругань и крики мужа — еще бы, ведь полиция врывалась к ним второй раз за ночь. Глаза Мэри полезли на лоб, когда женщина-полицейский предъявила ей новые улики — фотографии и потребовала объяснений. Триша заметила, как потемнело лицо мужа. Ленни понял: на сей раз его малютка Мэри влипла по-настоящему. Девчонка начала вопить. Она вопила всю дорогу вплоть до полицейского участка и только там утихла в объятиях отца. В 4.39 утра Ленни Парксу показали фотографии. Через десять секунд его пришлось силой оттаскивать от дочери. «Убью!» — ревел Ленни. Керри не могла скрыть ужаса. Ее лицо утратило привычное выражение бравады, она тяжело опустилась на стул напротив Кейт. Глаза у Керри потухли, в речи исчезли вызывающие нотки. Кейт разглядывала ее с нескрываемым отвращением. — Кто делал снимки, Керри? Девушка молча смотрела на Кейт. — Я повторяю свой вопрос для протокола. Кто делал снимки? Подозреваемая Керри Элстон покачала головой, отказываясь отвечать. Кейт выключила магнитофон и произнесла с расстановкой: — У тебя пропал маленький ребенок. Его ищет вся полиция Грантли. В твоем доме обнаружены порнографические снимки с изображением твоих детей, а также неизвестных детей. Пока неизвестных. Кейт сделала паузу и терпеливо продолжила: — Мэри Паркс вот-вот заговорит. Ее отец услышит каждое сказанное ею слово. На твоем месте мне было бы страшно, Керри. Ты в дерьме, и даже не представляешь, насколько глубоко. Я советую тебе рассказать все, что тебе известно, и мы покончим с этим. Бог свидетель, ты получишь по заслугам, я обещаю. Ты мерзкая тварь, Керри, и мы обе это знаем. Адвокат Керри молчал. Фотографии шокировали его точно так же, как и полицейских. Это была откровенная порнография. Керри понесет наказание в любом случае, и не важно, заговорит она или нет. Она присутствовала на всех снимках, улыбающаяся и смеющаяся, в то время как дети выглядели подавленными и испуганными. — У тебя есть десять минут — соберись с мыслями перед дачей показаний. Я вернусь со всем, что у нас на тебя есть. Кейт вышла из комнаты. Самочувствие было отвратительным: сердце бешено колотилось, ее подташнивало. Она зашла в свой кабинет, за ней — констебль Харт. — Нам уже удалось установить личности детей на фото: это малыш Айвор и его брат Кристиан. Кейт в ужасе зажмурилась: — Вы уверены? Харт кивнула: — Вам придется внимательно изучить снимки, мэм. Мы должны опознать всех детей. Кейт посмотрела в красивые зеленые глаза девушки и с горечью спросила: — Что происходит с людьми? Куда катится мир? Как могла мать сделать такое с собственным ребенком? Если вы знаете ответ, Джоанна, ответьте мне, потому что я не пойму этого никогда. Джоанна беспомощно пожала плечами. — И я не знаю, мэм. Когда работаешь в полиции, с каждым днем острее понимаешь, что жизнь — штука жестокая. Я думаю, пропавший ребенок мертв. А вы? — Принимая во внимание события этих дней, скорее всего вы правы, — тяжело вздохнула Кейт. — Но вот что меня интересует больше всего: заодно ли эти женщины друг с другом? Было ли все спланировано заранее таким образом, чтобы убийство детей осталось безнаказанным? Где логика? Джоанна Харт вновь пожала плечами: — Думаю, это вам и предстоит выяснить, мэм. Томми беззвучно плакал, а Патрик, ошеломленный, смотрел на него. Броутон напоминал ему сейчас маленькую Мэнди, когда Патрику пришлось сказать, что ее мама умерла. Патрик ударил снова, на этот раз сильнее. — Ты подставил меня, Томми. Я дал тебе шанс заработать, а ты, жадный ублюдок, меня подставил. Следующим ударом Патрик повалил Томми на пол. Он посмотрел сверху вниз на своего бывшего друга и прорычал: — Я что, похож на шлюху? У меня что, на лбу написано «шлюха»? Видимо, так оно и есть. А я все гадал, что происходит, может, я чего-то не знаю. Зато всем вокруг все ясно как белый день. Видимо, я шлюха, недаром все хотят меня трахнуть. Его тело содрогалось от еле сдерживаемой ярости, и Томми понимал: еще чуть-чуть — и Патрик его убьет. — Мне пришлось, Пэт, — рыдая, сказал он. — Мне не оставили выбора. Я отмывал в клубе деньги Стравинского. Все было прикрыто: он обеспечивал отмывку счетами-фактурами, всем, чем нужно. — К черту счета. Это мой клуб! — Он опасен, Пэт. Даже полиция не хочет связываться с ним. Он так ловко выкручивается, что… — Опасен? Это ты мне говоришь? Я покажу тебе, кто опасен, ты, двуличный ублюдок. Патрик набросился на Томми с кулаками, обезумев от гнева. Он понимал: нужно успокоиться и все обдумать, но ничего не мог с собой поделать. Скорее всего, Вилли мертв. Это предупреждение для него, Патрика Келли. Мысль о том, что его старый друг в руках у Бориса, отъявленного мерзавца, не давала Патрику успокоиться. — Я тебе доверял. А ты, сукин сын, выдал им Вилли Гэбни. Ты отправил нас к Лерою Холдингсу, зная, что он мелкая рыбешка и не имеет ничего общего с этим дерьмом. Ты водил меня за нос. Это ведь ты сдал им Вилли, правильно? Хотел прикрыть свою задницу. Но когда я возьмусь за тебя, парень, ты пожалеешь, что на свет родился. Патрик бил Томми, не помня себя от злости. Успокоившись, он налил себе выпить. Плечи и руки болели от напряжения. Затем он пролистал все записные книжки Томми. Отыскав нужное, он взял телефон и набрал номер. — Передайте Борису, что Патрик Келли хочет встретиться с ним в ближайшее время, — сказал он, когда на том конце провода ответили. — Передайте ему также, что лучше ему не трогать Вилли Гэбни, иначе я лично зарою его в могилу. — Он с грохотом положил трубку, посмотрел на своего бывшего друга и привел его в чувство ударом под ребра: — Вставай, одевайся. Мы немного покатаемся. Каролина знала, что ее дети есть на фотографиях. Она категорически отрицала свое знакомство с Керри Элстон, но призналась, что знает Мэри Паркс: иногда платила Мэри за то, что та гуляла с ее детьми в парке. В ее ответах чувствовалась какая-то настороженность. Слушая ее, Кейт проникалась уверенностью: между всеми фигурантками дела существует связь. Увы, доказать это она пока не могла. Закончилась самая длинная ночь в ее жизни. В полседьмого утра, признав свое поражение, Кейт поехала домой. Сев в машину, она включила мобильник: семнадцать пропущенных звонков. Она стерла их, даже не прослушав. Сейчас ей было не до Патрика. Ей нужно все спокойно обдумать, а не мучить себя, выслушивая его очередную ложь. По дороге домой она проехала мимо многоквартирного дома, в котором жила Мэри Паркс, и с жалостью подумала о ее отце. На фотографиях, проделывая дикие вещи с невинными маленькими детьми, Мэри улыбалась, как заправская фотомодель, прямо в объектив. Через силу, по принуждению так не улыбаются. Личности мужчин, запечатленных на снимках, полиция пока не установила, но это только пока. Кейт нисколько не сомневалась, что Ленни Паркс скоро узнает, кто они. И как только узнает он, узнает и она, ибо ей придется арестовать его за убийство. Просмотрев фотографии, мать Мэри отреклась от дочери. Она предложила работникам соцслужбы забрать ее с собой. У Кейт не хватило духу сказать матери, что Мэри будут судить за соучастие в серьезном преступлении. Кейт вздохнула. Завтра, вернее, уже сегодня приезжает детектив Дженни Бартлетт, специалист по расследованию преступлений против детей. Приезжает, чтобы помочь ей. Преступления в Грантли, скорее всего, связаны между собой. Если Кейт удастся раскопать эту связь — считай, полдела уже сделано. Подъезжая к дому, Кейт печально улыбнулась. Одинокая, она ехала туда, откуда начинала: к своему старому дому, куда, как она думала, ей никогда не захочется вернуться. Войдя в гостиную, Кейт застыла от ужаса. На диване, весь в крови, спал Патрик Келли. Каждое утро ровно в 6.15 Джули Мэннинг выгуливала свою собаку, таксу со спокойными карими глазами и послушным характером. Они гуляли одним и тем же маршрутом: через лес к озеру, где располагались площадки для гольфа. Чертенок — так звали собаку — любил бегать по лесу и облаивать все живое. Когда они вышли на широкую тропинку, по которой местные жители совершали пробежки или прогуливались с собаками, глазам Джули открылась странная картина. Прямо на траве лежал ребенок. Рядом стояли ботиночки и лежали аккуратно сложенные носочки. Девочка, вся посиневшая от холода, тяжело дышала. Джули сняла с себя теплую куртку и, закутав в нее ребенка, что есть духу побежала домой. На бегу она озиралась по сторонам, словно надеясь увидеть того, кто ей объяснит, какого черта маленькая девочка делает одна в лесу в такое холодное утро, к тому же либо одурманенная, либо тяжело больная. Джули читала о подкидышах, но никогда в жизни не думала, что ей придется самой наткнуться на брошенного ребенка. Чертенок лаял как безумный, но Джули все равно продолжала бежать. Ребенок не шевелился. Она крепче прижала его к груди, пытаясь согреть окоченевшее тельце своим теплом. Когда Кейт разбудила Патрика, он долго собирался с силами и наконец заговорил: — У меня проблемы, Кейт. Мне нужна твоя помощь. Мне больше не к кому обратиться. Она содрогнулась, разглядывая его окровавленную одежду и испуганное лицо. Насколько еще ее сегодня хватит? — Послушай, Кейт, я согласен, что сам во всем виноват. Но я и предположить не мог, что такое может случиться. Это все из-за того русского — Бориса. Он использовал мой клуб для отмывания денег и проституции. Я ничего не знал, клянусь тебе. Я должен все уладить, и я улажу. Но, любимая, мне нужна твоя помощь. Кейт села в кресло возле камина и холодно спросила: — Чего ты от меня хочешь? — Проверь его по компьютеру, посмотри, что у вас есть на этого Бориса. Кто предупрежден — тот вооружен, так, кажется, говорят. Кейт фыркнула: — Знаешь что, Пэт? Ты умеешь подкинуть работу. Думаешь, я брошусь к тебе со всех ног по первому твоему зову? Тебе никогда не приходило в голову, что жизнь, которую ты ведешь, — основная причина твоих проблем? Что, общаясь с подонками, ты не застрахован от подобных вещей? Мне жаль тебя, Пэт, искренне жаль. Он запустил руки в свои короткие темные волосы и закусил губу. Он всегда так делал, когда старался удержать себя в руках. — Слушай, Кейт, ты знала, из какого я мира. Я никогда ничего от тебя не скрывал… Она прервала его. — Неужели? — Голос ее был полон сарказма: — Я знала о твоем клубе «Красотки», да? Откуда же я о нем узнала? Телепатия, да? Или о том, чей это клуб, пишут на заборах огромными буквами? Видать, сильно тебя приперло, Патрик Келли. От тебя не добьешься правды, даже если твоя жизнь от этого зависит. Не в твоем это характере. Деньги — вот все, что тебя интересует. Причем любые деньги, можно и грязные. Женщин и девушек унижают ради нескольких паршивых фунтов, лишь бы клиент остался доволен. Джорджу Маркхэму наверняка понравился бы твой клуб, название как раз в его вкусе. Я помню, как ты рассказывал о разных подпольных клубах. Там ты поднабрался опыта, да? — Не вмешивай сюда убийцу моей дочери, Кейт. Мэнди не имела ничего общего со всем этим. Кейт горько рассмеялась: — Не имела? Возможно. Но не ты ли три года назад после ее смерти в этой же самой комнате «переоценивал жизненные приоритеты»? Это был спектакль, да? Какая роль отводилась мне, Пэт? Ты хотел иметь у себя дома полицейского, преданно смотрящего тебе в глаза? Келли молчал. — Ты не понимаешь, Пэт? Правда не понимаешь? Я объясню тебе. Мне приходится иметь дело с детоубийцами и педофилами, с матерями, которые осознанно растлевают своих детей. Фотографии тому доказательство. Подонки занимаются оральным сексом с двух-трехлетними мальчиками и девочками. Интересно, не кончат ли эти дети свои дни в ваших так называемых клубах? Люди, подобные тебе, разлагают общество. Ты скажешь, что я говорю ерунду — люди всего лишь хотят выпустить пар и это ровным счетом ничего не значит, но ты ошибаешься, Пэт. Это значит, что молодая женщина чувствует себя всего лишь куском мяса для удовлетворения чьей-то похоти. Это значит, что разным похотливым скотам нужно сначала напиться в твоем притоне, а потом предстать перед другими во всей красе, поскольку в трезвом виде они даже сами себе отвратительны. Это значит, что ты делаешь деньги на уязвимости подобных людей. Это значит, что тот русский — Борис или как его там — хочет получить приличный кусок грязных денег. От злости и негодования Кейт перешла на крик: — Ты сам виноват в своих проблемах. На тебе висит убийство, ты в бегах, прячешься в моем доме, поскольку я служу в полиции, и просишь меня помочь, хотя ты, похоже, не испытывал ко мне ни капли уважения с первого дня знакомства. У меня не осталось к тебе никаких чувств, Пэт. Сегодня улетучились последние остатки былой любви. Так что не лезь ко мне со своими проблемами, оставь меня в покое. — Кейт откинулась на спинку кресла, чувствуя себя на грани нервного срыва. — Мне приходится иметь дело с жертвами, Патрик, настоящими жертвами таких, как ты. Твой девиз — «Желание клиента — закон». Однажды ты нарушаешь моральный запрет, стремясь выполнить желание клиента. Но запретов много. Что следующее на повестке дня? Маленькие дети для тех политиков, которые голосуют за легализацию проституции? Пройдет лет двадцать, и ты сможешь открыть детский сад, где за определенную плату дети будут прыгать у этих дяденек на коленях. Вот куда катится наш мир, и все из-за таких, как ты. Патрик устало посмотрел на нее: — Значит, нет? То есть ты мне не поможешь? Он встал, подошел к двери и обернулся. Она видела отчаяние в его глазах, и в ту минуту в ее душе жалость пыталась побороть гнев. Но Кейт знала, что не сможет переступить через себя. Патрик зашел слишком далеко. — Чуть не забыл, Кейт, твоя мама звонила. Позвони ей. Она очень скучает. — Куда ты пойдешь? — спросила она тихо. — Неважно, я больше не потревожу тебя своими проблемами, я понятливый. Она слышала, как он прошел через кухню и вышел на улицу через заднюю дверь. Этот способ ухода расстроил Кейт еще больше. Тайком приходить, тайком уходить, прятаться от людей — врагу не пожелаешь такой жизни. Да, ее это уже не касается, но она ничего не могла с собой поделать — ей было очень больно. Отец Мэри Паркс сидел дома и вспоминал фотографии, которые ему показали в полиции. Его лицо посерело от злости и отвращения. Его малышка Мэри — ей ведь только одиннадцать лет, как она могла вытворять такие вещи с мужчинами и маленькими детьми? К горлу Ленни вновь подкатил комок, и он отхлебнул изрядную порцию виски. Триша нежно взяла его за руку: — Что же мы будем делать, Ленни? — Триша, ты видела эти фотографии? Она кивнула: — Видела. Мне хватило и первого раза, больше не хочу, спасибо. — Я тоже видел. Я знаю одного из мужчин — это Кевин Бленкли. Чертов сукин сын, мой так называемый дружок. Триша на секунду прикрыла глаза: — Невероятно. Ты мог ошибиться, Ленни. — Я не видел его лица, но я отчетливо видел его татуировки. — Ленни, ты должен рассказать об этом полиции. Молчать тут нельзя. — К черту полицию, я сам разберусь с этим ублюдком. Он будет валяться у меня в ногах и умолять о пощаде, он ответит за все, что сделал с моей девочкой и с этими детьми. — Голос Ленни дрожал. — Они же совсем маленькие дети, Триша. Ленни глотал слезы, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не выплеснуть свою боль в диком крике. — И эта маленькая тварь участвовала в таких делах! Голос Ленни сорвался, он взял стакан и горько рассмеялся: — Я думал, ты просто придираешься к ней, Триша. Она говорила, что все к ней придираются. Все у нее засранцы. Как я мог не видеть, что творится у меня под носом? В воскресенье в клубе она сидела на коленях у этого мерзавца Кевина. А я улыбался, глядя на них. Они же смеялись надо мной! Пара ублюдков. Я-то считал ее маленькой девочкой… — Нам придется пойти в суд, — сухо произнесла Триша. — К концу недели о Мэри будет знать уже весь дом. Таких вещей не скрыть. Люди будут шептаться за нашими спинами — они ничего не скажут нам прямо в лицо, зная тебя и твой характер. Триша поднялась и в отчаянии воскликнула: — Как было хорошо, когда ты сидел, Ленни! Тогда дети меня только радовали — наша маленькая мадам слушалась меня, а наш мальчик, твой сын, обо всем мне рассказывал. Но для тебя Ян не существует. В чем дело, Ленни? Он слишком взрослый для тебя? Тогда у меня был хороший муж, хоть и в тюрьме. Ты заваливал меня письмами, я ездила к тебе, мы много разговаривали. Когда ты дома, мы никогда не разговариваем — у тебя постоянно какие-то дела, какие-то встречи, тебе некогда, потому что нужно время на воровство. Ты воришка, Ленни, а не настоящий грабитель. Ты ничто по сравнению с настоящими злодеями. Ты всего лишь мелкая сошка, а пыжишься изо всех сил. И Мэри научилась всему этому у тебя. Посмотри, как мы живем, ты, великий грабитель! Если бы я не работала, мы с трудом смогли бы за квартиру заплатить. Ты рассказывал Мэри о легких деньгах, и она купилась на твой треп. Держу пари, ей платили за фотографии. Когда я думаю о том, как жить дальше, я готова прибить вас обоих. И когда ты доберешься до Кевина, вспомни, что ты сам привел Мэри к нему в кабак. Ты отдал нашу девочку ему и таким, как он, сам того не понимая. Ты сам приучил ее общаться с подонками, Ленни, и это все, чего она сейчас хочет. Ленни застыл, потрясенный словами жены. Прожив с ней столько лет, он никогда не слышал, чтобы она говорила такие умные вещи. Ленни заплакал, но Триша смотрела на него без сострадания. Все чувства в ней омертвели в ту самую минуту, когда она увидела первую фотографию. — Будь настоящим мужчиной и убей Кевина, Ленни! Убей его. Чтобы больше ни один ребенок не пострадал от этого ублюдка. Хоть раз в жизни будь мужчиной. Сделай что-то достойное. Он кивнул, не проронив ни слова. Да и сказать в ответ было нечего. — Но прежде, чем убьешь его, узнай, кто еще стоит за этим. Мы должны раздавить гидру в зародыше. Мы в ответе за то, что сделала наша маленькая шлюха. Детей использовали, над ними надругались, и кто-то должен за это заплатить. Триша развернула Ленни к себе и посмотрела прямо в лицо человеку, которого она когда-то любила. Тогда они были совсем молодыми, жизнь казалась сплошным развлечением, а Ленни — отличным парнем. Всю свою замужнюю жизнь Триша только и делала, что хлопотала по хозяйству и ухаживала за детьми, а потом возвращался домой герой Ленни, и она снова уходила в тень. — Мэри никогда не была ребенком, как видишь, — с горечью произнесла Триша. — Таская ее по кабакам, где собирается все отребье, разве ты ожидал чего-то другого? Она выглядит как настоящая шлюха. Вся намазанная, одевается как взрослая женщина. Если ты этого не понимал, то понимали другие мужчины. И давай посмотрим правде в лицо, Ленни: люди, с которыми ты общаешься, — сплошь подонки. Бабники. Охотники до шлюх. Ты посмотри, какие женщины приходят в кабак. Ты не увидишь там ни одной порядочной, но ты таскал туда Мэри с малолетства. Бог свидетель, я всегда предчувствовала что-то подобное, но Мэри научилась всему уж слишком рано. Она сделала глоток виски, пытаясь унять боль и возмущение, которые в ней накопились. — Ни моя мать, ни моя сестра Кэти не захотят появляться с ней на людях и, конечно же, не захотят, чтобы она общалась с их детьми. Никто ничего не говорил нам, зная твой характер. Мэри знала, что твоя репутация защитит ее от расплаты. Она использовала тебя, Ленни. Она очень рано научилась использовать людей, и научилась этому, сидя у тебя на коленях. — Я не хочу даже видеть ее, — прохрипел Ленни и залпом выпил целый стакан виски. Глава 8 Едва Кейт встала под душ, зазвонил телефон. Чертыхаясь, не накинув на себя даже полотенца, она схватила трубку. — Мэм… — Звонил детектив Голдинг. — Что-то случилось? Кейт была готова ко всему. Сон моментально ускользнул. — Мы нашли Мерседес Элстон. Она в больнице с переохлаждением. Ее нашли в лесу возле площадки для гольфа. Она сняла ботиночки и носочки, словно собиралась поспать, ожидая кого-то. — Но мы ведь уже прочесывали район площадок для гольфа. Как могли ее не увидеть? — В голосе Кейт слышалась злость. Голдинг ответил обиженно: — Спросите об этом поисковые команды. Но собаки тоже ее не учуяли. Скорее всего, она появилась там уже после прочесывания. Кейт бросила трубку, но не успела она вернуться в душевую, как телефон снова зазвонил. — Привет, Кейт, это Ретчет. Вы должны сегодня ответить на несколько вопросов по поводу исчезновения Патрика Келли. Я надеюсь, мне не нужно говорить о серьезности этого расследования? Кейт усмехнулась и ответила с подчеркнутым дружелюбием: — А вас, сэр, они будут допрашивать? Вы единственный человек из полиции, который был знаком с ним еще до меня. Ретчет повесил трубку. Один — ноль в мою пользу, подумала Кейт. Этот двуличный идиот хочет выкинуть ее с работы. Что ж, пусть поищет жертвенного агнца где-нибудь еще. Она не позволит перегрызть себе горло. Кейт быстро оделась и ровно через пятнадцать минут выскочила из дома — словно в старые добрые времена до Патрика. Тогда она не позволяла себе раскисать от одиночества. Она знала: стоит поддаться этому чувству — и непременно найдешь приключений на свою голову. Мерседес выглядела неплохо для ребенка, перенесшего такое тяжелое испытание. Несмотря на усталость и бледность, она улыбалась игрушкам и лакомствам, которые приносили ей нянечки, врачи и полицейские. Кейт была поражена ее красотой. Кто же отец этого неземного создания? Скорее всего, он даже не догадывается о существовании дочери. Должно быть, Керри просто залетела по пьяной лавочке от какого-нибудь едва знакомого парня. От этой мысли Кейт стало грустно, но она понимала, что такова горькая правда. Работа сделала Кейт циничной. Она отогнала от себя неприятные мысли. Рядом с кроватью девочки сидел Роберт Бейтман. Мерседес улыбалась ему. — Еще одна ваша подопечная? Он покачал головой: — Нет, дорогая. Я замещаю дежурного работника. Она у нас в отпуске. Укатила в Грецию. Лежит где-нибудь под пальмой с бокалом в руке: легкая добыча для пляжных прохвостов. Он накрыл ладошку Мерседес своей рукой, и улыбка девочки стала еще шире. — Бедное дитя, правда? Кейт пропустила реплику Роберта мимо ушей и осведомилась: — Скажите, пожалуйста, мы можем посмотреть ее личное дело или нужен ордер? Бейтман бросил на нее застенчивый взгляд: — Вы знаете, что к чему. Конечно же, я разрешу вам посмотреть бумаги, но какой вам от них толк? Вы знаете, что в них нет ни имен, ни фамилий — это запрещено. К примеру, на днях два моих клиента подрались. Так мне пришлось записать, что мой клиент Джон Смит подрался с клиентом Джоном Доу[2 - Распространенные английские фамилии, употребляемые как псевдонимы в тех случаях, когда имя человека неизвестно или известно, но не подлежит оглашению.]. Он театрально вздохнул. Кейт рассмеялась. — Итак, вам это, конечно, ничего не даст, но тем не менее можете посмотреть дела, — повторил Роберт. — И вообще — если я могу чем-то помочь, я к вашим услугам. — Кто-нибудь знал, что детей используют в порнографических целях? Роберт покачал своей лохматой головой: — Понятия не имею. Вряд ли о таких вещах будут кричать на каждом углу. На поведении детей процедура съемок никак не отразилась, потому что для них она нова и непонятна. Не знаю, что и сказать. Он отвел Кейт подальше от кровати и тихо произнес: — Керри Элстон подвергалась насилию со стороны отца. Жестокому насилию. Ее фотографии до сих пор гуляют по Интернету. Наряду с новыми, конечно. Что посеешь, то и пожнешь. Нам с вами в детстве жилось неплохо, мисс Берроуз. Не всем так повезло. — Согласна. Но, мистер Бейтман, если бы я подверглась насилию, не думаю, что я пожелала бы собственному ребенку той же участи. — Думать — мало, сочувствовать — тоже мало. Чтобы понять их, нужно самому испытать подобное на собственной шкуре, — заметил Роберт глубокомысленно. — Они все жертвы, как ни крути. Подъезжайте в офис, я дам вам все, что нужно. — Спасибо, мистер Бейтман. Он как-то по-девичьи хихикнул: — Зовите меня Бобби — меня так все зовут. Вам кто-нибудь говорил, что у вас хорошая фигура? Держу пари, вы очень фотогеничны. Кейт улыбнулась: — Спасибо за комплимент. Он вышел из палаты, помахав ей рукой на прощание. Кейт подошла к кровати. Голдинг смотрел на нее с отвращением: — Бьюсь об заклад, он педик. Кейт ухмыльнулась: — Попробуйте к нему подъехать, тогда узнаете наверняка. Он промолчал, но Кейт знала, что разозлила его. Сестра смерила Патрика презрительным взглядом. — Не верю ни одному твоему слову, Пэт. Упустил такую женщину, как Кейт. Иногда я вообще думаю, есть ли у мужиков мозги? Неужто ты не понимал, какие люди приходят в твой клуб? Скажи спасибо, что она с тобой вообще разговаривала! — Все, сдаюсь. — Патрик поднял руки вверх. — Хватит, Ви! Последние полчаса мы только и говорим о Кейт Берроуз. Давай сменим тему. Я полный идиот и сейчас за это расплачиваюсь. Довольна? Может, мне руку себе отрубить, чтобы ты в мое раскаяние поверила? Или харакири сделать? Внезапно Виолетта почувствовала жалость к брату. Голосом, полным сочувствия, она тихо произнесла: — Я понимаю, каково тебе сейчас. Но, Патрик, ты уже разменял шестой десяток. Ради бога, оставь эти мальчишеские забавы, не искушай судьбу. Живи и радуйся жизни, пока еще можешь. О, ты просто выводишь меня из себя. Прямо как в детстве, когда тебе всегда хотелось большего, чем у других. Ты из кожи вон лез, чтобы всех переплюнуть. Даже твой велосипед был настоящим произведением искусства — все эти флажки и прочее… Иногда мама не знала, что ей делать: то ли гордиться тобой, то ли шею тебе намылить. И вот посмотри на себя: ты по уши в дерьме. Но ничего, ты выберешься. Ты всегда выбираешься. Она вздохнула и улыбнулась ему. Патрик не улыбнулся в ответ. — На сей раз вряд ли, сестренка. Я не то что по уши, я по самую макушку в дерьме. Виолетта презрительно фыркнула, тряхнув седыми волосами: — Одни разговоры. Не пори горячку. Посмотрим, что можно придумать. Знаешь пословицу: одна голова хорошо, а две — лучше. — Знаю, Ви. Но только если эти головы очень умные. Она усмехнулась: — Видишь, несмотря на все свои проблемы, ты еще можешь шутить. Я бы на месте этого русского вела себя потише. Пэт, дай мне слово, что ты отойдешь от подобных дел, когда уладишь все проблемы. Я таких стрессов больше не перенесу. Я слишком стара для этого, да, честно говоря, и ты тоже. Ты ведь седой уже как лунь. Патрик рассмеялся. Он любил Виолетту. Ничто на свете не могло лишить ее мужества. — Ты не смотри, что я убелен сединами. Есть еще порох в пороховницах. Она хмыкнула: — Трахаться и воевать не одно и то же. Чем скорее ты это поймешь, тем лучше. Он промолчал. Да и что он мог сказать? На самом деле он все прекрасно понимал. Приезд детектива Дженни Бартлетт взбодрил Кейт. Было лестно работать с таким специалистом в одной команде. Кейт и Лейла пили кофе, а Дженни расспрашивала их о ходе расследования. — Итак, никаких видимых следов физического насилия у мертвых детей не обнаружено? Лейла покачала головой: — Нет. На снимках их принуждают только к оральному сексу. Дети постарше, видимо, подвергались более жестокому насилию. Я думаю, мерзавцы боялись изувечить совсем маленьких детей: ссадины, синяки, порезы и так далее. Все организовано очень профессионально. Мать одного ребенка, Керри Элстон, — сама бывшая жертва родительского насилия, как физического, так и морального. Очевидно, она служила развлечением для отца и его друзей. Мне кажется, ей нравилось то, чем она занималась, хотя теперь она утверждает, будто ее к этому принуждали. Она явно боится давать показания. Обычная история. — С детьми уже разговаривали? — Еще нет. Мы вызвали из Абердина психолога-консультанта. Он дока в своем деле. Мы не хотим травмировать детей еще сильнее. Сначала мы думали, что каждая из матерей действовала в одиночку. Мы предъявили каждой обвинение в попытке убийства и в действиях, подвергающих жизнь ребенка опасности. Сейчас мы считаем всех фигурирующих в деле женщин сообщницами. Честно говоря, это самое странное дело из всех, над которыми я когда-либо работала. Дженни вздохнула: — Конечно, с детьми следовало побеседовать раньше. Сейчас уже поздно. Начнем с их мамаш. Она заглянула в свои записи: — Регина Карлтон — что она говорит? — В настоящий момент она находится в больнице под надзором. У нас на нее практически ничего нет. Насколько мы знаем, ее дети никогда не подвергались сексуальному использованию: никаких фотографий, ничего. Мы допрашиваем на этот счет Мэри Паркс, возможно, она сообщит что-то новое. — Ребенок, найденный последним, девочка Мерседес, был обнаружен на месте, которое ранее обыскивалось, верно? Кейт кивнула: — Либо поисковые группы облажались, либо девочку принесли туда гораздо позже. Если ее мать замешана в педофилии, то вполне возможно, что она сама предоставила ребенка для использования. Дженни подняла руку: — Сейчас объясню, о чем я. В Уэльсе я работала над одним делом: из детского сада забирали детей и отвозили к педофилам. Даже таксопарк был в этом замешан. Не нужно недооценивать этих ублюдков-педофилов, поверьте мне. Мы можем не знать, кто они, но они везде, в любых слоях общества: среди врачей и адвокатов, разносчиков еды и дворников. И все они покрывают друг друга. Мы не знаем, как велика эта сеть: она может быть маленькой, а может оказаться огромной. Мы знаем только то, что люди на фотографиях из плоти и крови. У них есть имена, даты рождения и скорее всего жены и собственные дети. Мы должны знать, кто эти люди и чем они занимаются. Наверняка есть и еще пострадавшие дети помимо изображенных на фотографиях. Согласно статистике, на каждой улице живет как минимум один педофил. Чудовищно, девочки, правда? За тридцатилетний период число жертв может исчисляться тысячами, потому что подобные скоты преследуют детей вплоть до собственной смерти. Мы должны прекратить это, и как можно скорее. Кейт была поражена услышанным и не могла этого скрыть. Дженни отпила кофе. Ее крупное тело едва помещалось на небольшом офисном стульчике. Ее глаза блестели, что очень нравилось Кейт: это говорило об энергии и решительности. Дженни хотела раздавить эту мразь так же сильно, как Кейт. Такое единодушие обнадеживало. — У меня просьба: во время допроса не задавать никаких вопросов без моего разрешения. Я знаю, как с ними нужно разговаривать и как ловить их на лжи. Я собаку на этом съела. По рукам? Кейт кивнула в знак согласия, но заметила: — Помни, у меня тоже есть парочка уловок в запасе. — Хорошо. А теперь допиваем кофе и за работу! Лейла улыбнулась: — Я предупреждала, Кейт: она выжмет тебя как лимон. Дженни посмотрела Кейт прямо в глаза и сказала: — Это ради всеобщего блага, вот что главное. Чем скорее мы очистим здешние улицы, тем скорее я примусь за следующее дело и за следующую компанию подонков. И поверьте мне, их много. Чертовски много. Вилли почувствовал, что рядом с ним кто-то есть, и уставился в темноту. Он злился, но вместе с тем ему было страшновато. Вилли сидел в кромешной тьме, без часов и одежды, привязанный к металлической койке. Он не знал, день сейчас или ночь и сколько времени он уже находится в заточении. Он учуял резкий запах лосьона после бритья и спросил: — Кто здесь? Позвольте мне встать, и мы поговорим как мужчина с мужчиной. От долгого молчания и от жажды он сильно охрип. Низкий голос с выраженным акцентом произнес: — Мы не причиним вам зла, мистер Гэбни. Вы для нас своего рода гарантия. Предмет нашей торговой сделки с мистером Келли. Прошу вас, не волнуйтесь. — Пошел ты! Пэт Келли раздавит тебя, как червяка! Ты не знаешь, с кем связался! Но ничего, скоро узнаешь. Невидимый человек рассмеялся: — Я говорю по-английски лучше, чем вы, мистер Гэбни. Вилли с презрением произнес: — Ну да, все говорят по-английски лучше, чем сами англичане. То-то все вокруг говорят по-английски. Поэтому мы и не считаем нужным учить чужие языки. На кой хрен! Если любой мудак вроде тебя волей-неволей вынужден понимать нас, зачем нам что-то учить? Мы сами учим хорошим манерам, приятель, запомни это. Борис был поражен: этот мужчина — старик, по его понятиям — держался так смело! Потребовались трое крепких парней и пушка, чтобы засунуть его в машину. Пока его везли, он чуть не сбежал, отправив в нокаут одного из лучших людей Бориса. Двое суток пленнику не давали воды и пищи, но он все равно не сдавался. Борис позавидовал Патрику Келли: не каждый мог похвастаться таким преданным другом. Что ж, он продержит его еще пару дней без воды, без пиши, без одежды. Такое вынести невозможно. — Мистер Келли знает, что вы у нас. Он связался с нами. Мы с ним скоро встретимся. Вам осталось потерпеть еще несколько дней. — Пошел к черту, русская свинья. — И тебе того же. Прощай. Человек вышел так же незаметно, как и вошел. Вилли попытался догадаться, где находится. Ни звуков, ни запахов, ничего, — абсолютно темное, стерильное помещение. Куда веселее, если ощущаешь присутствие человека, пусть и не рядом. Вилли пришла в голову мысль, что, возможно, его здесь уморят голодом. В любом случае эти русские — отъявленные мерзавцы. Но и он не лыком шит, а тем более Патрик Келли. Пэт непременно вытащит его отсюда, если это вообще возможно. Вилли знал это как дважды два четыре. Ему оставалось только ждать и надеяться, что все будет хорошо. Он знал: босс все перевернет, но найдет его. Он также надеялся, что Патрик объяснил Морин, как было дело. Иначе Морин яйца оторвет такому кавалеру, который бросает даму на произвол судьбы. Кейт слушала старшего офицера Коттера и еле сдерживалась, чтобы не указать ему на дверь. В вежливой форме, конечно. Казалось, Коттер вот-вот лопнет от собственной значимости. Кейт слушала его монотонную речь и видела, как он блаженствует от звука собственного голоса. Она рассматривала Коттера, не упуская ни малейшей детали, от реденьких рыжеватых волос до пивного брюха, нависшего над ремнем. Догадавшись, что он носит бандаж, она улыбнулась своему открытию. Коттер понял, о чем она думает, и его холодные голубые глаза потемнели от злобы. — Насколько я знаю, мисс Берроуз, — пожалуйста, поправьте меня, если я ошибаюсь, — вы состояли в интимной связи с подозреваемым Келли в течение нескольких лет. — Да, вы правы. Мистер Келли и я состояли в самой интимнейшей связи вплоть до недавних пор. Потом мы поняли, что наша связь себя изжила, и решили расстаться. Полагаю, вы знаете, как это бывает. — Мистер Келли находится в розыске в связи с недавним убийством в Сохо… Кейт прервала Коттера: — Я знаю. Я также знаю, что мистер Келли никогда не нарушал закона. У него нет даже ни одного штрафа за парковку в неположенном месте. Поэтому я не понимаю, какое отношение к моей работе имеет наша с ним связь. Мне кажется, вы намекаете мне, что я скомпрометирована. Я консультировалась у себя в отделе, и мне сказали так: если у мистера Келли нет никаких проблем с законом, я могу абсолютно спокойно встречаться с ним. Я хочу, чтобы вы поняли, офицер Коттер: я всегда хорошо делаю свою работу, независимо от того, с кем я встречаюсь. Чего нельзя сказать о некоторых моих коллегах-мужчинах, которые делают карьеру, утешая жен заключенных, а иногда и женятся на этих дамочках. И если у вас больше нет вопросов, то мне надо работать. Я расследую очень важное дело, — уверена, вы в курсе. — Вы видели мистера Келли в прошлый вторник? Да или нет? Раз вы так торопитесь, я перейду непосредственно к делу. Кейт смотрела прямо в глаза Коттеру добрых пятнадцать секунд, и он наверняка понял, какая борьба происходила у нее в душе, прежде чем она ответила. Она знала — Коттер ей не поверит. — Да, видела. Это был наш последний вечер, так что я вряд ли его забуду. Я заявляю со всей ответственностью: Пэт Келли в тот вечер и близко не подходил к клубу. Он — владелец клуба и не имеет надобности ежедневно там присутствовать — рутинную работу выполняет наемный персонал. — Она встала и улыбнулась: — Если вы сделаете распечатку пленки, я подпишусь под своим заявлением, и каждый из нас сможет заняться своими делами. Коттер самодовольно ухмыльнулся: — Не так быстро, мисс Берроуз. Некий мистер Томас Броутон утверждает, будто видел Патрика Келли в клубе тем вечером. Что вы можете на это сказать? Кейт на секунду задержала дыхание: — Ничего. Вероятно, он ошибся. Это все? Ее голос звучал убедительно, хотя на самом деле она чувствовала себя весьма неуверенно. — Пока все, мисс Берроуз. Она направилась прямо в столовую и, взяв кофе, подсела за столик к Дженни. — Как прошло? — спросила та. — Если честно, не очень хорошо. Думаю, Коттер жаждет крови. Моей крови! Дженни рассмеялась: — Он тот еще засранец. Я сталкивалась с ним пару раз. Ты знаешь, что я лесбиянка? Он пытался внушить мне, что я такая же извращенка, как и те, с кем мне приходится иметь дело. Но это у него проблемы, а не у меня. Я счастлива. Я довольна собой и своей жизнью. Не каждый натурал может так сказать, а? Кейт восхитилась ее честностью. В среде, зараженной гомофобией и расизмом, временами трудно остаться самим собой, даже если ты белый гетеросексуал. Признаться в том, что ты гей, для полицейского то же самое, что повесить на грудь табличку «Дай мне пинка». Постепенно люди становились терпимее, — по крайней мере, Кейт так казалось. Внешне все сохраняли политкорректность, но никто, даже правительство, не мог залезть человеку в душу и узнать, что он думает на самом деле. — Коттер меня не выносит, и, откровенно говоря, я его тоже. Ничего, переживу. — Кейт вздохнула. — Я слышала о Патрике Келли. — Дженни подмигнула Кейт. — Говорят, красавчик-негодяй. Если верить слухам, настоящий красавец. Кейт усмехнулась: — Кто говорит — Голдинг? Он хуже бабы-сплетницы. У него даже Папа Римский не безгрешен. — У тебя хорошая репутация, Кейт, — тепло сказала Дженни. — Тебя уважают все мужчины. Ты поймала и приручила льва. Но нельзя недооценивать силу слухов. Они ведь могут и тебе сослужить хорошую службу. Кейт понимала: в том, что говорит Дженни, есть смысл. — Спасибо, Дженни. Мне нужна дружеская поддержка. — Все мы иногда сплетничаем, дорогая, это в природе человека. Давай допивай кофе, и пойдем работать. Мы должны поговорить с мисс Паркс. Посмотрим, что нам удастся из нее вытянуть, о’кей? Кейт кивнула, но собственная ложь не давала ей покоя. Она солгала не столько ради Патрика, сколько из желания насолить Коттеру. Последует ли ответный удар? Патрику сообщат, что она обеспечила ему алиби. Она не могла сказать, хочет ли она встречи с ним. Ей нужно время. Ей нужно во всем разобраться и решить, что делать со своей жизнью, вернее, с тем, что от нее осталось. Неделя выдалась очень напряженная. Кейт просто валилась с ног от усталости, и нервы у нее расшатались. К тому же она еще не позвонила маме. Ленни Паркс вошел в кабак, огляделся и увидел того, кого искал. Кевин Бленкли сидел со своими дружками: Гарольдом Картером, Лезом Смитом и Дэйвом Кэрлингом. Они приветливо помахали Ленни. Он показал жестом, что идет за выпивкой, и подошел к барной стойке. Заказав большую порцию бренди, он выпил ее залпом и тут же заказал еще одну. Ленни выпил четыре стакана бренди, и хозяйка кабака Дениз Чартерхауз, крупная женщина с желтыми зубами и веселым характером, спросила: — Кто тебя так завел, Ленни? С женой поцапался? Паркс ничего не ответил. Пытаясь его разговорить, Дениз весело спросила: — Где сегодня малышка Мэри? Все мужчины уже соскучились по ней. Ленни понимал, что Дениз ничего плохого не хотела этим сказать, просто поинтересовалась. Как верно говорила жена, он всегда таскал Мэри по кабакам. Мэри и сюда ходила с самого раннего детства. Но после того, что произошло, слова Дениз больно задели Ленни, и ярость захлестнула его разум. Ленни взял со стойки полупустой кувшин с выдохшимся пивом. Дениз хватило одного взгляда на его лицо, чтобы понять: жди беды. Она с ужасом наблюдала, как он пробирается сквозь толпу к своим друзьям. И прежде чем Дениз успела закричать, Ленни поднял кувшин, размахнулся, разбил его об стол и с размаху воткнул оставшуюся в кулаке ручку Кевину в шею. Весь кабак в оцепенении наблюдал, как Ленни снова и снова полосует зазубренными краями обломка лицо и шею Кевина. Кровь брызнула на Гарольда, Леза и Дэйва, они вскочили и попятились. Кевин лежал на полу, обхватив распоротую шею руками. Кровь била фонтаном. Ленни принялся избивать ногами содрогающееся тело, издавая дикие, полные ненависти вопли: — Ублюдок, ты лапал мою девочку! Лапал мою малышку! Сделал ее такой же, как сам, чудовище! Краем глаза Ленни заметил, что Дэйв побледнел и пытается пробраться к выходу. Ясно, он тоже в этом замешан. Все смотрели на Ленни как завороженные. Ленни заревел: — Почему ты убегаешь, Дэйв? Куда торопишься — домой? Нравятся картинки с моей дочерью? С этой сучкой, которую я называл дочерью? Которую ты, тварь, утянул на самое дно — туда, откуда вылез сам. Ленни стал медленно наступать на охваченного ужасом Дэйва. В повисшей тишине он громко сказал: — Перед вами подонок. Чудовище. Я видел фотографии. Там были не только одиннадцатилетние, нет. Ты всегда говорил, Дэйв, что любишь детей, верно? Я видел, как ты их любишь, своими собственными глазами. Легавые доберутся до тебя, но прежде ты заплатишь за то, что сделал с моей девочкой. Ты же платил ей, да? Не разорился? Дэйв был крупным мужчиной, настоящим тяжеловесом, тело — сплошные мышцы. Пытаясь оправдаться, он с мерзкой ухмылкой сказал: — Твою Мэри и учить-то ничему не нужно было, Лен. У нее это от природы. Ты посмотри, как она себя ведет. Она же сама напрашивается, приятель. Ленни в изумлении слушал своего старого приятеля и закадычного друга. Как он мог ничего не замечать? Как он мог не видеть, что происходит у него под носом? Дэйв вовсе не хитрец, он не смог бы так убедительно врать. Ленни услышал отдаленный вой сирен. Времени у него оставалось мало: за ним уже ехала полиция. Он выхватил нож и зловеще улыбнулся. Дэйв бросился бежать, но Ленни догнал его возле самой двери и ударил ножом в спину. Удар получился скользящий: он лишь слегка порезал кожу, не причинив Дэйву серьезного вреда. Двое полицейских в штатском, оказавшихся среди публики, улучив удобный момент, когда ничего не подозревающий Ленни повернулся к ним спиной, набросились на него. К тому времени, когда прибыло подкрепление, усмиренный Ленни уже сидел на полу в наручниках. Итак, один человек мертв, второй получил отметину на память. Ленни чувствовал, что поработал на славу. Для него все было кончено. Соцслужба перевезет его жену и сына в другой город. Такова цена за полное и честное признание. Он знал, что полиция на это согласится. Он также знал: очень скоро все узнают про его дочь, про ее забавы с детьми. В таком маленьком местечке, как Грантли, слухи распространяются со скоростью света. Но он останется в людской памяти как человек, который выполнил свой долг и очистил улицы от грязи. Одним словом, он будет героем. Хотя это очень слабое утешение. Собственная дочь лишила смысла всю его жизнь, надругалась над ним и над тем, что он для нее делал. Удивительно, но Ленни уже ничего не чувствовал к ней: ни злости, ни ненависти, ни отвращения. Ничего. Словно Мэри никогда и не существовало. Когда Ленни выводили из кабака, он чувствовал себя так, словно внутри у него все умерло. Даже если он проживет до ста лет, он всегда будет знать, что умер в тридцать восемь. С этой минуты жизнь не сможет ни обрадовать его, ни огорчить. Он будет дышать, есть, спать, но никогда больше не будет чувствовать. И виновата в этом Мэри, некогда его гордость и радость, его собственная дочь. Кейт взглянула ему в глаза, и он улыбнулся в ответ. Он надеялся, что Кейт Берроуз и эта полная женщина его понимают. Понимают: сама жизнь заставила его пойти на такой шаг. Они налили ему чаю, дали сигарет. Его не осуждали. По крайней мере, Ленни Парксу так казалось. В своем кабинете Кейт виновато посмотрела на Дженни: — Я знала, подобное может случиться. Но что я могла сделать? Как я могла ему помешать? Дженни пожала плечами и ободряюще, без тени осуждения в голосе сказала: — Не буду отрицать, он, конечно, перегнул палку. Но он вывел нас на еще одного педофила, которого необходимо допросить. Может быть, нам удастся выяснить, сколько еще нелюдей замешано в этом и, что более важно, кто они. Педофилы — тихушники, Кейт. Это люди, живущие тише воды, ниже травы. Одна мысль о том, что кто-нибудь узнает об их склонностях, повергает их в ужас. Они знают, как нормальные люди относятся к ним, какое омерзение к ним испытывают. Они знают: разоблачение принесет им ненависть, отвращение или даже смерть. Поэтому у нас существуют так называемые КУЗы — камеры для уязвимых заключенных. К сожалению, сами преступники не думают о том, насколько уязвимы их жертвы. Поэтому я не могу сказать, что мне жаль этого Кевина. Да, убийство всегда ужасно. Но это убийство не трогает меня, поскольку я знаю: одной гадиной на земле стало меньше. Я видела трупы детей — детей, которых похитили, мучили и убили такие, как Кевин. Я перестала испытывать всякое сострадание к подобным типам еще много лет назад. Скажу тебе больше: если бы за это не сажали, я давила бы их собственными руками. Дженни подмигнула Кейт: — Все это, конечно, не для протокола. Дэйв Карлинг выглядел очень плохо: дышалось ему с трудом, из груди вырывались хрипы. Голдинг и молодой полицейский стояли возле его кровати. Даже они понимали, что человек умирает. Врач посмотрел на Дэвида Голдинга и взглядом пригласил его выйти из палаты. В шумном коридоре он объяснил ему положение дел: — Сегодня днем у мистера Карлинга случился обширный инфаркт. Сейчас он в коме, и шансов на выздоровление практически нет. Ночью началось заражение раны. Также выяснилось, что у него имелись проблемы с сердцем, и весьма давно. Собственно, это неудивительно, так как мистер Карлинг сильно злоупотреблял спиртным и сигаретами. Внешний осмотр показал, что он далеко не в лучшей форме. — Врач пожал плечами. — Если бы даже его и не ранили, он сам умер бы через месяц-другой. Свалился бы замертво — возможно, за каким-нибудь обильным завтраком. Голдинг поразился цинизму собеседника. Врач, словно угадав, о чем он думает, пояснил: — Я думаю, что жизнь — самое ценное достояние человека. Когда это достояние проматывается впустую, я просто выхожу из себя. — На допрос не рассчитывать? — спросил Голдинг. Врач устало покачал головой: — Нет. Ни малейшего шанса. С этого момента только забота, ласка и внимание. Свое он уже отговорил. Голдинг попрощался. Дэйв Карлинг тихо умер в больнице, где его единственным посетителем был молодой полицейский, который даже не заметил смерти подопечного, увлекшись разгадыванием кроссворда. О том, что Карлинг умер, констебль узнал лишь тогда, когда пришла медсестра и отключила мониторы. Кейт приняла эту новость спокойно. В глубине души она даже порадовалась, что еще один педофил отправился к праотцам. Эту смерть, похоже, никто не собирался оплакивать. По крайней мере, она-то уж точно. Глава 9 — Привет, Кейт. Низкий, приятный голос Патрика накрыл ее, словно волна. Как только она вновь оказалась рядом с ним в его машине, она вдруг осознала, что ее по-прежнему неудержимо влечет к нему. Она снова ощутила его особый, ни с чем не сравнимый запах, который когда-то заставил ее почувствовать себя защищенной, уверенной в завтрашнем дне. Ей пришлось собрать всю свою волю, чтобы не броситься ему на шею. — Ты сделала это? Она кивнула: — Я соврала. Разве ты не этого хотел? В маленьком салоне автомобиля Патрик казался ей огромным — куда больше, чем в ее воспоминаниях. — Ты был той ночью в клубе? Томми Броутон говорит, что видел тебя там. — Томми врет. Меня и близко там не было. Кейт слышала в его голосе страх. Патрик Келли чего-то боялся — в первый раз за все время их знакомства. — Пэт, что происходит? По ее тону он понял: скажи он ей правду, ему, возможно, удастся ее вернуть. Но он не мог. Их разлука сейчас играла ему на руку. Он должен оградить ее от этого безумного Бориса. Уже одно то, что она знакома с Патриком Келли и дорога ему, подвергало ее большой опасности. Никогда в жизни Патрик не оказывался в таком положении. Он всегда рисковал и всегда пил шампанское. Иногда у него возникали проблемы с полицией, но он неизменно выходил сухим из воды. Теперь же перед ним стояла задача просто-напросто защитить Кейт и себя. — Я очень ценю то, что ты сделала, Кейт. Я знаю, какой ценой тебе это досталось. — Где ты был той ночью, Пэт? С кем? Он посмотрел ей в глаза и тяжело вздохнул. Он доверял этой женщине, как не доверял никому. Даже Рене не вызывала у него таких чувств, как Кейт. Но он не мог ей открыться. Он знал: она захочет вмешаться, помочь ему, заставит его попытаться все уладить честным путем. Но она не понимает, что с такими людьми, как Борис, честность может стоить жизни. Патрик восхищался Кейт. Ежедневно сталкиваться на работе с людской низостью и не потерять веру в людей — такое для Патрика было сродни подвигу. Сам он не доверял почти никому — только Кейт и Вилли. Словно прочитав его мысли, Кейт спросила: — Где Вилли? Он взглянул на нее и понял, что она уже обо всем догадалась. — Выполняет одно мое поручение. Кейт ничего не сказала — лишь посмотрела ему прямо в глаза. Она хорошо знала эти глаза. Сейчас они лгали. — Поручение? Пэт, я что, похожа на дуру? Пожалуйста, — ответь на мой вопрос. — В ее голосе снова появились нотки сарказма. — Брось, Кейт. Давай не будем об этом, а? Она качала головой, наблюдая, как он пытается сдержаться. Кейт знала: он все равно не скажет ей правду о Вилли. — Жизнь тебя ничему не учит, да, Пэт? По-прежнему не человек — кремень, да? Он повернулся к ней. Его лицо выражало упрямство и ожесточение. — Ты, как всегда, права. Жизнь меня не учит. Горбатого могила исправит. Я люблю рисковать. Риск придает жизни смысл. Ты понимаешь, что я хочу сказать? То же самое можно сказать и о тебе, Кейт. Мы с тобой — две стороны одной медали. Только ты вся такая правильная… Она еле заметно улыбнулась: — А какой ты, а? Эгоистичный сутенер, которому плевать на чувства других людей? Сутенер во всех значениях этого слова. Живущий за счет женщин… — Она видела, каким жестким стал его взгляд, но не испугалась: — Я, кажется, попала в самую точку? Ты ведь именно так зарабатываешь себе на жизнь, да, Патрик? Не нужно прикидываться, будто тебя это оскорбляет. Зачем же так реагировать на правду? Он провел рукой по лицу и рассмеялся. — Неужели нам стыдно, а? Стыдно, Патрик? — продолжала Кейт. Он грубо толкнул ее в грудь. Машина стала для него тесной, словно гроб. Ему захотелось выскочить, захотелось, чтобы Кейт оставила его одного. Ему плохо и без ее непрекращающихся упреков. — Послушай, дорогая, ты начинаешь меня утомлять! Согласен, ты оказала мне большую услугу, и я это очень ценю, но ты скоро превратишься в вечно брюзжащую старую каргу. Всегда права, всегда у тебя готово собственное мнение обо мне и моих поступках. Иногда я вообще удивляюсь, как, черт возьми, мы сошлись. Я вот что тебе скажу, Кейт: я отношусь к тебе так, как ты никогда не будешь ко мне относиться. И знаешь, почему? В отличие от тебя я никого не сужу. Я принимаю людей такими, каковы они есть. Они смотрели друг на друга, как непримиримые противники, каждый хотел уколоть другого побольнее. Кейт презрительно скривила губы: — Патрик, пойми наконец: ты оказался в дерьме из-за своего образа жизни. Надеюсь, хоть эта история тебя чему-нибудь научит, очень надеюсь. Ты говоришь как школьник, наивный, невежественный школьник. Патрик молчал. Кейт стало стыдно за то, что она сорвалась, за свою жестокость. И прежде чем она успела попытаться хоть как-то смягчить свои слова, он произнес: — Я скоро исчезну из твоей жизни, ты меня больше не увидишь. Наконец-то я раскусил тебя, дорогая. Можешь смотреть на меня свысока, если тебе от этого легче. Да, насчет твоей великой лжи: скажи им, что ты ошиблась. Я найду хоть пятьдесят крошек, которые сделают то же самое и ничего не потребуют взамен. Я не нуждаюсь ни в тебе, ни в твоей помощи. Мне не нужны твои жертвы. — О нет, Пэт, еще как нужны. Ибо в отличие от пятидесяти крошек, готовых ради тебя на все, я единственная, кому они поверят. Кейт вышла из машины и пошла прочь. Сердце стучало, как отбойный молоток. Она готова была разорвать Патрика на части за то, что он осмелился сказать. Казалось, со вчерашнего вечера они начали друг друга ненавидеть. Как с ними могло такое произойти? Никогда раньше она не испытывала столь выраженного желания причинить боль другому человеку. Даже бывшего мужа Дэна, когда тот бросил ее с маленьким ребенком на руках без средств к существованию, вычистив банковский счет до последнего пенни, — даже Дэна она ненавидела меньше. И когда она узнала, что Дэн живет за счет своей новой подружки, путешествует по миру, ездит на дорогих машинах и при этом ничегошеньки не выделяет на собственного ребенка, — да, тогда ей было больно, но все же тогда она не испытывала такой ненависти, которую она испытывала сейчас к Патрику Келли, бандиту и убийце, но в то же время и самому порядочному человеку из всех, которых она когда-либо встречала. Кейт плакала. Ребенок вел себя тихо. Женщина взяла его за руку и молча повела к стоянке грузовиков. Это был чудесный малыш с голубыми глазами и волнистыми темными волосами. Он захихикал, когда женщина посмотрела на него, и залепетал: — Мама, мама… — Мамочка любит тебя, малыш, ты знаешь. Но ты действуешь мамочке на нервы, ты мешаешь ей жить так, как она хочет. Ребенок не понимал слов женщины, но ее приятный, убаюкивающий голос журчал, словно песня. Таким голосом можно говорить только что-нибудь очень хорошее, поэтому малыш расплылся в счастливой улыбке. Никто не видел, как они подошли к грузовику. Никто не видел, как женщина подняла ребенка и положила в кузов. Выходя со стоянки, она заметила двух мужчин, идущих ей навстречу. Когда они мельком взглянули на нее, женщина отвернулась. Ее длинные светлые волосы развевались на ветру, и, хотя было довольно тепло, женщина поплотнее закуталась в куртку. Она вернулась к своей машине, напевая веселую мелодию. Огромная тяжесть свалилась у нее с души. Джеки Палмер была привлекательной девушкой. Тушь и накладные ресницы придавали ее взгляду вечно удивленное выражение, делая и без того огромные карие глаза еще больше. Эффект получался потрясающий. Собственная красота не являлась для Джеки секретом. Подходя к своему муниципальному дому, она улыбнулась. Улыбка ее портила. Точнее, не сама улыбка, а тусклые желтовато-серые зубы. Еще бы: за четыре года умудриться родить четверых детей — это вам не шутка. Она была счастлива. У нее появились новый дружок, деньжата, сменная работа, и теперь ей не приходилось, как раньше, с трудом сводить концы с концами. Три месяца тому назад она устроилась в массажный салон. Работа, конечно, ей нравилась, но еще больше нравилось то, что эта работа давала: новые шмотки, расслабляющую травку, какие-то вещи в дом. Правда, покупки она делала очень осторожно, поскольку все еще находилась под зорким контролем социальной службы. Джеки подавила раздражение. Ничего, через пару месяцев все будет хорошо. Ее опекуны проглотят всю ту чушь, которую она им рассказывает, и наконец-то оставят ее в покое, позволив наслаждаться всеми радостями новой, обеспеченной жизни. Вернувшись домой, Джеки поразилась тишине и спокойствию в квартире. Сестра согласилась забирать детей к себе домой, что стало для Джеки еще одним подарком судьбы. Она соврала сестре, будто приходит домой поздно, поэтому сейчас у нее хватит времени спокойно принять ванну, пропустить стаканчик-другой и поужинать, прежде чем четыре маленьких чудовища свалятся ей на голову. Родив первого ребенка в восемнадцать лет, Джеки не сомневалась, что поступает правильно. У нее была квартира, дела шли весьма успешно, но она чувствовала себя ужасно одинокой и потому заводила многочисленные романы. Никто из мужчин долго у нее не задерживался, все они уходили, — как правило, оставляя ей очередного ребенка. Теперь она поражалась собственной глупости. Она очень любила детей, но в то же время они выводили ее из себя. Молодую и привлекательную девушку такая куча детей связывает по рукам и ногам. Джеки никогда не имела постоянной работы, приличного парня и нормальной семьи. Все дети были от разных отцов, что весьма бросалось в глаза. Они не просто не походили друг на друга — они различались даже цветом кожи, не говоря уже о склонностях и характерах. В ушах Джеки до сих пор стоял голос матери, которая, не выбирая выражений, с отвращением высказывала все, что она думает по поводу ее очередной беременности. Мать нашла себе мужчину и переехала с ним в другой город. Джеки знала: мать уехала из-за нее. Сестра и брат считали святым долгом напоминать Джеки об этом при любом удобном случае. Пока в ванну набиралась вода, Джеки приготовила себе чай и тосты, сняла макияж. Она прекрасно прожила бы без детей, но все же дети существовали, она несла за них ответственность, и каждый норовил ткнуть ее носом в данный факт. Вздохнув, Джеки подколола свои тяжелые светлые волосы, взяла чай и тосты и пошла в ванную, захватив для развлечения газету и радиоприемник. Это ее время, и она проведет его как следует. Луиза, сестра Джеки, посмотрела на часы. Собрав двух своих детей и троих детей Джеки, она отправилась в детский сад за малышом Мартином. Подойдя к воротам, она зевнула. Как обычно, она опоздала: нелегкая это задача — приходить вовремя, когда тебе нужно обуть и одеть всю эту кричащую, резвящуюся и дерущуюся братию. Луиза стояла и наблюдала, как родители и родственники разбирают детей. Увидев несколько знакомых мам, она улыбнулась. Все пятеро детей, дружно ворвавшись на территорию детсада, кинулись к игровой площадке. Как обычно, миссис Уолден попросит их не влезать на перекладины и качели, и, как обычно, они не обратят на ее просьбу ни малейшего внимания. Всех детей разобрали, но Мартин так и не появился. Пройдя через двойные двери в зал, Луиза увидела миссис Уолден, которая смотрела на нее с удивлением. — Здравствуйте, миссис Эштон, вам что-то нужно? Луиза ошарашенно уставилась на нее: — Конечно нужно. Мне нужен Мартин. — Его забрала мать пару часов назад. Даже не зашла в сад, просто забрала его с игровой площадки, и все, — сообщила миссис Уолден саркастическим тоном, как бы говоря: мол, больше доверяйте Джеки, она вам таких дел наделает… Миссис Уолден считала Джеки пустой особой, да и не только она. Луиза знала, как люди относятся к ее сестре, да и сама соглашалась с их мнением, но никогда не осуждала сестру вслух. Семья есть семья все-таки. — Она, наверное, звонила. Меня дома не было, — соврала Луиза. Она вышла из здания, собрала детей и поклялась про себя на сей раз устроить Джеки головомойку. Неужели так трудно позвонить сестре? В этом вся Джеки. Эгоистичная свинья. Дети почувствовали раздражение Луизы и молча шли рядом с ней. Дженни и Кейт пытались найти хоть какие-нибудь зацепки в показаниях Мэри Паркс и Керри Элстон. Детей Элстон допросили, но толку от их показаний было мало. Хорошо вышколенные детишки твердо знали, что некоторые вещи нужно хранить в секрете. Казалось, они просто хотят как можно скорей вернуться к маме. Кейт всегда поражалась способности маленьких детей быстро восстанавливать физические и душевные силы. Регине Карлтон этого не удалось. Врачи сказали, что у нее нервный срыв, и запретили ее допрашивать. Ее детей передали на попечение суда. — Если Кевин Бленкли — один из тех мужчин на фотографиях, тогда он должен знать помимо Дэйва Карлинга и других, — сказала Дженни. — Мэри Паркс тоже знала его. Есть шансы, что она знает и остальных. Причем знает достаточно близко, если судить по фотографиям. Поэтому мы должны сосредоточиться сейчас на ней. Керри слишком строптива, вот в чем проблема. Она знает, что ей все сойдет с рук, но если она признает свою вину, ее ждет наказание. Итак, всю полученную информацию мы должны использовать против нее. Она как миленькая согласится на сделку, но я пока этого не предлагаю. Пусть помучается немного. — Большинство женщин-педофилок соглашается на сделки, — продолжала Дженни, видя, что Кейт слушает ее с интересом. — Один из каждых трех педофилов, как правило, женщина. Трудно в это поверить, да? Кажется, будто не может женщина так поступать с детьми, особенно с собственными детьми. Женщинам-педофилам порой удается избежать наказания лишь по одной причине: в сфере юриспруденции работают в основном мужчины, которые просто не ждут от женщин ничего подобного. Знаешь, Кейт, даже ФБР считает, что женщин просто впутывают в подобные преступления. Словно принадлежность к другому полу снимает с них всякую ответственность. Самые отъявленные педофилы, с которыми я сталкивалась, были женщины. Вспомни Майру Хиндли. Если бы не магнитофонная запись с ее признанием в изнасиловании малышки Лесли Анны Доуни, она наверняка отделалась бы легким испугом — просто как женщина, которую втянули в грязное дело. Разумеется, она сама стремилась поучаствовать в этом. В противном случае ничто на свете не может заставить человека заманивать детей, чтобы маньяк расправлялся с ними. Кейт слушала с восхищением. Дженни оказалась настоящей ходячей энциклопедией по преступлениям на сексуальной почве. Все дела педофилов и насильников до мельчайших деталей сохранялись в памяти Дженни. Она вела против этих зверей в человеческом образе свой личный крестовый поход. Раздался звонок, и Кейт подошла к телефону. — Пришла мать Мэри Паркс. Она хочет поговорить с нами, — положив трубку, сказала Кейт. Дженни вскинула бровь: — Надеюсь, у нее есть для нас новые факты. Я с удовольствием прищучила бы ее дочурку. Знаешь, Кейт, я никогда не думала, что скажу такое про ребенка, но эта девица — мерзавка, и, по моему мнению, никто не смог бы ее такой сделать: она такой уже родилась. Кейт кивнула — она была согласна с каждым словом Дженни. Спустя пять минут они изумленно слушали рассказ Триши Паркс. Даже Дженни поразилась, насколько глубоко малолетняя девчонка увязла в преступлениях. Женщина говорила о своей одиннадцатилетней дочери как о матерой преступнице. — Она сказала мне это, когда я пришла к ней рассказать об отце… О том, что он сделал. — Голос Триши дрогнул. Прежде чем продолжить, она сделала глоток воды. — Она сказала мне: «Ему стоило прирезать не только Кевина, но и его брата». Я даже не знала, что у Кевина есть брат. Я навестила мужа в изоляторе, и он подтвердил слова Мэри. У Кевина действительно есть брат. Он живет где-то в Ист-Энде. Его зовут Джереми Бленкли, но он часто пользуется псевдонимами: иногда Картер, иногда Маккэнн. Не знаю, поможет ли вам это, но я решила рассказать. Лицо женщины выражало страдание. Кейт искренне сочувствовала Трише Паркс: ей пришлось столько всего пережить, столько перенести! Одна потеря ребенка чего стоит. — Я сказала в соцслужбе, что не приму Мэри в свой дом. Я не навещаю ее, не имею с ней никаких дел. Я учила своего ребенка отличать плохое от хорошего. Она прекрасно знала, что делает. Меня тошнить начинает, как подумаю об этом. Триша явно через силу продолжала разговор. — Мы понимаем, как вам сейчас тяжело, миссис Паркс, — искренне сказала Кейт. — Однако имейте в виду: все, что вы знаете, может нам очень помочь. Триша выдавила из себя улыбку и хрипло произнесла: — Я думала, что у меня в общем-то неплохая жизнь. Ленни — неудачник, но он хороший человек, несмотря на это. Мой сын Ян — просто сокровище, чудесный ребенок. Но Мэри… Триша печально покачала головой. Дженни предложила ей сигарету. — Мэри когда-нибудь не ночевала дома? — спросила она. — Иногда она оставалась у своей подруги Шейлы, обычно по выходным. По крайней мере, она так говорила. Скорее всего, она ночевала в этом логове у Керри. Вам лучше спросить у нее самой, где она бывала. Мне она правды не говорила. Она знала: правда мне не понравится. — Триша посмотрела Дженни прямо в глаза и серьезно сказала: — Честно говоря, я не особенно интересовалась, где она пропадает. Без нее дом менялся: становилось как-то светлее. Я знаю, чудовищно так говорить о собственном ребенке, но теперь я даже рада ее отсутствию. Она резко встала: — Мне нужно идти. Я сказала все, что хотела. Теперь я хочу подумать о собственной жизни. Джеки открыла дверь с широкой улыбкой на лице. Луиза смотрела на сестру с неприязнью. Хотя внешне они с Джеки походили друг на друга, Луиза была старше и не так привлекательна, как сестра. Временами это причиняло Луизе боль. Она с завистью замечала, как ее муж, Дэнни, смотрит на Джеки. На Луизу он так не смотрел никогда. Да, в активе у Джеки накопилось много таких взглядов. Только какой в них толк? Все равно ее бросали снова и снова. Луиза довольно грубо толкнула сестру в грудь со словами: — Огромное спасибо, Джеки! Ты что, позвонить не могла? Джеки увидела знакомую враждебность в глазах сестры и, ответив таким же толчком, поинтересовалась: — Какого черта я буду тебе звонить? Луиза завела детей в комнату. Не прерывая разговора, она открыла сумку с покупками, достала из нее мешочек с конфетами и вручила каждому по одной. — Трудно было позвонить и сказать, чтобы я туда не тащилась? Шутка ли — управляться с таким выводком. Джеки смотрела на сестру как на сумасшедшую. — Ты, наверно, не с той ноги встала? Или Дэнни снова куда-то запропал? И вообще, где малыш Мартин? — спросила Джеки, осматривая стайку детишек. — Как это — «где Мартин»? Сама же забрала его! Думаешь, почему я такая злая? Мне пришлось туда тащиться со всем выводком… — Ты о чем? — перебила ее Джеки. — Никого я не забирала. Я думала, Мартин с тобой. За что я тебе плачу? Вот и присматривай за моими детьми, пока я на работе. Луиза побледнела: — Не заводи меня, Джеки. Я прямиком из детсада. Эта старая ведьма сказала, что ты его забрала. Они смотрели друг на друга, позабыв о всякой враждебности. — Скажи, что ты забрала его, Джеки. Не шути так, это не смешно. — В голосе Луизы послышались тревожные нотки. — Горазда же ты пугать, Джеки. Она попыталась улыбнуться. Глаза Джеки наполнились ужасом. — Луиза, дорогая, я никого не забирала, — со страхом в голосе произнесла она. Дети, видя испуг взрослых, начали хныкать. Луиза схватила сестру за плечи и усадила ее в кресло. — Я позвоню в детсад. Наверное, вышла какая-то ошибка. Успокойся, я сейчас все выясню, хорошо? У Джеки перехватило дыхание. Она с трудом держала себя в руках. В животе у нее появилась тупая боль, которая быстро расползалась по всему телу. Материнский инстинкт подсказывал ей: случилось страшное, ее мальчик попал в беду. Это была не просто мимолетная догадка, это было предчувствие, которое усиливалось с каждой минутой. Ее Мартин там, где ему очень плохо, и она ему нужна. Все эти мысли за долю секунды пронеслись в голове Джеки. Она тихо плакала, по ее лицу текли слезы — слезы ужаса и боли. Луиза положила трубку. — Она утверждает, будто ты его забрала, Джеки. Мы должны позвонить в полицию. Джеки зарыдала. Окружившие их дети начали всхлипывать, видя, что мама и тетя плачут. — Ты читала последние газеты, Лу? Про похищения детей? Кто-то похитил моего мальчика, моего Мартина. Джеки закрыла лицо руками и начала раскачиваться взад и вперед. Ее страх передался всем. Луиза позвонила в полицию. Под аккомпанемент хныканья и рева младших детей она рассказала о случившемся. Она не плакала, но стоило ей положить трубку, и из глаз у нее снова покатились слезы. Джонатан Маркус ехал медленно. Денек стоял чудесный, впереди — приятная поездка. Он подпевал песне, звучавшей по радио. Джонатан был влюблен. Наконец-то — в двадцать семь лет — он встретил мужчину своей мечты! Настоящего мачо, с волосатой грудью, низким голосом и густыми темными волосами с химзавивкой. У него даже имя было замечательное — Джон. Их так и называли — два Джона! Они встречались недолго, всего две недели, но сколько у них оказалось общего! Им нравились одни и те же фильмы, одна и та же музыка, даже одна и та же еда. Джонатан ждал этой встречи всю жизнь. Казалось, солнце светит ярче, мир стал светлее. Джонатан не переставал улыбаться. Он включил радио погромче и наслаждался музыкой. Встречному грузовику он поморгал фарами и помахал рукой. Если бы только другие водители знали! Для него не являлось секретом, что за спиной его называют Джонни Педик, однако плевать он хотел на догадки коллег. Никто и никогда не спрашивал его напрямую о его сексуальных предпочтениях. Высокого роста, хорошо сложенный, Джонатан мог врезать любому, если понадобится. Таких, как он, в газетах называли «новыми Геями». Он совершенно не походил на слюнтяя, поэтому люди относились к нему с осторожностью. Но он показал себя хорошим работником и хорошим парнем с чувством юмора. Ему недавно даже предложили новую работу в другой компании, а это означало не что иное, как повышение по службе. Раньше Джонатан согласился бы, но только не сейчас. Он покачал головой. Не нужны ему лишние хлопоты. Какие чудесные дни он провел! В пятницу вечером они ходили на вечеринку, в субботу вместе обедали, а в воскресенье — он не мог в это поверить! — они обедали с родителями Джона. Те знали об отношениях между мужчинами, понимали их и относились к ним с Джоном как к обычной паре. Такого с Джонатоном еще не случалось. Никогда. Он понимал, что должен рассказать своей семье о том, как круто изменилась его жизнь. Его старшая сестра Элейн обо всем догадывалась. Она была очень тактичной: никогда не говорила с ним о его ориентации, но дала понять, что относится к ней нормально. Он знал: Элейн будет любить его таким, каков он есть, но вот отец и мать… Это совсем другая история. По мнению его отца, геев нужно лечить. С чего он взял, будто они больны? А его мать! Что думал отец, то думала и она. Если она еще хоть раз его спросит, когда же он найдет себе хорошую девушку, он закричит. Он уже нашел свою вторую половину. Когда он увидел, с каким пониманием родители Джона относятся к сыну, то осознал, в какой лжи живет и насколько трудно ему будет жить в ней дальше. Только сегодня утром мать снова приставала к нему с этой Лоррейн Фелтони. Джонатан, видите ли, ей нравится. Да если бы он и был натуралом, он даже не посмотрел бы в ее сторону. Огромная толстая корова с большущим ртом, которая только и знает, что повторять свое неизменное «феноменально» с кошмарным прононсом. Джонатан понимал: мать хочет как лучше, но ничем не мог ей помочь. Он барабанил пальцами по рулю. Ему всегда нравилось ездить в Кельн. Сколько же раз он ездил в этот город? Туда обычно возил тару для транспортной компании, а обратно колбасы. Хорошая поездка. Паромом из Фолкстоуна через Кале в Кельн и обратно домой. Только теперь он вернется не просто домой, а к Джону! Подъезжая к доку, он сбросил газ. Это был сложный участок пути. Если ехать по подъездной дороге на большой скорости, то можно нажить себе кучу неприятностей. Джонатан улыбнулся, представив себе, как он летит в море. Особенно в его новых джинсах! Он выключил радио и опустил стекло. Ему нравился соленый запах моря. Он вновь порадовался тому, что ездит сейчас, в такую погоду, на маленьком грузовичке с брезентовым верхом, а не на этих железных монстрах. Правда, когда поднимался ветер, верх доставлял кое-какие проблемы. Джонатан увидел в кабине одного из грузовиков рядом с водителем молодого парня и понимающе покачал головой. Дальние поездки — настоящий рай для любителей развлечься на стороне. Джонатан знал: этот водитель женат, а в кабине с ним мальчик, торгующий своим телом, мальчик-проститутка. Раньше Джонатан частенько пользовался их услугами. Ну и гадкие же педики среди них попадались. Но сейчас у него есть Джон, и шлюхи ему совершенно не нужны. Джонатан зевнул и потер глаза. Подкралась усталость, ведь выехал он рано утром. Но если в дороге ничего не случится, он уже через семь часов доберется до Кельна. А если его загрузят точно по расписанию, то уже к девяти часам завтрашнего вечера он будет дома, в постели со своим новым мужчиной. Он начал медленно подъезжать к терминалу парома, высматривая знакомые лица. Ему хотелось бы узнать, какую нелегалку перевозили грузовики, стоявшие рядом. На днях ему предлагали деньги за перевозку кассет с крутым порно, но он отказался. Деньги были не такие, чтобы из-за них рисковать своей шкурой. Он знал нескольких водителей, которым удалось кое-что провезти без всякого обыска. Зато водителя, с которым он работал много лет, дедушку троих внуков, поймали на перевозке наркотиков. Коллега загремел на двенадцать лет, и Джонатан считал, что такой срок нельзя компенсировать никакими деньгами. Джонатан еще раз проверил паспорт и документы на груз — все в порядке. Он не догадывался, что можно везти запрещенный груз и не знать об этом, а между тем в кузове у него на куче соломы, измученный усталостью, голодом и жаждой, спал маленький Мартин Палмер. До аэропорта Кельна предстояло еще ехать и ехать, и, снова включив радио, Джонатан вместе с «Шпандау Бэллей» затянул песню «Истина». Самую свою любимую песню. Мартин, засунув большой палец в рот, лежал, свернувшись клубочком. Его глаза покраснели от слез, а все тело болело от холода и жесткости импровизированной постели. Мартина разбудил шум: ветер с треском трепал брезентовый верх. Мальчик тихо плакал в кромешной тьме кузова. Глава 10 Кейт была встревожена. Еще один ребенок пропал, еще одна мать в истерике, еще один телефонный звонок от Патрика Келли. Патрик заявил, что намерен отправить все ее вещи к ней домой как можно скорее. Они аккуратно упакованы и готовы к отправке в любое удобное для нее время. Отодвинув личные проблемы на второй план, Кейт рассматривала Джеки Палмер. Привлекательная девушка с карими глазами и светлыми волосами. Сейчас ее всю трясло, она прикуривала одну сигарету от другой. Однако у нее имелось весьма правдоподобное алиби: в момент похищения она работала в сауне «Черная роза» в массажном салоне и могла это доказать. Когда работавшие вместе с ней девушки узнали о происшедшем, они объединились и предложили помощь. Кейт поразила их солидарность: они из кожи вон лезли, пытаясь предоставить всю необходимую информацию. Хорошие девчонки, хоть работа у них и не очень почетная. Когда Кейт слушала рассказ сестры Джеки о случившемся, она понимала: Луиза говорит правду. Алиби у обеих женщин были железные. Выходило, что ребенка забрал кто-то другой. Мартина забрали в 10.15 утра, Джеки в это время только-только вышла из массажного салона. Данный факт подтверждают скрытые, дабы не распугать клиентов, видеокамеры. Работа в подобных заведениях опасная, и хозяйка салона, сама бывшая проститутка, установила камеры, желая видеть, как клиенты обращаются с девушками. — Я понимаю — я все еще нахожусь под контролем соцслужбы, но лишь потому, что иногда мне не под силу справиться со всеми проблемами, — говорила Джеки. — Но в любом случае я всегда заботилась о детях. Я немного баловалась наркотиками, водила знакомство с разными подозрительными людьми, но дети — это моя жизнь. Да, я торгую собой и не стыжусь этого. — Ее зрачки были расширены от валиума, который ей дал дежурный врач. Кейт видела, что Дженни, как и она, оценивает слова девушки, и чувствовала, что они сходятся во мнении: либо перед ними очень хорошая актриса, либо все слова Джеки — правда. Очевидно, сама Джеки редко забирала сына из детсада, если вообще когда-нибудь забирала. Воспитательница ждала своей очереди для беседы и головомойки. Прежде всего ей полагалось установить личность человека, которому она отдает ребенка. Затем этого человека следовало попросить расписаться, особенно. когда ребенка забирают рано утром, как в данном случае. Воспитательница проявила преступную халатность: люди отдают таким, как она, самое ценное — собственных детей, наивно полагая, что о детях будут хорошо заботиться. Да такие воспитатели больше переживают за свои машины и домашних животных! Борис рассматривал фотографии Кейт в газете и недоумевал, как такая разумная на вид женщина могла связаться с типом, подобным Патрику Келли. Он выглянул из окна своей квартиры в Сохо. На улице мужчина куда-то волоком тащил девицу. Борис с интересом наблюдал за этой маленькой драмой. Девушка не походила на проститутку, — видимо, просто ссорились любовники. Девица освободилась от цепкой хватки мужчины и с силой ударила его ногой в пах. Борис сам невольно сморщился, когда мужчина упал на колени. Через минуту девица уже являла собой воплощение заботы, помогая мужчине подняться и поддерживая его под локоть. Борис осуждающе покачал головой. Мужчине стоило как следует врезать этой девице. Точнее, колотить ее до тех пор, пока она не взмолится о пощаде. Женщины только такое обращение и понимают. Борис судил по собственному опыту: он повидал разных женщин, но все они были одинаковы, все уважали только силу. Женщины говорят о своем равноправии с мужчинами, но дальше разговоров дело не идет. В душе все женщины понимают: настоящий лидер — мужчина. Они хотят, чтобы мужчина вел их по жизни, заботился о них, защищал их. Когда женщина могла сама себя защитить? Даже эта девица на улице ударила мужчину только потому, что он позволил ей себя ударить. Открылась дверь, и на пороге появился Сергей с кофе и бренди. Настало время ежедневного ритуала, который Борис очень любил: обжигающее сочетание кофе и алкоголя. Пока Сергей размещал поднос на старинном столике, Борис уселся на кожаный диван. — Как поживает мистер Гэбни? Сергей пожал плечами: — Все еще не сдается. Достойный противник, ничего не скажешь. Борис кивнул и сказал: — Я думаю, пришло время вывести мистера Келли из игры. Отправь на его поиски кого-нибудь из молодых. Мы на него скоро выйдем — никто не может прятаться бесконечно. Сергей почтительно кивнул. Прежде чем выйти из комнаты, он, как обычно, подождал разрешения хозяина. Дженни и Кейт наспех обедали. Столовая полицейского участка была забита до отказа, поэтому шум стоял невыносимый. У Кейт раскалывалась голова: несмолкающий гул голосов, смех, звон посуды и сигаретный дым действовали на нервы. Дженни смотрела на нее с заботой и сочувствием. Кейт рассказала ей о событиях своей личной жизни. Дженни внимательно ее слушала, а затем спросила: — Слушай, Кейт, я могу попросить тебя об одолжении? — Разумеется. — Это, конечно, нагло с моей стороны, но я уже возненавидела свой отель и подумала: ведь у тебя есть свободная комната, чтобы… — Она не закончила фразу. Кейт устало улыбнулась: — Конечно же, переезжай, Дженни. Я буду рада. Но предупреждаю, это тебе не опочивальня королевы-матери. Дженни рассмеялась, и все присутствующие устремили взгляды к их столику. — Посмотри, Кейт, все уставились на толстую лесбиянку! Я пугаю мужчин. Они думают, я хочу быть похожей на них. — Дженни махнула рукой. — Черта с два! Быть женщиной — тоже задачка не из легких. — Она посмотрела Кейт в глаза: — Я тебя не смущаю, нет? — А ты должна? — удивилась Кейт. Дженни усмехнулась: — Спрошу иначе. Тебя не беспокоит, что нас будут видеть вместе? Ты бы удивилась, узнав, скольких женщин это обеспокоит. — Ну, это их проблемы. Переезжай, когда захочешь. — Когда об этом пронюхают в участке, вот насмешек-то будет! — заметила Дженни. — Вот и хорошо, я сама не прочь посмеяться. Дженни уловила печаль в голосе Кейт и взяла ее за руку: — Все эти сексуальные проблемы на самом деле чушь собачья. Натуралы, геи — да какая разница? Есть в людях то, что поважнее половой ориентации. Кейт снова заговорила об их расследовании: — Я думаю, Дженни, что кто-то еще замешан в истории с детьми. Существует в деле нечто такое, чего мы пока не видим. Может быть, если мы снова тщательно все проверим, нам удастся найти общий знаменатель. По словам Джеки, она никогда не слышала о Мэри Паркс, но она должна была хотя бы видеть Керри, поскольку они живут на соседних улицах. В этих многоквартирных домах все всё друг про друга знают. Так уж они живут. Дженни кивнула: — Не беспокойся, мы найдем связь. Большинство мамаш имели отношение к секс-индустрии. Мы знаем: Джеки работала в массажном салоне, но кто-нибудь еще тоже мог об этом знать. К сожалению, мы не располагаем достаточной информацией о деятельности Каролины, она молчит как рыба. Похоже, она чего-то боится. Возможно, она занимается проституцией, а значит, ее дети могли быть вовлечены в тот же бизнес. Пример Керри — тому доказательство. Кейт согласилась. Ее угнетала мысль о том, что люди могут воспринимать своих детей как товар, а не как маленьких человечков, которых они создали и которых по всем законам природы должны холить и лелеять. — Соцслужба предоставила материалы по делу? — спросила Дженни. — Нет еще. Я ходила туда, как мы и договаривались, но они отказали мне в доступе до тех пор, пока не придет Роберт Бейтман. Попозже я туда зайду еще раз и возьму все, что нужно. Также нам требуются сейчас и материалы на Джеки. Все дети, которых мы видели, либо зарегистрированы как потенциальные жертвы, либо уже находятся под опекой. Это их и объединяет, так? А вдруг существует некто, имеющий зуб на проблемные семьи? Дженни ткнула вилкой в сторону Кейт: — По такой логике матери ни в чем не виноваты. А я убеждена: Керри сама увезла своего ребенка, а потом изобразила похищение. Уже доказано, что она издевалась над детьми. Что касается Каролины, то мы не можем ничего от нее добиться, а почему? Видимо, совесть нечиста. Ее ребенок пропал, а у нее даже алиби нет. Относительно первой матери, Регины: кто знает, на что она вообще была способна? Сейчас ведь у нее просто крыша съехала. Я думаю, Кейт, ты пытаешься найти в этих женщинах какие-то хорошие черты — найти там, где их просто нет. В отличие от тебя я не мать, смотрю на происшедшее другими глазами и именно поэтому хорошо справляюсь со своей работой. У меня природное недоверие к людям, и это дает мне преимущество в подобных делах. Дженни наклонилась над столом: — Вот что я тебе еще скажу, дорогая: материнский инстинкт и другие женские штучки — чушь собачья, по большому счету. Ежедневно я сталкиваюсь с изнанкой подобных вещей. Некоторые женщины начисто лишены всякого материнского инстинкта. Я видела женщин, которые убили своих малышей, а потом так натурально раскаивались, что некоторые дурачки им верили. Приезжает «скорая», с мамашами бережно обращаются, ведь у них, как-никак, погиб ребенок. Мы делаем вскрытие и выясняем, что ребенок погиб при весьма подозрительных обстоятельствах, но у них уже подходящая история наготове. Не суди об этих женщинах по их поведению, Кейт. Зачастую своим поведением они хотят нам что-то внушить. Порой ложь лежит на поверхности, но твоя природная порядочность не позволяет тебе ее заметить. Эти женщины не такие, как ты: среди них нет любящих матерей, хороших людей. Они пойдут на все, чтобы выйти сухими из воды, и им плевать на всякие там чувства. Каждый день в нашей стране из-за преступного безразличия родителей к собственным детям погибает один ребенок. От прямого физического истязания детей погибает меньше. У нас до сих пор есть дети, которые недоедают, и это на пороге нового тысячелетия! Запомни, дорогая, ты не должна позволять своему великодушию влиять на твои суждения. Подозревай любого, пока его невиновность не будет доказана. — Я понимаю, о чем ты говоришь, — ответила Кейт, — но я полагаюсь только на интуицию. Мы обе прекрасно знаем, что большинство детей, занятых в секс-индустрии, живут очень неплохо. Никто из них, за исключением детей Регины, не находился под контролем соцслужбы, потому что их семьи считались относительно благополучными. Большинство детей попадало под контроль только из-за образа жизни их матерей, а это уже совершенно другая история. Керри плохо заботилась о детях, и, если бы данный факт не стал известен соцслужбе, детей продолжали бы использовать по-прежнему. В районе, где живет Керри, соседи не стали бы звонить в полицию и сообщать о плохом обращении с детьми, потому что их понимание плохого обращения сильно отличается от нашего. Грязные, оборванные дети — это часть их жизни. Дети, гуляющие без присмотра до темноты, для них привычное явление. Сплошь и рядом двухлетние малыши едят всякую гадость, а у семилетних — почти энциклопедические познания в области секса. Если не веришь, зайди в любую местную школу. Но ты все это и без меня знаешь. Я хочу сказать одно: давай не будем спешить с выводами, вот и все. На происходящее можно смотреть с разных сторон — давай так и сделаем. Не всякая мать, которую мы видим, плохая мать. Некоторые просто не знают, что можно жить по-другому. Дженни внимательно слушала, но Кейт видела, что подруга не согласна с ее суждениями. Дженни повидала немало женщин, находившихся в безвыходной житейской ситуации. Печальный опыт, естественно, влиял на ход ее мыслей. Но Кейт не могла поверить, что все обездоленные женщины издеваются над своими детьми. Она тоже много повидала за последние годы, но заставляла себя не вешать ярлыков и не судить о людях по их образу жизни или социальному положению. Именно такой подход помог Кейт сохранить здравый ум во время расследования ужасных зверств маньяка Джорджа Маркхэма. Кейт относилась к Дженни с большой симпатией. В то же время Кейт знала, как легко можно потерять веру в людей, занимаясь тем, чем они обе занимались. Такова человеческая природа. Но Кейт еще не потеряла способности видеть в людях хорошее. Если бы не это, она никогда бы не впустила Патрика Келли в свою жизнь. Хотя Патрик оказался далек от того идеального образа, который первоначально возник в ее душе, напомнила себе Кейт. Да, Патрик разочаровал ее. И все же она до последнего будет проявлять человечность, особенно, если нет достаточных доказательств вины. Ее собственная дочь преподнесла ей хороший урок: не суди о книге по обложке. Когда Лиззи чуть не умерла от передозировки, Кейт пришлось узнать всю правду о ней и ее жизни. Кейт думала, что дочь все еще девственница, ждущая принца на белом коне, но оказалось, что Лиззи уже прошла через многое — от секса и наркотиков до участия в преступной группировке. Несмотря на все это, она по-прежнему оставалась Лиззи, дочерью Кейт, ее плотью и кровью. Некоторые люди только старались выглядеть хорошими, но на поверку оказывались полным дерьмом, несмотря на свои благие дела. И наоборот, те, которые производили впечатление негодяев, на самом деле оказывались славными людьми. Кейт познала это на собственном опыте. Прочитав дневник дочери, Кейт испытала глубокое потрясение, но Эвелин, мать Кейт и бабушка Лиззи, была шокирована, пожалуй, еще сильнее, если такое вообще возможно. Лиззи выставила всем местным парням оценки за секс по десятибалльной шкале! Кейт едва не заболела, читая злополучный дневник. Но Лиззи по-прежнему оставалась ее дочерью. Поэтому Кейт понимала Ленни Паркса как никто другой. Она навсегда запомнила весь ужас неожиданного открытия: оказывается, твоя дочь не просто спит с мужчинами, а спит с каждым встречным. Это меняет тебя, это меняет твое отношение к собственному ребенку. Патрик Келли также хлебнул горя с Мэнди… Впрочем, не стоит думать о нем — он лгун и мошенник. От нахлынувшей тоски Кейт была готова зарыдать. — Скажешь, когда соберешь вещи, я дам тебе ключ, хорошо? — сказала Кейт. Дженни с благодарностью улыбнулась. Вилли дали стакан воды. Когда прохладная жидкость освежила его пересохшее горло, он почувствовал почти неземное блаженство. Силы его иссякали, понимали это и его похитители. Его наконец-то отвязали от металлической кровати, но двигаться самостоятельно он уже не мог. Он слышал, как его надсмотрщик вышел из комнаты, и он снова остался один в темноте. Впервые за долгое время похитители дали ему воды, и он был благодарен им за это. Собственное умиление из-за столь ничтожного проявления человечности обеспокоило Вилли. Он должен ненавидеть этих гнид всеми фибрами души, но для этого он слишком слаб и слишком устал. Ему хотелось, чтобы Патрик наконец-то вытащил его отсюда. У него болели почки — он знал, что это из-за постоянной неподвижности, голода и жажды. Вилли попытался встать, но безуспешно. Его затошнило, и он снова лег и постарался подавить позыв, так как рвота способствовала обезвоживанию организма. У Вилли не было сил разговаривать с похитителями, но в мозгу день и ночь крутился один вопрос: жив ли Патрик? Он с ужасом думал, что скорее всего нет, поскольку он, Вилли, до сих пор в руках у бандитов. Но если Патрик мертв, значит, Вилли тоже не жилец. Вилли сглотнул подступивший к горлу комок. Он утопал в зловонии: приходилось ходить под себя, и он мучительно стыдился этого. Вилли чувствовал, как слезы обжигают лицо. Он пытался их сдерживать — нельзя сломаться сейчас. Возможно, пока он лежит здесь в отчаянии, Пэт ведет переговоры о его освобождении. Повернув голову, Вилли увидел глазеющую на него большую крысу. Он тряхнул головой и решил, что нужно снова начать считать, лишь бы отвлечься от окружающей жути. А вдруг он все же не выдержит и начнет кричать и плакать? Это пугало Вилли больше всего. Всю жизнь он стремился к тому, чтобы никто и никогда не увидел его слабым. Но сейчас Уильям Гэбни, мужчина сильный и телом, и духом, был очень близок к тому, чтобы сломаться. Дженни и Кейт прорабатывали всю поступавшую к ним информацию, и обе понимали, что их команда деморализована. Убийство ребенка даже видавших виды офицеров выбило из колеи. Кейт наблюдала за мрачными лицами сослуживцев. Поступок Ленни Паркса в какой-то степени воодушевил их. Они понимали, что в лице Кевина потеряли ценного свидетеля, но считали вполне заслуженной кару, постигшую этого негодяя. Дэйви Карлинг также был мертв. Иногда Кейт думалось: хоть бы всем прекраснодушным правозащитникам довелось на себе прочувствовать тот ужас, который вызывает убийство ребенка! Попробовали бы они после этого оправдывать виновных! Если бы они только знали, сколько времени полицейские отдают своей работе. Сверх всяких норм — по сути дела, безвозмездно. А какое отвращение они испытывают, выслушивая снова и снова грязные подробности преступлений! А какой страх охватывает порой на допросе, когда вспоминаешь, что перед тобой сидит беспощадный убийца! Кейт знала: большинство ее коллег весьма охотно лично казнили бы детоубийцу, если бы удалось его поймать и если бы закон допускал смертную казнь. Кейт слушала, как Дженни поднимает боевой дух команды. Стремясь дать людям почувствовать их нужность для расследования, Дженни благодарила их за хорошую работу. Если бы только удалось найти хоть что-нибудь, связывающее воедино все последние преступления против детей, они праздновали бы это всю ночь. — Если мы знаем личности этих женщин, почему мы ничего не можем сделать? Голос молодого детектива прозвучал тихо и неуверенно, но Кейт видела: все закивали головами, соглашаясь с ним. — Я хочу сказать, мэм, что все эти матери, возможно, причастны… Кейт встала, чтобы ответить на вопрос. — Сам факт, что они являются матерями пострадавших детей, делает их как бы причастными. Возьмите чисто технический аспект расследования. Матери часто прикасаются к своим детям. Естественно, при таком постоянном контакте на одежду, волосы, кожу детей могут перейти волосы и частицы кожи матерей, волокна тканей их одежды. Все это обычно используется нами для определения чьей-либо причастности к преступлению. Не забывайте: у одной из матерей, Джеки Палмер, очень хорошее алиби. Она не могла присутствовать на месте преступления, и это доказывает видеозапись, согласно которой в то же самое время, когда был похищен ребенок, она находилась в салоне «Черная роза». По отношению к Палмер у нас руки вообще связаны. Как Кейт и ожидала, в разговор вмешался Голдинг: — Но она единственная, у кого есть хоть какое-никакое алиби. Мы просмотрели видеозаписи, сделанные всеми камерами наблюдения в районе, и не смогли установить местонахождения Керри Элстон, которая утверждает, будто в день исчезновения своего ребенка она оставила детей дома и уехала. Другая дамочка вообще не говорит, где она была. Эта Регина Карлтон — тварь бесчувственная, ее совершенно не мучает совесть из-за того, что она оставляла своих детей одних и уходила на всю ночь, а то и на пару суток. Тем не менее мы по-прежнему пытаемся доказать их причастность к преступлению даже несмотря на шаткость имеющихся у нас данных судмедэкспертизы. Выводы экспертизы — так, тьфу, поскольку, как вы говорите, матери находятся в постоянном контакте с детьми. Но ведь у нас есть свидетели — хоть это должно что-то значить? Кейт слышала в голосе Голдинга неприкрытую злость, но могла ему только посочувствовать. Все присутствующие закивали в знак согласия с ним. — Мистер Голдинг, поскольку вы выбрали такую профессию, вам еще не раз придется столкнуться с подобными делами. Вам нужно запомнить правило: необходимо располагать неопровержимыми уликами. Любой хороший адвокат разнесет все ваши построения в пух и прах. Такие дела нередко попадают в суд, но когда обвинение основывается на шатких уликах, обвиняемый выходит из зала суда свободным человеком. Я не намерена этого допустить, вам понятно? У нас есть фотографии детей, и я держу пари, что где-нибудь существуют и видеопленки. Мы должны найти брата Кевина Бленкли и проверить его на причастность к делу. Все сегодняшнее утро я просматривала материалы отдела опеки. Я размножу их: мы должны знать, что думают соцработники о своих клиентах. Эти сведения могут сослужить нам неплохую службу. — Личность ребенка, тело которого найдено на свалке, все еще не установлена, — продолжала Кейт. — Мы связались с Интерполом, поскольку не исключено, что ребенок прибыл из другой страны. Как вы знаете, такое вполне вероятно. Два года назад несколько десятков иностранных детей, преимущественно из Румынии, обнаружили в Амстердаме. Все эти дети использовались в секс-индустрии. Несколько детей появились даже в нашей стране. Будем надеяться, что до Грантли эта волна не докатилась. Кейт обвела взглядом свою команду и сказала: — Я прошу вас раскопать всю подноготную этих женщин, их семей, их друзей. Мы должны что-нибудь найти — мы просто обязаны. Не надейтесь на свидетелей — мы все знаем, насколько легко их обработать. Хороший адвокат может запутать самого лучшего свидетеля и выставить его лгуном. Вы все это прекрасно понимаете. Поэтому нам необходимо как можно больше бесспорных вещественных доказательств. На лицах коллег Кейт увидела одобрение. Она улыбнулась: — Сейчас мне нужно несколько добровольцев — необходимо сопоставить все данные по компьютеру. Я хочу доказать, что некоторые из проходящих по делу женщин знали друг друга. На тот случай, если подозреваемые и их жертвы будут это отрицать. Теперь настала очередь Дженни: — Я хочу поговорить с лицами, проходившими по статьям о сексуальных преступлениях. Необходимо выяснить, кого из них мы можем найти в городе, и попытаться выудить у них любую информацию о наших мамашах и их детях. Отцы детей, бабушки и дедушки — другая проблема. Мы не знаем, кто отцы детей, женщины не говорят — то ли сами не знают, то ли скрывают. Мы должны попытаться установить имена отцов — это поможет нам выяснить, сколько людей замешано в деле. Лично я не думаю, что дети связаны между собой, но в виновности некоторых из мамаш я почти уверена. Однако предполагать и доказать — не одно и то же. Единственное, что связывает этих женщин, — вовлеченность их детей в педофилию, но в настоящий момент педофилия к делу не относится, речь идет об убийстве и попытке убийства. — Меня тошнит от таких вещей. Эти женщины — дьяволово отродье, — вставил рослый краснолицый детектив. Кейт напомнила: — Повторяю, мы должны сохранять объективность. Если женщина плохо заботится о своих детях, это еще не значит, что она способна на насилие. Не позволяйте эмоциям влиять на ваши суждения. У нас у каждого есть сегодня своя цель. Посмотрим, сможем ли мы ее достичь. Спустя десять минут Кейт и Дженни грустно смотрели друг на друга, сидя в противоположных углах пустой комнаты для совещаний. — Слушай, Кейт, не волнуйся, так всегда бывает, — успокаивала Дженни. — Все приуныли, потому как дело очень уж мерзкое. Едва им удастся что-нибудь раскопать, все почувствуют себя намного лучше. Поверь мне, настроения людей меняются. — Это хорошая команда, Джен, самая лучшая. — Я знаю, — улыбнулась Дженни. — И сейчас они набираются нового опыта, который здорово пригодится им в будущем. Теперь мы должны допросить Каролину и выбить из нее информацию. Она что-то скрывает, причем с самого начала. Я намерена выяснить, чего она так боится. Жак Виньон торжественно откинул край брезентового верха кузова. Он всегда считал, что у него нюх на контрабандистов. Открывая дверь кабины, водитель явно нервничал, но это вполне естественно для англичан. Из-за торговой войны между двумя странами только такого поведения и можно ожидать. Но когда Виньон услышал всхлипывания, доносящиеся из кузова, он был потрясен. Направив луч мощного фонаря в темноту, Жак увидел маленького ребенка с перепачканным грязью, чернилами и соплями лицом, сидящего между коробками с грузом. Он был ужасно напуган. Жака, отца шестерых детей, захлестнули чувства, когда маленькая фигурка, спотыкаясь, подошла к нему и протянула ручки. Он вытащил ребенка на морской воздух и, с трудом сдерживая слезы, повернулся к своим коллегам. Они впали в такой же шок, как и он. За все годы работы они не видели ничего подобного. Водитель грузовика сначала не понял, что произошло, а затем ему пришлось схватиться за край брезента, чтобы не упасть в обморок. — Откуда он взялся? — От потрясения голос Джонатана сорвался. Он знал, что думают о нем другие мужчины, знал, что многие считают, будто геи и педофилы — одно и то же. Так, например, полагал отец Джонатана и дружки отца, старые ослы. Когда все таможенники уставились на Джонатана, ему захотелось крикнуть, что он тут ни при чем, но горло у него перехватило, и он только беспомощно открывал рот. Теперь ребенок громко плакал, словно солнечный свет и свежий ветер вдохнули в него жизнь. Французы пытались успокоить его и согреть, завернув в чье-то пальто. Один где-то раздобыл плитку шоколада, другой налил из банки в пластиковый стаканчик немного кока-колы. Ребенок хотел пить и есть и сразу перестал плакать, обратив внимание на еду, в которой сейчас так нуждался. Ребенка окружили люди, которые не переставали удивляться его красоте, стойкости и чудовищности ситуации, в которой он оказался. Они все горячо сочувствовали малышу, а на Джонатана кидали такие свирепые взгляды, словно собирались линчевать его прямо здесь и сейчас. Прибыла полиция, Джонатана задержали для дачи показаний, а ребенка передали женщине-полицейскому, которая хорошо говорила по-английски. Малыш так крепко ее обнял, что на глаза присутствующих навернулись слезы. Джонатан был в ужасе. Он объяснял, что ехал из Грантли со своим обычным грузом и не имел ни малейшего понятия о том, что везет ребенка. Но он видел: ему не верят. Он понимал: его гомосексуальность, которую он так отчаянно пытался скрыть, сделает его подозреваемым номер один. От этой мысли ему становилось плохо. Человек из Интерпола приехал с кофе и бутербродами. По его словам, полиция Грантли уже связывалась с Интерполом относительно пропавших детей и у французов нет иного выбора, кроме как отпустить водителя после допроса. Но Джонатан тем не менее оставался подозреваемым в похищении ребенка. Осознав это, Джонатан горько заплакал. После того как врач тщательно осмотрел ребенка, его вымыли и переодели в чистую одежду. В огромных голубых глазах малыша отражался искренний интерес к происходящему, но он не переставал звать маму. Стараясь успокоить найденыша, полицейские и работники порта обрушили на него целую лавину шоколадок, игрушек и одежды. Малышу явно нравилось быть в центре внимания, и он ел все, что ему давали. В тот же день его отправили домой, и предстоявшее путешествие тоже привело его в восторг. Джонатана держали в камере до тех пор, пока его не допросили как французские, так и английские полицейские. Он дал показания, и его отпустили без предъявления обвинения, но было ясно: этим дело не кончится. Джонатан возвращался домой в слезах, лишенный и своего грузовика, и душевного покоя. Он вполне мог потерять и работу, и мужчину своей мечты. Каролина Андерсон по-прежнему не говорила ничего определенного ни о своей работе, ни о своей жизни. Кейт начинала злиться. Она закурила, пытаясь скрыть нарастающую злость. — Брось, Каролина, ты знаешь больше, чем говоришь нам. — Я ничего не могу вам сказать о своей работе… Дженни прервала ее: — Это очень подозрительно, дорогая. Сама посуди: будь ты на нашем месте, что бы ты подумала о человеке, который отказывается отвечать на вопросы, хотя дело касается его ребенка? Каролина закусила губу, сразу сделавшись моложе и беззащитнее. Голос Кейт прозвучал мягко: — Просто скажи, на кого ты работаешь. Обещаю, мы никому не причиним никаких неприятностей. Каролина заколебалась. По опыту Кейт знала: страх может заставить молчать кого угодно. — Я знаю, чтó вы обо мне думаете, и не виню вас. Но я боюсь человека, на которого работаю. Он для меня страшнее полиции. — Каролина почти плакала. — Он убьет меня, если узнает, что я рассказала о нем. — Мы гарантируем тебе защиту. Каролина в ужасе затрясла головой: — Только не от него. — Она была на грани истерики: ее голос начал срываться, а руки дрожали так сильно, что ей пришлось зажать их между коленями. — У него не меньше власти, чем у вас. Он достанет меня где угодно: в камере ли, на свободе. Каролина начала плакать. По ее лицу катились огромные слезы, которые она даже не пыталась вытирать. — И кто же может быть настолько всемогущ? — спросила Дженни. Нотки недоверия, прозвучавшие в ее голосе, казалось, проникли в сознание Каролины. — Сами думайте, леди. Зря вы решили, будто я собираюсь вам все выложить. Дженни тихо рассмеялась и произнесла с насмешкой: — Отдаю тебе должное, Каролина, ты молодец. Правильно действуешь. Ты намекаешь на то, что это полицейский? — Я ни на что не намекаю. Я вообще ничего не говорю. Я и так слишком много сказала. Вы можете меня здесь запереть и выбросить ключи, можете пытать, если хотите. Больше я не скажу ни единого слова. После этого заявления Каролина отказалась отвечать на вопросы — просто сидела и тихонько всхлипывала. Когда ее увели в камеру, Кейт поделилась с Дженни своим мнением: — Она все-таки пыталась нам что-то сказать. Дженни только отмахнулась: — Все обвиненные в сексуальных преступлениях пробуют полицию на прочность. Если бы каждый раз, слыша подобное заявление, я клала себе в карман по фунту, я была бы уже миллионершей. Это обычная практика. Она забросила удочку и ждет, что мы клюнем. Кейт не ответила, и Дженни продолжала: — Смотри, она заинтриговала тебя. Цель достигнута: пока мы с тобой будем выяснять, кто же этот мерзавец, мы не станем задавать ей действительно важные вопросы. Например, почему она не хочет нам сказать, где была в ту ночь? Или: находилась ли она дома, когда произошло похищение детей? Знает ли она, как произошло похищение? Лучшая защита — нападение, не стоит об этом забывать. Особенно, если дело касается полиции, которой нужно заморочить голову. — Ты права, но мы не должны сбрасывать со счетов страх. Что-то или кто-то мешает ей все рассказать… — Какой-то сукин сын, не больше и не меньше. Какой-то негодяй, кусок дерьма, который использует и мучает детей. Извращенец, подонок, который богатеет на растлении других людей. — Педофил — не обычный преступник, — заметила Кейт. — Обычные преступники ненавидят педофилов и насильников, поэтому-то тех и изолируют в тюрьмах. Несколько секунд они молчали. Кейт поняла, что подсознательно защищает Патрика и его образ жизни. Это открытие ее расстроило. Патрик и ему подобные испытывали просто патологическую ненависть к тем, кого они называли извращенцами. Дженни разбередила рану. Кейт знала, что эта рана не заживет до тех пор, пока она не забудет о существовании Патрика Келли. И совсем не случайно она сейчас попыталась сказать словечко в его пользу. Обе женщины молчали, погруженные в собственные мысли. Глава 11 — День ото дня дело становится все более странным, мисс Берроуз. — Привычный шуточный тон исчез из голоса Роберта Бейтмана. — По-моему, самое странное еще впереди, — сухо ответила Кейт. — Вы можете мне рассказать еще что-нибудь об этих женщинах? Он покачал головой: — В последние дни я общался только с бедняжкой Региной, хотя должен быть в курсе всего, что происходит и с другими нашими клиентами. Вам лучше поговорить с другими работниками опеки, они помогут чем смогут. Но, как я вас уже предупреждал, они будут защищать своих клиентов. Таков уж наш кодекс поведения. Кейт улыбнулась: — Я понимаю. Были ли зарегистрированы другие случаи насилия, о которых мы не знаем? Или, допустим, кто-нибудь из вашей команды предполагает, что насилие имело место, но не может это доказать? Уверена, вы понимаете, о чем я говорю, Роберт. — Конечно, понимаю, дорогая. Но это не для протокола, идет? Он подошел к двери и торжественно ее закрыл. — Керри Элстон и Джеки Палмер в школе дружили, — почти шепотом произнес Роберт. — Обеих обвинили в сексуальных домогательствах по отношению к другой девочке, но доказать что-либо не удалось. Девочка отказалась от обвинения и уехала из города. Я хорошо помню эту историю, потому что только начинал здесь работать и был просто шокирован: две девочки практически изнасиловали третью. Роберт помолчал, собираясь с мыслями, и продолжал: — Хотя в полицию поступило заявление, дело замяли. Понимаете, все фигурантки дела являлись несовершеннолетними. Плюс к этому обвиняемые утверждали, будто пострадавшая — если я не ошибаюсь, Полин Баркер — сама их соблазнила. Полин Баркер — это имя вам ничего не говорит? История очень и очень странная, ведь девочкам было всего по одиннадцать или двенадцать лет. Но документальных материалов вы нигде не найдете: дело не зарегистрировано. Кейт удивилась: — Почему? — Потому что пострадавшая оказалась дочерью полицейского. Кейт закрыла глаза и вздохнула. Она вспомнила, как шесть лет назад детектив Гарольд Баркер подозрительно быстро уехал из Грантли. Все думали, что его поймали на хищении денег, он не внушал особого доверия. — И как же тогда вы узнали обо всем? — спросила она. — Я был соцработником, опекуном Полин. Папочка… как бы это сказать… временами проявлял излишнее внимание к дочери, но он служил в полиции, и в результате дело замяли и отправили под сукно на веки вечные. Теперь вы понимаете, почему я не хочу, чтобы в этом деле мелькало мое имя? Поговаривают, что Баркер являлся лишь маленьким звеном в цепи секс-бизнеса. В основном таким бизнесом занимаются профессионалы. В конце концов Баркер оказался в отделе по борьбе с преступностью в Сохо. Как известно, и в Сохо, и в этом отделе подонков хватает. Глаза Кейт засверкали от волнения. — По-вашему, Гарри Баркер — настоящее чудовище! — выкрикнула она. Роберт взволнованно замахал на нее руками. — Я ничего не хочу сказать, дорогая. Я просто сообщаю факты. Но если вы намереваетесь орать во всю глотку, я ничего больше не скажу. — Кто вам сказал об этом? О его повышенном внимании к дочери? Роберт улыбнулся, видя, что Кейт никак не может ему поверить. — Его жена, Мэвис Баркер. Хорошая женщина, но слишком уж нервная. Знаете, годами на успокоительном. Она сказала, что Гарольд проявлял такое внимание ко всем детям. Полин — младшая из четверых детей, но трое старших — от первой жены, которая умерла. Мэвис, если можно так сказать, унаследовала детей вместе с браком. Она говорила мне, что старшие девочки жалуются на отца, да и сын тоже. Но ни мы, ни полиция от детей ничего не добились. Старшим было уже больше шестнадцати, и, поскольку они сами не выдвигали обвинения, никто ничего не мог сделать. Но если бы меня попросили высказать мое мнение как профессионала, я бы сказал, что обвинения матери небеспочвенны. Роберт посмотрел Кейт в глаза. Она заметила: его очень задело ее недоверие, вызванное тем, что речь шла о полицейском. — Мне приходится видеть такое каждый день, мисс Берроуз. Мне приходится каждый день слушать, что вот это произошло с этим ребенком, а вот то с тем. Но заметьте: в случаях с Керри и Региной история их детства повторилась с их детьми. Некоторые дети, которые подверглись насилию, любят своих обидчиков. Это доказанный факт, особенно, если насильник — член семьи. Мы учим детей любить маму и папу, что они и делают. Детей жестоко избивают, но они все равно защищают своих родителей. Такова жизнь, дорогуша. Роберт замолчал, а Кейт ждала, что он скажет еще. — Я вижу Керри маленькой девочкой с большой проблемой. Проблема состояла в отце, который, как вы знаете, постоянно издевался над ней. Мы знаем — она и по сей день поддерживает отношения с отцом. Она даже детей с ним оставляет. Понимаете, мисс Берроуз, Керри любит его, невзирая на его обращение с ней. Вы совершаете распространенную ошибку, как и другие люди, которые никогда лично не сталкивались с проблемой семейного насилия. Поймите, для детей поведение родителей — норма. Вы учитесь распознавать, что хорошо, а что плохо, у своих родителей, так? А если они учат вас плохому? Дети вырастают и считают нормальным то, что с ними произошло. Некоторые даже утверждают, что это им нравилось. Надругательство кажется им проявлением любви. Их выделили из всех, им уделили особое внимание. Известны случаи, когда братья и сестры завидовали ребенку, подвергшемуся издевательствам. Вы понимаете, к чему я клоню? Регина и Керри — сами жертвы, они делали только то, чему научились у своих родителей. Вы должны обуздать свое чувство праведного гнева и проявить к этим девушкам и их детям чуточку жалости, мисс Берроуз. Они не так виноваты, как вы думаете, поскольку были сломлены в самом раннем возрасте. Кейт не могла полностью согласиться со словами Роберта. В известной степени Кейт понимала его и жалела Регину, Керри и всех остальных девушек со сломанной еще в детстве судьбой. Но в то же время Кейт испытывала к ним отвращение и знала, что ничто на свете не в силах изменить ее чувства. Роберт словно угадал ее мысли: — Хотя бы попробуйте, мисс Берроуз. Посмотрите на это с другой точки зрения, а? Ведь у вашей собственной дочери тоже одно время были проблемы. Кейт остолбенела: — Откуда вам это известно, мистер Бейтман? — Называйте меня Робертом, пожалуйста. Когда ко мне обращаются «мистер Бейтман», я чувствую себя стариком. Я нашел эти сведения в своем компьютере. А откуда, вы думаете, я узнал? Когда ваша дочь проходила в клинике психиатрическое лечение, к ней автоматически прикрепили работника соцслужбы. Он улыбнулся, пытаясь смягчить эффект, вызванный его словами. — У меня есть доступ ко всем сведениям подобного рода. После того случая с Баркером я взял себе за правило выяснять все о тех людях из государственных структур, с которыми мне приходится общаться. Ничего личного. Поэтому не стоит волноваться. Я просто хотел указать вам на то, что у многих людей есть проблемы, от них никто не застрахован. Конечно, это ваша обязанность — выяснять о людях всю их подноготную, но я делаю то же самое с некоторых пор, поскольку много раз убеждался: люди далеко не таковы, какими кажутся. Я просто хочу знать, с кем я общаюсь, вот и все. — Ну и каково ваше профессиональное мнение — почему моя дочь сбилась с пути? Роберт нежно взял Кейт за руку: — На мой взгляд, главная проблема состояла в том, что у вашей дочери не имелось перед глазами хорошего отцовского примера. Ее отец был бабником и вообще пустым человеком. Без обид, о’кей? Тем не менее мне кажется, что ваша дочь больше склонялась к отцу. Такое случается, мисс Берроуз. Его образ жизни казался девочке очень привлекательным. Конечно, это всего лишь мое мнение. Но, возможно, отец именно в силу своих частых отлучек из дому стал для Лиззи важнее вас. Каждая встреча с отцом становилась для нее чем-то захватывающим, новым, отличным от того, к чему она привыкла. Естественно, она его любила. Все девочки любят своих отцов. Отцы играют очень важную роль в их жизни — общаясь с ними, девочки учатся общаться с мужчинами. С другой стороны, вы подолгу работали, и фактически вашу дочь воспитывала бабушка, ваша мать. У Лиззи перед глазами было много примеров женского поведения и только один пример мужского. К сожалению, не самый лучший. Кейт злилась, и Роберт это видел. Он покачал головой. Его большие выразительные глаза затуманились: — Простите меня, если я вас обидел. Я не хотел этого — просто пытался вам объяснить некоторые аспекты психологии. Кейт крепко прижала папки с документами к груди и спросила с вызовом: — А если я вас тоже проверю по своему компьютеру, мистер Бейтман? — Вы хотите сказать, что еще не провели такой рутинной операции? — шутливым тоном произнес Роберт. — Я разочарован, мисс Берроуз. Я был о вас лучшего мнения. Он подтрунивал над ней, Кейт это понимала. Затем выражение его лица стало более серьезным: — Мне очень жаль своих подопечных, действительно жаль. Я чувствую их боль. Я вижу, как они пытаются понять, что с ними происходит. Пожалуйста, не будьте с ними слишком суровы, мисс Берроуз. Помните: они такие же жертвы, как и их бедные дети. Керри Элстон прошла через такое, что вам не привидится и в самом страшном сне. Она постоянно подвергалась насилию, с самых малых лет, пока не стала взрослой. Почитайте ее дело. Оно шокирует, но вместе с тем и многое объясняет. Кейт восхищалась чуткостью Роберта, хотя он явно сознательно причинил ей боль, когда заговорил о ее дочери. Он словно вскрыл старую рану, которая гноилась годами. Что ж, Роберт знал о Кейт многое, а знание дает человеку преимущество. Она сама постоянно использовала это преимущество в своей работе — не зря же полиция накапливает банки данных. — Я мягкосердечный человек, — продолжал Роберт тихо, — и ничего не могу с собой поделать. С детства на стороне слабых. Возможно, это глупо, не знаю, но разве сердцу прикажешь, а? Кейт посмотрела на него — на его поношенную одежду, на его плохо подстриженные волосы. Хороший человек, верящий в добро, в людскую взаимовыручку. Потому она его и уважает. — Прочитайте личное дело Керри Элстон. Если после этого вы посчитаете меня дураком за то, что я ее жалею, так мне прямо и скажите, хорошо? Подумайте, смогли бы вы пережить то, что пришлось пережить ей, и не стать чудовищем. Поставьте себя на ее место, а не судите, как все остальные. — Я попробую, Роберт. Но не обольщайтесь. Я ведь тоже повидала на своей работе немало. Как и вы, я обычно стараюсь понять человека. Он усмехнулся: — Видите, у нас с вами гораздо больше общего, чем вы думаете. Кейт медленно ехала назад в участок. Она обдумывала свои дальнейшие действия. Прежде всего она позвонит Голдингу и попросит его найти личное дело Гарольда Баркера. Также она попросит проверить Роберта Бейтмана — просто так, в отместку. Кейт курила одну сигарету за другой. Подъехав к управлению, она увидела съемочные группы и журналистов из желтых газетенок. Она вздохнула: как же они надоели! Осторожно проезжая сквозь толпу, она думала, какова будет их реакция, если она арестует половину из них за создание помех дорожному движению. Несмотря на такие мысли, в следующих выпусках новостей она выглядела улыбающейся и свежей. Джеки Палмер крепко обняла сына. Дженни и Кейт видели, что мать и сын любят друг друга. Мартину же очень нравилось всеобщее внимание. Сидя у матери на коленях, он сдавил ее руку словно тисками и отчетливо произнес: «Мама целовать». Джеки нежно его поцеловала. — Зачем кому-то понадобилось прятать моего Марти в грузовик? — спросила она. — И кто эта блондинка, о которой все говорят? Бессмыслица какая-то. Кейт покачала головой: — Это нам и предстоит выяснить. Свидетели описывают женщину, очень похожую на вас. Джеки выглядела растерянной: — Но ведь камеры… Дженни ее перебила: — Камеры показывают только одно: вы появлялись на работе в тот день. Они не показывают, как вы весь тот день провели. Да, видно, что вы входили в салон и выходили оттуда. Но существует задняя дверь, через которую можно выйти и через пятнадцать минут оказаться возле детского сада, а еще через пять — на стоянке грузовиков. Джеки сидела потрясенная. — Видите ли, дорогая, пока мы не знали, где мальчик, мы верили вашим словам. Но теперь мы знаем: вы могли выйти из салона, дойти до стоянки и вернуться обратно через сорок минут. Никто не может подтвердить, что вы никуда не уходили, правильно? Вас видели только в определенные моменты. Джеки ошеломленно спросила: — Вы что, серьезно думаете, будто я могла такое сделать? Мартин скривился, услышав, что голос Джеки становится все громче и громче. Он повернулся к матери и попытался обнять ее за шею. Она довольно грубо отпихнула его и злобно произнесла: — Вы набросились на меня, потому что я под опекой, да? Вы не повесите это на меня, я вам не Керри Элстон и не одна из тех тварей, с которыми вы общаетесь. Теперь Мартин громко заплакал. Схватив его под руки, она прокричала ему в лицо: — Да заткнись ты, ради бога, тупая кукла! Кейт и Дженни вздрогнули, а женщина-полицейский вырвала кричавшего ребенка из рук матери. После этого Джеки Палмер заплакала, как маленькая девочка. Слова Роберта Бейтмана все еще звучали в мозгу Кейт, и она сочувствовала девушке, сидевшей перед ней. Но, как часто говорила Дженни, свидетели — это самое ценное, что имеется при расследовании любого дела, и в данном случае свидетели видели данную женщину на месте преступления, совсем близко от ее работы. Джеки Палмер уже была замечена в плохом обращении со своими детьми. Как можно идти против фактов? Кейт открыла папку, лежавшую на столе. Быстро пролистав документы, она узнала, что Роберт Бейтман — уважаемый социальный работник, занимающий достаточно высокий пост, ведущий специалист по борьбе с насилием в семье. Признанный авторитет по сломленным семьям, сломленным судьбам. Голдинг принес Кейт кофе, хотя она его об этом не просила. От его поступка у нее стало теплее на душе. — Спасибо. Очень кстати. Он кивнул и сообщил: — Ничего не могу найти на Баркера. Ничегошеньки. Такое впечатление, будто за последнюю неделю Ретчет изъял все, что имело отношение к Баркеру. Вам не кажется это странным? Кейт покачала головой: — Пока нет. Продолжайте копать. Возможно, удастся найти кого-нибудь, кто знает о деле Баркера. — Есть у меня кое-какие контакты, мэм. Не исключено, что и я смогу что-нибудь разнюхать. С вашего разрешения, конечно. Кейт улыбнулась: — Конечно. Не волнуйтесь, Ретчета я беру на себя. Голдинг поблагодарил ее и вышел из комнаты. Оказывается, у Баркера остались в управлении друзья. Что ж, в этом нет ничего удивительного. Но она выяснит все, что ей нужно. Она всегда добивалась своего. Выехав на Мортлейк-роуд в Илфорде, Патрик увидел голубую машину. В течение пятнадцати минут она ехала за ним неотступно, затем немного отстала, и вместо нее появилась другая. Слишком уж непрофессионально. Или все и рассчитано на то, чтобы он заметил слежку? Он понял: пора убираться из этой так называемой безопасной квартиры, в которой он отсиживался. Он остановился перед светофором, и его внимание привлекло черное такси, которое отделяли от него четыре автомобиля. В такси сидело двое мужчин: один — светловолосый, другой — брюнет. Оба одеты в темную одежду, у обоих — абсолютно незапоминающаяся внешность. Патрик услышал рев мотора — с ним поравнялся мотоцикл. Выглянув в окно, Патрик отметил, что на багажнике мотоцикла стоит черная сумка и ездок достает из сумки оружие. Патрик понял все за долю секунды и уже почти выбрался из машины, когда пуля настигла его. Раздался второй выстрел. Он пошатнулся, рухнул на дорогу и потерял сознание. Затем началось что-то несусветное. Какая-то дамочка едва не наехала на лежащее тело, выскочила из машины и, дико закричав, заметалась по проезжей части. Радио в покинутом автомобиле продолжало играть на полную мощность, оглушая ближайших водителей. Мотоцикл стремительно умчался прочь, растворившись среди других машин. Кое-как развернувшись, такси медленно поползло назад. Сидевшие в нем готовы были поклясться, что Патрик Келли мертв. Мать Керри Элстон оказалась хрупкой женщиной с милым лицом и красивыми густыми волосами золотисто-каштанового цвета. Она часто улыбалась, показывая мелкие белые зубы и здоровые розовые десны. Увидев ее, Кейт и Дженни очень удивились, и это не ускользнуло от внимания женщины: — Керри пошла в отца. Ее голос не сочетался с миловидной внешностью — он почти скрипел от постоянного курения и пьянства. Полицейские знали, что мать Керри — алкоголичка. Женщина закурила сигарету и ткнула ею в толстую папку, которую Кейт положила на стол. — Я так понимаю, вы пришли ворошить прошлое, да? Я рассказывала все уже два раза. Кейт посмотрела в жесткие глаза Донны Элстон и вспомнила слова Роберта Бейтмана про родителей женщин, проходивших по делу. — Вы можете что-нибудь добавить к тому, что вы уже рассказывали? — быстро спросила Дженни, не надеясь на положительный ответ. Донна Элстон ухмыльнулась: — Нет. Она маленькая шлюха. И всегда такой была — ее собственный отец убедился в этом. Каких еще дел она наделала? Забудьте о том, что она моя дочь. — Но вы же заботитесь о ее детях. Это не совсем вяжется с вашими чувствами к дочери. — Вы не знаете Керри, как знаю ее я, — сказала Донна Элстон. — Да, ее отец совершил все эти отвратительные действия по отношению к ней, я не отрицаю. Но она убегала к нему, когда его освободили из тюрьмы. Керри — просто ошибка природы. И если бы это зависело от меня, дети остались бы жить со мной. А так я их беру, только когда просят соцработники. Она со злостью стукнула кулаком по столу. — Я бы забрала их, бедняжек, в любое время, но вот опекуны мне не разрешают. «Пусть живут с матерью. Она их любит», — говорят они. Да Керри понятия не имеет о любви — о настоящей любви, в том числе и о любви к детям. Они для нее — товар, как и она для своего отца. Вещь, которую можно использовать. Этот человек, ее отец, внушал мне ужас, но Керри продолжает видеться с ним, общаться. Что, по-вашему, я должна чувствовать? Ну что? Она уставилась на Дженни и Кейт. — Зная, на что он способен, она все равно отвозит к нему детей на выходные. Но она никогда не скажет вам, где он живет. Они встречаются на разных автостоянках и в тому подобных местах. Она прекрасно знает: если я разнюхаю, где он прячется, я пойду туда и убью его за все его художества. И это не пустая угроза, леди. Когда-нибудь я его достану. — Откуда он родом? Донна пожала плечами и зашлась в кашле. Мокрота клокотала у нее в груди. Дженни и Кейт передернуло. — Он из Ньюкасла, из тех мест. От него вы ничего не добьетесь. Это все равно что со стеной разговаривать. Сейчас у него южный акцент, но когда мы с ним познакомились, был северный. Возможно, он притворялся, не знаю. Вы должны его сами увидеть — тогда поймете, что это за фрукт. Заманивает птичек и сворачивает им головы не задумываясь. Скорее всего, Керри знает, где он. Он поддерживает с ней отношения, я это точно знаю. Она его боготворит, именно боготворит. Она всю свою жизнь только и ждет, чтобы он позвонил ей или пришел в гости. Дженни положила на стол несколько фотографий: — Вы узнаете кого-нибудь из мужчин на этих снимках? Донна посмотрела на фотографии. Кейт заметила, как она стиснула зубы и побледнела, когда увидела своих внуков и дочь, позирующих явно не для семейного альбома. — Нет, не узнаю, — ответила она дрожащим голосом, чуть не плача. — Здесь не видно лиц. Все молчали. Слышался лишь шорох магнитофонной ленты. — На сей раз я заберу детей. Пусть этот Бейтман и его дружки говорят что угодно. Дети — такие же жертвы, как и она. Жертвы своей родной матери, этой чертовой сучки! И на сей раз я отберу у нее детей. — Вы знаете, кто их отцы? Она покачала головой и снова закашлялась, прочищая горло. — Старший ребенок — определенно ее папаши. Плевать мне на то, что говорят другие. Слава богу, он на него не похож. Второй может быть от любого встречного-поперечного. Она ляжет под кого угодно, если ее попросят, — так уж папаша ее воспитал. А скорее всего, она такой уже родилась. Посмотрите на мою вторую дочь, Мэрайю. Она перенесла то же самое, но не стала такой. Она ненавидит отца за все то, что он с ней делал. Я пыталась защитить ее, изо всех сил пыталась. Мне наложили двадцать семь швов — он порезал меня, когда я все же донесла на него. Я чуть не умерла за моих девочек. Но Керри меня ненавидит, ненавидит до мозга костей. И это чувство взаимно. Кейт не знала, что следует говорить в таких случаях. — Он и Мэрайе звонил пару лет назад. Она послала его подальше. Она вам сама расскажет. Не вылезала из психушки благодаря своему папочке. То вены резала, то наркотиками накачивалась… Ну и натерпелась же я! Но все-таки Мэрайя — человек, а не грязная тварь. Она хотя бы понимает: все, что с ней произошло, — это плохо. А вот Керри не понимает. Кажется, ей все это очень нравилось. Дженни собрала фотографии и протянула руку маленькой женщине с глазами полными слез и стальным внутренним стержнем, который, видимо, и помог ей сохранить разум в ее тяжелой жизни. — Если вы что-то вспомните… — Не волнуйтесь, — перебила Донна с грустной улыбкой. — Если я что-то вспомню, вы узнаете об этом первыми. Кейт с Дженни приехали домой в восьмом часу вечера. Они целый день беседовали с семьями подозреваемых и безумно устали. Кейт несла под мышкой увесистые папки с личными делами, которые предоставила соцслужба. Как только они открыли входную дверь, в нос им ударил запах мясного супа. Кейт и Дженни с удивлением переглянулись, и вдруг Кейт увидела, что ей навстречу спешит ее мать. — Мама?! — ахнула Кейт. — Да, я твоя мама, злодейка! Ну и дурой же я выглядела, когда поехала к Пэту и узнала от его домоправительницы, что вы расстались. Немедленно раздевайся и иди сюда. Я хочу знать, какая чертовщина тут произошла, пока меня не было! Дженни скромно стояла на пороге кухни. Кейт за рукав потянула ее внутрь. — Это моя мама, которая, как я думала, сейчас в Австралии… — Меня зовут Эвелин, а вас? Я полагаю, это ваши вещи в комнате Лиззи, да? Ну давайте, заходите обе и садитесь за стол. Я наготовила — армию накормить можно! Дом вновь стал похож на дом, и Кейт поняла, что ей не хватало тепла и уюта, которые вернулись сюда благодаря жизнелюбию и энергии ее матери. Кейт жалела, что она не унаследовала эти материнские черты, — ей достался более сдержанный характер отца, который умер много лет назад. — Я устала от того, что не могу до тебя дозвониться. И я подумала: если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе. Я запрыгнула в самолет, и вот я здесь. Разбитая, усталая, выжатая как лимон, но только не для вас. Дженни искренне рассмеялась. Кейт тоже улыбалась. Было чудесно снова видеть свою мать на кухне, в фартуке, румяную от удовольствия. А как же — ведь она снова готовит для дочери, которая, несмотря на взрослость, наверняка толком не умеет стряпать. Стол выглядел как раньше: домашний хлеб, испеченный на соде, густая похлебка, морковь, тушенная в масле, и капуста в уксусном соусе. Настоящий ирландский обед, после которого хорошо завалиться спать, чувствуя приятную тяжесть в желудке. В духовке подходил большой яблочный пирог, а на плите булькал домашний заварной крем из молока и яиц. — Лиззи не приехала, мам? — осторожно спросила Кейт. Эвелин вздохнула: — Господи Исусе, Кейт, да ей и там хорошо. Там полно мужчин, но она смотрит только на одного. Слава богу, она нашла себе хорошую пару. Ей там нравится, и всем нравится, что она там. Уверена, ей в Австралии намного лучше, чем было бы здесь. Дженни почувствовала, что между матерью и дочерью возникло напряжение, когда они коснулись этой темы, и уткнулась в тарелку. Кейт крепко обняла мать: — Мама, я так рада, что ты снова дома. Эвелин притворилась, будто поправляет свою аккуратно уложенную завивку, и сказала: — После того как мы поедим, ты мне расскажешь, что произошло между тобой и Пэтом. Сегодня утром, когда я заявилась к нему домой, я чуть не умерла от такого сюрприза! Ну, по крайней мере, я привезла тебе все твои вещи. Хоть об этом ты можешь не волноваться. А Пэта нет дома уже несколько дней, как сказала эта Мэри Энн, которую он называет экономкой. Все, довольно! Доедайте скорее. У меня есть для вас вкусный десерт и бутылочка австралийского «шардонне» на пробу. Дженни была в восторге от этой маленькой женщины, она находила ее просто потрясающей. Во время ужина они оживленно болтали, словно знали друг друга всю жизнь. Дженни казалось, что все, с кем разговаривает Эвелин, чувствуют то же самое. Казалось, в нее невозможно не влюбиться из-за ее открытости и доброты. — О господи! Забыла сказать! Звонил этот тупоголовый Ретчет и велел тебе сразу ему позвонить, как только придешь домой. Не спеши. Поешь сначала. Даже по голосу слышно, что он зануда, каких поискать. Ничего, подождет немного, не умрет. Дженни и Кейт заговорщически улыбнулись друг другу. Когда Эвелин вышла из кухни, Дженни искренне сказала: — Кейт, она просто супер. Тебе повезло. Кейт порадовали слова Дженни. — Я ее так люблю. Не знаю, как я без нее продержалась бы все эти годы. После Дэна и всего остального… — Хотела бы я, чтобы моя мама была такой, но родителей не выбирают, какие есть, такие и есть. Посмотри, с какими экземплярами мы сталкиваемся на работе, а? — Пища для размышлений. Ты веришь в то, что люди рождаются уже плохими, как утверждает мать Керри? Дженни на секунду задумалась: — Если честно, то не знаю, Кейт. Одни люди способны на лютую ненависть, а другие — на безумную любовь. Но от любви до ненависти один шаг. Ясно одно: имея такую мать, как Эвелин, ты просто обязана была вырасти хорошим человеком. Кейт ничего не ответила — просто улыбнулась. Эвелин воспитывала и Лиззи, но с той не все шло гладко. Кейт подозревала, что мать вернулась домой раньше срока еще и потому, что Лиззи, вероятно, снова выкинула какой-нибудь фортель. Кейт ничего не знала наверняка — только предполагала. Но, если дело касалось матери, ее предположения всегда оправдывались. Когда Эвелин вернулась на кухню, вновь зазвонил телефон, и Кейт встала, чтобы ответить на звонок. — Пусть поработает автоответчик, детка. Я тебя и пяти минут еще не видела, а зная твоего тупицу Ретчета, могу предположить: ты вылетишь из дома уже через пару секунд. Они услышали голос Ретчета на автоответчике и рассмеялись. — Привет, Кейт. Я не хотел тебе это говорить по телефону, но, похоже, сегодня в Илфорде застрелили Патрика Келли. Когда ты получишь это сообщение, пожалуйста, позвони мне. Мой домашний телефон… Когда до них дошел смысл слов Ретчета, наступила гробовая тишина. Кейт посмотрела на мать. Губы Эвелин двигались, но не прозвучало ни единого слова. Старушка словно онемела. Отказываясь верить в услышанное, она качала головой. — Пэта застрелили… Господи, помилуй его, — наконец произнесла Эвелин, перекрестилась и налила Кейт еще вина. — Выпей, девочка, тебе сейчас полезно. Надо перезвонить этому тупице и выяснить, что произошло на самом деле. Кейт била дрожь. Казалось, тело ей не подчиняется. Слез не было, но ее огромные темные глаза переполняла боль. Эвелин отдала бы что угодно, лишь бы не видеть такого страдания на лице дочери. — Кто мог застрелить твоего мужчину? Здесь прямо поле битвы какое-то. Стреляют, режут… — Эвелин, я думаю, Кейт нужен врач. Едва Дженни произнесла эти слова, Кейт, потеряв сознание, сползла на пол. Теперь Эвелин плакала, гладя голову своей дочери. — Я знала, что пора возвращаться, я чувствовала, что я ей нужна. Боже, она сойдет с ума. Моя девочка сойдет с ума от горя. Они же были созданы друг для друга. Она все еще плакала, когда Дженни взяла телефон, позвонила Лейле и сообщила новость. Дженни хотела по возможности скрыть состояние Кейт от ее коллег. Слухи и так пойдут, но не обязательно всем знать, что Кейт упала от шока в обморок. Она вряд ли захочет делиться с кем-нибудь своим горем. Так уж она устроена. Вилли проснулся оттого, что кто-то облил его холодной водой. Он затрясся от холода. — Твой босс мертв. Вилли не знал, стоит ли верить этим жутким словам. — У тебя кишка тонка убить Патрика Келли, — сказал он слабым голосом. Невидимый мужчина рассмеялся: — Не хочешь узнать, что теперь ждет тебя? — Нет, не очень. Кстати, приятель, спасибо за воду. Я как раз пить хотел. Сергей восхищенно покачал головой. Он повидал на своем веку немало крепких парней, но этот Вилли Гэбни был настоящий кремень. Все люди Бориса поражались его стойкости. — Я лично его пристрелил, — похвастался Сергей. — Сегодня, в его машине. Я видел, как в него угодили две пули и он упал, истекая кровью. Если Сергей надеялся поколебать дух Вилли, то его ждало разочарование. — Я не верю тебе, сынок. Пэт Келли доберется до тебя и порвет на куски. Молись, чтобы он был мертв, потому что если это не так, тебе лучше бежать. Даже получив такое известие, лишавшее его всякой надежды на спасение, узник по-прежнему проявлял твердость духа. Русский вышел из комнаты и с уважением сказал двум охранникам: — Его до сих пор не удалось сломить. Тех стойкость Вилли удивляла не меньше. — Мы слышали, как он разговаривал сам с собой: что-то долго бормотал про футбол, а потом начал считать от одного до тысячи, и так всю ночь. С минуту они помолчали, восхищаясь волей своего пленника. — Мы должны его убить? Сергей покачал головой: — Он нам еще понадобится. Он много знает, а нам нужна информация. Накормите его. Пусть помоется, а там решим, как с ним поступить. Когда он поймет, что его босс мертв, он согласится нам помочь. — А если нет? Подобную преданность трудно купить деньгами. Она — от уважения к боссу. Они все уважали Вилли Гэбни, но любой из них не раздумывая убил бы его по первому требованию Бориса. Они понимали преданность Вилли Гэбни своему хозяину, поскольку сами были такими. Охранники принесли Вилли еду и бутылку виски, хотя догадывались, что виски он пить не станет. Книга 2 Глава 1 Сестры Патрика прибыли в больницу Святого Георгия вместе и ловко проскользнули мимо жаждущей новостей толпы журналистов. Старшая, Грейс, со своими светлыми волосами и сильно накрашенными глазами выглядела моложаво, Виолетта же, напротив, казалась старше своих лет. В отличие от Грейс, у которой лицо и кожа словно созданы были для косметики, Ви, когда красилась, походила на отчаянно молодящуюся старуху. Они молча вошли в отделение реанимации. Молодой врач азиатского происхождения с усталыми глазами поприветствовал их, натужно улыбнувшись. — Как он? — Очень плохо. Подключен к аппарату искусственного жизнеобеспечения. — Он выкарабкается? Доктор пожал плечами: — Честно говоря, особой надежды нет. Но он физически сильный мужчина и, судя по всему, борец по натуре. Виолетта наблюдала, как с помощью аппарата искусственного дыхания поднимается и опускается грудь Патрика. Шум стоял чудовищный, многочисленные провода наводили ужас на сестер. Видеть Патрика, воплощение жизнерадостности и силы, в подобном состоянии было невыносимо. — Боже, Грейс, за что ему эти несчастья? Рене, Мэнди и сейчас вот это. Только два дня назад я ему говорила, что он слишком стар для своих дел. Ему и так приходилось нелегко. С каждым днем у него появлялось все больше седых волос, и разрыв с Кейт, как ты понимаешь, не пошел ему на пользу. Но в чем ее-то вина? Зачем ей Патрик и его проблемы, с ее-то работой? Грейс нежно взяла брата за руку. — Ну да, боже упаси помешать ее чертовой работе, Ви. — В голосе Грейс сквозил сарказм. Виолетта закусила губу. В их семье Грейс всегда доминировала, и Патрик, и Виолетта автоматически уступали ее агрессивному напору. Но на сей раз Виолетта не собиралась потакать сестре. Пэт любил Кейт, они прекрасно подходили друг другу, что бы ни говорила эта чертовка Грейс. Пэт всегда приходил к Виолетте, когда ему было плохо, потому что знал: она выслушает его и поддержит. — Эта Кейт — хренова зазнайка, — продолжала Грейс. — Я знаю, она смотрела на меня сверху вниз. Нет, она, конечно, ничего такого не говорила, но я-то знаю… Виолетта взяла сестру за руки. — Патрик любит тебя, Грейс, и всегда любил. Но у него своя жизнь. Кейт была для него хорошей парой, что бы ты ни думала. Грейс обвела комнату глазами и презрительно фыркнула: — Ну и где же она тогда? Виолетта отступила. Она понимала, как сильно горе сестры. Она также понимала, что сестра ревнует. Кейт вошла в жизнь Патрика и заняла то положение, которое раньше занимала Грейс. Но Грейс не собиралась уступать свои позиции. После смерти Рене Патрик во всем полагался на старшую сестру, которой это очень нравилось. Даже слишком нравилось. Виолетта не могла прямо упрекнуть сестру в банальной ревности, потому что любая критика вызвала бы склоку. Грейс отличалась тяжелым характером. Виолетта вгляделась в лицо Патрика и ужаснулась его бледности. Он был точно восковой, словно жизнь уже покинула его. Одна пуля попала в шею, другая — в ягодицу. Второе ранение, видимо, будет напоминать о себе всю жизнь, если он, конечно, вообще выкарабкается. По телефону медсестра сообщила, что раненый очень плох и последующие двадцать четыре часа станут решающими. Судя по всему, у него тяжелая черепно-мозговая травма. Виолетта понимала, что врачам хватает хлопот и без расспросов родственников. Ну, лишь бы они помогли ее брату, и плевать ей, как они это сделают. Однако, глядя на любимое лицо, она не надеялась на исцеление. Патрик был уже почти мертв. — Позвать священника, Грейс? Сестра посмотрела на нее как на сумасшедшую. — Правильно, Ви, давай напустим на него этих стервятников! Виолетта тяжело вздохнула и молча села возле кровати. Она не хотела злить Грейс. Старшая сестра разговаривала с ней как с ребенком, и, честно говоря, Виолетту уже начинало это доставать. На самом-то деле Грейс не имела права решать за других, нужно ли им религиозное утешение: ее духовный склад просто не позволял ей понять верующих людей. Виолетта не сомневалась: вскоре сестра начнет насмехаться над медсестрами, врачами и вообще над любым, кто посмеет усомниться в ее всезнании и огромном значении в этом мире. Виолетта даже позавидовала Патрику: ему хотя бы не приходится терпеть Грейс и ее постоянные колкости и придирки. — Мне нужно позвонить, Виолетта. А ты попробуй выбить чашку чаю у этих девиц, которые ходят здесь кругами и воображают себя медсестрами, — громко сказала Грейс, стараясь, чтобы ее услышала дежурная медсестра. Виолетта страдальчески закрыла глаза. Сестра в своем репертуаре, причем на сей раз концерт начался как-то уж очень рано. Дженни посмотрела в глаза Керри Элстон и раздельно повторила вопрос. Девушка выглядела ужасно: ее пухлое лицо посерело и казалось грязным, от нее исходило смешанное зловоние пота и сигаретного дыма. Было невыносимо находиться рядом с ней в маленькой душной комнате. Дженни видела, что молодая женщина-полицейский, присутствующая на допросе, тоже чувствует себя не в своей тарелке. — Мне нужен ответ, Керри, и я получу его, даже если мне придется просидеть здесь целый день. В голосе Дженни прозвучало раздражение. Керри ухмыльнулась, демонстрируя желтые зубы. — Вы меня очень напугали, но я не могу ответить на ваш вопрос. Я не знаю, где мой отец, и я не знаю, где Джереми Бленкли. Мне жаль. Последние два слова она произнесла нараспев, и Дженни еле сдержалась, чтобы не врезать ей как следует. — Знаешь, с тобой тяжело разговаривать. Ты понимаешь, сколько тебе светит, а? Понимаешь? Она обрадовалась, увидев страх в глазах Керри, и продолжала, стараясь говорить спокойно, почти ласково: — Но не надейся просто отсидеть срок, как обычные преступницы, — отношение к тебе будет особое. В мужской тюрьме проходить по твоей статье довольно плохо. Но в женской тюрьме, где сидят женщины, которых разлучили с любимыми детьми, ты окажешься в совсем уж скверном положении. Кружка кипятка в лицо — вполне обычное дело. Тебе придется постоянно быть начеку. Видишь, не такая уж ты и умная, как тебе кажется. И если ты настолько глупа, чтобы отказываться от сделки с нами, мы упрячем тебя надолго. Будешь сидеть, пока не превратишься в дряхлую старуху. Ты уже разработала план выживания? Керри не отвечала — она просто уставилась бессмысленным взглядом в глаза Дженни. Однако доселе она выглядела вменяемой и действовала как вменяемая. Дженни твердо решила, что не позволит этой девице избежать наказания по причине психического расстройства. Если потребуется, найдется множество психиатров, которые засвидетельствуют вменяемость Керри Элстон. — Я восхищаюсь тобой, Керри. На твоем месте я бы волосы на себе рвала. Но тебе виднее. Дженни закурила и как бы между прочим небрежно спросила: — Да, кстати, насчет того случая сексуального домогательства — в школе, вместе с твоей подружкой Джеки Палмер? Не могла бы ты меня просветить, в чем было дело? Керри сразу изменилась в лице. Дженни мысленно засчитала очко в свою пользу. — Вы-то уж должны знать, что никакого дела не возбуждали. — О, это я знаю. Но я хочу знать, почему не возбуждали. Потому что ваших отцов многое связывало? Или они имели связи в полиции? Или и то и другое? Я понимаю, ты-то со своим отцом была очень близка. Твоя мать объяснила нам, насколько близка — и тогда, и сейчас. Керри не ответила. — Керри, ау! Язык проглотила? Я думала, ты умеешь разговаривать. Керри с ухмылкой облизала губы. Дженни чуть не вырвало от ее похотливого вида. — Я могу показать вам парочку штучек, леди. Вам они наверняка тоже понравятся. Все девочки вместе, а? Она откинулась на спинку стула, довольная тем, что ей удалось рассердить противника. — Так ты будешь говорить, Керри? Та покачала головой, демонстрируя свою беззаботность: — Я уже сказала: тогда никто не предъявлял никаких обвинений, а раз так, говорить тут не о чем. — Если никто не выдвигал обвинений, это не значит, что ничего не было, Керри. Я знаю, отец Джеки служил в полиции. Ты состояла с ним в отношениях личного характера? Он ведь очень хорошо знал твоего отца. Керри вся напряглась, жилы на ее шее вздулись. Дженни подумала, что эта девушка, несомненно, очень сильна физически. — Почему бы вам не отвязаться от меня? — прорычала Керри. — Я знаю свои права. У меня даже адвоката здесь нет. Вы без конца что-то вынюхиваете, а я не собираюсь отвечать на ваши дурацкие вопросы, если они не относятся к расследованию. Дженни заговорила медленно, с расстановкой, словно объясняя элементарные вещи маленькому ребенку. — Это относится к делу, поскольку Джеки Палмер находится под следствием по той же самой причине, что и ты. Я думала, ты знаешь об этом. Вы ведь вместе с ней совершали развратные действия в отношении другой девочки. Ты понимаешь, к чему я клоню? Керри занесла руку для удара, но подоспевшая женщина-полицейский набросилась на арестованную. Вдвоем с Дженни они повалили Керри на пол и надели на нее наручники. К концу потасовки все три женщины взмокли от напряжения. — Чертова лесбиянка! — выкрикнула Керри. Дженни усмехнулась и с раздражением произнесла: — Ох, какие мы нервные! Эвелин и Кейт шли в реанимационное отделение молча: они были слишком взволнованны, чтобы разговаривать. Эвелин видела беспокойство на лице Кейт и, в свою очередь, беспокоилась за дочь — чувство, которое никогда не покидает мать, даже если ее ребенок уже абсолютно взрослый человек. В черном брючном костюме и красной шелковой блузке Кейт выглядела очень стройной. Сзади ее можно было принять за девушку. Только опущенные от усталости плечи нарушали это впечатление. Эвелин знала: ее дочери очень плохо. Но неужели предмет их с Пэтом ссоры настолько важен? Ведь такой гармоничной пары Эвелин еще не встречала в своей жизни. Они обожали друг друга, даже когда ругались и спорили. Уже возле поста медсестры Эвелин увидела, что навстречу им идет сестра Патрика Грейс. — Что тебе здесь нужно? — коротко спросила Грейс. — Прошу прощения? — подняла брови Кейт. — Ты меня слышала. Какого черта тебе здесь нужно? — От злости Грейс забыла о своей обычной манере изысканно выражаться и перешла на просторечие. — Да как вы смеете… Лицо Грейс исказилось от злобы. Она ткнула своим безупречно наманикюренным пальцем в сторону Кейт и прошипела: — Смею, потому что ты смотришь на меня и мне подобных сверху вниз. Потому что ты бросила его, когда он был на краю пропасти. Ну и проваливай отсюда! Или ты хочешь, чтобы я объяснила тебе по-другому? Ты здесь никому не нужна! Кейт посмотрела на прилизанные крашеные волосы Грейс и ее слишком жирный макияж и поняла: эта бабенка получает от склок удовольствие, смакует каждый выпад. Кейт всегда знала, насколько ревнива Грейс, но разве не чудовищно демонстрировать ревность сейчас, у постели умирающего брата? Грейс показывала всем своим видом, что Кейт в палату лучше не соваться. В дверях палаты виднелось испуганное лицо Виолетты. Однако Грейс не отважилась встать на пути у Эвелин. Эта крошечная женщина протиснулась мимо нее, действуя тяжелой хозяйственной сумкой словно тараном. — Пошли вы к черту, мадам! Вы не помешаете мне делать то, что я считаю нужным. Виолетта посторонилась, и Эвелин ураганом подлетела к кровати Патрика. Кейт и Грейс вошли в палату следом. — Когда ваш мужчина придет в себя и велит нам уйти, мы уйдем. А до тех пор, Грейс, мы будем делать то, что захотим. Теперь отойдите, не загораживайте мне свет, я должна посмотреть на него. Грейс повиновалась. Было видно, что Эвелин готова закатить скандал, а Грейс давно знала, что острый язык этой маленькой женщины, если ее разозлить, может зарезать без ножа. Кейт посмотрела на лицо Патрика, и из ее глаз брызнули слезы. Он выглядел таким старым, таким изможденным, безжизненность его черт пугала ее. Он казался сломленным, потерпевшим крах. На секунду Кейт пожалела, что Грейс не смогла помешать им войти: тогда они не увидели бы эту мрачную пародию на Патрика Келли. Шум работающего аппарата искусственного дыхания мог довести до помешательства. На какое-то мгновение Кейт захотелось убежать и больше никогда сюда не возвращаться. Джереми Бленкли, весело насвистывая, вышел из блочной высотки, в которой жил. Высокий, с уверенной походкой, он воображал себя этаким Джеймсом Бондом. Выглядел он, однако, не слишком привлекательно — вытянутое небритое лицо, изрядно тронутые сединой волосы и отвратительные вставные зубы. Он носил одежду не по возрасту, слишком молодежную для него, тем самым выделяясь из толпы и вызывая улыбки прохожих, — как он ошибочно думал, дружеские. Ему не приходило в голову, что прохожие просто смеялись над ним. Джереми шел с мальчиком лет двенадцати, Кайраном Паржитером. Кайран служил чем-то вроде наживки. Они регулярно ходили в западную часть города, где Кайран заводил дружбу с молоденькими пареньками, предпочитая убежавших из дома. Он знакомил ребят со своим «другом» Джереми, который предлагал им место для ночлега. Все было очень просто. Некоторых мальчиков больше никогда не видели. За работу Кайрану неплохо платили. Когда Джереми со спутником подошел к своей грязной машине, которую использовал для перевозки небольших грузов, к ним приблизились двое мужчин. Джереми мгновенно догадался, кто это, и крикнув: «Легавые!» — бросился бежать. Через пару секунд его догнал тот мужчина, что был помоложе. Кайрану удалось улизнуть. Когда сыщики запихали Джереми в свою машину без номеров, он плюхнулся на сиденье и злобно прошипел: — Лучше вам так не делать. Первая оплеуха потрясла его, но за ней последовали и другие. После взбучки его спросили: — Ну что, хватит тебе, сука, или еще хочешь? Может, тебе лучше мотыгой по башке дать? Полицейский постарше посоветовал: — Держи его крепче, Гарри, а то он снова попытается удрать. Чертов извращенец! Ну ничего, на этот раз я у него отобью охоту бегать. Двое рассмеялись, а третий, водитель, повернулся и сказал: — Мы долго тебя искали, Бленкли. Теперь мы отправимся в Грантли и посмотрим на кое-какие фотографии. Любишь маленьких детей, да? Сердце Джереми ушло в пятки. Он-то думал, что задержан из-за махинаций с фальшивыми чековыми книжками. Неужели за ним пришли по другой причине? Он же всегда действовал умно. Что же, черт возьми, происходит? И кого еще замели? Борис отдыхал. Он принял душ, переоделся, выпил бокал вина и теперь собирался ехать на обед в клуб, который недавно купил. Улыбаясь, он спустился в подвал своего дома. — Как там мистер Гэбни? Его люди почтительно встали. — Он хорошо поел, помылся и переоделся. Он сейчас слабее, чем раньше, но не менее опасен. Борис кивнул: — Ладно, откройте мне дверь. Охранники распахнули железную дверь, и Борис, по-прежнему улыбаясь, вошел в сырой каземат. Вилли сидел на койке. Он выглядел осунувшимся и усталым, но по крайней мере теперь у него включили свет и дали несколько книг, чтобы скоротать время. — Вы в порядке, мистер Гэбни? Вилли догадался, что перед ним самый главный босс, и, несмотря на ожесточение, накопившееся в душе, все же ощутил нечто вроде почтения — как солдат при виде вражеского генерала. — Вы готовы поговорить со мной, мистер Гэбни? Я знаю, что вы — правая рука мистера Келли и вы в курсе всех его дел. Вошедший носил, по мнению Вилли, совершенно педерастическую прическу. Узник тяжело вздохнул: — Я никогда ничего тебе не скажу, приятель. Мы с Патриком больше чем компаньоны. Я любил его как брата. Вы можете меня пытать огнем, заживо похоронить, выломать руки — я вам ничего не скажу. Вы меня понимаете? Борис излучал обаяние. Вилли подумал, что при других обстоятельствах вполне мог бы проникнуться уважением к этому человеку. — Что ж, вы не трус, мистер Гэбни. Я уважаю ваши чувства. Если бы у мистера Келли нашлось побольше таких друзей, как вы… — Борис поднял руки, подчеркивая искренность своих слов. — Но очень скоро нам все же придется поговорить. Когда я объясню вам свое положение, вы поймете, почему я пошел на жесткие меры. Я не привык, чтобы меня грабили — даже такие известные личности, как ваш друг мистер Келли. Вилли возразил: — Патрик Келли никогда в жизни никого не обокрал. Запомните это на будущее. И если ваши деньги исчезли в его клубе, вы глубоко заблуждаетесь, считая, что за этим стоит он. Вам следовало только спросить, и вы бы все узнали. Патрик искал вас, он искренне стремился выяснить, чего вы от него хотите. Его не интересовали ваши делишки, но злило то, что все происходит на его территории без его ведома и позволения. Борис выглядел озадаченным. Вилли снова уткнулся в книгу с таким видом, будто человек, стоявший перед ним, отвлекал его от важного занятия. Он услышал, как русский вышел из комнаты, и облегченно вздохнул. Ему было страшно разговаривать с ним и скрывать страх удавалось только с трудом. Если Патрик действительно мертв, тогда Вилли потерял самого близкого человека. Вилли даже помогал воспитывать дочь Патрика. После смерти Рене Мэнди стала смыслом их жизни и скрепила их дружбу. Мэнди говаривала в шутку, что у нее два отца. Он помнил, каких взглядов их троица удостаивалась на школьных вечерах: двое огромных мужчин и тоненькая белокурая девушка. Вилли знал, что внешностью Бог его обидел, но Мэнди не замечала этого и любила его всем сердцем. На глазах у Вилли выступили слезы, но он пытался успокоить себя тем, что Патрик сейчас на небесах вместе с Рене и Мэнди. Вилли гадал, через сколько дней или даже часов он присоединится к ним. Кейт чувствовала на себе взгляды коллег и старалась не обращать внимания на повышенный интерес к ее персоне. Она уже видела газеты, рассказывавшие о покушении на Патрика, замечала в столовой людей, которые эти газеты читали и тут же прятали, как только она появлялась. Но она ясно давала понять, что ей плевать на сплетни. Многие из коллег восхищались ею, но не все могли ее понять. Те, кто встречал ее вместе с Патриком в разное время, не сомневались: это идеальный союз, основанный на взаимной любви. Другие же утверждали, будто он лишь использует ее. Еще бы, иметь собственного полицейского у себя дома весьма удобно для любого преступника. Но сплетники не знали, какие чувства испытывают Кейт и Патрик друг к другу и как тяжело им следовать этим чувствам. Сплетники ничего не знали. Голдинг вообще недоумевал, почему Патрик Келли с его внешностью, деньгами и славой связался с уже немолодой женщиной, работающей в полиции. Голдинг убеждал людей в существовании делового соглашения Келли — Берроуз. Он постоянно твердил о том, что подлинное увлечение Патрика — безмозглые блондинки с большими сиськами и маленьким кругозором. Кейт обвела взглядом мрачную столовую полицейского участка: грязные, обсыпанные пеплом столы, болтающие мужчины и женщины… Ей показалось, что она спит. Патрик умирает. Он умирает, а она от него дальше, чем от Луны. Он никогда не узнает, как сильно она его любила, как сильно нуждалась в нем и как много он для нее значил, несмотря на все их разногласия. Дженни взяла Кейт за руку и осторожно вывела из столовой. По радио передавали знакомую песню, и ее слова окончательно лишили Кейт самообладания. В кабинете она заплакала, пытаясь делать это как можно тише. Иногда все же раздавались приглушенные всхлипывания, а плечи Кейт так тряслись, что казалось, будто все ее тело вот-вот разрушится от горя. — Поплачь, Кейт. Просто поплачь. — Дженни крепко ее обнимала. — Тебе станет легче. И Кейт плакала. Джереми Бленкли дрожал от страха. Ему казалось, что у него вот-вот случится сердечный приступ. Он оглядел выкрашенные зеленой краской стены камеры, исписанные непристойностями, почувствовал обычный для подобных мест запах мочи, испражнений и отвратительной тюремной пищи, и на глазах у него выступили слезы. Как-то в молодости Джереми сидел в тюрьме. Он вспомнил, как однажды мирно спал в камере, когда надзиратель привел к нему троих заключенных, отбывавших пожизненный срок. Они злобно бранились и размахивали рукоятками от швабр. Его использовали как мальчика для битья. Преступникам просто позволили выпустить пар, а он загремел в больницу на три месяца. Теперь дело касалось маленьких детей, а значит, он уже покойник, хотя еще ходит и дышит. Джереми знал: даже если его посадят вместе с насильниками, те тоже будут считать его полным ничтожеством. И это еще лучшее, на что он может надеяться. Его будут ненавидеть все, начиная с надзирателей и заканчивая самыми презираемыми заключенными. Ему придется проверять свою еду, постоянно быть начеку. Существует сто и один способ, как уничтожить человека в тюрьме: стекло или мыло в еде, соль, засыпанная в глотку, избиение, не оставляющее следов… Ему придется жить, вечно озираясь по сторонам. Дверь в камеру отворилась, и Джереми вздрогнул. Он облегченно вздохнул, увидев высокую привлекательную женщину с грустными глазами и стройной фигурой. Джереми робко улыбнулся. Она посмотрела на него как на грязь. Когда она заговорила, его испугала ярость, звучавшая в ее голосе: — Я детектив Кэтрин Берроуз. Я намерена надолго упрятать вас за решетку, мистер Бленкли, чтобы вы никогда больше не смогли наслаждаться солнечным светом, разве только через окошко камеры. Ты понимаешь, что я тебе говорю, ты, кусок дерьма? Джереми кивнул и уставился на пол камеры. Он не мог выносить взгляда этих глаз, полных презрения и ненависти. — В какой бы тюрьме тебе ни пришлось отбывать срок, имей в виду: о тебе будут знать абсолютно все и абсолютно всё. Это я тебе, Бленкли, клятвенно обещаю. Она помолчала несколько минут. Тишина давила на него не меньше пугающих тюремных шумов. — Тебе следует хорошенько подумать над тем, что ты расскажешь мне через пару часов, и еще тебе следует подумать о хорошем адвокате, поскольку я сдохну, но тебя засажу. Возможно, у тебя есть высокопоставленные друзья, но мне на них плевать. Мне плевать на всех, кто попытается тебе помочь. Я прищучу тебя, парень, и сделаю это с огромным удовольствием. Она вышла из камеры так же тихо, как и вошла. Дежурный офицер смерил Бленкли презрительным взглядом, прежде чем закрыть дверь. Джереми услышал, как голос из соседней камеры прокричал: — Это что, чертов извращенец? Я сижу рядом с извращенцем? Полное одиночество и отчаяние накрыли Джереми, словно волна. У себя в кабинете Кейт просматривала папки с документами, которые ей дал Роберт Бейтман. Она поражалась тому, какие условия соцработники называют приемлемыми для детей. По мнению опеки, с родителями, каковы бы они ни были, детям все равно лучше. Что ж, Кейт изучит документы, постарается найти связь между подозреваемыми, и пусть мамаши потеряют не только детей, но и свободу. Теперь она уже не была уверена в невиновности Джеки Палмер. Все начинало смахивать на заговор. Между женщинами явно существовала связь. Когда она просматривала доклады и вчитывалась в отвратительные подробности дела, перед ее глазами возникало безжизненное лицо Патрика. Она резко выдохнула и потрясла головой, пытаясь отогнать удручающий образ. Она потерла глаза, чувствуя, что размазывает тушь, но не обращая на это никакого внимания. Придется работать на износ, поскольку Ретчет использует любой предлог, чтобы отстранить ее от расследования. Патрик Келли умирал, и главный инспектор хотел поскорее оставить в прошлом все свои связи с ним. Она не винила, даже понимала Ретчета. Он бежал, словно крыса с тонущего корабля, заботясь только о собственной шкуре. Патрик аплодировал бы ему, нисколько не обижаясь. Почему же ей не поступить так же? Теперь у них появился Джереми Бленкли, и она должна сосредоточиться на нем, на его омерзительных подвигах. Каждый раз, когда она вспоминала фотографии в деле, ей становилось тошно. Она не могла понять, как такое можно делать с ребенком, как можно даже захотеть сделать такое. В ее воображении снова возник образ Патрика, и она подумала об этом русском: знает ли он, к чему привели его действия? Она понимала: Патрик по уши вляпался в какие-то денежные разборки, и его клуб оказался миной замедленного действия. Как ей вести себя в такой ситуации? Вилли пропал, кругом сплошное вранье, и тем не менее все концы ведут к Патрику Келли. Она не может вмешиваться в то, что происходит вокруг Патрика. Не может официально. Неофициально же она намеревается сделать для Патрика все, что в ее силах. Но даже в этом случае ее расследование не должно пострадать. На первом месте — дети, она обязана подумать сначала о них. Сам Патрик настоял бы на этом. Кейт встала и потянулась. К разговору с Джереми Бленкли она готова. Глава 2 Кейт посмотрела в испуганные глаза Джереми Бленкли и хмыкнула: — Видок у вас какой-то встревоженный, мистер Бленкли. Неужели, черт возьми, вас что-то беспокоит? Эта женщина наводила на Джереми ужас. Она словно видела его насквозь, читала его мысли. Казалось, о каждом грязном поступке, который Джереми совершил в своей жизни, на его лбу имелась запись на каком-то понятном только Кейт языке. Он закурил самокрутку. Рука так дрожала, что Джереми пришлось второй рукой придерживать себя за запястье. — Слышали такое выражение «невиновен, пока не доказана вина», мисс Берроуз? — хрипло спросил он. Кейт саркастически усмехнулась: — Приберегите это для присяжных. Они обязаны выслушивать любое дерьмо. Я же собираюсь взять вас в такой оборот, что вам небо с овчинку покажется. Она, словно фокусник, веером разложила перед ним фотографии. — Узнаете кого-нибудь, мистер Бленкли? Кого-нибудь кроме себя, естественно. Он глубоко затянулся и вытер губы тыльной стороной руки. — Сделку мне предлагаете? Она покачала головой: — Ни в коем случае, приятель. Я хочу упрятать тебя за решетку как можно скорее и на самый большой срок. Так что кончай нести эту чепуху. Даже полицейский, присутствовавший на допросе, был поражен агрессивностью Кейт. — Представляешь, что будет, когда присяжные увидят эти фотографии и узнают на них твои татуировки? Как и татуировки твоего братца. Приношу свои соболезнования, разумеется, но, по-моему, Кевину повезло. Когда я возьмусь за тебя по-настоящему, ты пожалеешь, что Ленни Паркс не добрался до тебя первым. — Она злобно рассмеялась: — У тебя ни малейшего шанса, приятель. Присяжные захотят вздернуть тебя на первом же суку. А кто их осудит? Видишь ли, большинство людей, и присяжные тут не исключение, любят своих детей. Любят всех детей. Такова людская природа. А людишки вроде тебя — извращенцы и прочая нечисть — портят жизнь нам, нормальным людям. Я искренне надеюсь, что ты не успел наметить планы на эти выходные, ибо еще очень и очень не скоро тебе представится возможность куда-либо поехать. — Я не собираюсь слушать весь этот бред! — плачущим голосом воскликнул Джереми. Он до смерти боялся этой женщины. — А придется. И ты будешь не просто слушать, а почтительно внимать каждому моему слову, — презрительно произнесла Кейт. — Здесь босс — я. Я могу делать с тобой все, что моей душе угодно. Так же как и ты делал, что хотел с теми, кто слабее тебя. — Она широко развела руки в стороны, словно рыбак, показывающий, какую огромную рыбу он поймал. — Это моя территория. Здесь балом правлю я. И лучше тебе не забывать об этом, потому что у меня полная тюряга людей, готовых хорошенько мне заплатить, лишь бы остаться с тобой наедине минут на пять. И это не только полицейские, но и заключенные тоже. Я пытаюсь спасти твою задницу от праведного гнева судьбы. Сотрудничество со мной тебе нужно как воздух, и чем скорее оно начнется, тем лучше. Иначе мое терпение лопнет, и ты останешься совсем один. Она встала, оставив фотографии на столе так, чтобы он мог их видеть. — Найди себе адвоката, и побыстрей. Потом за тебя возьмусь я. Она вышла из комнаты, и полицейский с уважением посмотрел ей вслед. Когда дверь захлопнулась, Джереми Бленкли положил голову на руки и заплакал, как ребенок. Если бы Кевин был жив, он бы что-нибудь придумал. Он знал нужных людей. А он, Джереми, только нажил себе за все эти годы кучу врагов. Лишь один человек мог сейчас ему помочь, но без Кевина он боялся связываться с ним. Второй возможный выход — это расколоться. Но разве это выход? Он должен попытаться защитить себя. Только, как? Вот в чем вопрос. — Вы знали, что весь участок Патрика Келли перерыт? — нервно спросил Ретчет хриплым голосом. Кейт покачала головой: — Я не знала этого, сэр. Но верю вам на слово. — Она пожала плечами. — Очевидно, вы осведомлены лучше меня. Ретчет внимательно посмотрел на Кейт. В ней что-то изменилось. Конечно, она перенесла стресс, но вот ее голос… Ретчет не слышал в нем должного уважения, и это ему очень не нравилось. — Кейт, у вас все хорошо? Она улыбнулась, и он поразился перемене, происшедшей с ней. Суровое выражение, которое не сходило с ее лица все эти дни, сразу исчезло. А Ретчету нравилось, когда его окружали веселые женщины. — Просто замечательно, сэр. Патрик живет только благодаря машине искусственного дыхания. За ним охотится какой-то безумный русский, но об этом, я полагаю, вы знаете лучше меня. Я расследую сложное дело о педофилии, и все мои начальники обращаются со мной как с куском дерьма. Так что, как видите, все прекрасно. Она встала, собрала со стола материалы и посмотрела Ретчету в глаза. — Если вы надумали отстранить меня от дела, сэр, то советую вам подумать еще раз. Меня достали и вы, и ваши чертовы друзья! Стоит мне только рот открыть, и я уничтожу в нашем отделе людей больше, чем взрыв атомной бомбы. Если у вас все, то я пойду, мне нужно работать. Вы еще помните, что значит работать? Уверена, на каком-то этапе вашей прославленной карьеры вам все-таки пришлось потрудиться. Это не в гольф играть на свежем воздухе, приходится днями просиживать в кабинете… Так что прошу меня извинить. У двери она обернулась и громко сказала: — Да, совсем забыла: мне не хватает людей. Я думаю, вы проследите за тем, чтобы я их получила. — Детектив Берроуз, вы не можете разговаривать со мной в подобном тоне. — Но я делаю это, сэр, не так ли? Она вернулась к его столу и наклонилась. Ретчет был настолько поражен ее поведением, что в страхе отпрянул. — Вы засранец, сэр, самый настоящий засранец. В дальнейшем я буду присылать к вам кого-нибудь из своих людей, чтобы они держали вас в курсе дел. А мне, честно говоря, осточертело смотреть на вашу рожу. Она вышла из комнаты, оставив его сидеть с открытым от удивления ртом. — Кто, черт возьми, вам позволил так обращаться с моим клиентом? — Молодая чернокожая женщина кипела от гнева. — Прощу прощения? — вяло спросила Кейт. — Кто вас сюда впустил? Вопрос явно застал женщину врасплох. — Вы угрожали Джереми Бленкли, — заявила она. Кейт медленно произнесла: — Неужели? Может, у вас и свидетели найдутся? Повисла тишина. — Я полагаю, что нет. А теперь, мисс Не-знаю-как-вас-там, прошу меня извинить, я очень занята. Мне нужно ловить извращенцев. Зверей, подонков, мерзавцев — называйте их как хотите. Вы, вероятно, видели улики? Фотографии? Женщина опустила глаза, и Кейт улыбнулась: — Расцениваю это как «да». А теперь послушайте меня: я собираюсь сделать все от меня зависящее, чтобы раздавить Джереми Бленкли как таракана. Если вы внимательно посмотрите на фотографии, вы увидите на них детей, насмерть перепуганных маленьких детей, и Джереми Бленкли с его братцем, которых можно узнать по татуировкам. Кевин и Джереми там главные действующие лица. Если вашему клиенту сейчас очень хреново, это его проблемы, раньше думать нужно было. Прошу меня извинить, но не могу уделить вам больше времени. Я очень занята. Женщины пристально смотрели друг на друга, и адвокатша первой отвела взгляд. Кейт смягчилась: — Послушайте, я понимаю: вы должны защищать своего клиента независимо от того, виновен он или нет. Я уважаю вашу работу, но и вы должны проявлять уважение к моей. А моя работа заключается в том, чтобы таких людей, как ваш клиент, надолго водворять за решетку. После того как девушка ушла, Кейт обхватила голову руками и сделала глубокий вдох. Когда эта самодовольная девица налетела на нее, Кейт была готова ее разорвать. Словно в прежнюю спокойную женщину вселился другой человек, злой и агрессивный. Кейт знала — так подействовал на нее шок из-за ранения Патрика. Они отдалились друг от друга, но оба прекрасно понимали, что это ненадолго. Кейт слишком сильно его любила, чтобы вынести долгую разлуку. Но сейчас она не могла ничего изменить. Сейчас Патрик был сломлен, его жизнь поддерживали машины, его охраняли какие-то незнакомые люди. Тело Патрика больше ему не принадлежало: каждое движение делали за него другие. Патрик Келли, здоровый, крепкий мужчина, которого она обожала, затерялся в бесполезной оболочке собственного тела. Как она будет жить без него? Эвелин, как обычно, стряпала. Именно это она всегда делала, когда волновалась. Чистя картофель или шинкуя капусту, она чувствовала, что успокаивается. Она жарила на обед мясо молодого барашка, надеясь порадовать дочь и странную мужеподобную подругу дочери, которая у них остановилась. Эвелин сразу ее раскусила! Но Дженни была очень приятна в общении, а Кейт именно это сейчас и требовалось. Очевидно, Дженни и на службе кое-чего стоила. Эвелин бросила взгляд на часы над плитой. У нее как раз остается время, чтобы закончить стряпню и съездить в больницу к Патрику. Она скривилась: к сожалению, придется лицезреть его сестрицу Грейс и слушать ее бредни. В дверь позвонили, и Эвелин засеменила в прихожую, неся с собой из кухни чудесный аромат свежей мяты. Открыв дверь, она удивилась, увидев перед собой двух верзил в плащах. Аккуратно отодвинув ее в сторону, они протиснулись в прихожую. — Господи Исусе, вы куда? — удивленно спросила она. Мужчины не грубо, но очень уверенно отвели ее в комнату и захлопнули дверь перед ее носом. Эвелин в растерянности стояла посреди пустой комнаты. Она понимала: лучше молчать. Ее взгляд упал на телефон. Она сняла трубку. Гудков не было, но почему-то это ее не удивило. Горло и грудь сдавил страх. Эвелин села на диван и уставилась на свои загрубевшие от работы руки. Она слышала, как незваные гости тщательно обыскивают весь дом. Через десять минут дверь открылась, мужчины вошли в гостиную и продолжили обыск. Они работали быстро и профессионально. Один даже улыбнулся ей, и, к своему удивлению, она улыбнулась в ответ, поняв, что они не причинят ей вреда. — Здесь есть какие-нибудь вещи, принадлежащие Патрику Келли? — спросил один из гостей. У него был приятный акцент. Эвелин покачала головой: — Здесь нет его вещей. Он никогда в этом доме не жил. Здесь только мои вещи и вещи моей дочери. И моей внучки, но она сейчас за границей. — В Австралии, если не ошибаюсь? Она кивнула. — Несомненно, красивая страна. Эвелин снова кивнула и улыбнулась. Ситуация за гранью реальности — они болтали, словно на автобусной остановке. Второй мужчина взял с дивана маленькую подушечку и принялся ее прощупывать. — Ты ничего там не найдешь, сынок. Там ничего нет. Мужчина проигнорировал ее слова. Затем гости перекинулись парой фраз на каком-то иностранном языке, и улыбчивый мужчина любезно сказал: — Мы приносим свои извинения за все неудобства, которые мы вам причинили, мадам. Через секунду они исчезли. Эвелин достала бутылку хорошего виски, которое принимала только в лечебных целях, и налила себе рюмку. Ей нужно было успокоить отчаянно колотившееся сердце. Она окинула взором комнату. Та казалась абсолютно нетронутой, все лежало на своих местах, как и до прихода незваных гостей. Они работали в перчатках, отпечатки искать бесполезно. Она выпила вторую рюмку. Да, приходили хорошо обученные и, судя по всему, очень опасные люди, хотя Эвелин они и не пытались запугивать. Она снова сняла трубку телефона — теперь тот работал, как она и ожидала. Она позвонила Кейт и попросила ее приехать домой как можно быстрей. Эвелин понимала: дочь не захочет, чтобы о происшедшем узнали в участке. И, уже немного захмелевшая, она снова принялась за стряпню. Кейт и Дженни сидели в самом сомнительном кабаке Грантли. Они пили джин с тоником и рассматривали завсегдатаев. Кейт поймала на себе парочку косых взглядов и улыбнулась. Ее узнали. Именно это ей и требовалось. Когда Майкл Макман вошел в зал, она помахала ему рукой, приглашая к их столику. Было заметно, что его не очень обрадовало приглашение, и Дженни с Кейт весело переглянулись. — Какого черта вы здесь делаете? — Майкл смотрел на них как на инопланетян, внезапно материализовавшихся перед его носом. — Смерти моей хотите? Кейт нахмурилась: — Но ты же стукач, Майкл. Где же прикажешь искать тебя, когда нужна информация, если не на работе? Видишь ли, мы хотели, чтобы нас видели вместе, и, как ты уже, наверное, заметил, нам это удалось. Красное лицо Майкла покрылось каплями пота. — Ну и дрянь же вы, Берроуз. Я в прошлом помогал полиции, и вот чем вы мне платите. Сделав глоток, Дженни ответила: — Да, потому что нам нужна услуга. Услуга, которая сделает тебя врагом номер один для всех, с кем ты когда-либо имел дело. И ты окажешь нам эту услугу. В противном случае мы доставим тебе столько проблем, сколько тебе и не снилось. Понимаешь, это личное. Не связано с полицией. Она сделала небольшую паузу, прежде чем весело поинтересоваться: — Кстати, Джеки Ганнер знает, что ты стукач? Ты ведь на него работаешь, не так ли? Мужчина молчал. Дженни покачала головой: — Полагаю, что нет. — А вы, вообще, кто такая? Дженни внимательно посмотрела на него и улыбнулась: — Я, мистер Макман, ваш самый злейший враг. — Что вам обеим от меня нужно? — Нам нужна информация о человеке по имени Борис. Он русский. Нам нужна любая информация. — Не знаю я никаких русских… Кейт перебила его: — Ты, может быть, и не знаешь, но, думаю, Джеки Ганнер знает. Он бахвалился своими связями с русскими. Сегодня утром мне об этом рассказал другой информатор. Вы с Джеки в одной упряжке, и вполне естественно, что мы решили поговорить с тобой. Ведь ты оплачиваемый информатор полиции, стукач. Последнюю фразу Кейт произнесла намеренно громко, чтобы разозлить его. Майкл облизнул пересохшие губы и быстро огляделся. — Я думал, вы гоняетесь за извращенцами. Это у вас новый поворот в деле? — Как сказала моя подруга, это личное. — Она усмехнулась, видя обиду на лице Майкла. — Где отсиживается Джеки и какими последними делишками он может похвастать? Майкл медленно покачал головой: — На сей раз я вам не скажу ни слова, можете меня хоть в тюрягу упрятать. Это уже слишком. Мне очень жаль, что вашего друга застрелили. Я вам сочувствую. Но, мисс Берроуз, ответить на ваш вопрос я не могу. Он откинулся на спинку стула с подчеркнутым безразличием. — Я выясню, где Джеки. И если для этого мне потребуется встать и заорать на весь кабак о твоих прошлых подвигах, я это сделаю, — с расстановкой произнесла Кейт. Майкл усмехнулся: — Я оплачиваемый информатор. Вы этого не сделаете. Вы не станете подвергать риску ни мою жизнь, ни свои расследования. Кейт наклонилась над столом и прорычала: — Поспорим, что сделаю? Слушай меня, Майкл. Я выбью из тебя сведения так или иначе. Вижу, ты знаешь, что я подруга Патрика. Не забывай об этом, ибо я настроена очень серьезно. — Она наклонилась к нему еще ближе: — К черту расследования, к черту все. Это личное, я уже говорила. Мне нужно знать, где Ганнер, и немедленно. — На вашем месте, мистер Макман, я бы не заставляла себя так долго уговаривать. Голос Дженни прозвучал мягко и дружелюбно. Майкл в растерянности переводил взгляд с одной женщины на другую. — Вы, кажется, меня пугать вздумали? — Похоже на то. Кейт встала и громко крикнула бармену: — Повторите, пожалуйста. И принесите выпить нашему другу, мистеру Макману. Все повернулись в их сторону. Кейт посмотрела на часы и сказала: — У тебя есть ровно две минуты, а потом я завою громче, чем сирена. Думаю, присутствующим будет интересно узнать о твоих связях с полицией, которые тянутся уже семь лет. — Он отсиживается в Реттендене. Вместе с Джоуи Партриджем. Кейт улыбнулась: — Видишь, это не так уж сложно. Дом Патрика выглядел заброшенным. Когда они открыли входную дверь и вошли, Кейт слышала, как далеко разносится эхо ее шагов. Дженни шла следом за ней, едва сдерживая благоговейный трепет: — Пресвятая Дева, вот это дворец! — Милый домик, правда? Патрик любил его. Это творение всей его жизни. Они прошли через прихожую в картинную галерею. Дженни молча озиралась по сторонам. Из комнаты, в которой они находились, открывался вид на теннисный корт и летний домик. На стенах висели писанные маслом картины, поблескивали массивные бронзовые светильники. Вдоль стен стояли обтянутые бархатом диваны, на окнах красовались голубые парчовые шторы. Кейт открыла небольшой ящичек на стене и отключила сигнализацию. — Господи боже мой, это же огромные деньги, — переведя дух, произнесла Дженни. — В преступном мире доходы хорошие. Дженни с серьезным видом заявила: — Я выбрала не ту профессию, подруга. Кейт улыбнулась: — Это относительно чистые деньги, Дженни, — доход с массажных салонов и всякого такого. Пэт знал, на чем можно заработать. Пойдем посмотрим — может, найдем что-нибудь интересное. Им понадобилось два часа, чтобы осмотреть дом. В половине пятого приходила экономка, и Кейт не горела желанием встречаться с ней. Они не нашли ничего такого, что имело бы отношение к бизнесу Патрика, к его клубу. Когда они шли через сад к летнему домику и бассейну, Дженни не переставала восхищаться красотами владений Патрика: — Господи, Кейт, оказывается, ты жила как королева. Это же сказка. Мечта. Ну, например, как выиграть миллион в лотерею. Кейт перестала реагировать на подобные реплики. Она понимала, что сейчас чувствует Дженни. Она сама чувствовала то же самое, даже когда жила здесь. Лиззи обожала это место и переехала к Патрику без малейших раздумий. Ей нравилось приглашать сюда друзей и красоваться на фоне окружающей роскоши. В отличие от Мэнди Келли, которая росла среди богатства, дочь Кейт с энтузиазмом приняла новый образ жизни и порой перегибала палку. Лиззи даже разговаривать стала по-другому, дабы казаться своей в мире богатых. Поведение дочери раздражало Кейт. Оно стало еще одним доказательством того, что Лиззи — пустышка. Как однажды сказал Патрик, девочка унаследовала это от Дэна, а кровь берет свое рано или поздно. Когда Кейт перебирала вещи Патрика, на нее нахлынули воспоминания. Она с трудом сдерживала слезы. Патрик присутствовал в каждой частичке этого дома. В ванной комнате одиноко висел его халат. Их постель выглядела какой-то холодной: безупречно заправленная, без единой морщинки или складочки, наволочки идеально отутюжены. В доме не осталось ни одной вещи, которая напоминала бы о Кейт. Ей было больно, очень больно. Зазвонил мобильный телефон. Кейт, сидя на плетеном стуле в летнем домике, отвечала коротко и не очень приветливо. — Сам пошел к черту, приятель, — спокойно сказала она в трубку. Она выключила телефон и улыбнулась, увидев, что Дженни просто распирает от любопытства. — Майкл Макман времени зря не теряет: уже успел всем пожаловаться на свою несчастную судьбу, — объяснила Кейт. — Это детектив Томас звонил. Разговаривал не очень-то любезно. Дженни пожала плечами: — Кейт, давай-ка поторопимся в Реттенден. Вдруг Макман уже позвонил им и предупредил? Кейт покачала головой и спокойно сказала: — Нет, он не такой дурак. Он знает — тогда ему крышка. — Этот русский — темная лошадка, да? Кейт кивнула и подвела итог: — В доме ничего нет. Патрик слишком умен, чтобы держать дома какой-нибудь компромат на себя. Честно говоря, я даже предположить не могу, где он хранит документы. Весь его участок перерыли, но без толку. Вилли все знает, но он куда-то исчез. Похоже, единственная надежда у нас на Реттенден. — Пойдем-ка отсюда, Кейт. Можешь представить себе физиономию Ретчета, когда он узнает, чем мы тут занимались? Кейт не ответила и огляделась по сторонам. Интересно, следит ли за домом этот русский? Почему-то она была уверена: непременно следит. Пусть он увидит ее здесь. Возможно, это выгонит его из укрытия. — По дороге заскочим домой, посмотрим, что вкусненького приготовила мама. Обе женщины медленно побрели к выходу, любуясь окружающей красотой. Кейт спрашивала себя, скучает ли она по этому дому, и не могла ответить однозначно. И да и нет. Без Патрика это просто красивый особняк. А с Патриком — ее дом. Джеки Ганнер посмотрел на Джоуи Партриджа. — Ты должен мне, приятель, сто тысяч фунтов. Джоуи закурил и выпустил струю дыма. — Деловой, да? — Он взял доску от игры «Монополия» и засунул ее вместе с фишками в коробку. — Хочешь чаю? — Почему бы нет? Джеки Ганнер принялся забивать косячок. — Ты слышал о Лори Симонсе? Его поймали с шестнадцатью кусками шмали. Он пытался втереть легавым, что это плитки шоколада. Оба рассмеялись. — Он совсем с катушек съехал, — сказал Джоуи. — Я слышал, как его допрашивали в отделе по борьбе с наркотиками: когда они показали ему товар, который нашли у него в машине, он раскрыл пакет и дунул туда. Чертов кокаин был везде. На столе, на полу — он дунул, представляешь? У легавого просто крыша поехала, он начал слизывать коку с лица, так как этот хренов порошок был повсюду. Лори сказал: «Это хороший товар. Чистый. То, что доктор прописал». Фараоны чуть с ума не сошли. Приятели снова рассмеялись. — Ты когда-нибудь видел его подружку, Большую Люси? — хихикнул Джоуи. Джеки кивнул: — Я о ней наслышан. — Толстая девка, но такая забавная, просто комик. В ней что-то есть, она не может не нравиться — аппетитненькая такая. Когда к ним легавые с обыском нагрянули, она вылезла из постели в чем мать родила, стала раком, раздвинула задницу и говорит им: «Вам решать, какую дорогу выбрать». Лори говорит, что он просто валялся от смеха, легавые не могли на него наручники нацепить. Ну и морды у них были. Он сюда скоро подвалит. Кое-какой товарец подвезти должен. Джеки закурил косяк и глубоко затянулся: — Как думаешь, мы здесь надолго окопались? Джоуи пожал плечами: — Хрен его знает. Келли, должно быть, уже подох, ублюдок. Или вот-вот подохнет, очень на это надеюсь. — Он весело захохотал. — Может, мне на похороны сходить, а? Джеки Ганнер убрал волосы с глаз. Он знал, что не лишен привлекательности, и всегда заботился о своем внешнем виде. Любимчику женщин, ему нравилось хорошо выглядеть. Даже сейчас, отсиживаясь в безопасном месте, он был одет просто, но со вкусом. Наблюдая, как Джоуи разливает чай, он сделал еще одну затяжку. — Джо, может, найдем какую-нибудь юбку на часок-другой? Трахаться хочется — сил нет. Джоуи сально улыбнулся: — Не гони лошадей, парень. Найду я тебе бабу. Внезапно дверь распахнулась, и они, не веря собственным глазам, уставились на огромного негра, ввалившегося в комнату. — Ты еще кто, твою мать? — удивленно спросил Джоуи. Блестящая кожа, казалось, вот-вот лопнет на могучей шее великана. Следом за ним в комнату вошла Кейт: — Добрый день, господа! Чайком угостите? Или заняты, денежки делите? Она оглядела комнату: — Здесь у вас что-то вроде притона? Ошалевшие приятели молчали. Она улыбнулась, видя выражение их лиц, и представилась: — Детектив Кейт Берроуз. Еще меня знают как подружку Пэта Келли, легавую. — Она с удовольствием отметила, как побледнели дружки. — А это мой друг, Бенджамин Бордер. Думаю, вы уже догадались, что он не полицейский. Она потерла руки: — Ну так что, мы чай будем пить? Глава 3 Бенджамину Бордеру стукнуло тридцать девять. Мать у него была белая, отец — негр с Ямайки, сам он родился и вырос в Ист-Энде и являл собой воплощение преуспевающего человека. Безупречно одетый и ухоженный, этот отец семерых детей выглядел симпатичным благовоспитанным парнем. Если его не огорчать, конечно. И сейчас, стоя на страже в маленьком бунгало в Реттендене, он видел, что его репутация, как обычно, опередила его. Джеки Ганнер здорово перепугался, да и немудрено: несколько месяцев назад между ними произошла размолвка. На Бенджамине было пальто, в каких обычно приходят выколачивать долги: дорогое, кожаное, с глубокими карманами. Он прекрасно видел, что приятели не сводят глаз с этих карманов, и с трудом сдерживал улыбку. Ганнер и Партридж решили, что им конец. Его бы воля, так оно и вышло бы. Он наблюдал за тем, как Кейт прихлебывает чай и болтает с бандитами, ни словом не упоминая о причине, которая привела ее сюда. Бенджамин чувствовал повисший в воздухе страх. Вся эта ситуация забавляла его. Бордеру всегда нравилась Кейт Берроуз. Когда Патрик начал с ней встречаться, Бенджамин разделял мнение многих членов криминального братства, которые считали, что из-за убийства дочери у того просто поехала крыша. Однако, когда Бенджамин познакомился с Кейт, он проникся к ней симпатией и уважением. Вообще-то Пэт, по его собственным словам, отошел от противозаконных дел, а значит, его могли заковать в наручники разве что во время сексуальной игры. В конце концов Кейт приняли. Многие интересовались, стала ли она «своим» человеком. Патрик в ответ только посмеивался. В итоге многие предположили, что все-таки стала, и неожиданно Пэт возвысился в глазах коллег и партнеров по бизнесу. «В постели с врагом» — лишь одна из сотен пущенных в адрес Пэта шуточек, с усмешкой подумал Бен. Сейчас, видя, как Кейт борется за своего мужчину, Бенджамин решил: он пойдет на все, чтобы ей помочь, даже если придется встать поперек дороги этому чокнутому русскому. Отъявленный сутенер, сволочь иностранная, кому он здесь нужен? — Ну все, Ганнер, кончай придуриваться, — сказала Кейт. — Мы оба знаем закон: одно задержание — и тебе светит срок. Так что либо я задерживаю тебя прямо сейчас, либо ты оказываешь мне услугу. Выбор за тобой. — Можете задерживать. Мне нечего вам сказать, леди. Абсолютно нечего. Она широко улыбнулась: — О’кей, тогда пошли. Ганнер испугался. Он бросил затравленный взгляд на Бенджамина: — Что, в тюрьму? — Может быть, — дружелюбно ответила Кейт. Бенджамин посмотрел на часы с таким видом, будто он ужасно торопится и хочет, как можно скорее все закончить. Это движение не укрылось от присутствующих. Кейт поблагодарила Господа за подсказанный ей свыше правильный выбор помощника. Бенджамин Бордер отлично знал правила игры. Все заметили, как его рука потянулась к пистолету. Движение выглядело совершенно инстинктивным, что усиливало его устрашающий эффект. За определенную плату Бордер преспокойно пустит пистолет в дело. Он уже проделывал это много раз. — Патрик поправляется. Слышали? — Кейт понизила голос, как бы выдавая большой секрет. Джоуи Партридж озирался по сторонам, словно надеялся обнаружить путь к спасению. — Вы не понимаете, во что ввязываетесь. — Пытаясь выкрутиться, он переводил взгляд с Кейт на ее спутника. — Вы оба ничего не понимаете. Мы состоим в таком серьезном бизнесе, леди, что целой команде ФБР понадобится десяток лет, чтобы внедрить в него хотя бы одного агента. Бенджамин продолжал невозмутимо наблюдать за происходящим, в то время как Кейт с грустью покачала головой: — Брось нести чушь, Джоуи. Кого ты больше боишься: Бориса, Патрика или меня? Насколько я понимаю ситуацию, ты сейчас находишься между молотом и наковальней. Какое бы решение я сегодня ни приняла, вам обоим конец, так ведь? Мне от вас нужно только одно: выход на Бориса. Затем я уйду отсюда и забуду дорогу в ваш притон. Но если я не получу того, что мне нужно, я стану для вас большой-большой проблемой. Мне придется шепнуть кое-кому, например Макману и другим, что если бы стукачество стало олимпийским видом спорта, вы получили бы золотую медаль. Ясно, куда я клоню? Она замолчала и в упор посмотрела на обоих мужчин. — Вы должны понять: раз я сумела выследить вас здесь, то смогу достать вас повсюду. В отличие от большинства ваших коллег я могу найти информацию о вас и всех ваших связях в нашем огромном центральном компьютере. Так что предлагаю покончить с пустым трепом и перейти наконец к делу. Я, знаете ли, очень занятая женщина. Джеки Ганнера ее слова не убедили. Он хотел смотаться из страны и собирался сделать это в ближайшие дни, а тут вдруг какая-то баба пытается ему доказать, что его либо арестуют, либо убьют и другого выбора у него нет. Он чувствовал, как пот струится у него по всему телу. Он был бы абсолютно чист и свободен, если бы не эта женщина с большими выразительными глазами и плоской грудью, которая стоит тут и грозится достать его везде, куда бы он ни подался. Он подумал о своей жене и детях, которые ждали его на Тенерифе. Вспомнил о банковском счете, доступ к которому имелся только у него, и о своей подружке по имени Фрейя, которую он поселил меньше чем в десяти минутах ходьбы от новой виллы своей жены. Все происходящее с ним сейчас было чертовски несправедливо. Жизнь вообще несправедливая штука. Но больше всего его беспокоил Борис. Ужасный Крутой Борис, у которого имелось больше связей, чем смогли бы обеспечить все интернет-провайдеры вместе взятые. В общем, как всегда, Джеки оказался по уши в дерьме. — Пэт выздоравливает, — повторила Кейт. — Значит, вы оба находитесь в довольно незавидном положении. Зная Патрика, я уверена: он намерен выяснить, кто его подставил. Он такой забавный, вечно хочет все знать. Это мне в нем и нравится. Так вот, как только я дам ему информацию, которая ему нужна, вы оба можете делать все, что вам вздумается. А до этого времени вы мои. В машину обоих, Бен. Их тупость начинает мне надоедать. Джоуи вскочил, вытянув руки перед собой: — Давайте, давайте, надевайте наручники. И куда же вы нас повезете? Бордер ответил спокойно: — Кэллам Норвиль вас уже заждался. — Что?! При чем здесь Кэллам? Кейт услышала, как дрогнул голос Джеки, и постаралась подавить собственный страх. Она знала, что далеко зашла, но ведь и ставка очень высока. — А к кому еще мы можем отправиться? Патрик много лет был его партнером. Мне казалось, вы должны об этом знать. Ганнер насупился: — Я никуда не еду. — У тебя нет выбора. Он посмотрел Кейт прямо в глаза: — Нет, есть. Я дам вам номер, по которому вы сможете выйти на Бориса… — Молчи, Джеки! Ты что, совсем рехнулся? — закричал Джоуи. Ганнер отмахнулся от него: — Заткнись, Джоуи. Я думал, ты привел меня в безопасное место, а на самом деле, кто угодно может взять и навестить нас. Поэтому отвали и не мешай мне поступать так, как я хочу. Хочешь быть героем, дело твое, а я уже и так в черном списке Кэллама и не собираюсь с ним больше встречаться. Кейт подавила улыбку. Патрик сказал однажды, что одно имя Кэллама способно напугать больше, чем любые ужастики Стивена Кинга. Норвиль быстро сделал карьеру, начав кулачным бойцом и превратившись в высокооплачиваемого палача. Он внушал настоящий ужас, и для этого имелись все основания. Этого человека ненавидели и боялись больше всех в криминальном мире. Он прибивал ноги должников гвоздями к мебели, прижигал несчастным пятки и при этом смеялся. Это он возродил обычай снимать скальп с головы жертвы, что со временем стало его визитной карточкой. Сам он никого и ничего не боялся. «Настоящее чудовище» — такова была репутация Кэллама Норвиля. — Скажи мне телефон, и тогда я оставлю вас на попечение Бенни. Он проведет с вами несколько дней. Как только я установлю контакт с Борисом, можете катиться ко всем чертям. Джеки покачал головой: — Ну уж нет. Я даю вам телефон, леди, и вы оба отваливаете. Кейт неторопливо закурила. — Я с вами шутить не собираюсь, приятель. Кажется, мы уже договорились, кто здесь принимает решения. Гони телефон, или я хорошенько попрошу Кэллама, и он вышибет его из вас. Не заводи меня! — неожиданно выкрикнула Кейт. Бандиты поняли: баба-полицейский вне себя. Мужчина, которого она любила, лежит в больнице с огнестрельными ранениями, и с жизнью его связывает лишь тоненькая ниточка. При этом за ней стоит серьезный тип по имени Кэллам Норвиль, и уж он-то точно душевнобольной. У них не оставалось выбора: приходилось делать то, что им велели. — Я сумею удержать Норвиля, можете не беспокоиться. Кейт постаралась, чтобы ее слова прозвучали несколько неуверенно. Это произвело желаемый эффект — теперь страшный Борис отошел на второй план. Кэллам Норвиль пугал пленников больше, поскольку сейчас они уже практически находились в его власти. Ганнер и Партридж сели в машину вместе с Бенджамином. Кейт вздохнула. Она переступила через тонкую черту, отделявшую закон и порядок от безнравственности и преступности, и была разочарована, ибо ожидала куда более сильных душевных мук. По правде говоря, игра ей даже понравилась — возможно, только из-за того, что она наконец-то начала действовать. Она знала: Патрик Келли свернул бы горы, чтобы помочь ей выпутаться, окажись она на его месте. Кейт просто платила ему той же монетой. Сара Колтман выбралась из машины и потянулась. Как она устала! Все ее тело болело. Она погладила свой большой живот и почувствовала, как ребенок внутри легонько шевельнулся. Ей нравилось жить здесь, хотя все считали, что они с Максом сошли с ума, решив поселиться в такой глуши. Вся Санни-лейн состояла только из их домика и еще двух маленьких коттеджей, но именно это и нравилось супругам. Уединение и тишина. Оба они родились в муниципальных домах в Грантли, трудились и копили деньги, стремясь купить дом своей мечты. Каждый раз, когда Сара смотрела на свой коттедж с соломенной крышей и прелестным садиком, она ощущала прилив счастья. А теперь, когда они ожидали ребенка, их счастье стало полным. Сара откинула со лба густые темные волосы и посмотрела на простиравшиеся перед ней поля. Скоро их начнут удобрять навозом, и пахнуть будет отвратительно, но этот запах — неотъемлемая часть сельской жизни. У ее лица зажужжала муха, и она отогнала ее легким движением руки. Сара громко зевнула, открыла багажник и, достав тяжелые сумки с покупками, поволокла их к входной двери. Вдруг она заметила женщину, шедшую по их улочке. Сара обратила на нее внимание, потому что с женщиной был совершенно очаровательный ребенок — девочка с длинными светлыми волосами и голубыми глазами, похожая на ожившего ангела с картинки. Но девочка громко плакала, и личико ее было искажено страхом. Сара поставила свои покупки и подошла к воротам. Заметив ее, женщина резко дернула ребенка за руку и потащила дальше. Малышка закричала: «Я хочу к маме!» Оглядываясь через плечо, она умоляюще смотрела на Сару своими огромными глазами. Сара открыла калитку и, подчиняясь инстинкту, пошла за странной парой. Когда женщина сгребла ребенка в охапку, Сара бегом бросилась за ними вдогонку. Девочка закатывалась в истерике. — Остановитесь! Подождите, пожалуйста! Мне надо с вами поговорить! — Сара и не подозревала, что может так громко кричать. Собственный голос звенел в ее ушах, когда она, задыхаясь, бежала по неровной дороге. Она молила Бога не дать ей потерять равновесие и упасть. Девочка начала вырываться, она умоляюще протягивала руки к Саре, и Сара окончательно уверилась в том, что ребенок в опасности. Это подстегнуло ее. Хотя тяжелый живот тянул ее к земле, она старалась бежать быстрее. Солнце било ей прямо в глаза, и она, щурясь, видела, как развеваются длинные темные волосы убегающей женщины. Та бежала достаточно быстро, несмотря на свой вырывающийся и кричащий груз. Вдруг малышка сильно пнула ее в бок, женщина споткнулась и вместе с девочкой рухнула на землю. Женщина поднялась на колени и попыталась снова схватить ребенка, но девочка оказалась проворнее. Быстро вскочив на ноги, она кинулась к Саре. Через мгновение женщина снова была на ногах, одним прыжком настигла ревущую девочку и ухватилась за ее ярко-красную футболку. Сделав последнее усилие, Сара подбежала к ним. Женщина повернулась и с размаху ударила Сару кулаком прямо в живот. От удара та согнулась пополам. Она почувствовала, как внутри у нее что-то разорвалось, и упала на колени, корчась от мучительной боли. Сквозь слезы, застилавшие ей глаза, она видела, как женщина вновь сгребла присмиревшего ребенка и бросилась бежать по пустынной сельской дороге. Несколько секунд Сара слышала лишь пение птиц и урчание трактора где-то вдалеке. Она делала глубокие вдохи, пытаясь успокоить бешеное биение сердца и сильную боль, наполнявшую ее измученное тело. Услышав, как где-то рядом хлопнула дверца машины, она вспомнила, что, возвращаясь на машине из магазина, видела черный автомобиль, припаркованный у дороги. Перевернувшись на бок, она попыталась подняться на колени. Боль потихоньку ослабевала, и, шепча молитву, Сара сделала попытку встать. Пока она брела обратно к дому, тело твердило ей, что ему нужен доктор, и как можно скорее. Ей понадобилось десять минут, чтобы добраться до дома. Там Сара позвонила сначала в «скорую помощь», затем в полицию. Кэти Коллинз недавно исполнилось двадцать пять, но выглядела она гораздо старше своих лет. Четыре ее дочери бегали вокруг нее, безуспешно пытаясь криками привлечь внимание матери и затевая потасовки. Кэти уселась на протертый диван и закурила косяк. Глубоко затянувшись, она выпустила дым с каким-то подвыванием, изображавшим удовлетворение. — Заткнитесь к черту! — Ее голос был грозным, но дети не испугались. Старшая дочь, Тиффани, начала смеяться. — Заткнитесь к черту, — кривлялась она. — Заткнитесь к черту, заткнитесь к черту… Три младших дочери подхватили припев, и Кэти с притворным упреком покачала головой. Маленькие мерзавки. — Что хотите на ужин? — спросила она устало, заранее зная ответ, который слышала каждый вечер. — Картошку и бобы! Они вновь принялись носиться вокруг, четыре красивые малышки, которых она любила или ненавидела в зависимости от настроения. Было без двадцати пяти восемь, и они только что вернулись домой, чтобы подкрепиться после трудного дня, проведенного на улице в играх и проказах. Сьюзи Харрингтон без стука вошла в незапертую дверь квартиры. Кэти злобно посмотрела на нее: — Чего тебе? — Не одолжишь кого-нибудь из детишек? У меня клиент. Ничего плохого, просто посмотреть. Кэти колебалась. Деньги, конечно, не помешали бы, но она всегда чувствовала себя такой виноватой после этого, особенно если речь шла о самой младшей, Ребекке. Кэти ненавидела Сьюзи и все же не могла сказать «нет». Сьюзи заметила ее нерешительность и вытащила двадцатифунтовую бумажку и маленький пакетик из серебристой фольги. — Отличного качества, неразбавленный, так что поаккуратней с ним, Кэт. Горячая штуковина, черт возьми. — Протягивая пакетик и деньги, гостья успокаивающе улыбнулась: — Это только на час, дорогуша, и никто к ней не прикоснется, обещаю. Просто сделать несколько фотографий и немного поразвлечься. Расслабься. Кэти взяла деньги и спросила: — Слышала о Керри? Сьюзи пожала плечами: — Та еще сука. Всегда плохо относилась к бедным детишкам, без нее им будет лучше. С этими словами она подняла на руки Ребекку. Неожиданно Кэти отчаянно захотелось выхватить ребенка, но тяжесть пакетика в руке остановила ее. Она чувствовала муки совести, но одновременно страстно желала впасть в то забытье, которое дает героин. Получался порочный круг. Однако Кэти была не такой уж глупой. Она знала: клиенты Сьюзи не прикасаются к детям, потому что детей после их возвращения Кэти непременно осматривала. — Послушай, Кэти, все нормально. Сколько раз я тебе уже повторяла, что фотографии помогают многим мужчинам, которые уже не отправятся на улицу в поисках детей. Теперь они смогут просто смотреть на снимки, и им этого будет достаточно. Это как проститутки и изнасилования. Больше проституток — меньше изнасилований. Это же так очевидно. Кэти в душе не верила во всю эту чушь, но пыталась убедить себя в правоте Сьюзи. При необходимости она могла убедить себя в чем угодно. — Но только час, не больше, ладно? Гостья широко улыбнулась, показав ровные белые зубы: — Может, и меньше. Этот парень настоящий профессионал… Кэти подняла руку в протестующем жесте: — Я не хочу ничего знать, поняла? Просто приводи ее поскорее обратно, она захочет есть. Сьюзи прекрасно знала, когда лучше промолчать. Ребенок у нее, она получила то, что хотела, — зачем лишний раз огрызаться? Сьюзи спокойно вышла из квартиры с Ребеккой на руках. Кэти поймала осуждающий взгляд старшей дочери и влепила ей затрещину, а затем, сунув захныкавшей девочке двадцатифунтовую бумажку, отослала ее в лавку за картошкой и бобами. Скоро она отправит детей спать и уж тогда в одиночестве предастся своему любимому времяпрепровождению. Никогда еще наркотическое забытье не казалось ей более желанным. Сара лежала на больничной койке, муж сидел рядом. Он держал ее маленькую ручку в своей руке, в его глазах стояли слезы. — Не волнуйся. Макс. Все обошлось. Со мной все в порядке. Макс, могучий мужчина, просто таял перед своей изящной женой. Он восхищался ее энергией, ее стойкостью. Макс обожал Сару, и она его обожала. Ребенок, которого она носила под сердцем, стал для Макса воплощением всех его надежд, смыслом и оправданием долгого тяжелого пути, который они прошли вместе в своем стремлении к лучшей жизни. Макс никак не мог поверить, что женщина могла ударить Сару в живот. На коже темнел кровоподтек, но с ребенком все оказалось в порядке, доктора сообщили об этом Максу. Сара страдала не столько от физических повреждений, сколько от морального потрясения. — Я все думаю о той малышке, — беспокоилась она. — Знаешь, она была действительно очень напугана. Напугана до смерти. Я не верю, что та женщина ее мать. Кстати, ведь девочка кричала: «Я хочу к маме!» — Да будь та сучка хоть самим дьяволом, но если я когда-нибудь доберусь до нее, ей придется несладко, — с угрозой произнес Макс. Дженни наблюдала за ними с порога. Они представляли собой трогательную картину — родители, ожидающие ребенка. Дженни почувствовала укол зависти при виде того, как они буквально растворялись друг в друге. Мужчина держал руку жены так бережно, словно она была из тончайшего фарфора. Дженни вошла в палату с широкой профессиональной улыбкой на лице: — Мистер и миссис Колтман? Они вопросительно взглянули на нее. — Я инспектор Дженнифер Бартлетт. Можете называть меня просто Дженни. Они улыбнулись. — Насколько я знаю, вы, миссис Колтман, стали жертвой нападения, и случилось это в тот момент, когда вы попытались предотвратить похищение ребенка. Женщина кивнула. — Я ездила за покупками и как раз вернулась домой. Мы живем на Санни-лейн. Там очень спокойно. Знаете, сельская местность. — Сара вздохнула и сделала глоток воды. — Я заметила женщину — высокого роста, с темными волосами, одетую в легкий плащ и джинсы. Нет, сперва я заметила ребенка. Это прелестная малышка, с такими длинными густыми белокурыми волосами и голубыми глазами, ей годика три. Хотя вы знаете, как трудно бывает точно определить возраст детишек. Ребенок плакал от страха. — Пожалуйста, продолжайте, миссис Колтман, — попросила Дженни, услышав страдание в голосе женщины. — Она плакала, звала меня на помощь. Она кричала: «Я хочу к маме». Сара снова отпила воды, и муж засуетился вокруг, устраивая ее поудобнее. — Мистер Колтман, не могли бы вы принести мне чашечку чая? — обратилась Дженни к Максу. Тот непонимающе взглянул на нее, потом кивнул. — Благодарю. С молоком, без сахара. Когда он вышел из комнаты, Дженни почувствовала, что женщина немного расслабилась. — Спасибо вам. Каждый раз, когда я рассказываю, как она меня ударила, Макс страшно нервничает. Мне кажется, если бы меня ударил мужчина, он бы легче принял это. — Можете вспомнить еще что-нибудь о той женщине? Сара прикрыла глаза. — Очень сильная физически. Ребенок наверняка весил немало, но она бежала с ним довольно легко, пока не споткнулась. Девочка была по-настоящему перепугана, я абсолютно уверена в том, что правильно истолковала происходящее. А когда та женщина меня ударила, она совершенно осознанно постаралась ударить как можно сильнее. То есть она специально сделала такой замах, чтобы удар получился очень сильным и болезненным. Я испугалась за своего ребенка. — Вы смогли бы узнать ту женщину? — спросила Дженни. — Без сомнения. Я сразу ее узнаю. Но больше всего меня волнует малышка. Поступали к вам заявления о пропаже детей? Дженни отрицательно покачала головой: — Нет. По крайней мере, из вашего района не поступали. — Надеюсь, это никак не связано с происшествиями в Грантли. Бедные дети… Дженни печально улыбнулась: — Я тоже надеюсь. Можете еще что-нибудь вспомнить? — Когда я ехала домой, то заметила стоявший у дороги черный автомобиль. Не знаю, есть ли тут какая-то связь, — просто помню, что видела машину. Кажется, это был «форд». Сара пристально посмотрела в глаза Дженни и добавила: — Я точно знаю, что та женщина сознательно стремилась причинить мне вред, и я совершенно уверена, что она собиралась причинить зло и ребенку. Назовите это женской интуицией, если хотите, но ее лицо показалось мне воплощением зла. Хотя, боюсь, мне будет трудно точно восстановить его по памяти. — Постарайтесь отдохнуть, миссис Колтман, а потом попробуйте вспомнить еще что-нибудь. Удивительно, но иногда многие вещи всплывают на следующий день или позже. Я же, в свою очередь, тоже постараюсь собрать дополнительную информацию о случившемся. Когда вы вернетесь домой, я пришлю кого-нибудь взять у вас заявление, хорошо? Они обменялись улыбками. — Вы поступили очень смело, решив преследовать ее, особенно в вашем положении… — с чувством сказала Дженни. Сара пожала плечами: — Честно говоря, я и не думала о своем положении. Я просто знала: ребенку нужна помощь. — В любом случае мы уже можем привлечь вашу обидчицу по обвинению в нападении и нанесении телесных повреждений. А теперь отдыхайте. Дженни повернулась к появившемуся на пороге Максу: — О, замечательно, мой чай. Она была обеспокоена, но не показывала виду. Кейт стояла у кровати Патрика. Тишину нарушали лишь шипение аппарата искусственного дыхания и приглушенные голоса медсестер в реанимационном отделении. Она взяла руку Патрика в свою и нежно пожала. — Привет, Пэт. Как же я скучала. Весь день думаю о тебе и надеюсь, что ты потихоньку поправляешься — ради меня. — Она нежно поцеловала его в лоб и в губы. Его кожа была прохладной, и ей захотелось скользнуть к нему в постель и согреть его теплом своего тела. — Моя мама передает тебе привет, и Лиззи тоже. Она звонила, чтобы сказать: она молится за тебя. — Кейт склонилась ниже и прошептала: — Я задержала Джеки Ганнера и Джоуи Партриджа. Не арестовала, а отправила в укромное место в компании с Бенджамином Бордером. Пусть посидят там, пока я не доберусь до этого Бориса. Я все выясню, дорогой мой. Обещаю. Я должна была выслушать тебя. Мне не следовало так опрометчиво тебя осуждать. Пожалуйста, прости меня, Пэт. Слеза упала на его щеку и скатилась на подушку. За ней последовала еще одна и еще. — Чего бы мне это ни стоило, Патрик, я распутаю твое дело, договорились? Но ты должен поправиться, дорогой. Ты должен поправиться ради меня. Она выпрямилась. Никакого ответа — только легкое движение век и непрерывное шипение аппарата. Кейт почувствовала непреодолимое желание крикнуть на весь мир, как она тоскует, как отчаянно хочет быть с ним. Вместо этого она села возле кровати и зашептала Патрику на ухо слова ободрения и любви. Джеки и Джоуи осмотрели свое новое обиталище и удивленно уставились друг на друга. Час назад им завязали глаза, скрутили их, забросили в фургон и привезли сюда. Они не имели ни малейшего представления о том, в каком районе находятся. В небольшом контейнере, где они сидели связанные, пахло потом, пылью и мочой. На полу лежали два ротвейлера и не сводили с них глаз. Напротив, обдавая пленников смрадным дыханием и показывая в ухмылке желтые зубы, сидел тощий скинхед. Все его тело покрывали нацистские татуировки. Было совершенно непонятно, что связывало этого типа и Бенджамина. Парень вытянул руку и яростно почесал блошиный укус на наколотой свастике. Одна из собак зарычала, и парень пихнул ее ногой, обутой в офицерский ботинок. — Заткнись, Бесси. Ты знаешь, тебя нельзя кормить, когда ты на работе. Он бросил на мужчин извиняющийся взгляд: — Если им придется вами заняться, лучше, чтобы они делали это на пустой желудок. Тогда нападение будет быстрее и точнее, поняли? Натравил я их как-то на одного урода, а они перед этим неплохо пожрали. Так целая вечность им понадобилась, чтобы истрепать его как следует. Самому его жалко стало. — Скинхед принялся сворачивать сигарету, и псы снова затихли. Джеки Ганнер оглядел тесное помещение. — Ты здесь живешь? — спросил он с искренним любопытством. Парень, которого звали Колин, засмеялся: — He-а… Вообще-то я с мамашей живу. В этой чертовой дыре мы натаскиваем псов, бои устраиваем. Вот откуда вонь. Собачья моча и кровь. Я на бои этих двоих выставляю, настоящие зверюги. Вырастил и мать и сыночка. Та еще парочка, просто милые щенята! Приходится кормить раздельно, а то загрызут друг друга из-за куска мяса. Но стоит им приняться за работу, будут драться как одна команда, все собаки таковы. Два пса — уже банда, поняли? Кто-нибудь из вас держит собак? Парень чересчур увлекся разговором, и пленники поняли, что с головой у него не все в порядке. Джеки пожал плечами: — Да нет, так только, переспал несколько раз. Парень загоготал, оценив шутку, и псы настороженно подскочили. Хозяин шлепком заставил их снова лечь. Они виновато съежились и облизали ему руку. — А я люблю собак. Что кобелей, что сучек. Не тех, конечно, которые на двух ногах ходят, ха-ха! Хотя моя телка сначала глядела на собак подозрительно. Скоро она придет сюда, принесет мне чего-нибудь перекусить. Я завяжу вам глаза, пока мы будем трахаться. Надо соблюдать приличия, так ведь? А жаль, у нее чертовски большие сиськи. И она не стесняется их показывать. Мужчины слушали с откровенным изумлением. — Малыш Бенни не объяснил вам ситуацию? — спросил скинхед. Пленники замотали головами, и парень тяжело вздохнул: — Мне тоже. Он такой. Хотя и отличный парень. Я только знаю, что, если вы вздумаете рыпаться, я должен буду напустить на вас песиков. Он ухмыльнулся: — Кстати, гляньте-ка сюда, просто на всякий случай, вдруг вам какие-нибудь глупости в голову взбредут. Он распахнул дверь, внутрь ворвался поток свежего прохладного воздуха, а с ним еще с десяток собак, ротвейлеров и доберманов. При виде ужаса пленников скинхед засмеялся клокочущим смехом, который, казалось, исходил из самого его нутра. Пинками он выгнал лишних псов, закрыл дверь, и вонь опять стала всепоглощающей. Парень принялся скручивать новую сигарету. Предстояла долгая-долгая ночь. Кэти Коллинз смотрела на Сьюзи со страхом и почтением. — Скажи мне, Сьюзи, где моя девочка? Сьюзи ободряюще улыбнулась. — С ней все в порядке. Смотри-ка, вот тебе еще пара сотен. — Она отсчитала из пачки на столике десять двадцатифунтовых банкнот и с улыбкой протянула их Кэти. — Ты получаешь бабки, я возвращаю ее домой к завтрашнему дню, договорились? Кэти взяла деньги. — С ней все в порядке? Сьюзи обиделась: — Ну конечно же, с ней все в порядке, идиотка. Скажи, я когда-нибудь делала плохо твоим детям? — Прости, Сьюз. Но ты ведь говорила, будто это ненадолго… Сьюзи с деланным ужасом возвела глаза к потолку: — Знаешь что, Кэти? Ты меня просто удивляешь, черт возьми. Я твоя подруга, а ты мне не доверяешь. — Нет-нет, конечно, я тебе доверяю, — сказала Кэти с несчастным видом. — Но я хочу, чтобы моя дочка вернулась домой. Ей давно пора вернуться. Сьюзи закурила косяк и выпустила дым через ноздри. — Забирай деньги и заткни свою чертову глотку, о’кей? О ней заботятся. А теперь катись отсюда. Кэти слишком боялась Сьюзи, чтобы протестовать. Она сунула деньги в карман джинсов и пошла к двери. Сьюзи крикнула ей вслед: — Продать ее за три тысячи? Кэти обернулась, побледнев: — Кому? — Я знаю одну пару, они хотят усыновить ребенка. Кэти покачала головой: — Нет. Ни за что. Прости, Сьюзи. Сьюзи пожала плечами: — Как хочешь. Пока. Когда Кэти ушла, Сьюзи позволила себе расслабиться. Где, черт возьми, ребенок и через какое время Кэти поймет, что она, Сьюзи, потеряла девчонку? А главное: что Кэти станет делать, когда все откроется? Глава 4 Дженни и Кейт сидели в кабинете и перекусывали бутербродами, запивая их чаем. — Ты уверена, что поступаешь правильно, Кейт? — спросила Дженни. — Нет. Но я не могу не воевать. Я должна быть уверена, что Патрик в безопасности. Если он все-таки выживет, я не смогу оставить его в таком положении, когда надо только сидеть и ждать следующего покушения. Я разговаривала с врачом, и она говорит, что, если даже Патрик придет в себя, он может остаться полуслепым или даже умственно неполноценным. Они сейчас исследуют сгусток в его мозгу, и если решат, что сгусток не помешает операции, то будут оперировать. Но операция и сама может нанести непоправимый вред. Классический замкнутый круг. Кейт печально улыбнулась: — Я помню, как делали операцию его дочери. Пришлось сделать отверстие в ее черепе, чтобы опухающий мозг не упирался в кость. Патрик страстно хотел, чтобы девочка выжила, но его желания оказалось недостаточно. Впервые в жизни он не смог сделать так, как хотел. Мне кажется, это сломило его. Дженни подлила Кейт еще чая из термоса. — Все мы чем-то сломлены, Кейт. Порой мне кажется, что только в этом и заключается наша жизнь. Череда событий: драмы, потрясения, неудачи… Изредка проблески счастья, просто чтобы мы хоть как-то еще держались на плаву. Возьми эту беременную женщину. Она ждет ребенка, живет с хорошим парнем в доме, о котором они всю жизнь мечтали, и вдруг с ней происходит жуткая история: неизвестно откуда появляется женщина, которая волочит за собой маленького ребенка. Эта стерва со всей силы ударяет ее в живот. Между прочим, мы ни о похожей женщине, ни о пропавшем ребенке ничего с тех пор не слышали. Видимо, налицо самый обычный случай жестокого обращения с детьми плюс нападение на человека, попытавшегося защитить ребенка. Что-то странное происходит в Грантли, Кейт. Что-то очень-очень странное. — Это точно. Знаешь, меня мучит одна мысль: кто этот ребенок, которого нашли на свалке? Как могло случиться, что такой маленький мальчик пропал давным-давно и никто до сих пор не знает, кто он? Многие вещи не дают мне покоя. Например, как Керри Элстон спится по ночам? Как может Джереми Бленкли ходить по земле, словно обычный человек? Как случилось, что все эти чудовищные вещи происходили в квартале муниципальных домов и никто ничего не знал? Как могли Мэри Паркс и ее подружки в столь юном возрасте превратиться в безжалостных насильниц и совратительниц? Дженни отхлебнула чаю и сказала: — Я наблюдала за Мэри, когда мы ее допрашивали. Она наслаждалась тем вниманием, которым ее окружали. Я видела такое много раз. Дети, которым не хватает внимания, — самый подходящий материал для педофилов. Поэтому дети из больших семей чаще становятся их мишенью, причем не самые старшие и не самые младшие — тем обычно достается больше внимания. Педофил может ждать года три, прежде чем овладеет своей жертвой. В это время он входит в доверие к родителям, к детям, ко всем. Такая игра их ужасно заводит. Расставить ловушки, затаиться — это приносит им почти такое же наслаждение, как и само обладание. — Наш мир безумен. Дженни улыбнулась, стараясь смягчить тяжелый разговор. — Мир не стал ни лучше, ни хуже, просто в последнее время мы больше об этом говорим. И правильно делаем, так ведь, Кейт? В прежние времена ребенку, над которым надругались, неоткуда было ждать помощи. Его родители страшно боялись, что кто-то узнает о случившемся. Насильник либо преспокойно откупался, либо уезжал в другое место, либо получал взбучку от отца ребенка, а полиции ничего не сообщали, дабы сохранить все в тайне. И такое до сих пор еще случается, ты же знаешь. Люди молчат о происшедшем, не понимая, что тем самым побуждают педофила браться за старое, вытворять мерзости с другими детьми. Кейт кивнула и сказала: — Я думаю, мы должны напугать Джереми Бленкли. По-настоящему напугать и заставить его говорить. — Предоставь его мне, Кейт. Иди и постарайся узнать что-нибудь о нашем русском приятеля, а я буду работать в этом направлении. — Ты настоящий друг, Джен. Она улыбнулась: — Я знаю. Однажды я тоже могу попросить тебя об услуге. Кейт крепко сжала ее руку: — Я всегда готова тебе помочь. — Я знаю, дорогая. Я знаю. Роберт Бейтман ласково улыбнулся девочке, сидевшей у него на коленях. У нее были темные волосы и выразительные глаза, но по росту и весу она явно отставала от детей того же возраста. В свои полтора года она едва могла ходить, еще не умела говорить и координировать движения. Ее мать, Наташа Линтен, известная под именем Таша, внесла две чашки слабого чая. Поставив чашку Роберта на пол у его ног, она грубо схватила ребенка и сунула его в манеж. Туда же она положила младенца, которого родила совсем недавно, и сама уселась на пол, чтобы выпить чаю и выкурить сигарету. В невероятно грязной комнате стоял спертый запах запущенного жилища, который, казалось, навечно въелся в стены многих квартир, посещаемых Робертом. Рисунок ковра на полу скрывали бесчисленные пятна: моча, фекалии и рвота, смешанные с остатками пищи и раскрошенным печеньем, втоптанным в ковер старшими детьми. Мебель тоже была обшарпанная и вонючая. На стуле с влажным от мочи сиденьем устроился маленький мальчик и с восторгом разглядывал комиксы. Порой он улыбался, но стараясь при этом не издать ни звука. Все это угнетало Роберта. — Послушай, Таша, ты должна прибраться в доме. Она осклабилась, выставив напоказ гнилые зубы: — Отвали, Боб. Черт возьми. Я только что родила ребенка — не могу я сейчас присматривать за всей этой оравой и делать работу по дому. — Вот именно, дорогая: ты совсем не присматриваешь за детьми, так ведь? Посмотри вокруг. Дети заброшены, дом тоже. В корзине для подгузников в ванной завелись черви, потому что ты не выносишь мусор. Таша, все это не очень хорошо. Она рассмеялась: — Пей свой чай и не нуди, черт тебя подери. Мать приедет в выходные и уберется, а я наконец смогу отдохнуть. — Мне ведь придется написать отчет, Таша. Мы много раз давали тебе возможность исправиться. Мы поселили тебя в новую квартиру, а твою старую пришлось всю продезинфицировать. Ты клятвенно мне обещала, что начнешь жить нормально. Но ты только распиваешь чаи, куришь и треплешься со своими подружками. Скоро у тебя отберут детей, дорогуша, и я не смогу тебе ничем помочь. Это будет не в моих силах. Дети плакали, их громкий рев действовал на нервы. Таша схватила самого младшего ребенка и положила его на диван. Она развернула пеленки, и едкий аммиачный запах защипал глаза. Попка малыша была вся красная от сыпи, он заходился в истерическом плаче, молотя по воздуху ручками с судорожно сжатыми кулачками. Таша безучастно смотрела на него. — Нет, ты только послушай, как он орет, горластое отродье. — Она ткнула его в попку булавкой, отчего рев стал еще громче. — Прекрати! Прекрати немедленно, Таша! — А ему нравится, всем моим детям это нравится. Закаляет, знаешь ли. Пригодится, когда подрастут. Моя мама делала с нами то же самое, и ничего с нами не случилось. — Ну, это, дорогая моя, как посмотреть… Скажи: если ты пускаешь на пеленки полотенца, то куда ты деваешь те одноразовые, которыми мы тебя снабжаем? Полагаю, продаешь. Следовательно, твоему ребенку не хватает полотенец. Порочный круг, согласна? Голос Роберта звучал проникновенно, ведь он пытался объяснить матери, что на сей раз она потеряет детей. — Нам нужно поговорить, Таша, и это должен быть разговор двух взрослых людей. Все очень серьезно. У Мэла обнаружили ожоги на ногах. Он сказал, что Эрик держал его над огнем. Мальчику три года, и он терпит издевательства от твоего нынешнего любовника. Ты меняешь хахалей как перчатки, а страдают дети. Наступил переломный момент, Таша. Я буду рекомендовать попечительство, а может и усыновление, посмотрим. Но в любом случае дети не могут больше оставаться здесь с тобой. Таша смотрела на Роберта с недоверием. Откинув сальные волосы со лба, она заявила с полной убежденностью: — Никто не сможет отобрать у меня моих детей. — У меня нет выбора, — печально ответил Роберт. — Полиция будет проинформирована, и вас с Эриком привлекут за жестокое обращение. Да посмотри же на себя, Таша. Тебе двадцать три, и у тебя пятеро детей, все рождены с интервалом в двенадцать месяцев, один за другим. У всех разные отцы, и ни один из папаш не ведет праведного образа жизни. У отца твоего младшего еще пятеро детей от разных женщин, ни с одной из них он не жил и никак их не поддерживал. Ты неопрятная, дети у тебя грязные и запущенные… Так больше не может продолжаться, дорогая. Я хорошо отношусь к тебе, Таша. Всегда хорошо относился, ты это знаешь. Но я должен выполнять свою работу и, боюсь, буду добиваться лишения родительских прав. Из категории «неблагополучные, держать под контролем» ты переместишься в категорию «плохих девочек». Короче говоря, ты потеряешь права на своих детей. Это мое окончательное решение. Глаза ее расширились: — Ты хочешь сказать, что я потеряю свои деньги? Я потеряю бабки, которые получаю? И как, ты думаешь, я буду жить? — Она буквально швырнула ребенка в манеж. — Моя мамаша возьмет детей. Отдайте их ей, пока я не исправлюсь. Роберт поднял руку: — И речи быть не может. Твоей матери они не нужны, дорогуша, с нее уже хватит, и, по правде говоря, ни один суд ей их не отдаст. Ей даже не позволят их навещать. Она избивала тебя и избивает внуков. Все кончено, Таша. Мы сделали для тебя все, что могли. Она плакала — это были слезы ярости и злобы. — Ты, вонючая скотина! Ты знал, сукин сын, что собираешься сказать, когда пришел сюда весь такой любезный. Ну уж нет, ты их не заберешь — скоро вернется Эрик и вышвырнет тебя к чертям собачьим. — Эрик у матери. И он все знает, дорогуша. Он уже дважды заявлял на тебя. Эрик намерен передать своего сына под опеку социальной службы. Он не хочет иметь никакого отношения к ребенку. Это твоя вина, Таша. Как, черт возьми, ты могла позволить этому ублюдку держать ребенка над огнем? Таша изо всех сил пнула плюшевого мишку, измазанного сладостями и калом. Медведь пролетел через комнату и врезался в манеж. От удара дети замолчали. — Мэл огрызался, как всегда, маленький ублюдок. Сам виноват. Говорила я ему не лезть к Эрику, так разве он послушает? Да плевал он на меня! Прямо как его папаша. — Ему всего три года! Чего, черт возьми, ты от него требуешь? Он ребенок, Таша, маленький ребенок, которого нужно защищать, купать и регулярно кормить. Он заслуживает, чтобы к нему относились с уважением, любовью и добротой. Ничего подобного ты не можешь дать своим детям, а значит, их нужно поместить туда, где они, по крайней мере, получат самый элементарный уход, то есть чистую постель, еду и одежду, игрушки, гуманное обращение. Я до посинения пытался тебе это втолковать. Ты же всегда плевать хотела на мои слова, и теперь твои шансы исчерпаны. Таша села на диван и обхватила голову руками: — А как же деньги? Как я буду жить? Роберт тяжело вздохнул и взъерошил волосы. Он искренне жалел Ташу, но знал: она не исправится, потому что не хочет. Ее образ жизни уже сложился, и если дети останутся с ней, она и их утянет на дно. Его бы воля, он стерилизовал бы таких, как Таша. Конечно, он никогда не озвучивал подобных мыслей. Его работа, общение с опустившимися людьми опустошали его. В довершение ко всему еще и больной отец, который жил с ним и которому недавно поставили окончательный диагноз: старческое слабоумие. Роберт искренне стремился помочь заблудшим матерям, но даже ему иногда приходилось признавать поражение. Это был как раз такой случай. Ласково положив руку на склоненную голову женщины, он вздохнул: — Мне очень жаль, Таша, правда. Она подняла на него свои выцветшие голубые глаза, наполненные слезами: — Пошел ты. Ничего другого Роберт и не ожидал от нее услышать. Он отнес чашки на загаженную кухню и почувствовал, как к горлу подступает тошнота. В раковине, поверх детских бутылочек для кормления, лежала пеленка, вся в экскрементах и моче. Она была облеплена мухами и распространяла невыносимую вонь. Роберт смотрел на все это убожество и запущенность и едва не плакал над судьбой прекрасных детей, которых Таша произвела на свет и принесла из родильного дома в этот ужасный свинарник. Он уже слишком стар для такой работы. Давно прошли те времена, когда он мог в конце тяжелого дня забывать о работе до утра. Теперь же несчастные дети снились ему по ночам. Мысли об их судьбе угнетали его. Он вернулся в комнату и сменил малышу пеленки. Скоро сюда придут другие социальные работники. Роберт сделал свое дело, и сделал его хорошо. Он постарался смягчить удар для Наташи. Постарался все ей объяснить. Но легче ему от этого не стало. Борис вышел из своего «БМВ» и потянулся. Как всегда, он привлекал к себе взгляды прохожих, но к этому он привык. Взглядом профессионала Борис внимательно осмотрел улицу, затем вошел в подъезд старого многоквартирного дома. Его тяжелые шаги эхом отзывались на лестнице. Он старался не задевать ни исписанных непристойностями стен, ни заплеванных перил. На верхнем этаже дверь в одну из квартир была открыта. На пороге стояла, улыбаясь, совершенно голая девушка с грубыми чертами лица. Борис прошел мимо нее в просторную гостиную, заполненную обнаженными девушками и женщинами. Он окинул их опытным взглядом, затем принял стакан от маленького подвижного седовласого мужчины лет шестидесяти в костюме от Версаче. Борис глотнул водки и сказал: — Это вся партия? Седой откашлялся и сообщил: — Нет, но остальные — полная дрянь, поэтому я отдал их Кристи. Он заберет их в Паддингтон. Все они почти не говорят по-английски, лучше их пока попридержать, пусть пообтешутся сначала. У меня их паспорта и прочие бумаги, проблем возникнуть не должно. Сергей объяснил им, что к чему, и, кажется, большинство из них именно такого и ожидали. По крайней мере, скромниц среди них нет. Длинная рыжая девка очень профессионально сделала мне минет. С ее кожей и волосами мы на ней целое состояние заработаем. Китаянки, как и рыжие, идут хорошо, и блондинки тоже. Натуральные, конечно. Черненькая с большими глазами — настоящая стерва, надо держать с ней ухо востро. Видимо, придется выдрать ее как следует. Но хорошо сложена, да и некоторым мужикам нравится немного побороться, так ведь? Седой захихикал. Девушки настороженно наблюдали за ним. — Парочка дней без одежды самых трудных уломает. Обычно это срабатывает. Я вызвал команду парней, скоро они приедут и обслужат всех, таким образом мы отделим дрянцо от классного товара. Но я уже сейчас уверен, что некоторые из девчонок могут принести нам кучу бабок. Борис осмотрел девушек одну за другой. Его взгляд задержался на миниатюрной блондинке с тоненькой талией и большими голубыми глазами. — Эту отправь сегодня ко мне. Мужчина кивнул: — О’кей, док. Но не позволяй Сергею трогать ее, ладно? Он оставляет следы, девчонки по нескольку дней не могут работать. В прошлый раз пришлось наложить восемь швов. Это уже напрягает — приходится вызывать своего доктора и все такое. Нам ведь не нужна огласка, черт возьми. — Я поговорю с ним, но ты знаешь, какой он упрямый. — Точно. Но меня его фокусы уже достали. Шлюхам ведь и так несладко приходится, а тут еще он на них бросается. Но самое главное — они потом не могут зарабатывать, а для чего их тогда сюда везли? В этой комнате у нас собран капитал в виде шлюх, дающий больше четверти лимона в год. Когда жарко, можно почувствовать их запах. Некоторые из девок заводят с полоборота. Вот эти две темненькие, которые сидят на диване, — они все время вместе. Думаю, мы могли бы состряпать из них отличное шоу, и им бы это тоже понравилось. Такое всегда идет на ура. Когда девки только изображают лесбийскую любовь, через какое-то время клиенты начинают чувствовать подделку, но реальное, живое лесбийское шоу сведет их с ума. Заставит тратить больше. — Куда их отправят? Мужчина пожал плечами: — Я решил разместить их по квартирам — каждую в паре с опытной профессионалкой. Скоро они освоят мастерство, голова у них работает. Я обещал им, что за два года они смогут выплатить все, что должны, и теперь у них есть к чему стремиться. Я им плету разные байки, чтобы заставить работать. Но в любом случае через несколько лет от них уже мало пользы. Теряют свежесть, начинают выглядеть как шлюхи, — ты понимаешь, о чем я. Борис кивнул: — Ты хорошо поработал, Джефф. А куда пойдут те, кого ты отправишь в Паддингтон? — Квартирки победнее, дешевые задворки рынка. Кого-то будут возить по городу. Девки достаточно убогие, как я говорил, но для нас и это сойдет. Нескольких отправим в салоны. Поставим Беверли выпивку, она их обучит. Так что мы действительно получили неплохую партию. Бывали лучше, но бывали и хуже. Девушки безмолвно наблюдали за ними. Даже не понимая языка, они знали, о чем идет речь. Борис снова внимательно осмотрел всех. Под его пронизывающим взглядом девушки опускали глаза. — Отправишь мне эту крошку, а на неделе поговорим. — Ясно. Пока не забыл: Сергей говорил тебе о Джулии? — А что с ней? — У нее был СПИД в последней стадии. В субботу ребята избавились от нее. Тело не найдут — его перемолотило в дробилке в Северном Лондоне. Но нам нужен кто-то на ее место, чтобы управлять салоном. Думаю, мы могли бы поставить туда Аманду, она достаточно сообразительная, и у нее уже есть соответствующий опыт. — А Джулия продолжала работать сама? — О да, она поначалу казалась здоровой, но потом стала выглядеть просто отвратительно. Не хочу даже думать о том, скольких мужиков она заразила. Но она смотрела на вещи просто: «Если они хотят со мной спать, пусть принимают меня, какая я есть». Чувство юмора у нее сохранялось до самого конца. От нее пришлось избавиться, поскольку она слишком много знала. Говорят, она приняла это спокойно. Думаю, была даже рада, как считаешь? Борис пожал плечами — разговор начал ему надоедать. — Попозже пришлешь девку. Садясь в машину, он мурлыкал себе под нос модную песенку. Мимо прошла молоденькая девушка. У нее были длинные темные волосы, бедра при ходьбе соблазнительно покачивались. Он смотрел на нее в боковое зеркало и улыбался. Ему нравились английские девушки, нравилась их уверенность в себе. Борис знал, что у них есть чутье, которое позволяет им не упустить свой шанс, свою жизненную удачу. В Англии деньги почитали как бога. Большинство людей ради денег соглашались буквально на все. Такая дикость англичан изумляла Бориса. Он заметил, что девушка смотрит на него. Может, поехать за ней и познакомиться? Но отвлекаться нельзя. В мире множество таких, как она, если знаешь, где искать. Джимми Пирса мучил страх. Он знал, что Джеки Ганнер и Джоуи Партридж исчезли, и у него не хватало духу сказать об этом Борису, которого новость, несомненно, приведет в бешенство. Он пил виски, стараясь подольше растянуть бутылку Он знал — пить не следует, но приходилось пить, дабы успокоить нервы. Жена смотрела на него из кухни. Она чувствовала неладное, но не могла вытянуть из мужа ни слова. — Выпей, выпей еще, дружок. Давай, напивайся, — произнесла она с издевкой. — Заткнись, Ширл, ты действуешь мне на нервы. — О-о, прости, дорогой. Может, мне и дышать через раз? Ее сарказм не достиг цели, и Джимми продолжал нервно пить. — Скоро придет мама. Надеюсь, ты повеселеешь к ее приходу. Ты ее знаешь, она сразу начнет допытываться, в чем дело, и не отстанет, пока ты ей все не выложишь. В ней великий талант погиб — ей стоило податься в легавые. Не услышав на сей раз обычных грязных выпадов мужа в адрес тещи, Ширл поняла, что дело нешуточное. Она подошла к столу, где сидел Джимми, периодически прикладываясь к стакану. — Ну же, Джим, что стряслось? Должна ли я беспокоиться о детях? Он посмотрел ей в глаза: — Я по уши в дерьме, Ширл. Теперь все серьезно. Она вздохнула, посмотрела сверху вниз на лысеющую голову мужа и мягко сказала: — Что ты натворил, приятель? Скажи мне, и подумаем, как можно выпутаться. Снова продулся в карты? Он оттолкнул стакан: — О, как это похоже на тебя, Ширл. Сразу кидаешься меня обвинять. Она прищурилась и произнесла сквозь зубы: — Пока ты, черт возьми, не расскажешь мне, во что влип, я могу только догадываться. — Где дети? — Их нет дома, а что? Еще одна телка залетела? Если это так, я тебе яйца отрежу, Джимми. Я не шучу. Отправлю тебя прямиком к ветеринару, он тебя кастрирует, как кота. Он с досадой сплюнул. — Нет, Ширл, ты не угадала. Это действительно серьезные неприятности. — Еще раз увижу шлюху на пороге своего дома — покажу тебе, что такое настоящие неприятности. Наша Шерон была в шоке в прошлый раз. — К черту Шерон. Он помолчал секунду, затем схватил жену за руку и потащил ее через весь дом к гаражу. Там он запер дверь и тихо сказал: — Только не ори, ладно? Она нехотя кивнула. По коже у нее бегали мурашки, и ей уже не очень хотелось знать, что случилось. Он открыл багажник своей машины. Волосы на голове Ширли встали дыбом. Она хотела закричать, но муж зажал ей рот широкой мясистой ладонью. — Это Томми Броутон, мертвый и в багажнике моей машины. Не знаю, как долго он здесь пролежат, но, судя по запаху, несколько дней. Ганнер и Партридж отсиживались в безопасном месте в Реттендене, а теперь они почему-то исчезли. Когда Борис их хватится, он поймает меня, начнет пытать и будет громко смеяться, если я не смогу сказать ему, куда они подевались. Вот что со мной случилось, Ширл. Ну и какие блестящие идеи тебе приходят на ум? Как мне вылезти из этого дерьма? Она оторвала его руку от своего лица. — Ты, неблагодарный ублюдок! Ты притаскиваешь домой труп, а я должна принимать это как должное? Так вот, парень, ты забираешь отсюда Томми и избавляешься от него. Я не хочу, чтобы рядом с моими детьми находился труп. Потом я скажу тебе, как быть дальше. Ты, Джим, можешь не появляться здесь, пока все не утрясешь. Честно говоря, это маленькое происшествие меня доконало. Не хочу тебя больше видеть. Он притянул ее к себе: — Ну же, не будь такой злюкой, Ширл, с меня уже и так хватит неприятностей. Она закатила глаза к потолку и в который раз подумала: что, черт возьми, она нашла в этом человеке, за которого когда-то вышла замуж? — Отведешь машину к Бинки? А я поеду следом на такси, о’кей? Она прищурилась: — Почему это я должна к нему ехать? — Да потому, что тебя легавые не достают, ведь так, любовь моя? Надо разбить ее, а потом заявить об угоне. Так мы хоть сможем получить страховку. — Как думаешь, кто пришил бедного старину Томми? — Она смотрела на тело в багажнике. — Ведь это не ты, Джимми? Поклянись мне. — Да с чего бы мне убивать Томми? Черт побери, да мы с ним такие шикарные аферы проворачивали, глупая ты женщина! Пошевели мозгами: Келли его шлепнул, вот кто. Он просто узнал о том, что происходит. — Но Келли в больнице — его же подстрелили. Джимми фыркнул: — Да ты принюхайся к Томми. От него же разит, дорогая. Он уже целую вечность как мертв. Ты только посмотри на него. Весь зеленый, пятнами покрылся. — Нет уж, спасибо. Поверю тебе на слово. А теперь закрой багажник. Просто ужасная история. Джимми с силой захлопнул крышку. — Так ты поедешь к Бинки или нет? — спросил он. Она кивнула: — Конечно, поеду, но ты мне за это по гроб будешь обязан, мерзавец. Он обнял ее: — Ты у меня замечательная, Ширл. На таких земля держится. Она нахмурилась: — Не такая уж я и старушка, позволь заметить. Они обменялись улыбками, как обычно прекрасно понимая друг друга. — Стой-ка, нужно подождать Шерон. Я обещала подбросить ее, она собралась к своему парню. Я ведь могу везти ее и Томми зараз, так ведь? Ее муж улыбнулся: — Точно. А мне останется только найти этих двух болванов, Ганнера и Партриджа, и тогда я снова на коне. — Видишь, Джим? Одна голова хорошо, а две лучше. — Поживем — увидим, дорогуша. Бинки посмотрел на «мерс» и прищелкнул языком. Он не любил разбивать классные тачки и по возможности старался этого не делать, хотя заказчикам, естественно, рапортовал о точном выполнении заказа. Избавившись наконец от Ширли Пирс, он тщательно осмотрел машину. Тачка была шикарная. Потом он сделал несколько звонков, и теперь рядом с ним стоял потенциальный покупатель. — Как с ней поступишь? — спросил его Бинки. — Хорошая тачка, пробег небольшой. Я могу переделать ее до неузнаваемости за несколько дней. Сколько ты за нее хочешь? И главное, кто владелец? Бинки ухмыльнулся, при этом его маленькие глазки практически исчезли в складках мясистого лица. — Ты становишься слишком любопытным, Саймон. Какая тебе разница, кто владелец? Саймон пожал костлявыми плечами. В свои девятнадцать он стал профессионалом высшей пробы и знал себе цену. Меньше чем за минуту он мог угнать любую тачку с любого места. Самая изощренная сигнализация оказывалась против него бессильна — он родился угонщиком. И, в отличие от большинства ровесников, он стремился зарабатывать на своем таланте деньги, и серьезные деньги. — Я хочу это знать, чтобы не пытаться впарить тачку прежнему хозяину. У меня уже был такой случай, и в результате возникла куча проблем. Если человек хочет расколошматить машину, я хочу знать, какие у него на то причины. Саймон говорил совершенно серьезно, и толстяк объяснил: — Парень хочет избавиться от машины, чтобы получить страховку. Он очень обрадуется, когда этот шлюховоз исчезнет. Только тебе придется взламывать замок, он забрал ключи. Юнец хихикнул: — Да он тебя раскусил. Не доверяет тебе, так? Бинки засмеялся, но промолчал. В действительности Ширли предупредила: если машину не разобьют сегодня, тогда на ее месте окажется сам Бинки. Но угрозы не очень-то пугали толстяка. Если машина попадет в руки Саймона, можно считать, что она исчезла навсегда. Наверняка уйдет за границу — в конце концов, тачка совсем новая. — Надо посмотреть изнутри. Через двадцать пять секунд Саймон уже щелкнул замками. Бинки крякнул: — Руки у тебя золотые, Сай, ничего не скажешь. Саймон ухмыльнулся: — Практика, парень. Он открыл дверь и осмотрел салон: — Отличная кожа, но такая вонь, Бинки! Что в ней возили? Толстяк пожал плечами, отчего его огромный живот заколыхался: — Хрен его знает. Парень обошел машину и открыл багажник. Зловоние ударило им в нос, и они уставились на разлагающийся труп. — Черт, Бинки! Да уж, от такой тачки и впрямь стоит избавиться. Почему ты сам ее не проверил? — Саймон прижал ко рту носовой платок. — Гадость какая. Бинки уставился на труп своего старинного приятеля Томми Броутона и тяжело вздохнул: — Я запросто могу запихать его в одну из битых машин и смять в лепешку. Ты все еще хочешь эту машину, Сай? Тот затряс головой: — Да что я, чокнулся? Кто это хотя бы? Бинки развел руками: — Откуда мне знать? — Он захлопнул багажник и сплюнул в пыль: — Фу! Ну и вонища! Саймон отошел от машины, расстегнул пальто и стал размахивать полами, развеивая зловоние. — Забудь, Бинки. Не хочу лезть в такие дела. — Разумно. Я перегоню ее позже, когда стемнеет. Увидимся, приятель. Выезжая со двора на полной скорости, Саймон помахал рукой. Бинки вошел в гараж, который служил ему также и офисом. Стены там пестрели фотографиями девочек, на полу выстроились ряды пустых пивных бутылок. Бинки закурил сигару и выпустил дым через ноздри, чтобы прогнать омерзительный запах, застрявший в носу. Затем он набрал номер на мобильном телефоне. — Здорово, Бенни, это Бинки. У меня есть для тебя кое-что интересное. Заскочишь ко мне в гараж? Бинки намеревался немного заработать на этой машине. Кроме того, Томми Броутон был его приятелем. Бинки собирался разобраться, кто и за что пришил Томми. Глава 5 — Это был действительно Томми Броутон. По всему выходит, что убил его Патрик. Кейт слушала Бенджамина вполуха. Она уже и так догадалась, что за убийством стоял Патрик. Такой вывод вписывался в ту картинку происходящего, которую ей удалось составить. — Я велел Бинки расплющить машину в моем присутствии. Она принадлежала Джимми Пирсу — тот еще мерзавец. Он вместе с Томми участвовал в подставе, когда Патрик оказался крайним, так что у Пирса есть причины волноваться. Потерял двоих приятелей и нашел третьего, и все в течение суток. — Бордер хихикнул. — Будет знать, как иметь дело с крутыми парнями. Кейт помрачнела. Она всегда знала, что Патрик способен на убийство. Но сейчас и она замешана в убийстве, ведь ей известно, кто избавился от тела и каким образом это было сделано. Она также знает, почему убили Томми. Фактически она является соучастницей. При этой мысли Кейт почувствовала боль под ложечкой. Однако она знала, что пойдет до конца. Должна пойти до конца — ради Патрика. Она устало потерла глаза. Бенджамин замолчал. Он забыл, что Кейт не принадлежит к их кругу, что она легавая. Хотя она и действовала от имени Патрика, но не стала думать как он. Бенджамин внимательно посмотрел на Кейт: — Все нормально? Она кивнула. — Послушай, Кейт, раз Патрик сделал это, значит, по-другому было нельзя. — Да, конечно. Тело Томми уничтожено? — Никто никогда его больше не увидит, — пообещал Бенджамин. — Думаю, Патрик запихал его в тачку Пирса. Неплохая идея. Если хочешь кого-нибудь проучить, лучшего способа не придумать. — Как там эти двое? — Просто трясутся от страха, — ухмыльнулся Бенджамин. — Малыш Колин знает свое дело, держит их на коротком поводке. Надеюсь, скоро мы получим результаты. Борис ведь будет их искать, так? Обязательно будет. Нам нужно только дождаться, когда он проявится, и тогда мы захватим его врасплох. — А ты его не боишься? Он всех вокруг запугал. Здоровяк небрежно пожал плечами: — Я русских не боюсь. Они просто залетные ковбои, которые приехали в Лондон и собираются грести тут деньги лопатой. К черту их. Мы можем работать и с ними, и без них, мы свое дело знаем. Нет, я их не боюсь, Кейт, и Патрик их тоже никогда не боялся. — Насколько я понимаю, этот Борис — настоящий псих. — Послушай, то же самое говорят о Патрике и обо мне, но мы же не психи, — принялся объяснять Бенджамин. — Такая репутация — просто маска, которую мы надеваем, чтобы получить какие-то преимущества. Если у тебя, по общему мнению, плохо с головой, ты быстрее добиваешься своего и в некоторых пабах тебя обслужат первым. Вот и все. Кейт молчала. — Слушай, дай-ка я угощу тебя обедом. Похоже, тебе не помешает выпить чего-нибудь забористого. Она благодарно улыбнулась и последовала за Бенджамином в машину. Оба не подозревали, что за ними наблюдают. Наташа Линтен ошивалась в пабе «Сноп пшеницы» и была уже вдребезги пьяна. Залив в глотку очередную порцию рома, она почувствовала, что ее тошнит. Стиснув зубы, она пыталась сохранить равновесие, прислонившись к барной стойке. — Сядь-ка, крошка, пока не свалилась, — услышала она женский голос. Хозяйка паба, Марлин, добрая душа, к таким девицам относилась настороженно. Она знала, что Таша спит с мужиками за деньги. Как и большинство женщин, посещавших этот паб, Таша пользовалась в округе репутацией шлюхи и выглядела соответствующим образом. Со своими собранными на макушке и свисающими в разные стороны сальными волосами она напоминала пуделя, одета она была в легинсы с растянутыми коленками и обтягивающую майку. Весь ансамбль завершало кожаное пальто, которое, несомненно, знавало лучшие времена. Спотыкаясь, Таша добрела до ближайшего столика и плюхнулась на стул. Трое мужчин, сидевших за столиком, отодвинулись от нее, недвусмысленно показывая, что не собираются принимать ее в свою компанию и разговор. Таша была не настолько пьяна, чтобы не уловить этого движения. Она посмотрела в лицо мужчине, который сидел ближе всех. — В чем дело, Билли? — В ее голосе слышалась агрессия. — Отправляйся домой, Таша, ты в стельку пьяна, — сказал он с участием. — Иди домой к детям. — Нет у меня больше детей, эти вонючие козлы отобрали их у меня, — сказала она дрожащим голосом. — Давно следовало это сделать, если ты шлюха. — Сын Билли, Дэвид, произнес эту фразу внятно, словно Таша страдала тугоухостью. Она попыталась сфокусировать на нем взгляд: — Да пошел ты, парень. Я любила своих детей, просто боготворила. Таша относилась к числу тех отпетых лжецов, которые искренне верят в собственное вранье, особенно в пьяном виде. — Да твои бедные дети сейчас впервые в жизни живут нормально. Ты чертовски пьяна. Давай, вали отсюда. Не обращая на слова Дэвида никакого внимания, Таша вытащила из кармана пальто смятую пачку сигарет и закурила. Затянувшись, она сильно закашлялась и вытерла рот рукавом пальто. Мужчины смотрели на нее с нескрываемым отвращением. — Ничего у меня не осталось. Потеряла детей, потеряла своего парня… — Она готова была расплакаться. — Даже деньги мои отобрали. Чертовы опекуны, почему бы им не заняться действительно брошенными детьми? Моих-то чего трогать? Дэвид допил пиво и поднялся: — Еще по одной? Мужчины кивнули. — А мне бакарди, — заявила Таша. Дэвид нагнулся к ней и процедил: — А ты ни шиша не получишь. Проваливай отсюда, грязная шлюха. Она посмотрела ему в лицо и выдохнула: — Отвали, придурок. Нечего мне тут рассказывать, кто я такая. Я знаю, кто я такая, приятель, и мне нравится быть такой. Поэтому катись ко всем чертям. — Не смешите меня. Я все про вас знаю. Я про всех все знаю. — Она перевела взгляд с Дэвида на его отца и захихикала. — Я знаю, зачем вы, козлы старые, ходите на квартиру Сьюзи. Помни об этом, Билли Рейли. А теперь еще раз повторяю: мне бакарди. Она не отрывала глаз от Билли, и Дэвид внимательно посмотрел на отца. — О чем это она, пап? — Откуда мне знать? — с раздражением отмахнулся Билли. — Нажралась в стельку, тупая кобыла. Купи ты ей этот чертов бакарди, и она отвалит. Таша загоготала: — Отвалит, Билли? Я отвалю только тогда, когда сама захочу. — Она рыгнула и уставилась на третьего мужчину. — О, с нами сегодня сам Нонси Норман. Ты ведь будешь скучать по моим деткам, Норман? Где-то в глубине своего затуманенного алкоголем сознания Таша понимала, что зашла слишком далеко, но остановиться уже не могла. Сегодня она сведет кое с кем старые счеты. Когда она подсела к этим мужчинам, она искала компании, хотела просто поболтать, посмеяться, но их злобные выпады разбудили в ней мстительность. Сами виноваты, думала Таша. Дэвид чувствовал, как накаляется атмосфера, и переводил взгляд с отца на дядю. — Что она несет? Почему это ты будешь скучать по ее детям, Норм? Нонси Норман пожал плечами: — Откуда мне знать? Посмотри, в каком она состоянии. Отстань, Таша. Иди домой, девочка, и проспись. — Дэвид, ты принесешь нам выпивку или нет? — раздраженно спросил отец. Дэвид направился к бару и сделал заказ. Он видел, как Билли наклонился к Таше и угрожающе затряс пальцем перед самым ее лицом. Расслышать, что он ей говорит, было невозможно, но Таша отбросила его руку и с вызовом засмеялась. Дэвид вернулся к столу с тремя пинтами пива. — А где моя выпивка? — нагло осведомилась Таша. — Ничего ты не получишь. И вообще, отстанешь ты в конце концов? — Дэвид повернулся к Марлин, стоящей за стойкой. — Зачем ты пускаешь сюда всех этих шлюх? Вытирая полотенцем свои большие огрубевшие руки, хозяйка пробралась к столу и похлопала Ташу по плечу: — Ну, дорогуша, вызвать тебе такси? Марлин весила сто пятнадцать килограммов, и все знали, что удар у нее как у ирландского моряка. Если заправляешь пабом в неспокойном районе, подобная репутация не помешает, и Марлин в равной степени уважали и мужчины, и женщины, посещавшие ее заведение. Кроме того, как и все владельцы питейных заведений в округе, под стойкой она держала обрез. Таша грубо оттолкнула ее. — Отвали! Что это с тобой сегодня? — Она вытащила кошелек и с трудом его открыла. — У меня есть деньги. Я и сама могу купить себе выпивку. Женщина покачала головой: — Только не здесь. Тебе уже хватит. А теперь не заставляй меня вышвыривать тебя вон, дорогая. Мне правда не хочется этого делать. Марлин говорила вроде бы дружелюбно, но в ее словах и голосе слышалась угроза. Однако Таша была слишком пьяна, чтобы обращать внимание на такие тонкости. — Они забрали моих деток. Даже самого младшенького, как там его зовут, черт… Ну, ты знаешь, о ком я. Он такой хорошенький, прямо уже маленький мужчина. Марлин подхватила девицу под мышки, подняла со стула и поволокла к двери. — Все, дорогая, до завтра. — Не пускай сюда больше эту шлюху! А бедным детям хотя бы больше не придется жить с такой мамашей. Голос Дэвида донесся до сознания Таши сквозь алкогольный туман. Оттолкнув Марлин, она подбежала обратно к столу и заорала: — Постыдились бы! Давайте, старые козлы, расскажите парню, все расскажите о квартире Сьюзи, и посмотрим, как ему это понравится! Билли, словно подброшенный пружиной, вскочил со стула. Схватив Ташу за пучок на голове, он протащил ее через весь паб и выбросил через двойные двери на улицу. Она тяжело грохнулась на парковочную площадку, а он начал избивать ее ногами. Расправа продолжалась недолго — Дэвид и Марлин оттащили Билли. Окровавленная Таша осталась неподвижно лежать на земле. — Да что на тебя нашло, Билли? Девчонка спьяну несет чепуху, не надо на нее внимание обращать, — с осуждением сказала Марлин. Билли сплюнул на асфальт, тяжело дыша. — Черт, эта шлюха меня просто взбесила. Напилась вдрызг и болтает всякую чушь. Билли вернулся в паб, оставив сына. Дэвид стоял, уставившись на Ташу, уснувшую прямо там, где упала. — Я вызову для нее такси. Мне не нужны неприятности. — С этими словами Марлин тоже вернулась в паб. Дэвид смотрел на лежащую женщину: плохая кожа, гнилые зубы, остатки слишком густого макияжа на когда-то хорошеньком лице. Таша начала блевать и инстинктивно перевернулась на бок. Это зрелище вызвало спазмы и в желудке Дэвида. Он торопливо вернулся в заведение, где снова уселся за стол с отцом и дядей. Они пили пиво и болтали, но слова Таши весь вечер не выходили у Дэвида из головы. Эвелин протерла лицо Патрика прохладной влажной салфеткой и с радостью заметила, что его щеки приобрели более живой цвет. Она надеялась на успех операции: тогда все наконец смогут немного расслабиться и зажить прежней жизнью. В палату вошел молодой человек с медицинской картой и новой капельницей. Эвелин улыбнулась ему и достала вязанье. Медбрат сменил капельницу, записал данные о состоянии Патрика и удалился. Сидя за вязаньем, Эвелин сквозь стеклянные стены наблюдала за жизнью реанимационного отделения. Это было интереснее, чем просто смотреть на Патрика, который в его теперешнем состоянии не отличался общительностью. Она вязала себе джемпер, яркий красно-зеленый свободный джемпер на зиму. Нитка была двойная, чтобы при стирке не потерялась форма и чтобы сохранялось тепло. По мере того как Эвелин старела, она все хуже и хуже переносила холод — в отличие от Лиззи, своей внучки, которая порой расхаживала по снегу в открытых сандалиях! При этой мысли Эвелин улыбнулась и встала. Ноги ее затекли — еще один признак старости. На негнущихся ногах она вышла из отделения и направилась к автомату с чаем. Опуская деньги, она вновь заметила молодого медбрата, только теперь он был без белого халата и громко разговаривал по мобильнику, хотя повсюду бросались в глаза надписи с просьбой отключить мобильные телефоны, дабы не создавать помех в работе реанимационного оборудования. — Все нормально, приятель. Уже еду. Слушай, перестань ты волноваться. Все улажено. Что-то нехорошее слышалось в его голосе. Весь он был какой-то неправильный. Эвелин поняла, что медбрат не узнал ее, и благословила незаметность, которую, видимо, приобрела к старости. Бросившись обратно в отделение, она подбежала к столу, за которым сидела, просматривая записи, красивая молодая женщина. — Вы доктор? Девушка кивнула. На самом деле она была еще студенткой, но не любила в этом признаваться без особой нужды. — Не могли бы вы пойти взглянуть на моего зятя? Он очень болен, и, кажется, ему поставили не ту капельницу. Эвелин понимала, что ее слова звучат странно, но страх в ее голосе заставил девушку подняться и проследовать за ней в палату Патрика. Она проверила капельницу, прочитала записи и, взглянув на Эвелин, быстро вышла из палаты. Через пару минут к кровати уже бежали медсестры и врач. Закипела лихорадочная работа. Эвелин вышла к телефонному аппарату и позвонила Кейт. Она обливалась потом от страха и в то же время испытывала невероятное облегчение. Увидев Грейс, которая направлялась в ее сторону, она вздохнула. Только Грейс ей сейчас и не хватало. Вилли в полузабытьи лежал на койке. Он страшно устал и потерял ориентацию во времени из-за бессонницы и перенесенных лишений. Русские так ничего и не сказали ему ни о Патрике, ни о прочих обстоятельствах пропажи денег из клуба. Только выспрашивали его снова и снова о «Красотках» и о том, куда Патрик дел их деньги. Теперь начались пытки. Прижигание сигаретами Вилли еще мог вынести, но знал, что на следующем этапе они перейдут к глазам. Куда деваться — придется терпеть и это. Вилли сделал попытку посчитать дни своего заточения, но ему становилось все труднее концентрироваться. Сначала его кормили и обходились с ним вежливо, затем перешли к пыткам. Вилли был готов к этому, но ведь он уже не юноша, и в его возрасте переносить такое тяжеловато. Он решил, что если вырвется из лап Бориса живым, то отправится на покой. Уступит место парням помоложе, а с него уже достаточно. Услышав скрип открывающейся двери, Вилли постарался собрать волю в кулак. В руках у вошедших он увидел бутылку с водкой (от нее ожоги начинало нестерпимо жечь), пачку «Мальборо» и на сей раз еще и паяльную лампу. Вилли безнадежно вздохнул и закрыл глаза. Кейт торопилась в больницу, когда ее перехватила патологоанатом Лейла. — В чем дело, Лейла? Я страшно тороплюсь, — сказала Кейт. Резкость в ее голосе не укрылась от подруги. — Что-то случилось? Кейт покачала головой: — У меня нет времени сейчас объяснять, так что давай покороче. А лучше поговорим позже. — Мне кажется, я узнала имя мальчика, которого нашли на свалке. — Лейла заметила интерес Кейт и объяснила: — В Хартли, деревушке неподалеку отсюда, обнаружили мертвую девушку. Она умерла уже довольно давно. Думаю, это ее сын. Скорее всего, она выбросила его, а сама умерла от передозировки героина. Я сейчас сопоставляю ДНК, но я совершенно уверена, что это он. Из ее квартиры шел смрад, и наконец кто-то догадался вызвать полицию. Девушка умерла, прислонившись к батарее, так что каждый раз, когда включали отопление, она понемногу сгорала на ней. Вся изъеденная червями, зловонная… Ужасная смерть. Ей было двадцать три. Конечно, радоваться тут нечему, но теперь мы хотя бы можем закрыть дело. Видимо, она выбросила ребенка в мусорную машину, а потом покончила с собой. Кейт удивилась: — Значит, еще одна молодая мамаша вдруг ни с того ни с сего убивает своего ребенка? С каждым днем дело становится все более странным. Лейла пожала плечами: — Может, таково веяние времени? По крайней мере, теперь мы знаем, кто он, и можем его похоронить. — У этой девушки была семья? Лейла кивнула: — Да, она была младшей из шестерых детей. Похоже, все они на нее плевать хотели. — Значит, ее ребенок тоже скорее всего не знал ни любви, ни ухода. Бедный малыш. Лейла посмотрела в глаза Кейт и мягко произнесла: — Так или иначе, можно наконец закрыть это дело. Кейт открыла дверцу машины, и тут ее осенило: — Эта девушка под надзором социальной службы? — Думаю, да, — как наркоманка, состоящая на учете. А что? — Будь добра, попробуй найти фотографию ребенка, посмотри, есть ли на него досье. — О’кей. Мне в любом случае нужна фотография. Полиция Хартли как раз этим занимается. Кейт помахала рукой и села в машину. Лейла смотрела, как она выезжает со стоянки, и размышляла, чем же все это закончится. Возможно, мальчика, найденного на свалке, тоже использовали для педофильских фотографий. Похоже, именно об этом подумала Кейт. Не стоит удивляться, если так оно и окажется. Как говорит Дженни, за дозу героина наркоман способен продать все, в буквальном смысле все. Включая собственную плоть и кровь. Подавленная, Лейла медленно вернулась в здание полицейского управления. Какого черта они рожали этих детей, если на самом деле не хотели их? Многие люди задумываются об этом ежедневно. Патрику поставили капельницу с большой дозой морфия — достаточной, чтобы убить его. Благодаря Эвелин капельницу убрали еще до того, как смертоносный раствор попал в организм жертвы. Кейт смотрела на Патрика, думая о том, насколько он сейчас уязвим и как хорошо, что он не сознает собственной беспомощности. Она нежно погладила руку Патрика. Волоски на его руке пощекотали ее ладонь, и от этого знакомого ощущения она чуть не заплакала. На постель упала чья-то тень, и, обернувшись, Кейт увидела странную маленькую женщину, которая не отрывала взгляда от Патрика. — Вы что-то хотели? Женщина улыбнулась: — Я Майя, старинный друг Патрика. А вы, должно быть, Кейт? Кейт кивнула и протянула руку. Рукопожатие маленькой женщины оказалось неожиданно крепким. — Как он? — Не очень хорошо. Но он выздоровеет, я уверена. Женщина почувствовала тоску в голосе Кейт и ободряюще погладила ее руку: — Он очень сильный. Всегда был сильнее, чем думали окружающие. Но не потому, что бесчувственный, — сердце у него доброе. Если это в человеческих силах, он выкарабкается. Майя плюхнулась на пластмассовый стул. Ее ноги едва доставали до пола. — Я помню времена его юности — он уже тогда имел определенный вес в криминальном мире. Было ясно: Патрик Келли далеко пойдет. — Майя широко улыбнулась. — Милый мальчик. Я очень давно знаю его семью. А кстати, где Грейс? Я ожидала увидеть ее здесь в неусыпном бдении у постели больного. — Честно говоря, когда я появляюсь, она тут же уходит. И возвращается, только когда меня нет. — Значит, ничего не изменилось? — Майя хихикнула. — Рене, его жена, любила доводить Грейс до белого каления — высмеивала собственнический инстинкт Грейс по отношению к Патрику. Но потом, думаю, Рене обо всем догадалась. Кейт заинтересовалась: — Догадалась, о чем? — О том, что Грейс — мать Патрика. Когда он родился, ей было всего пятнадцать, и поэтому бабушка Патрика его усыновила. Так многие семьи поступали в то время. Кейт недоверчиво уставилась на Майю: — Это просто сплетни. — Возможно, но многие уверены, что это правда. До меня слухи дошли много лет назад, когда умерла мать Патрика. Он ужасно горевал, очень ее любил. Но именно тогда я впервые услышала, что в действительности она была ему не матерью, а бабушкой. Я никогда не расспрашивала его о таких интимных вещах. Вы ведь не скажете ему о нашем разговоре, правда? Не знаю, догадывался ли сам Патрик, кто есть кто. Вас никогда не удивляла разница в возрасте между ним и его сестрами? Кейт не ответила. Неужели Патрик скрывал от нее правду о себе? Обида поразила ее в самое сердце. А внутренний голос спрашивал: о чем же еще Патрик не захотел рассказать? В дверь деликатно постучали. В палату вошел Бенджамин Бордер в сопровождении столь же могучего чернокожего молодца. — Как дела, Майя? Сколько лет, сколько зим. — Бенджамин взглянул на Кейт и пояснил: — Это Эвертон, он какое-то время присмотрит за Патриком. О’кей? Майя нахмурилась: — С каких это пор ему понадобилась нянька? Что здесь происходит? Бенджамин улыбнулся с беспечным видом: — Оставь черные мысли, Майя. Мы сделали бы то же самое для любого такого парня, как Пэт. Эвертон будет выполнять мелкие поручения тех, кто придет навестить Патрика. Чай, кофе, сандвич. Мелочи всякие. Просто дружеский жест. Майя улыбнулась, но слова Бенджамина ее явно не убедили. Она вновь посмотрела на Патрика и грустно произнесла: — Бедный Патрик, как ужасно для сильного человека оказаться в таком положении. Бенджамин увлек Кейт за дверь. — Что за дерьмо, Кейт?! Оказывается, для него собираются организовать полицейскую защиту. Как раз это ему сейчас нужно меньше всего. Постарайся похоронить эту идею, и как можно скорей, договорились? За Патриком должны присматривать те, кто знает, что к чему, — те, кому платим только мы. В полиции далеко не всем можно верить. Она кивнула: — Я поговорю с Ретчетом. Но я должна предупредить тебя, Бен: с каждым днем договариваться с ним становится для меня все труднее. И когда же наконец этот русский ублюдок высунет нос? Бенджамин погладил ее по плечу: — Я знаю, девочка, как тебе трудно, но по крайней мере у нас есть общая цель — помочь Патрику. Я организовал наблюдение за домом в Реттендене, но ни единой души там не появилось, все абсолютно тихо. Они хитры, чертовски хитры. Они какое-то время помолчали, затем Бенджамин произнес: — Тебе нужно хорошенько выспаться и как следует поесть. Она печально улыбнулась и тихо сказала: — Мне нужно много вещей, которых я не могу получить, Бен. Одна из них — Патрик Келли. — Я разберусь со всем этим, Кейт. Обещаю. Он постарался вложить в свои слова больше уверенности, чем на самом деле чувствовал. Ему нравилась эта женщина, в ней была сила. Пусть даже Кейт Берроуз работает в полиции, но она человек что надо. Бен знал точно: попади он вдруг в заварушку — хорошо будет иметь ее в своей команде. Не говоря уже о том, что со временем, возможно, Кейт тоже сможет оказать ему услугу. Надо уметь смотреть вперед, особенно в таком бизнесе. Колин выглянул в окно и увидел, что к воротам подъехал большой белый фургон. Собаки тут же кинулись к воротам с громким лаем, и он любовался ими со своего наблюдательного пункта. Безупречные животные. Они наводили ужас на людей и производили много шума, то есть обладали всеми теми качествами, которыми должна обладать хорошая сторожевая собака. Обучены нападать, но только по команде. Колин знал: неправильное воспитание собаки приводит к скверным последствиям. Некоторые глупые люди поняли то же самое лишь ценой собственной жизни. Многие собаки могут напасть на хозяина. Это общеизвестный факт. Дурная репутация в данном отношении у кавказских овчарок. Но он-то знал, что если собаку любить и никогда ее не обижать, она станет твоим другом на всю жизнь. Колин любил своих животных и никогда их не обижал. А они, в свою очередь, обожали его и обеспечивали ему безбедное существование. Многие крутые авторитеты покупали у Колина обученных собак. Они знали, что получают первоклассный товар, даже специалисты Минобороны не смогли бы подготовить пса лучше. Колин обучал собак, разговаривая с ними, как с людьми. В ответ животные были готовы умереть за него или за новых хозяев. Брали у Колина псов и для различных сомнительных дел. Колин считался гениальным воспитателем собак и этой репутацией очень дорожил. Его не волновали грязные шуточки, когда он появлялся в людных местах со своей девочкой Розали. Из белого фургона вышли трое мужчин, и Колин залюбовался тем, как угрожающе вздыбилась шерсть на загривках у собак. Когда он заметил автоматы в руках у незнакомцев, глаза его расширились, а когда незваные гости открыли стрельбу по собакам, он бросился во двор, ни секунды не думая о себе. Ворота висели на одной петле, а его драгоценные собаки все валялись на земле, мертвые или умирающие. — Вы, ублюдки! Слезы душили Колина. Он был слишком поражен жутким видом побоища, слишком убит горем, чтобы испытывать страх. Автоматная стрельба оглушила его, теперь же, в наступившей тишине, он слышал гул автомобильного движения на шоссе. Он увидел женщину, катившую детскую коляску. Женщина старалась не смотреть в его сторону и заторопилась прочь. Затем Колин увидел, что мужчины входят в контейнер, не удостоив его даже взглядом. Подбежав к своей машине, Колин открыл багажник. Внутри лежал автомат АК-47, который Колин держал у себя по просьбе друга. Он едва успел поднять оружие к плечу, как прозвучал одиночный выстрел, и пуля, угодившая в живот, подбросила его и швырнула на проволочную ограду. Колин тяжело рухнул на проволоку, зацепился за нее джемпером и повис, дергаясь в агонии. Двор представлял собой ужасное зрелище, настоящую бойню. Джеки Ганнер в изумлении качал головой, когда они шли к белому фургону. — Черт, Джоуи! Ситуация выходит из-под контроля. Партридж не ответил, размышляя о том, почему их спасители даже не попытались снять с них наручники. У него возникло смутное подозрение, что, избежав горячей сковороды, они неуклонно приближались к открытому пламени. Глава 6 Сьюзи Харрингтон, высокая блондинка, красотой не отличалась, но жизнерадостное лицо привлекало к ней людей. Сьюзи неплохо зарабатывала, торгуя недвижимостью, — это был общеизвестный факт. Но она также проворачивала и кое-какие другие делишки, о которых мало кто знал, всегда могла достать травку, несколько доз экстази или порцию высококлассного кокаина. Все эти разнообразные занятия обеспечивали ей безбедное существование, и она хорошо одевалась, имела красивую машину, разъезжала по заграницам. Ее богато отделанная квартира блистала чистотой. Своим жилищем она по-настоящему гордилась, ведь квартира представляла собой наглядное свидетельство ее нынешнего статуса. Сегодня она была одета просто сногсшибательно. Она не имела иллюзий по поводу своей внешности, зато одевалась со вкусом. В синем костюме, тончайших чулках и черных замшевых туфлях, с замшевой же сумочкой в руках она выглядела шикарно и в то же время утонченно. Длинные светлые волосы она скромно собрала в пучок на затылке, макияж наложила продуманно и тщательно. Она открыла дверцу своего «БМВ» и дружески помахала рукой соседке: — Как дела, Шейла? — Все нормально, Сьюзи. Классно выглядишь. Собралась в крутое место? Сьюзи кивнула и впорхнула в машину. Дэвид Рейли, нахмурившись, следил за ней со своего наблюдательного пункта на углу дома напротив. Когда Сьюзи отъехала, он закурил и продолжал еще какое-то время стоять, не отрывая взгляда от ее подъезда и отмечая в памяти всех, кто входил и выходил. Роберт Бейтман наблюдал за детьми, игравшими на полу. Кэти Коллинз явно нервничала, и он ободряюще ей улыбнулся. — А где Ребекка? — спросил он. — Играет где-то на улице. — Я могу ее увидеть? Ты же знаешь, чтобы написать отчет, я должен своими глазами увидеть всех детей. Ее глаза наполнились слезами: — Она у моей подруги. — Какой подруги? — вежливо осведомился Роберт. Кэти вскочила со стула. — Черт побери, Роберт, с какой стати ты мне допрос устраиваешь? Что еще за испанская инквизиция? В чем проблема? — Она дрожала от волнения, вновь и вновь нервным движением проводя рукой по губам. — Что на этот раз? Морфий, кокаин, что? — Героин, как обычно, если тебе так уж интересно. У меня сегодня депрессия, вот почему я позволила ей остаться у моей подруги. — Так кто эта подруга? Кэти облизнула пересохшие губы и окинула комнату затравленным взглядом. — В последний раз спрашиваю, Кэти, где ребенок? Кэти встала и пошла на кухню. — Она в гостях у моей подруги. Сколько можно повторять? Роберт терпеливо прикрыл глаза: — Так что же это за подруга? Кэти стояла на пороге кухни, нервно потирая нос. — Ты ее не знаешь, она живет рядом с моей мамой. — Начав придумывать историю, она оживилась. — Мы были подругами в школе. Она предложила взять нашу Бекки на несколько дней, чтобы я могла немного отдохнуть, вот и все. Роберт улыбался: — Так как же ее зовут? — Лиза Бак. Жестом упрямого ребенка Кэти откинула со лба волосы, вернулась на кухню, наполнила чайник и с грохотом поставила его на плиту. Роберт переспросил: — Лиза Бак? В его голосе звучало недоверие. — Спроси мою маму, если мне не веришь. Роберт последовал за Кэти на кухню и, прислонившись к дверному косяку, серьезно произнес: — Не беспокойся, обязательно спрошу. Шерон Палистер было очень больно. Положив руку на горло, она нащупала там зияющую дыру. От ужаса она не могла даже плакать. Женщина, ранившая Шерон, наблюдала за ней, оставаясь совершенно безучастной к ее мучениям. Когда Шерон потянулась к телефону, женщина пнула ее под ребра. Склонившись над жертвой, она приблизила свое чересчур накрашенное лицо почти вплотную к лицу Шерон. — Ты меня уже достала, поняла? Вместо того чтобы просто сдохнуть, еще пытаешься рыпаться. Шерон шепотом взмолилась: — Пожалуйста… Прошу вас, не убивайте меня. Женщина издевательски рассмеялась. Пройдя в спальню, она вынула из кроватки маленького мальчика и вернулась к его матери. Ребенок зашевелился. Она покачала его, устраивая поудобнее, и ласково чмокнула в пушистую макушку. Шерон видела, как жизнь вместе с кровью вытекает из ее тела через многочисленные раны, и почувствовала, что теряет сознание. — Попрощайся со своей мамулей, крошка. Женщина подняла ручку ребенка и помахала ею. Затем, выдернув из розетки телефонный провод, она открыла дверь квартиры и исчезла. От страха за ребенка сердце Шерон заколотилось. Каким-то чудом она сумела дотянуться до розетки и воткнуть вилку обратно. Телефон тут же зазвонил. Но сил снять трубку у Шерон уже не осталось. Она закрыла глаза и смирилась с тем, что умрет в одиночестве. Лукас Броунинг снова проводил «собеседование». На сей раз перед ним сидела молоденькая девушка, наверняка еще школьница. Слушая ее прерывающийся голос, он окинул ее беглым взглядом. Она его возбуждала. В ее глазах он увидел отвращение, и это обозлило его. Он чуть привстал и громко пукнул, с наслаждением наблюдая, как девушка борется с тошнотой. — Ты уже работала в этом бизнесе? Она кивнула, но уже не так уверенно, как поначалу, когда впорхнула сюда. Он видел сотни таких, как она: школьницы, которых совратили в двенадцать и которые уже в раннем возрасте имели совершенно извращенное понятие о том, зачем действительно нужен секс. Проституция казалась им шикарной и увлекательной профессией, способом уйти из дома и зарабатывать хорошие деньги. Черт, как ему все это надоело. Он раздвинул свои массивные голые ноги и увидел, как она уставилась на его вялый член. Лукас подавил смех. Ему нравилось пугать ее. Она-то думала, что ей предстоит спать с красавцами бизнесменами, а те будут осыпать ее подарками и влюбляться в нее, пока она не ответит одному из них взаимностью. Лукас каждый день благодарил Господа Бога за американское телевидение, за фильмы, полные сентиментального дерьма. После такого толчка глупые малолетние шлюшки как раз и принимали нужные позы, дабы приносить ему деньги. Да и по внешности эта девушка вовсе не Джулия Робертс, хотя сама она, несомненно, очень высокого о себе мнения. Неужели они не понимают, что им придется спать со всеми, у кого есть деньги? С молодыми, старыми, с вонючими уродами… Лукас мягко улыбнулся: — Мы требуем от наших девушек опыта в куннилингусе, то есть попросту в сосании члена, а также в анальном сексе. Вот где настоящие бабки. Часто я сам испытываю девушек — я должен оценить их и понять, где их лучше всего использовать. Надеюсь, ты знаешь, что такое безопасный секс? Она не ответила. Ее лицо приобрело зеленоватый оттенок, и он вновь едва сдержал смех. Заметив, как она бросила затравленный взгляд в сторону двери, он ухмыльнулся: — Дорогая моя, ты выйдешь отсюда не раньше, чем я тебе позволю, поняла? Гостья Лукаса по-настоящему испугалась. Страх смыл с ее лица поверхностную взрослость, и теперь она выглядела той, кем и была в действительности: маленькой девочкой, чересчур густо накрашенной в своих попытках выглядеть взрослой женщиной. Наихудший тип шлюхи. — Сколько тебе лет? — Тринадцать с половиной. Лукас загоготал: — С половиной? Тринадцать с половиной? Для большинства моих клиентов ты уже слишком стара. Но, думаю, я смогу тебя куда-нибудь пристроить. Ты говорила о своих планах с родителями? Они знают, где ты сейчас? Девушка помотала головой. — Они думают, что я в школе, — прошептала она. — Откуда ты? — Лейчестер. Он улыбнулся: — Я узнал этот акцент. Так когда ты должна быть дома? Она не ответила. Он долго разглядывал ее: — Ты на попечении, детка? Можешь мне не врать — все равно я узнаю. Она едва заметно кивнула. Он вновь оскалил зубы в улыбке: — Так что же ты сразу не сказала? У меня полно таких, как ты, и я хорошо о них забочусь, можешь мне поверить. Он взял свою палку и постучал ею по потолку. Через минуту в комнату вошел пожилой мужчина. Девушка со страхом посмотрела на него. — Возьми ее, Пити. Похоже, цыпленок готов попасть в супчик. Смой штукатурку и посмотри, что под ней. Затем, пристально глядя на девочку, сказал: — Ведь ты этого хотела, дорогуша? Как же приятно получать то, чего хочешь! Пити со смехом потащил девушку из комнаты. Наблюдая, как она извивается в его руках, Лукас удовлетворенно вздохнул. Она станет хорошей маленькой работягой, в этом нет никаких сомнений. Дети, состоявшие на попечении, были лишены всякой ненужной щепетильности еще задолго до того, как попадали к Лукасу. За государственную систему социального обеспечения Лукас не забывал помолиться каждую неделю. Керри Элстон наблюдала, как остальные женщины принимают душ и прихорашиваются перед приходом посетителей. Ее собственные упитанные телеса постепенно опадали, поскольку ей становилось все труднее заставлять себя есть те помои, которые здесь назывались едой. — Опять не собираешься мыться, грязная шлюха? — визгливо обратилась к Керри хилая остроглазая женщина. Керри не ответила ей, зная, что отвечать бесполезно. Она попыталась выскользнуть из душевой. — В чем дело, дура? Или мы тут все слишком старые для тебя, а? Хочешь посмотреть фотографии моих детей? Сразу почувствуешь себя как дома, жирная скотина! Осознав смысл слов этой женщины, Керри почувствовала, как страх холодной рукой сжимает ее внутренности. Она огляделась — не слышал ли ее выпада кто-нибудь еще? Никто не обращал на них никакого внимания. Она заторопилась обратно в свою камеру. Однако там ее уже ждали. Горячая вода ударила Керри в лицо, ослепила, повалила на пол. Ручки от швабр обрушились на ее распростертое тело с явным намерением переломать кости. Лежа на полу, скрючившись от страха и боли, она услышала тихое хихиканье. Смеялась надзирательница, наблюдавшая за происходящим через глазок в тяжелой металлической двери. Керри тотчас же поняла, кто рассказал, за что ее сюда посадили. Надеяться на помощь не стоило, и она зарыдала от отчаяния. — Керри избили в тюрьме. Слышала? Дженни мрачно усмехнулась: — Этого следовало ожидать, так ведь? — Думаю, да. Состояние тяжелое — ожоги и побои. Говорят, жестоко ее отметелили, но так всегда поступают с теми, кто сидит за сексуальные домогательства. Думаю, ее заложил кто-то из тюремщиков. — Она получила по заслугам, — хмыкнула Дженни. — Теперь, может, сговорчивее станет. — Будем надеяться. Кейт закурила, глубоко затянулась и спросила: — Что еще нового? — Только схожу за кофе и все расскажу. Ты пока здесь? — Да, у меня есть немного времени, так что давай выпьем кофе и поболтаем. Хочу сегодня еще раз попытаться расколоть Джереми Бленкли. Вдруг то, что случилось с Керри, поможет его убедить, а? — Возможно. Принести тебе сандвич или еще чего-нибудь? — О’кей. Кейт улыбалась, глядя, как ее подруга удаляется, громко топая. Дженни нравилась ей — большая женщина во всех отношениях. Ширококостная, невероятно массивная и с огромным сердцем. Дженни была верным другом, а именно в таком друге Кейт сейчас остро нуждалась. В кабинет вошел Голдинг и закрыл за собой дверь. Кейт вопросительно взглянула на него. — Чем могу помочь? — В ее голосе прозвучал сарказм, не укрывшийся от внимания Голдинга. — Мэм, сегодня в Ист-Энде застрелен молодой человек по имени Колин Форбс. Он занимался обучением собак. Думаю, вам следует об этом знать. — Последнюю фразу Голдинг произнес с особым значением. — Что ты имеешь в виду? Он улыбнулся, и улыбка совершенно преобразила его лицо. — Я не знал, что вы работаете с Бенджамином Бордером, мэм. Он мой старинный приятель. Голдинг вышел из кабинета, и Кейт снова подивилась тому, насколько тесны связи между полицейскими и преступным миром. Конечно, вряд ли она может здесь что-то изменить, остается просто принять все как данность. Но она никогда не перестанет удивляться такому положению вещей. А взять ее собственную жизнь! Смысл сказанного Голдингом не сразу проник в ее сознание, а когда она наконец поняла, что случилось, то громко застонала. Выходит, она потеряла своих заложников, Джеки Ганнера и Джоуи Партриджа. И Колин, бедный мальчик — он заплатил слишком высокую цену за то, что согласился им помочь. Однако пути назад у нее не было. Слишком далеко она зашла. Когда Дженни вернулась с кофе и едой, она увидела перед собой совсем другую Кейт, напряженную и встревоженную, и задалась вопросом — какие перемены могли случиться за пятнадцать минут ее отсутствия? Джереми Бленкли сразу уловил смену настроения Кейт. Когда она вошла в комнату для допросов, то первым делом отправила молодого надзирателя на обед. Ее лицо, обычно открытое и доброжелательное, стало холодным и замкнутым. Она явно с трудом держала себя в руках. — Керри Элстон получила сегодня серьезные травмы в женской тюрьме «Челмсфорд», — без обиняков заявила Кейт. — Заключенные узнали, за что она сидит. Кейт испытала невыразимое удовольствие при виде того, как побледнел Бленкли. — Итак, тебе лучше решить, будешь ты говорить или нет. Будь умницей, и, может быть, — повторяю, может быть! — я распоряжусь, чтобы тебя изолировали от других заключенных. Джереми уставился на нее пустыми глазами. — Мне нужны имена, факты, даты, нужны сегодня. Я хочу знать все о твоем брате и о том, чем вы оба с ним занимались. Насколько я понимаю, у вас было много общего — главным образом любовь к маленьким детям. Но сначала я оставлю тебя на несколько минут с моими младшими офицерами. Один из них занимается бодибилдингом, другой тренирует наших сотрудников. Они дадут тебе некоторое представление о том, что тебя ожидает в тюрьме для взрослых мальчиков. Еще раз советую тебе хорошенько подумать, ибо мое терпение лопнуло. Дверь распахнулась, вошли двое улыбающихся мужчин. Джереми увидел мускулы и сверкающие зубы. Он окликнул Кейт, но та даже не обернулась, заперла дверь снаружи и медленно направилась в столовую. Когда она проходила мимо своей команды, ее люди понимающе заулыбались. В душе она стыдилась того, что сделала, и в то же время испытывала удовлетворение. Бленкли получил по заслугам, и в том новом мире, в котором она теперь обитала, это казалось совершенно естественным. Обратного пути для нее теперь нет. Она переступила через все мыслимые границы, нарушила все существующие принципы. Теперь ей остается только идти до конца. Она пила кофе, курила и пыталась представить себе лицо Патрика. Дженни провела Роберта в свой кабинет. — Чем мы можем вам помочь? — осведомилась она с улыбкой. Ей был симпатичен этот человек. — Я надеялся поговорить с мисс Берроуз, — вежливо ответил он. — Она сейчас загружена по горло, — сказала Дженни. — Боюсь, придется вам довольствоваться мной. Садитесь и рассказывайте, что случилось. — Одна из моих подопечных, Кэти Коллинз… Мне кажется, она что-то сделала со своей младшей дочерью, Ребеккой. Я не могу сказать, где сейчас ребенок, я не могу доказать, что с девочкой случилось неладное. По словам Кэти, она оставила ребенка погостить у некой Лизы Бак. Роберт покусывал губы, явно нервничая. — Кэти — наркоманка, как и многие мои подопечные. У нее четверо детей, и ее проблемы начинаются с того самого момента, как она встает утром с постели. Жизнь ее — настоящий кошмар, хотя каким-то образом ей пока удается существовать. Но у меня нехорошие предчувствия по поводу ее дочери Ребекки. — Она признает, что ребенок пропал? Он покачал головой: — Нет. Она утверждает, будто ребенок жив и здоров. Я отправился к этой Лизе Бак домой — она, несомненно, вполне реальная личность, однако никто не знает, где она сейчас. Дверь мне не открыли, никто не видел Лизу уже несколько дней. Это приватизированный муниципальный дом, довольно ухоженный. Дом заперт, и соседи говорят, что хозяйка уехала в отпуск. Я уверен: ребенка Кэти с ней нет. — Хотите, чтобы мы это проверили? Роберт кивнул: — Да, хочу. Кэти практически все время находится под действием наркотиков, но она неплохой человек. Дженни подняла брови. — Да-да, неплохой, — с нажимом повторил Роберт. — Этих женщин вечно пытаются изобразить исчадиями ада. У Кэти есть проблемы, я этого не отрицаю, но по-своему она любит своих детей. — Думаю, надо проведать эту Кэти. Реплика прозвучала угрожающе, но, заметив грустный взгляд Роберта, Дженни смягчилась: — Послушайте, Роберт, я знаю, как вы переживаете за девушек, с которыми работаете. Я восхищаюсь вашей добротой и тем, что вы отдаете своей работе все силы. Но если ребенок пропадает, мы должны выяснить, что с ним случилось. Он кивнул: — Знаю, поэтому и пришел к вам. — Не переживайте. Вы поступили абсолютно правильно. Он медленно поднялся. — Надеюсь, я зря паникую и ребенок действительно у Лизы Бак. Но мне почему-то кажется, что это не так. Роберт выглядел совершенно подавленным, и Дженни почувствовала внезапный прилив симпатии к нему. — Вы знаете, какой вы хороший человек? Он застенчиво заулыбался: — Вот и они мне то же самое говорят. Теперь у Вилли появилась компания. Джеки Ганнер и Джоуи Партридж тоже гостили у русских. Глядя друг на друга, все трое задавали себе вопрос, как же, черт возьми, им отсюда выбраться. Джоуи лежал на полу, руки его невыносимо болели от многодневного пребывания в наручниках. Он знал, что стоит потуже затянуть браслеты — и вскоре начнется гангрена. Судя по ужасающему состоянию Вилли, эти русские еще и не то могли сделать. В отличие от Джеки и Джоуи Вилли не был закован в наручники. — Смотрите-ка, кто пришел меня навестить, — сказал Вилли хрипло, словно до этого не разговаривал несколько месяцев. — Кому же вы так насолили? Джеки Ганнер не мог ответить. Его лицо невероятно распухло от меткого удара кованым ботинком. С того места, где он лежал, ему были видны ожоги на ногах Вилли, и запах горелой плоти вызывал у него приступы тошноты. Джеки и Джоуи влипли, серьезно влипли, и оба отдавали себе в этом отчет. Угроза исходила не только от Бориса, но и от человека, который сейчас, сидя на кровати, задумчиво их созерцал. У Вилли Гэбни имелся к ним особый счет, и оба знали, что, пока он жив, им несдобровать, а его раны и ожоги не делают Гэбни безопаснее. Они боялись Вилли больше, чем русских. Лукас Броунинг и Сьюзи Харрингтон дружили с незапамятных пор. Сбежав в пятнадцать лет из дома, Сьюзи начала работать у Лукаса, к которому ее привела подруга. С тех пор парочка прекрасно ладила. Сьюзи была из тех немногих людей, к которым Лукас испытывал искреннюю симпатию, видя в ней родственную душу. Оба презирали мораль, оба не терпели никакого вмешательства в свою личную жизнь или бизнес. Лукас использовал Сьюзи и наоборот, так как у каждого имелись связи, полезные и для другого. Такая дружба во всех отношениях устраивала обоих. — Отлично выглядишь, Сьюзи. Она широко улыбнулась: — А ты выглядишь отвратительно, и воняет от тебя еще сильнее, Лукас. Ты не меняешься. Из его горла вырвалось громкое довольное ржание. — Только у тебя хватает духу вслух говорить мне такое! — Сделать чайку? — предложила Сьюзи. — Может, сообразим чего-нибудь покрепче? — ухмыльнулся Лукас. — У меня в спальне ящик виски, двенадцать лет выдержки. — Не откажусь, приятель. Пойду сама принесу, а то ты и за неделю туда не дотащишься. Ты жиреешь на глазах, Лукас, тебе следует последить за собой. Знаешь ведь: лишний вес — нагрузка на сердце и все такое. Громко сопя, он закурил косяк. — Больше бывать на улице… — продолжала Сьюзи. — Отстань, Сьюз, — оборвал он ее. — Тоже мне мамочка нашлась! Зайдя в спальню, гостья подняла брови: на кровати лежала полуголая девица и крепко спала. — А это еще кто? Лукас махнул рукой: — Да так. Испытываю новый наркотик, рогипнол. Кажется, классная штука. Стоит подмешать в алкоголь, и телки делают абсолютно все. Но лучше всего то, что они потом долго ничего не помнят. Если вообще смогут когда-нибудь вспомнить, конечно. Подумываю использовать эту штуку для особых фильмов, ну, ты понимаешь. Сьюзи кивнула, потеряв интерес к разговору, и попыталась обнаружить в шкафчике два чистых стакана. — Боже, ты хоть когда-нибудь здесь убираешься? — Ты же знаешь, что нет. Это часть моего имиджа, — одышливо засмеялся Лукас. — А теперь выкладывай, зачем я тебе вдруг понадобился? Она плеснула им обоим порядочную порцию виски, взяла у него косяк, глубоко затянулась и заявила: — У меня есть неплохая идея, как можно хорошо подзаработать. Думаю, стоит довести ее до крутых ребят. Он глотнул виски. — Что такое? Сьюзи несколько секунд разглядывала его, прежде чем тихо ответить: — Детишки, маленькие детишки. Фотографии и все такое. У меня уже есть целая сеть мамаш, с которыми я договариваюсь об использовании их детей для фотографий. Все это началось случайно. Она откинулась на спинку стула, устраиваясь поудобнее. — У меня есть кое-какой бизнес в районе, где я живу, и одна из моих постоянных покупательниц пришла как-то и попросила дать ей немного товара в кредит. Ну, ты знаешь, как это делается: нужно втянуть их в долги, тогда они будут постоянно к тебе приходить. В общем, ей позарез требовалась наркота, и она рассказала мне об одной девице по соседству, которая позволяла фотографировать своих детей. Я слегка охренела, но не настолько, чтобы это помешало мне действовать. Короче, я выяснила, о ком речь, и наведалась к ней. На ней я зарабатывала гроши, но теперь я в этом бизнесе освоилась, и настало время делать большие дела. У меня есть материал на пленке и на дисках, так что уже можно выходить на широкий рынок. Мне нужны контакты за границей. Эти детки такие хорошенькие — белокурые, голубоглазые ангелочки, проблема только в том, что мамаши просят за них большие бабки. Лукас явно заинтересовался. Она наклонилась к нему: — У меня на примете есть несколько взрослых, которые готовы поучаствовать в процессе, и тебе остается лишь вытащить золотую рыбку! Эта рыбка — я. Я чую здесь бабки, большие бабки. Лукас уловил возбуждение в ее голосе. — Ты, малышка Сьюзи, самое порочное создание в нашем порочном мире. Это было сказано с нескрываемым восхищением. Смеясь, она с гордостью ответила ему: — Да, я знаю. Правда, идея отличная? Если мы сможем организовать сбыт, то будем зашибать действительно большие бабки. Посмотри правде в глаза, Лук: даже рекламщики знают истинную ценность детей. Это новый рынок. Мы добрались наконец-то до золотого дна. Она не сказала Лукасу о том, что некоторые ее партнеры уже сидят в тюрьме, ожидая суда. Сьюзи знала: ее не сдадут. Толстяк одним глотком осушил свой стакан и налил еще виски. — Думаю, что знаю подходящего парня. Он славный малый, и у него полно связей в кинематографии. Оба загоготали. — Но у меня есть одна проблема, Лукас. Голос Сьюзи стал серьезным, и толстяк моментально на это отреагировал. С мерзкой улыбочкой он сказал: — Понятно. Наконец мы переходим к настоящей причине, по которой ты хочешь меня во все это втянуть. — Черт, до чего же противным ты иногда бываешь, — проворчала Сьюзи. — По правде говоря, Лукас, рано или поздно я все равно пришла бы к тебе. Я всегда к тебе прихожу, так ведь? Он кивнул, соглашаясь, и вновь спросил: — Так в чем проблема? Она неуверенно хихикнула: — Я потеряла ребенка. Лукас долго ее рассматривал. — Чего? — спросил он наконец недоверчиво. — Ты слышал, что я сказала. Я потеряла ребенка. Вся его туша затряслась в приступе кашля. Брызгая слюной и виски, он прорычал: — Как ты умудрилась, черт возьми! Сьюзи вновь расслабленно откинулась на спинку стула. — Я отдала девчонку парню по имени Стенли Эйкомб, и он с ней слинял. С мамашей я пока договорилась, но не знаю, надолго ли. Она сидит на героине — просто кусок дерьма. Лукас поднял бровь: — Так-так… Насколько я понимаю, ты хочешь, чтобы я вернул ребенка? Она кивнула. Лукас вновь отхлебнул из стакана. — Будем считать, что я это уже сделал. Но на будущее, Сьюзи, раз уж я в доле, никогда не оставляй детей с клиентами одних. Договорились? Она согласилась, испытывая огромное облегчение. Во-первых, она уладила проблему, а во-вторых, теперь у нее имеется поддержка. Серьезная поддержка, которая даст толчок ее дальнейшей карьере. — За наш успех, Лук. Они чокнулись. — А теперь сделай одолжение, прикрой своего маленького дружка. Он выглядит как мышонок, уснувший между двух картошек. И они снова загоготали. Кейт не отрываясь смотрела в глаза Джереми Бленкли и ничего не чувствовала. Ни капли жалости. Перед ее глазами все время стояли те ужасные фотографии. Бленкли лежал на полу камеры, избитый, покрытый синяками. Она знала: еще несколько дней он будет мочиться кровью и никто и не подумает вызвать ему врача. Лицо его распухло до неузнаваемости, говорить он почти не мог. Одна его рука безвольно вытянулась вдоль тела, и Кейт подумала, что у него перелом. Но он поднял эту руку и утер слезы, тихо катившиеся из глаз. — Ты получил лишь некоторое представление о том, как тебе будет доставаться ежедневно, если ты отправишься за решетку без нашей защиты. Если тебе понравилось, можешь молчать и дальше. Бленкли ничего не ответил, и к нему подошел Голдинг. Глядя сверху вниз на распростертое тело, он спокойно сказал: — Тебя поджидают еще с полсотни таких же крепких ребят, и уж они с тобой разберутся. Помни об этом, Бленкли. Имей это в виду. Голдинг вышел из камеры вслед за Кейт. — Он очухается, мэм, — пробурчал он. — Дайте ему время, пусть поплачет и пожалеет себя. Потом он захочет спасти свою несчастную задницу, и тогда он у нас в руках. Кейт не нашла в себе сил ответить, и они молча вернулись в ее кабинет. Там уже сидела Дженни. По выражению ее лица Кейт поняла, что Дженни, в отличие от нее, и не думала переживать из-за противозаконных методов воздействия на Бленкли. С каждым днем у Кейт росло ощущение, что она, Кейт Берроуз, становится другим человеком — абсолютно безжалостным, лишенным всяких моральных устоев. Кейт вновь подумала, правильно ли она поступила с Бленкли. Казалось, никто вокруг в этом не сомневался. Кейт и сама видела в своих действиях лишь средство добиться результата, спасти детей. Или пыталась убедить себя в том, что спасать детей следует именно так. Она неуклонно менялась и знала это. Иногда ей казалось, будто ее поступками управляет Патрик, который с больничной койки пересылает ей свои мысли. Уж он-то не увидел бы абсолютно ничего плохого в том, что произошло в полицейском участке. Более того, он ее похвалил бы. Кейт подозревала, что все вокруг видят мир исключительно в черных и белых красках. Может, они и правы. Господи, она уже ни в чем не была уверена. Дженни приветливо ей улыбнулась: — Хорошие новости. Кейт с вялым интересом приподняла брови: — Какие? — Патрика собираются завтра оперировать, твоя мама недавно звонила. Впервые за долгое время Кейт совершенно искренне улыбнулась: — Слава богу! Наконец хоть что-то происходит. — Они собираются извлечь сгусток крови и посмотреть, какие еще повреждения можно устранить. Он все еще в тяжелом состоянии, Кейт. Кейт прикрыла рот рукой. Патрик сразу догадался бы по этому движению, что она вот-вот расплачется, хотя она изо всех сил сдерживала слезы. — И вторая хорошая новость: твоя мама снова приготовила нам горячий обед. На сей раз говядина и йоркширский пудинг, которыми целый полк накормить можно. Кейт разразилась пронзительным смехом, в котором слышались истерические нотки. Ей показалось, будто она смеялась в течение нескольких часов, хотя в действительности — лишь несколько минут. Но в эти минуты она чувствовала, как вместе со смехом ее покидает напряжение. Дэвид Рейли наблюдал за тем, как его отец собирается в паб. — У тебя все в порядке, сынок? — озабоченно спросил Билли. Дэвид улыбнулся. Это был привлекательный молодой человек с густыми светлыми волосами и высокими скулами — в точности как у его матери. — Пойдем выпьем пива, — настаивал отец. Он затряс головой: — Нет, пап, я устал как собака. Останусь дома и пораньше лягу спать. — Как хочешь. Постараюсь не разбудить тебя, когда вернусь. Несколько минут спустя Билли вышел из дома. Дэвид некоторое время смотрел ему вслед, а затем обвел взглядом комнату. Чистая, аккуратная комната, с бежевыми обоями и кожаной мебелью. Мужчины всё покупали вместе, так как жили вдвоем с тех пор, как мать Дэвида, Молли, умерла от рака груди. Дэвид был тогда подростком. Мать умирала медленно, изнемогая от боли, но изо всех сил стараясь скрыть от сына свою боль. С того времени отцу и сыну вполне хватало общества друг друга. Билли, казалось, нисколько не интересовался другими женщинами, и поначалу это вполне устраивало Дэвида, который все еще оплакивал маму. Но шли годы, и Дэвид начал осознавать, что Билли все еще относительно молодой мужчина и одиночество в его годы не совсем нормально. А потом, несколько недель назад, на работе — оба работали на строительном складе в промышленной зоне недалеко от Грантли — случилось нечто странное. Один из мужчин пожаловался, что исчезли фотографии его детей, которые он показывал в столовой. Славные фотографии, Дэвид их видел. Трое малышей без трусиков на греческом пляже. Самые обычные фотографии, сделанные родителями в отпуске: попки с приставшим песком, на головенках большие шляпы. Настораживало то, что, по словам владельца, Билли был последним, у кого он видел эти фотографии. Билли действительно просматривал их, затем вернул, — по крайней мере, так он утверждал. Вроде бы ничего подозрительного, вот только после разговора с отцом детей Билли повел себя как-то неестественно. Дэвид ощущал в его поведении какую-то неправильность, которую не смог бы выразить словами. Потом еще болтовня Таши в пабе… Дэвид презирал Наташу Линтен. Он презирал всех шлюх, которые ходили в «Сноп пшеницы». Эти женщины прошли через все руки — за исключением Дэвида, конечно. Он никогда в жизни не притронулся бы к таким бабенкам. Билли относился к ним терпимо, но тогда, в пабе, Таша, похоже, пыталась ему угрожать, и самое ужасное, что отец воспринял болтовню пьяной женщины именно как угрозу. Дэвид медленно поднялся по лестнице и вошел в спальню отца — симпатичную, с солидной деревянной мебелью, обоями в цветочек и подходящими по цвету занавесками. Он чувствовал отвращение к самому себе из-за своих подозрений, но ему необходимо было выяснить, чудовище его отец или нормальный человек. Дэвид слышал о том, что Ленни Паркс убил извращенца в кабаке. Все только об этом и судачили в последнее время. Сейчас же ходили слухи, будто и Керри Элстон, которая частенько весело болтала с его отцом и выпивала за его счет, угодила в тюрьму за совращение. Она совращала собственных детей! Дэвид провел вспотевшей ладонью по лицу и начал обыск. Он просмотрел все ящики отцовского стола, обшарил всю одежду Билли в платяном шкафу. Ничего. Дэвид почувствовал облегчение. Тем не менее он все же отодвинул кровать — просто потому, что привык любое дело доводить до конца. И снова ничего. Он спустился вниз, налил себе пива и выпил его, стоя у кухонного стола и глядя на живописный садик за окном, который так любила его мать. Затем, ополоснув стакан, он вновь поднялся в отцовскую комнату. Сняв свитер, Дэвид напряг свои мощные мышцы и отодвинул от стены платяной шкаф. За шкафом к стене был прикреплен большой коричневый конверт. Дэвид облизнул верхнюю губу и почувствовал жгучую соленость собственного пота. Отодрав скотч от обоев, он взял конверт и взвесил его на руке. Дэвид не хотел открывать конверт, но знал, что должен это сделать. Он задвинул шкаф на место, затем расправил покрывало на кровати и убедился, что следов обыска не осталось. Дэвид спустился вниз и плеснул себе большую порцию бренди. Вскрыв конверт, он вытряхнул его содержимое на обеденный стол. До боли прикусив губу, Дэвид почувствовал вкус крови. Внезапно его затошнило и вырвало в безукоризненно чистую раковину. Из глаз у него ручьями текли слезы. Вновь сев за стол, он разом выпил бренди, чтобы немного прийти в себя, а затем трясущимися руками перебрал все фотографии одну за другой. Село солнце, сумерки постепенно вползли в кухню, а он продолжал неподвижно сидеть, глядя в пустоту перед собой. Дэвид молча плакал в темной кухне, когда услышал, что отец поворачивает ключ в замке. Глава 7 Никогда в жизни Дженни не чувствовала себя более глупо. Когда они постучались в дверь Кэти Коллинз, та открыла им, держа дочь на руках. Девочка была без штанишек, в одной рубашонке, полусонная. Кэти посмотрела на Дженни с таким видом, словно видеть полицию на пороге своего дома ей отродясь не доводилось. Она вежливо улыбнулась: — Чем могу помочь? Позади нее возник мужчина — высокий, крепкого телосложения, лощеный и ухоженный до того, что напоминал манекен в витрине. Одни лишь его глаза, темно-карие, почти черные, казались по-настоящему живыми, и у Дженни возникло ощущение, будто он видит ее насквозь. — Простите, как ваше имя? — спросила она твердо. Он улыбнулся: — А ордер у вас есть? Дженни смерила его взглядом: — Считаете, он мне нужен? Он широко улыбнулся: — Да, если хотите сюда войти. — К нам поступил рапорт по поводу ребенка, Ребекки Коллинз. — Вот Ребекка, она как раз засыпает, — продолжая улыбаться, сказал мужчина. — Ребенок гостил у подруги, что тут такого? Или это теперь запрещено законом? Дженни не могла ничего возразить. Девочка дома, жива-здорова и собирается поспать после обеда. — Штучки этого старого козла Бейтмана! — взвизгнула Кэти, и ребенок вздрогнул от страха. — Чертов придурок, вечно сует нос в чужие дела… Мужчина мягко отстранил ее от двери. — Пойдем, Кэти. Успокойся, дорогая, ничего страшного не случилось. — Он оглянулся на Дженни: — Если у вас все, офицер, то доброго вам пути. Дженни кивнула, затем любезно осведомилась: — Так как, вы сказали, вас зовут? Перед тем как ответить, мужчина мгновение смотрел ей прямо в глаза. — Я ничего не говорил. И он захлопнул дверь перед ее носом. Дженни еще долго пыталась прийти в себя от унижения. Она покажет Бейтману, он у нее получит. Как будто им без этого работы мало. Ее оскорбили, над ней посмеялись, и все из-за Роберта. Она кипятилась всю дорогу обратно до участка. Хотела бы она знать, кто этот гость Кэти Коллинз. Все выглядело очень подозрительно. Возможно, ситуация вовсе не такая безобидная, как пытаются показать Кэти и ее дружок. — Стало быть, ты не собираешься нам сказать, кто за всем этим стоит, Джереми? Заключенный затравленно смотрел на Кейт. Голдинг громко произнес: — И зовут его Никак, и сам он Никто, так, что ли? Кейт видела, что Джереми не сводит с нее умоляющих глаз. — Выйдите, — приказала она офицеру. Голдинг подчинился, даже не пытаясь возразить. Все в последнее время беспрекословно подчинялись Кейт. Она знала, что это благодаря происшедшим в ней переменам. Переменам, которые она не могла да и не хотела остановить. Если бы она не изменилась, к этому времени она бы уже наверняка сошла с ума. Они остались вдвоем, и она села напротив Джереми Бленкли. Он весь дрожал, и на какой-то момент в глубине души она ощутила жалость. Почему он стал извращенцем? В какой момент он решил, что дети привлекательнее взрослых женщин? Ведь его даже не девочки интересовали, он предпочитал совсем маленьких детей, младенцев в ползунках и пеленках. Перед Кейт сидело живое воплощение ночного кошмара всех родителей — извращенец, чудовище, педофил. Но если посмотреть на него сейчас, на эти жалкие руины человека, где та власть, которую он когда-то имел над другими? Он выглядел приниженно и жалко, как побитая собака. — Джереми, те, кого ты прикрываешь, в конце концов будут пойманы независимо от того, выдашь ты их или нет. Если тебе не все равно, что случится с тобой, когда ты сядешь за решетку — а тебе действительно следует этого бояться, — ты должен подумать, как помочь самому себе. В противном случае я распоряжусь о твоем переводе в общую камеру. Можешь мне поверить: если не заговоришь, окажешься там сегодня же. Кейт сделала паузу, давая ему до конца уяснить смысл ее слов. Джереми плаксиво пробубнил: — Вы говорили, что не станете заключать со мной никаких сделок… — А я и не заключаю с тобой сделку, я предлагаю тебе защиту, в которой ты отчаянно нуждаешься. Я предложила бы ее любому на твоем месте в обмен на информацию. Чего я никогда тебе не предложу, так это обещания скостить срок. Это было бы против всех человеческих законов. Ты получишь максимальный срок — тут даже обсуждать нечего. Но мы можем обсудить, в каких условиях ты будешь его отбывать. И поверь: у меня длинные руки, Джереми. Кейт видела, как мучительно Бленкли борется с самим собой, но страх в конце концов победил. Джереми грустно покачал головой: — Мне нечего вам больше сказать. Ее лицо посуровело: — В таком случае готовься к отправке в самую ужасную тюрьму, какую ты только можешь себе представить. И да поможет тебе Бог! Кем бы ни был тот, кого ты так боишься, он покажется тебе добреньким Санта-Клаусом после одной недели, проведенной там. Она вышла из комнаты, и стук ее каблуков по бетонному полу заглушал всхлипывания Джереми Бленкли. Пока шла подготовка к операции, Грейс и Виолетта сохраняли молчание. Когда санитар вывез Патрика из палаты, обе вытащили четки и принялись усердно молиться. Эвелин бесстрастно наблюдала за сестрами. С тех пор как убрали аппарат искусственного дыхания и Патрик смог дышать самостоятельно, все находились в приподнятом настроении. Сейчас же их оптимизм уменьшался по мере того, как они осознавали всю сложность предстоящей операции. Патрика увезли прямо на кровати, и теперь маленькая боковая палата выглядела странно без постели и тех приборов, которые ее обычно окружали. Эвелин направилась к телефону, расположенному в конце отделения, чтобы сообщить новости Кейт. Она знала — дочь страшно волнуется, но каков бы ни был исход операции, он по крайней мере избавит всех от состояния мучительной неопределенности. В глубине души Эвелин считала, что если Патрику суждено потерять способность говорить или самому себя обслуживать, то пусть уж лучше милосердная смерть заберет его прямо на операционном столе. Такой человек, как Патрик Келли, столько переживший в прошлом, не должен влачить жалкое растительное существование. Дойдя до телефона, Эвелин почувствовала, как кто-то тронул ее за плечо. Это оказалась Грейс. Женщины смерили друг друга взглядами, как боксеры на ринге. — Можете сказать своей дочери, что, если бы ей действительно было до него дело, она находилась бы с ним сейчас, когда он больше всего в ней нуждается. Эвелин грубо оттолкнула ее руку: — Он сейчас нуждается не в ней, а в своей матери, а его мать — это вы, если я правильно понимаю. Так что перестаньте вести себя как глупенькая школьница. Ступайте и дежурьте у постели своего сына. Губы Грейс сжались и побледнели, и Эвелин на долю секунды пожалела о своих словах. — Это всего лишь давняя сплетня, но меня нисколько не удивляет, что я слышу ее от вас. Патрик — моя плоть и кровь, и неважно, брат он мне или сын. Мне плевать, чего вы там наслушались. Правды вам никогда не узнать. Это мое дело, и никого оно не касается. Эвелин не ответила, и Грейс пошла прочь с напряженно выпрямленной спиной. Грейс, возможно, и стерва, но ей сейчас очень тяжело. Эвелин со стыдом признала, что следовало сделать на это скидку. Она чуть не плакала, когда взяла трубку телефона. Джереми Бленкли отправили в тюрьму, и Кейт собралась наконец съездить в больницу. После разговора с Бленкли она находилась в подавленном состоянии, чувствовала себя невероятно одинокой, оторванной от действительности. Ей казалось, будто ко всему, что происходит вокруг, она не имеет никакого отношения. Она смогла выдавить из себя улыбку, когда Голдинг пустился в долгие объяснения по поводу утраты каких-то записей, и даже обнаружила, что кивает, слушая Лейлу, хотя и не понимает ни единого слова. Из участка она поехала домой, пытаясь заставить себя сосредоточиться на управлении автомобилем. Дома она автоматически переоделась и накрасилась, а когда наконец посмотрела на себя в зеркало, то увидела лицо какой-то незнакомой женщины, бледное и вытянутое, с испуганными глазами. Она стояла в прихожей в своем красном костюме с короткой юбкой. Патрику всегда нравился этот костюм. Она надевала его незадолго до их разрыва, на вечеринку по поводу помолвки друзей. Внимательнее посмотрев в зеркало, Кейт подкрасила красной помадой губы и поправила прическу. Она понимала, что никогда не переставала любить Патрика. Даже если бы он изменил ей пятьдесят раз, она продолжала бы его любить. И если им больше не суждено быть вместе, она все равно будет любить его. Если он переживет операцию и скажет ей, что больше не хочет ее видеть, она каждый день будет благодарить Бога хотя бы за то, что дышит с ним одним воздухом. Теперь Кейт не волновали его прегрешения. Даже убийство Томми Броутона ее не трогало. Ей хотелось еще хоть раз увидеть, как Патрик улыбается. Она хотела, чтобы он вернулся в этот мир, даже если к ней он и не вернется. Выйдя из дома, Кейт с силой захлопнула за собой дверь, будто оставляя за ней часть своей жизни. Она села в машину, выключила радио и телефон и поехала в больницу в пронзительной, звенящей тишине. Перед ее глазами стояло лицо Патрика. Снова видеть, как он улыбается ей, стало бы для нее высшей наградой за все, чем она пожертвовала, за все те принципы, которые она нарушила ради спасения Патрика Келли. Дэйв Голдинг заглянул в кухню и неверными шагами, борясь с тошнотой, вышел в садик позади дома. На обеденном столе в кухне лежало тело мужчины. Голдинг знал, что это мужчина, поскольку в полицию позвонил некто, назвавшийся Дэвидом Рейли, и сказал, что убил своего отца. Но Голдинг никак не ожидал увидеть человека, изуродованного до такой степени. Было невозможно определить, молодой он или старый, мужчина или женщина. Дэвид Рейли вышел вслед за Голдингом в садик и несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь прийти в себя. Остальные полицейские остались ждать снаружи, так как Дэвид заявил, что хочет сначала поговорить с инспектором с глазу на глаз. Сейчас Голдинг думал, не ошибся ли он, согласившись остаться с убийцей наедине. Голдинг кое-как справился с тошнотой и, вернувшись на кухню, принялся фотографировать залитый кровью пол и стены, покрытые пятнами уже засохшей крови. Казалось, в кухне взорвалась канистра с красной краской. Дэвид вошел в кухню вслед за ним и жестом показал на липкий от крови конверт. — Посмотрите на это, — прохрипел он. — Я нашел их в его комнате. Он был настоящим чудовищем, мой собственный отец, черт его побери. Когда Голдинг принялся просматривать фотографии, тело на столе издало громкий стон. Оба мужчины вздрогнули. Голдинг был поражен, увидев, как на изуродованном лице открываются заплывшие, налитые кровью глаза. Подбежав к входной двери, детектив крикнул: — Вызовите «скорую», и побыстрее! Все вокруг засуетились. Оставался неподвижным только Дэвид Рейли. Он смотрел на своего отца, будто видел его впервые и никак не мог взять в толк, как этот человек оказался на столе в его кухне. Под столом лежал ржавый сломанный велосипедный насос, тоже весь в крови. Заметив его, Дэвид вспомнил, как однажды на Рождество отец протянул ему этот самый насос и сказал, что велосипед, прилагающийся к нему, настоящий спортивный велосипед, ждет его в гараже. Он не мог поверить, что тот добрый, великодушный человек и есть животное, в которое, как он теперь знал, превратился его отец. Дэвид попытался схватить насос, но Голдинг выволок его из кухни. Обняв юношу за плечи, он мягко сказал: — Мы прекрасно понимаем, почему вы это сделали. А теперь вы расскажете нам все, что знаете, договорились? Дэвид кивнул. Он выглядел совершенно ошарашенным, но уже обрел способность реагировать на происходящее вокруг. Когда Голдинг снова взял фотографии, то почувствовал сильное волнение. Еще одно звено в цепи. Возможно, тот самый шанс, который так им нужен, чтобы засадить всю банду этих скотов. От нахлынувшего охотничьего азарта Голдинга затрясло. Когда приехала «скорая», полицейские провели медиков в дом. Никто из полицейских даже и не пытался помочь пострадавшему до приезда врачей, хотя все они, конечно, прошли курс оказания первой помощи. Однако никто не хотел даже прикасаться к жертве — настолько сильно было отвращение к человеку, который, как полицейские уже знали, растлевал детей. Зато Рейли-младшего Голдинг и его коллеги считали героем, хотя и не стали бы заявлять об этом вслух. В машине Голдинг сказал парню: — Если хочешь, можешь курить, приятель. Дэвид слабо улыбнулся: — Спасибо. — Доберемся до участка, угостим тебя чашечкой чая. Дэвид снова улыбнулся, они помолчали немного, затем юноша с трудом произнес: — Он был хорошим отцом. Никто ему не ответил. Дженни порадовали последние события — словно после всех трудов их команды какая-то высшая сила решила наконец дать им шанс. Дэвид Рейли сидел в камере с большой кружкой чая и пачкой сигарет, рассматривая исписанные стены. Одна из надписей гласила: «Убивай скотов», и его взгляд снова и снова возвращался к этому жуткому лозунгу. Когда вошла Дженни, парень вопросительно взглянул на нее: — Он умер? Она покачала головой: — Нет. Но вы чуть не убили его, если вам от этого легче. Он промолчал. — Как вы узнали? Дэвид ответил устало: — Спросите Наташу Линтен из района муниципальных домов. Эти дети на фотографиях… Там есть и ее дети. Дженни кивнула: — Хорошо. Сейчас с вами поговорит дежурный врач. Мы должны знать состояние вашего здоровья. Он спросил: — Как мой… Как Билли? Он не мог заставить себя произнести слово «отец». — Будет жить. Дэвид пожал плечами и хлебнул чая. — Я знаю, что должен был прикончить ублюдка, — сказал он безжизненным голосом. — Но, полагаю, живой он принесет вам больше пользы, так? — Да, разумеется. — Какое обвинение мне предъявят? Дженни положила руку юноше на плечо и мягко произнесла: — Давайте не будем торопиться, ладно? Вы испытали сильный шок, приятель, и вам нужно прийти в себя после всего, что произошло. Ничего не рассказывайте, пока не переговорите с хорошим адвокатом. Могу порекомендовать кого-нибудь конкретно, если не хотите дежурного адвоката. — Спасибо. Когда она застучала в дверь, чтобы ее выпустили, он сказал оживившимся голосом: — Его ведь посадят, правда? Я хочу сказать — посадят надолго? Он ведь получит, что заслужил? — Если все будет по-нашему, многим из них долго не видать свободы. Дэвид успокоенно кивнул и закурил еще одну сигарету. Наташа Линтен перепугалась не на шутку. Роберт Бейтман сообщил ей, что на лестнице ждет полиция и собирается ее арестовать за жестокое обращение с детьми, преступную халатность и разрешение использовать детей для производства порнографической продукции. Роберт, ее главная опора, которому она звонила, когда у нее возникали проблемы, который выслушивал все ее жалобы и всегда находил для нее немного денег, если она оказывалась на мели, смотрел на нее сейчас словно на грязь, прилипшую к его ботинку. — Как ты могла подумать, что тебе сойдут с рук все твои художества? Так обращаться с этими прекрасными детьми, позволять взрослым мужчинам и женщинам использовать их… Она закрыла уши руками: — Прекрати, прошу тебя. Я только одалживала детей на время. Я и не подозревала, что с ними делают какие-то гадости. Пожалуйста, Роберту ты должен мне помочь! Поверь мне, я больше никогда не обижу детей. Он нетерпеливо оттолкнул ее. — Прибереги обещания для полиции. Мне ты уже можешь ничего не говорить. Роберт обвел рукой гостиную: — Посмотри на свою квартиру! Вонючая помойка и та выглядит чище. Мне давно следовало настоять, чтобы детей у тебя отобрали. Сколько я с тобой мучился! Ребят отдали приемным родителям, и, слава богу, теперь они далеко от тебя и от того, во что ты их втянула, хотя последствия этого будут ощущаться еще много лет. За все случившееся ты можешь благодарить только себя, дорогуша. Только себя. Таша заходилась в плаче: — Я не знала, говорю же тебе! Роб, пожалуйста, ты должен мне помочь! Он открыл дверь, впустив полицейских. Кейт все еще была в своем красном костюме — ее вызвали из больницы по пейджеру. Она даже обрадовалась предлогу уехать — такое напряжение витало в больничном воздухе. Глядя на рыдающую девушку, Кейт почувствовала отвращение. Отвращение и ни капли жалости. Да, она изменилась. — Вы не можете так просто взять и войти сюда без ордера! Кейт, не обращая на Ташу никакого внимания, наблюдала за тем, как полицейские методично перерывают квартиру. Она хотела, чтобы Наташа поприсутствовала при обыске. Пусть эта невежественная девица знает: полиция камня на камне не оставит в поисках банды педофилов. Полицейские громили ее жилище, и Наташа слышала их презрительные комментарии: — Да это просто помойка, черт! Кейт внимательно следила за реакцией девушки. Кроватки детей, насквозь пропитанные мочой, разрезались бритвами и выворачивались наизнанку в поисках новых улик, хотя все прекрасно понимали: того, что есть, уже более чем достаточно. Наташа находилась на грани истерики. Она будет говорить. Дэвид Рейли последовал совету Дженни и взял себе адвоката, которого она порекомендовала. Адвоката звали Карен Лоусон, это была привлекательная женщина лет тридцати. Карен прекрасно знала, что ее клиент пользуется большой популярностью в полицейской среде. Это ее радовало. По крайней мере, теперь она сможет свободно общаться с сотрудниками уголовного отдела и ей не придется морочить им голову юридическим жаргоном и использовать другие уловки, чтобы добиться для своего клиента мягкого приговора. Уже шли разговоры о выдаче обвиняемого на поруки на основании чистосердечного признания. Дэвиду Рейли предъявили обвинение в попытке совершения убийства в состоянии аффекта. Когда он давал показания, голос его звучал четко и спокойно. Он не скрывал, что при нападении использовал всю свою силу. Кейт и Дженни слушали его рассказ о том, как он разоблачил отца: — Оказалось нетрудно выудить из него правду. Он выпил пива в пабе, так что язык у него развязался. Я спросил его, видел ли он Ташу, и он рассмеялся. Потом я отпустил несколько шуток на ее счет, упомянул в разговоре имена ее детей, и он начал мне все о них рассказывать. Дэвид опустил голову и тяжело вздохнул: — Он просто забылся. Он знал о ее детях практически все, утверждал, будто самая младшая уже получала удовольствие от всех этих мерзостей… Он с силой потер лицо руками. — Я напрямую спросил его: «Ты маньяк?» Но я уже знал ответ. Я напомнил ему слова Таши, когда она спьяну проболталась в пабе. Он облизнул пересохшие губы и уставился на женщин затравленным взглядом. — Вы можете себе представить, что задаете такой вопрос человеку, которого любили всю жизнь? Да о таком даже подумать страшно. — И что он ответил? — тихо спросила Кейт. Он посмотрел ей прямо в глаза: — Он не ответил мне. Он не смог. И тогда я потерял рассудок. Все молчали, пока он пытался собраться с мыслями. — Я рад, что мама умерла. Это убило бы ее быстрее, чем рак, можете мне поверить. Кейт смотрела на сидевшего перед ней мужчину. Хороший, добрый человек с крепкими моральными устоями, который всю жизнь работает и является полезным и законопослушным членом общества. Тем не менее он пытался убить собственного отца. Кейт знала: он поступил неправильно, но видела ситуацию и с точки зрения Дэвида. Он пережил чудовищное предательство. Ему придется жить с грузом своего поступка на совести — это само по себе уже достаточное наказание. Однако и оправдание у него есть — ведь он избавил город от хищника, совратителя детей. Кейт знала, что думает сейчас как Патрик Келли, но в таких случаях все нормальные люди требуют возмездия. Настоящего возмездия. Кейт прикурила сигарету и вставила ее между трясущимися пальцами Дэвида. Он благодарно кивнул и глубоко затянулся. — Мне следовало прикончить его. Но у меня не хватило духу. Кейт знала, что Патрик одобрил бы действия Дэвида. В глубине души Кейт тоже одобряла их. — Еще одно. У Билли есть приятель в полиции по фамилии Баркер. Работал здесь много лет назад. Не позволяйте Билли использовать свои связи, чтобы выйти сухим из воды, ладно? Кейт и Дженни уставились на Дэвида. Это было как манна небесная. — Они близкие друзья? — Достаточно близкие, до сих пор время от времени встречаются. Телефон Баркера есть дома в записной книжке. — А вы его знаете? Дэвид пожал плечами и ответил вопросом на вопрос Дженни: — Думаете, он может быть замешан? — Почему вы спрашиваете? — Честно говоря, я временами задавал себе вопрос, что могло их связывать. Баркер всегда любил женщин — мой старик часто прохаживался на этот счет. Но теперь я думаю, что детишек он любил больше, чем их матерей. Прямо как мой отец, правда? — Голос Дэвида был полон горечи. — Вам что-нибудь известно о Кевине и Джереми Бленкли? Парень вздохнул: — Немного, по правде говоря. Кевин иногда выпивал со стариком, Джереми я никогда не встречал. Думаю, все они чертовы извращенцы. В этом деле наверняка замешана целая шайка. Когда Паркс пришил Кевина, у меня были смутные подозрения, что тут все гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. Но ведь никогда не хочется думать о плохом, так? Тем более, когда плохое может коснуться вас самих. Оказывается, мой старик уже давно состоял в компании извращенцев. Не зря он водил дружбу с Бленкли, называл его всякими дурацкими именами. — Бленкли дружил с Баркером? — Я не знаю, но хотел бы знать. Вы должны спросить его об этом, ведь так? Теперь в его голосе звучал вызов, и Кейт понимала, о чем он думает: если Баркер — легавый, то ему удастся избежать наказания. Именно так всегда думают простые люди. — Принести вам чего-нибудь? Он кивнул: — Кофе неплохо бы, и можно еще сигарет? Кейт вышла из комнаты. Хотелось спокойно подумать, все разложить в голове по полочкам, а затем уже продолжать допрашивать Дэвида. Если Баркер действительно в этом замешан, разразится невероятный скандал, и она хотела сначала убедиться в обоснованности подозрений, а уж потом заявить о них во всеуслышание. Она также собиралась довести полученную информацию до Ретчета и проследить за его действиями, дабы он не спустил дело на тормозах без веской на то причины. Наконец у них появилась хоть какая-то зацепка, и Кейт надеялась, что удача их больше не покинет. Тот, кто за всем этим стоит, явно хорошо защищен. Все до смерти боятся произнести его имя. Эвелин и Грейс молча сидели вдвоем. Виолетта в больничной часовне молилась за своего дорогого брата. Казалось, обе пожилые женщины, не сговариваясь, заключили перемирие, понимая, что время для пустых перепалок неподходящее. Кроме того, каждая видела: другую тоже снедает тревога. Грейс, как всегда, была элегантно одета и причесана, хотя и не вполне соответственно возрасту: бутылочного цвета костюм делал из нее пародию на старомодную секретаршу. На Эвелин было темно-синее платье и, несмотря на прекрасную погоду, ее непременные меховые ботинки. По направлению к ним шла медсестра, и они обе смотрели на нее с трепетом, обуреваемые нехорошими предчувствиями, всегда возникающими в больницах. Страх перед дурными новостями часто оказывается хуже самих новостей. Молодая женщина процокала мимо, не удостоив их даже взглядом, и губы Грейс гневно сжались: — Мы, наверное, для них просто какие-то невидимки, судя по тому, сколько на нас обращают внимания. Эвелин кивнула головой, соглашаясь: — Точно. Как только заметно постареешь, пиши пропало. Помню, сколько я голов в молодости вскружила! Уверена, что и вы тоже. Насколько я понимаю, вы много лет работали, Грейс. Чем вы занимались? Грейс подозрительно посмотрела на Эвелин, силясь понять, не издевается ли та над ней. — Разве ваша дорогая доченька Кейт ничего вам не рассказывала? Эвелин смутилась, поняв, что случайно разбередила старую рану. — Я занималась проституцией много лет, — сказала Грейс с вызовом. — Об этом все знают, Эвелин, и я этого не стыжусь. После того как наш старик смотался от нас, мать практически все время болела, и все получилось как-то само собой. Эвелин изо всех сил делала вид, что нисколько не шокирована. — Сначала — красивая девушка, потом — красивая женщина… Меня использовали на сто процентов, выжали, как тряпку. Красота моя поистрепалась, такое случается. Я никогда не была замужем, я просто хотела удержаться на плаву. Я не очень-то люблю мужчин, но вряд ли только из-за моей профессии. Нашему поколению нелегко пришлось — война и все такое. Я тоже хлебнула горя. У меня родился ребенок и вскоре умер, но все равно — рожать без мужа! Это запятнало мою репутацию. — Она с горечью засмеялась: — Одна девушка с нашей улицы тоже родила. К тому времени она уже года три не видела своего муженька, но все же официально состояла в браке, и потому рождение ребенка все восприняли нормально. Горечь в ее голосе вызвала у Эвелин сочувствие. Глядя, как Грейс нервно теребит юбку, она размышляла о том, что заставляет людей выбирать в жизни ту или иную дорогу. Даже в таком немолодом возрасте лицо Грейс носило следы былой красоты. Она до сих пор сохранила прекрасную фигуру и выглядела как женщина обеспеченная и принадлежащая к приличному обществу, — правда, лишь до тех пор, пока не открывала рот, откуда изливались потоки уличного жаргона. Эвелин поняла, почему Грейс решила облегчить душу. По мнению Грейс, Кейт наверняка насплетничала матери о происхождении Патрика и о том, как Грейс зарабатывала на хлеб. Большинство людей не нашли бы в себе силы удержаться и промолчать, ведь эти сведения поражали воображение. Однако Кейт, храни ее Господь, никогда ни словом не обмолвилась о прошлом Грейс, и Эвелин ничуть на нее не обижалась, — наоборот, она восхищалась порядочностью дочери. — Все мы делали вещи, о которых потом сожалели. Самое обидное то, что в нашем возрасте понимаешь: на самом деле все наши так называемые грехи не имеют никакого значения. Я больше сожалею о вещах, которых так и не сделала, о возможностях, которые упустила, чем о сделанном и уже забытом. Женщины замолчали. В наступившей тишине обе погрузились в воспоминания о событиях, оставшихся далеко в прошлом. — Но все-таки у меня в жизни бывали и хорошие моменты, — произнесла Грейс мечтательно. Эвелин погладила ее руку: — У меня тоже. Мне повезло, я всю жизнь прожила с одним-единственным замечательным мужчиной. У меня двое детей, и я целиком посвятила себя семье. Кто-то скажет, что моя жизнь не удалась, особенно сегодня, когда женщины стремятся выглядеть как супермодели, имея при этом ребенка на руках и работу на полный рабочий день. Что до меня, то я за старый уклад жизни, мне он как-то больше по душе. Грейс рассмеялась вслед за ней. В этот момент к ним подошел врач в зеленом хирургическом халате. Женщины в ожидании смотрели на него. Врач улыбнулся им профессиональной улыбкой, но Эвелин от волнения не понимала, что он говорит. Она смогла лишь уяснить, что все позади. Наконец-то все позади. Когда Грейс начала плакать, Эвелин машинально обняла ее за плечи, притянув к себе: — Поплачь, поплачь. Тебе надо выплакаться, девочка. Сразу станет гораздо легче. Грейс расплакалась еще сильнее. Из глаз ее извергались потоки слез, и даже из носа текло. Эвелин подняла глаза на доктора, ничуть не смущенного таким проявлением эмоций. Он наверняка уже выработал стойкий иммунитет к подобным сценам. — Все прошло хорошо? — спросила Эвелин. Он пожал плечами: — Следующие двадцать четыре часа решающие. Завтра мы будем знать больше. Эвелин кивнула. По тону врача она поняла: слишком обольщаться не стоит. Она успокаивающе гладила Грейс по руке. Старая женщина давно знала, что переживать нужно только тогда, когда это действительно необходимо, и нечего терзаться заранее. Она все еще сжимала руку Грейс, когда Виолетта вернулась из часовни. Глава 8 Наташа Линтен продолжала плакать, только теперь это было тупое однообразное хныканье, явно напускное и потому раздражающее. — Да заткнись ты! — В голосе Дженни звенело бешенство, уже знакомое Кейт. Девушка замолчала, но потом заныла: — Я не знала, что они с ними делают, я просто одалживала их на время… — И она вновь принялась плакать. Кейт вздохнула: — Послушай, Наташа, может, мы и сумеем тебе помочь, но ты должна сказать нам, кому одалживала детей. Сарказм в голосе Кейт не укрылся от Таши, которая неумело изобразила смущение. Потом она затрясла головой, заставив подпрыгивать свою нелепую пуделиную прическу. — Ну уж нет, ни черта вы от меня не услышите. Вы не понимаете, с кем имеете дело, подруги. Кейт и Дженни долго молчали. — Так, значит, отказываешься говорить? — произнесла наконец Дженни. Наташа откинулась на спинку стула, словно решив, что у нее на руках все козыри. Однажды она слышала слова «знание — сила», но только теперь до нее дошло значение этих слов. — Я очень хочу помочь вам, леди… — Таша сделала ударение на слове «леди», буравя глазами Дженни. — Но я и сама их не знаю. Я знаю одно: они — серьезные люди и вам с ними никогда не справиться. — Она улыбнулась, начисто забыв о своем недавнем раскаянии и глядя на полицейских с почти звериной хитростью. — Эта телка стучала в мою дверь, просовывала мне бабки и брала детей на прогулку. Я думала, они их просто фотографируют, вот и все. Нормальный модельный бизнес. — Где ты познакомилась с этой телкой? Наташа пожала плечами: — Не помню. Наверное, она просто как-то постучала в дверь, сказала, что ей нужны красивые маленькие дети и что моя старшенькая как раз им подходит. Накрасьте ее, и она будет выглядеть прямо как взрослая… Сболтнув лишнее, Наташа спохватилась и тут же заткнулась. Кейт ядовито спросила: — Ты сама красила своего ребенка, или это была та телка, которая однажды вдруг постучала в твою дверь и попросила одолжить ей детей? Таша молчала. Кейт стукнула кулаком по столу и зашипела: — Кончай придуриваться, Таша. У меня плохое настроение, так что советую тебе быстренько открыть пасть и начать говорить. Мы знаем все про Билли. Его сын Дэвид всыпал папаше по первое число, и теперь на очереди ты. Парень чуть не убил своего отца, тебе следовало бы посмотреть, что он с ним сделал — практически содрал с него живого шкуру. Теперь Дэвид, который обо всем узнал благодаря твоей трепотне в кабаке, жаждет добраться и до тебя. Мы прекрасно знаем, что ты делала с детьми, поэтому советую хорошенько подумать, стоит ли нам лгать. Будешь водить нас за нос — засадим тебя за решетку на всю жизнь. Ты поняла меня, кусок дерьма? Кейт постепенно теряла контроль над собой. Когда она думала о том, на что способны Наташа и ей подобные, она чувствовала, как ярость, словно тлеющий костер, жжет ее изнутри. При виде этой девки с ее грязными ногтями, лицом, покрытым толстым слоем косметики, и с идиотским хвостом, завязанным на макушке яркой резинкой, Кейт хотелось заехать ей кулаком прямо в тупую рожу. Вилли удивленно озирался. Джеки и Джоуи, связанные, лежали на полу, а его развязали и поставили на табурет возле его койки термос с чаем и несколько сандвичей. Терпеливо ожидая, когда вместо онемения в руках придет болезненное покалывание, Вилли рассматривал Джеки и Джоуи, которые тоже в страхе смотрели на него. Джеки готов был расплакаться, и Вилли насмешливо ему улыбнулся. Он растирал руки, стараясь побыстрее восстановить кровообращение, одновременно тихим певучим голосом приговаривая: — Как же мне не терпится заняться этими двумя парнями… Он явно чувствовал себя хозяином положения. — Как вкусно пахнут мои сандвичи, парни. Мясо, помидоры, сыр и огурцы. Эти русские знают, как с вами обращаться, а? И поделом вам, гнусные предатели, сволочи. Подставили всех, на кого работали. Он отвесил Джеки пинка в голову. Ганнер взвыл, и Вилли испытал полное удовлетворение. — Ну и где теперь ваши приятели? Ага, без них вы уже не такие смелые? — Вилли заводил сам себя, зная, что русские сейчас либо наблюдают за ним, либо слушают. Он знал, что его используют, но был этому даже рад. — Радовались, что подставили меня и Пэта, а? Небось надрывали животики вместе с Томом Броутоном? Ну что ж, есть такая старая поговорка: смеется тот, кто смеется последним. И посмотрите-ка, что мы имеем. Вы двое свалились на меня как манна небесная, и, как только руки мои отойдут немного, я с вами разделаюсь. Он засмеялся, а Ганнер и Партридж в отчаянии закрыли глаза. Вилли Гэбни имел репутацию настоящего психа. Кроме того, он считался лучшим другом Патрика Келли. Джеки и Джоуи пришел конец, они в этом нисколько не сомневались. — Ну хватит, Таша, прекращай этот спектакль и выкладывай правду. Кейт и Дженни какое-то время сидели молча, не сводя с женщины глаз и давая ей выплакаться. Таша довольно талантливо ломала комедию, но сопереживать ей никто не собирался. Наконец Таша подобрала с пола сигареты и, непрестанно кашляя и шмыгая носом, закурила. Глубоко затянувшись, она пробормотала: — Вы всегда меня ненавидели, сволочи. Кейт возвела глаза к потолку: — О, ради бога, смени пластинку. Да кому ты нужна! Ты оказалась здесь только потому, что позволяла использовать своих детей в грязных и безнравственных целях. Из-за тебя Дэвид чуть не убил своего отца, из-за тебя нам пришлось арестовать человека, который, в отличие от тебя, является достойным членом общества. Благодаря тебе и Керри Элстон нам приходится отдавать детей в приюты и арестовывать их так называемых матерей. Если ты это имеешь в виду, тогда, возможно, ты и права. Я доберусь до сути ваших делишек, Таша, даже если мне придется продержать тебя здесь всю ночь. Таша снова глубоко затянулась. — Когда ты в последний раз видела инспектора Баркера? Таша побледнела, но быстро овладела собой. — О чем это вы? Я его уже лет сто не видела. — Врешь. — Если это Бейтман вам наплел, так вам лучше быть с ним поосторожнее. Он всегда меня ненавидел, чертов гомик. Держит себя так, будто его дерьмо не пахнет! — Почему ты вдруг заговорила о Бейтмане? Что связывает его с Баркером? Она покачала головой с таким видом, будто удивлялась их глупости. — Все знают, что Бейтман его ненавидит. Они давным-давно друг друга знают. Бейтман совсем как вы, вечно всех подозревает в совращении детей. Дженни расхохоталась: — А ты хочешь сказать, что ты не совратительница? Ты отдавала своих детей незнакомой женщине, которая красила их, одевала, как маленьких женщин, потом фотографировала с мужчинами… По-твоему, это не совращение? Объясни, по какой логике ты живешь. Наташа замотала головой: — Вам не удастся заставить меня говорить. Надо раненько встать, чтоб меня поймать. — Ну, «раненько» у каждого свое, — заметила Кейт. — Судя по рапортам твоего опекуна, ты встаешь только к обеду, дорогуша. Не слишком обременительно, так? Дженни рассмеялась, а Наташа снова замотала головой: — Ничего вы от меня не добьетесь. Мне плевать на все, что вы тут говорите, и на ваши угрозы. Я не видела Баркера уже давно и ничего о нем не знаю. А теперь я требую адвоката. — А как насчет Сьюзи Харрингтон? — резко произнесла Дженни. — Я слышала, она тоже в этом замешана. До сих пор водит компанию с Баркером, так? — Какая Сьюзи? — с удивлением спросила Наташа. — Прошу прощения, леди, ничем не могу помочь. Никогда о такой не слышала. — Прекрати лгать. Девушка пожала плечами: — Оп! Попробуйте, поймайте! Она издевалась над ними. — А теперь, повторяю, мне полагается адвокат, который будет представлять мои интересы! — рявкнула Наташа. — Так в законе записано! Пока мне не дадут адвоката, я не собираюсь ничего говорить, ясно? Я утверждаю: телка, которую я не знаю, просила меня одолжить ей детей. Это как если бы грабитель утверждал, будто купил видик или телик в кабаке у какого-то типа. Вы не можете доказать, что было не так. Если бы могли, меня бы уже давно посадили по-настоящему, а вы обе отправились бы домой к своим кобелям. Наташа говорила неприятную правду — приходилось это признать. Дженни поднялась, посмотрела на ухмыляющуюся Ташу сверху вниз и неожиданно влепила ей затрещину. Слетев со стула на пол, Наташа обожглась сигаретой. Она сидела на полу, сосала ожог и продолжала улыбаться, глядя Кейт в глаза. — Вам обеим не запугать меня, — сказала она с видом победителя. — Я буду стоять на своем. Я сделала ошибку, и я за это расплачиваюсь. Я отпустила своих детей с незнакомой женщиной и буду наказана за эту глупость. Но не более того. Вы не сможете ничего доказать. Дженни двинулась к ней, но Кейт удержала ее. Конечно, Наташа так и напрашивалась на хорошую взбучку. Кейт и самой ужасно хотелось всыпать ей по первое число, но это было бы безумием. Барбара Эпштайн громко постучала в дверь, затем, встав на колени, открыла почтовый ящик. Странный запах ударил ей в нос, и она резко отпрянула. Это был сладковатый запах, похожий на запах прелых листьев. Барбара поднялась и осмотрела площадку, затем, спустившись этажом ниже, постучала в дверь отполированным до блеска медным молоточком. На стук вышла пожилая женщина. — Вы не видели Шерон с верхнего этажа? — волнуясь, спросила ее Барбара. — Шерон Палистер? Женщине на вид перевалило за семьдесят, но волосы ее были ярко-голубого цвета, а губы намазаны оранжевой помадой. Она покачала головой: — Думаю, она уехала. Обычно этот чертов ребенок орет не затыкаясь, но в последнее время его не слышно. Так что, думаю, она поехала навестить свою мать. Она иногда к ней ездит. Барбара заволновалась еще сильнее: — Я и есть ее мама. И я никак не могу ей дозвониться. — А, так это вы названиваете днем и ночью? Черт, этот телефон трезвонит так, будто он в моей квартире. Судя по всему, женщина собиралась причитать до бесконечности, но Барбара перебила ее: — Я приехала из Эдинбурга — хочу выяснить, где моя дочь. Вы мне не подскажете, кто может что-нибудь знать о ней? Женщина снова затрясла голубыми волосами: — Спросите у кого-нибудь из остальных незамужних мамаш. Развели тут разврат, никто не замужем, просто безобразие. Дверь захлопнулась прямо перед носом Барбары. Тогда она повернулась к двери напротив, перевела дыхание и тихонько постучала. Ей открыл мальчик лет четырех, со светлыми волосами и поразительно зелеными глазами. — А мама говорит, что ее нет. Барбара даже смогла улыбнуться: — Скажи своей маме, что пришла мама тети Шерон с верхнего этажа. В крошечную прихожую вышла молодая женщина с черными волосами, заплетенными в длинную косу, перекинутую через плечо. Глаза у нее были зеленые, как у сына. — О, здравствуйте. Я думала, это за долгами пришли, а я сейчас на мели. Входите, пожалуйста. Ее хрипловатый голос звучал дружелюбно, и Барбара вошла, хотя в квартире было очень жарко и странно пахло. Войдя в комнату, она поняла: пахнет пылью и свежей краской. Кухня, загроможденная коробками и банками, находилась в процессе окраски в ярко-желтый цвет. Но девушка так приветливо встретила нежданную гостью, а Барбара так устала, проделав долгий путь из Эдинбурга, что с благодарностью приняла приглашение выпить чашечку чая. — Как дела у Шерон? — спросила девушка. Барбара со страхом посмотрела на нее: — Не знаю. Шерон нет дома. — Как же так? — удивилась девушка. — Я давно ее не вижу и решила, что она ездила к вам, а теперь вы вернулись вместе. — Нет, все не так, — пролепетала Барбара. — Раньше мы созванивались каждый день, но потом она перестала отвечать на мои звонки, и я поехала узнать, что с ней случилось. Приехала, а она не открывает. И такой запах… Барбару охватило недоброе предчувствие. Она нашарила в сумочке мобильный телефон. Конечно, у них с дочерью случались размолвки, но все же Шерон не могла вот так просто исчезнуть, потому что знала: мама будет волноваться. Пока девушка доставала из холодильника бутылку молока, собираясь покормить ребенка, Барбара разговаривала с полицией. Положив трубку, она тихо произнесла: — Полиция уже едет. Сейчас, после звонка в полицию, ей стало страшно. Она боялась узнать, что там, в квартире дочери. Дурное предчувствие стремительно росло. Барбара пила чай из грязной кружки и наблюдала, как ребенок с жадностью пьет молоко. Барбара внутренне готовилась к самому страшному. В глубине души она уже все знала. «Шерон мертва, и ее сын тоже». Сьюзи Харрингтон сидела на кожаном диване. Когда инспектор Голдинг объявил ей, что она арестована, Сьюзи приподняла бровь: — Как-как? Повторите, я не расслышала. — У нас имеются основания подозревать вас в использовании детей для производства безнравственной печатной продукции. У вас есть право хранить молчание… Она презрительно рассмеялась: — Заткнитесь. Встав, она прошла в спальню и накинула дорогое замшевое пальто. Затем язвительно прошипела: — Я могу позвонить? Она набрала номер и спустя минуту сказала: — Я направляюсь в полицейский участок Грантли, меня обвиняют в производстве детской порнографии. — Затем она быстро положила трубку. Больше за весь день она не сказала ни слова. Поговорив с матерью по телефону, Кейт немного расслабилась. Худшее позади, теперь им остается только ждать. Она села за стол. Лицо ее вытянулось от усталости, руки дрожали, и в этот момент ее вызвали в кабинет Ретчета. Думая только о Патрике, Кейт решила, что главный инспектор, вероятно, хочет узнать последние новости о его состоянии. Ретчет стоял у окна, напряженно выпрямившись. Он даже не обернулся к ней, и она стояла, как провинившаяся школьница в кабинете директора. — Мне позвонили сверху и приказали отпустить Сьюзи Харрингтон. Это не подлежит обсуждению. На секунду Кейт показалось, что от бессонницы у нее испортился слух. — Простите? Он тяжело вздохнул: — Вы слышали меня, Берроуз. Ее следует освободить без всяких обвинений. Кейт пришлось с силой вдавить кулаки в стол, чтобы преодолеть острое желание ударить Ретчета по лысой голове. — На каком основании? — спросила она. — Харрингтон необходима для текущего расследования, и мы хотим знать, чем вызвано такое решение. Ретчет повернулся и повысил голос: — Я не обязан вам ничего объяснять! Я отдал приказ, и вы выполните его без дальнейшего обсуждения. Его лицо было бледным, глаза бегали. Казалось, он боится встретиться с Кейт взглядом. — Извините, сэр, но я должна знать, с какой стати мы должны отпустить центральную фигуру в деле о совращении, пропаже и убийстве детей. Я не смогу без нее предъявить обвинение другим фигурантам дела, и я хочу знать, какие силы мешают мне выполнять мою работу, за которую мне и так мало платят! — И Кейт добавила с отвращением: — Это дурно пахнет, мистер Ретчет, это очень дурно пахнет. Казалось, он съежился под ее взглядом. — Послушайте, Кейт, если вы дорожите своей карьерой, то подчинитесь. Вы обязаны подчиниться! Приказ пришел с самого верха, и я ничего не могу поделать. Вы понимаете, о чем я? Она покачала головой: — Боже, как низко вы пали. Вы всерьез думаете, будто я собираюсь вот так взять и проглотить такой приказ? И после всех злобных замечаний и грязных намеков, которые мне приходилось выносить от вас все эти годы, не вам говорить о моей карьере. Угрожаете мне, а потом думаете, что я возьму под козырек и скажу «Есть, сэр!»? Ретчет перепугался. Он молил ее о понимании: — Послушайте, Кейт, меня это возмущает так же, как и вас, но я должен подчиняться начальству. Данный приказ исходит из высочайшего источника, поверьте мне. Если бы я мог, то сам послал бы их к черту. Мне в спину дышат газетчики, не забывайте и об этом тоже. Случай чрезвычайный, нам нужны быстрые результаты, я вас прекрасно понимаю. Но я не могу не подчиниться прямому приказу, и вы тоже. Кейт расхохоталась. — Черт возьми, это мы еще посмотрим, — злобно сказала она. — Можете представить себе реакцию моей команды, когда я сообщу им такую милую вещь? «Хорошо поработали, ребята, но мы не можем предъявить обвинение Сьюзи, потому что, кажется, у нее есть высокопоставленные друзья. Но все равно спасибо за работу». — Я этого не говорил, Кейт. Я не говорил, что у нее есть какие-то друзья… Кейт снова рассмеялась, на сей раз достаточно громко. Ее смех привлек к ним взгляды коллег из-за стеклянных перегородок. — А зачем говорить? И так все ясно, — сказала она резко. — Значит, так: я хочу знать, и немедленно, от кого исходит приказ. Кейт развернулась и вышла из кабинета, с грохотом захлопнув за собой дверь. Она ощущала вкус собственного бешенства, оно обжигало ей рот и горело в груди, как едкая желчь. Ее руки так дрожали, что, подойдя к своему кабинету, она с трудом смогла открыть дверь. Дженни в изумлении выслушала рассказ Кейт. А потом они обе беспомощно наблюдали, как Сьюзи неторопливо направляется к выходу с самодовольной улыбкой на чересчур накрашенном лице. Она сделала им ручкой и ласково пропела: — Пока, леди. Кейт хотела бы, чтобы Наташа ощутила страх и боль, чтобы она поняла, каково приходилось ее детям, которых она предоставляла для удовлетворения чужой похоти. Кейт хотела бы объяснить Таше всю чудовищность ее поступков, показать, как они выглядят в глазах других людей — тех, которые не живут в сумеречном мире наркотиков, пьянства, беспорядочного секса и не используют для своих целей окружающих, включая собственных детей. Но Кейт знала, что это бесполезно. Наташа и ей подобные живут по совершенно другим принципам. Когда девушка открыла пачку сигарет, Кейт внезапно выбросила руку вперед и вышибла пачку из ее пальцев с такой силой, что та отлетела и с громким стуком ударилась о стену. Наташа отпрянула, едва не упав со стула. Ее лицо исказилось от страха — она видела, что Кейт готовится нанести следующий удар. Таша слышала о полицейских зверствах — жестокость полиции считалась фактом в среде ее обитания. Аресты и тюремные порядки служили обычной темой для обсуждения. Наташа всегда думала, что уж ее-то это не коснется, и внезапно осознала: теперь касается, причем напрямую. Она задрожала от страха. — Не заводи меня, дрянь! Я легко воспламеняюсь, и каждый раз, когда ты открываешь свой лживый рот, ты подливаешь масла в огонь. Не пытайся одурачить меня, или я оторву твою башку и засуну ее тебе в задницу. Теперь Наташа по-настоящему рыдала, но ни Кейт, ни Дженни ни капли ей не сочувствовали. — Я требую адвоката, — хныкала она. — Ты скоро узнаешь, как требовать, поняла? — жестко сказала Кейт. Наташа заревела еще громче. Борис слушал, что происходит в подвале его дома. Он знал, что Вилли Гэбни может запросто убить тех двоих, но ему было плевать. Его людям не придется пачкать руки, а парочка подонков получит свое. Они причинили ему слишком много неприятностей за последние месяцы, и он от них уже устал. Типы, подобные Ганнеру и Партриджу, — авторитеты только в своих кварталах, а рядом с такими крутыми парнями, как он сам, моментально становятся полными ничтожествами. Борис мог избавиться от них за несколько минут, но почему бы не передать их в руки Вилли? Ему нравился этот крепкий человек, он испытывал к нему уважение. На месте Вилли самые крепкие бойцы давно бы уже сломались. Но Вилли выдержал все и продолжал молчать. Говорил он только одно: якобы его босс ничего не знал о другой стороне деятельности клуба, а так называемые приятели злоупотребили доверием Патрика Келли. Вилли также напомнил: у Патрика хватает собственных денег и ему незачем прибирать к рукам еще и чужие. Келли также давным-давно не организовывал вооруженных ограблений, поскольку стал респектабельным членом общества и старался угодить своей женщине, а эта самая женщина служит в полиции, и он безумно в нее влюблен. Борису пришлось признать: все это звучит достаточно правдоподобно. Он решил, что если поместит Джеки и Джоуи вместе с Вилли, то, возможно, узнает, как все было на самом деле. Так и вышло. Борис подумал и о женщине Патрика. При необходимости она могла бы оказывать некоторые услуги. Никому не помешают свои люди в полиции, а тем более для того дела, которое он наметил. Стало быть, в целом эти недели прошли не зря. Полицейские взломали дверь, и ужасный запах ударил им в нос. Барбара Эпштайн осталась ждать на лестничной площадке. Ее сердце бешено колотилось. Послышались слова: «Труп женщины, умерла около недели назад». Когда один из полицейских вышел, Барбара спросила его прерывающимся голосом: — Мой внук… Маленький Тревор… Он там? Полицейский покачал головой. — Тогда где же он?! Голос ее поднялся до истеричной ноты. Ей показалось, будто всю ее охватывает пламя. Она потеряла сознание, и молодой полицейский неловко подхватил ее и осторожно уложил на пол. Вернувшись в квартиру, полицейский сказал своей команде: — Похоже, еще один пропавший ребенок. Свяжитесь с криминальным отделом и скажите, что у нас исчезновение ребенка и убийство. Он взглянул на тело молодой женщины, которую, как выяснили полицейские, звали Шерон Палистер. Ее пустые глаза смотрели в потолок, по всему телу разлилась молочная белизна, губы были мертвенно-синего цвета, а глубокие раны на шее напоминали кадры из кровавого боевика. Полицейский удивился, почему его не тошнит, как обычно. Наверное, он просто стал ветераном. По словам коллег, постепенно человек закаляется, ужасы службы перестают его волновать. Молодой полицейский втайне полагал, что с ним такого никогда не произойдет. Прошлой зимой парень неделю не ходил на работу, сказавшись больным, — тогда они взломали дверь и обнаружили разложившееся тело престарелого пенсионера. Но теперь он смотрел на труп Шерон Палистер спокойно, даже не дрогнув. — Твои слова могут быть использованы против тебя — не забывай об этом, Наташа. Таша обливалась потом. Она-то думала, что та перепалка станет последней, и была полна решимости не говорить больше ни слова, потому что знала: пока она придерживается своей истории, с ней ничего не могут сделать. Таша крепко спала, но ее разбудили, и она еще не до конца проснулась. В довершение ко всему Дженни и Кейт снова и снова повторяли одни и те же вопросы. Их смысл не сразу начал доходить до нее. — Итак, повторяю вопрос еще раз. Сьюзи и есть та женщина, которой ты отдавала своих детей? Мы считаем именно ее организатором этого дела. У Керри Элстон мозгов бы не хватило самой до всего додуматься. Она такая же, как ты: жирная тупица, которую нужно вести по жизни за ручку. А те, кто организовал бизнес с детьми, знали, что делали. Думаю, смеялись над тобой у тебя за спиной. Ты ведь отдавала им детей по дешевке, знаешь об этом? Наташа подавленно пробормотала: — Я действительно не понимаю, о чем вы. Сьюзи просто моя подруга. Все ее высокомерие улетучилось под этим непрекращающимся градом вопросов. — Ты знаешь Шерон Палистер? — спросила Кейт. Наташа пожала плечами: — Ну да, знаю ее в лицо, но я с ней не знакома. А что? — Сегодня ее нашли зверски убитой в своей квартире. Ее маленький сын пропал. Интересно, не замешана ли и ты в этом деле, ведь соседка видела, как вы разговаривали на прошлой неделе. Эта новость совсем убила Наташу. — Пожалуйста, приведите мне адвоката, — взмолилась она, вся позеленев от страха. Голос Кейт смягчился: — Не переживай, получишь ты адвоката. Что ты можешь сказать о Треворе Палистере? Он ведь тоже есть на этих фотографиях вместе с твоими детьми, так? Хорошие цветные фотографии. Кроме того, маленький мальчик, которого убили и выбросили на помойку, тоже есть на фотографиях. Мне кажется, на них есть очень много детей, которых ты знаешь и которых мы тоже должны знать, если эта мысль достаточно доступна для твоих куриных мозгов. Все ниточки выводят на тебя, Таша. Сьюзи отпустили, и теперь все указывает на тебя. — Еще раз повторяю, инспектор Берроуз, я требую адвоката. — Ты его получишь, когда мы посчитаем нужным, — нетерпеливо произнесла Дженни. — А теперь, черт возьми, отвечай на наши вопросы! Пропал ребенок, и мы должны знать, где он, мертв он или жив. Но у меня такое ощущение, что ты знаешь об этом больше, чем мы. Так о чем ты разговаривала с Шерон на прошлой неделе? Наташа облизнула растрескавшиеся губы. — Можно сигарету? Дженни взглянула на Кейт, и та кивнула. Они смотрели, как Таша закуривает, видели ее трясущиеся руки и слышали нервный кашель. Похоже, известие о смерти Шерон Палистер сломило ее. — Шерон делала то же, что и я, — одалживала своего ребенка. Тревору три года, он очень плаксивый и начал их доставать. Он очень агрессивный мальчик, в детском саду его собирались исключить за плохое поведение. Вот и все, о чем мы разговаривали, клянусь. Я только что родила ребенка, и Шерон меня спрашивала, как прошли роды. Нормальный женский треп. — Нормальный женский треп? — взвилась Дженни. — Да разве нормальные женщины отдают своих детей — о, прошу прощения, одалживают! — так разве они одалживают своих детей педофилам? Кстати, о детях: тебе интересно, что с твоим новорожденным ребенком? Наташа пожала плечами: — С ним все нормально, Роберт позаботится об этом. Он хороший парень, все девушки любят его. Хоть он и педик, но по-настоящему любит детей и всегда старается им помочь. — Раньше ты была о нем другого мнения. Он не очень-то тобой доволен, а? Таша хмыкнула: — Ну, на него иногда находит. Но он позаботится, чтобы с моими детьми все было нормально. Такое безразличие возмутило Кейт. — Я хочу, чтобы Роберт присутствовал, когда я даю показания. Я ведь нахожусь под надзором и могу попросить социального работника помочь мне, когда не понимаю вопросов, — сказала Таша с хитрым видом. Кейт покачала головой и засмеялась: — Ну ты и штучка, скажу я тебе. Тебе светит пятнадцать лет, а ты все еще находишь в себе силы шутить. Я тобой просто восхищаюсь. Ну разве это не восхитительно, а, Дженни? Дженни кивнула и сказала со смехом: — Я-то думала, ты будешь пытаться помочь себе, а не залезать все глубже в дерьмо. Но чего от тебя ожидать, с твоими-то мозгами. Дженни подняла руку и начала загибать свои толстые пальцы: — У нас есть свидетельства, что ты разговаривала с женщиной, которая потом была убита. Это раз. Два: как утверждает Дэвид Рейли, ты знала, что его отец развлекался с твоими детьми и детьми других женщин. Три: ты знала, что Шерон одалживала, за неимением лучшего слова, своего сына Тревора подобным людям. И четыре: ты также знала, что Сьюзи являлась мозговым центром всего бизнеса на детях. Кроме всего прочего, Билли Рейли сейчас в больнице, и все в вашем районе знают, почему, а значит, к нам поступит масса заявлений на тебя. Несмотря на все это, ты сидишь тут с таким видом, словно тебя это все не касается. В дверь постучали, и в щель просунулась голова Голдинга. — Можно вас, мэм? Кейт кивнула. Выходя из комнаты, она услышала, как Дженни заботливо спрашивает у Наташи, не принести ли ей чего-нибудь попить. Она улыбнулась. Дженни начинает запутывать подследственную — самое время. Оказавшись в кабинете, Голдинг спросил: — Это правда, мэм? Что мы не можем допросить Сьюзи Харрингтон? — Приказ начальства. Голдинг улыбнулся: — Предположим, я смог бы узнать, откуда идет этот приказ, — это нам помогло бы? — Несомненно. А вы можете? Голдинг выложил перед Кейт ксерокопию какого-то текста. — Вот список сегодняшних звонков Ретчету. Как говорит его секретарь, босс был в хорошем настроении, пока днем ему не позвонили из министерства внутренних дел. Вопрос: какой звонок принес ему плохие вести? — Отличная работа, — сказала Кейт. — Как вам это удалось? Голдинг поднял руки: — Полицейский никогда не раскрывает своих источников. Они рассмеялись. Теперь Кейт знала: Голдинг в ее команде. Всю последнюю неделю он не переставал ее радовать, а ведь раньше он ей не нравился, и казалось, это взаимно. — Как мистер Келли, мэм? Она пожала плечами: — Удалили сгусток крови из мозга, и теперь нам остается только ждать. Голдинг похлопал Кейт по руке и тепло сказал: — Ну что ж, мы все переживаем за него, мэм. Такое участие, особенно со стороны Дэйва Голдинга, стало последней каплей. Всхлипнув, Кейт отвернулась и уставилась в окно. Весь день она старалась не думать о Патрике. Теперь же Кейт чувствовала его присутствие в комнате. Справившись наконец с собой, она повернулась к Голдингу, но тот уже ушел. Что ж, иногда люди проявляют доброту, когда от них этого совсем не ждешь. Она тяжело вздохнула и, взяв лист бумаги, оставленный Голдингом на столе, пробежала глазами имена. Глава 9 Эвелин устала до крайности. В глаза ее будто насыпали горячий песок. Сидя на стуле у кровати Патрика, она изо всех сил пыталась не клевать носом, но у нее это плохо получалось. В комнате было так жарко, что стоило только присесть, как тут же наваливалась сонливость. И Виолетта, и Грейс ушли. Эвелин уже давно не видела их такими счастливыми. Казалось, все вокруг немного расслабились, даже медсестры. Рука Патрика слегка шевельнулась, пальцы наполовину сжались в кулак, и Эвелин улыбнулась, хотя и знала: это скорее рефлекс, чем осознанное движение. Все указывало на то, что худшее позади и Патрик выздоравливает. Кейт должна прийти попозже, и Эвелин рада будет передать ей частицу всеобщего оптимизма. В каком-то смысле это даже хорошо, что ее дочь так занята. Работа отвлекала Кейт от мыслей о любимом мужчине, лежащем на больничной койке без движения. Пусть Кейт подольше существует в таком ритме — до тех пор, пока с Патриком не произойдет что-нибудь хорошее. Старушка протерла глаза и поправила юбку, устраиваясь поудобнее. В этот момент в палату вошел мужчина — высокий, крепкого телосложения, с длинными густыми черными волосами и красивым властным лицом. Он бросил на нее мимолетный взгляд, улыбнулся, как знакомой, и подошел к кровати. Внутри у Эвелин зазвенел тревожный колокольчик, предупреждая, что этот человек может нести угрозу. Но весь его расслабленный вид говорил об обратном, и она вежливо улыбнулась ему в ответ. — Как ты вошел сюда, сынок? Казалось, его удивило то, что она осмелилась обратиться к нему. Повернувшись к ней, он смерил ее взглядом с головы до ног, и, хотя выражение его лица нисколько не изменилось, Эвелин поняла: он считает ниже своего достоинства обращать на нее внимание. Она почувствовала, что начинает закипать. — Вы должны были поговорить сначала с дежурной сестрой, а потом уже входить, — строго сказала она. Он молча смотрел на нее, и она спросила мягче: — Вы знакомый Патрика? Не помню, чтобы видела вас раньше. Мужчина улыбнулся и протянул ей широкую ухоженную руку. Улыбка совершенно преобразила его лицо. Он сердечно произнес: — Вы мама Патрика? В его голосе слышался такой же акцент, как у тех людей, которые обыскивали дом Кейт. Эвелин бросила взгляд на дверь. Эвертона на посту не было. Эвелин нервно засмеялась. — Нет, я что-то вроде бывшей тещи. — Она заметила недоумение на его лице и замахала руками: — О, не обращайте на меня внимания. Я болтлива, как сорока! Он продолжал улыбаться, но сам в ответ не представился. — Я Эвелин, мама Кейт, — объяснила она. — Кейт — подруга Патрика, или его партнер, как теперь все говорят. Лично мне всегда казалось, что партнеры бывают только в бизнесе. Хотя, полагаю, в наши дни многие браки заключаются как сделки, а? Он кивнул. На лице его появилось замешательство, и он вновь перевел взгляд на Патрика. — Ему лучше? Она кивнула: — Да, кажется, худшее позади, но нужно подождать и посмотреть, как он отреагирует на операцию. Понимаете, у него удалили из мозга сгусток крови. Утром ему еще раз сделают сканирование, если он не выйдет из комы. Тогда врачи будут знать больше. Посетитель молча рассматривал человека на кровати, все трубки и приборы. Взгляд его задержался на катетере. Он быстро отвел глаза, словно обжегся. — А что говорят врачи? Он поправится? И вновь Эвелин пожала плечами: — Он, как и все мы, сынок, находится в руках Всевышнего. Только Господь может решать нашу судьбу. Мужчина кивнул, соглашаясь, затем, слегка поклонившись, вежливо произнес: — Спасибо за информацию. Если он придет в себя, передайте, что к нему заходил его русский друг. Гость направился к выходу, но Эвелин легонько потянула его за рукав: — Мне назвать имя, сынок? Мужчина покачал головой и снова поклонился. Какой красивый, подумала Эвелин. — Не надо. Он сам поймет. Эвелин видела, что все медработники, и женщины и мужчины, провожают взглядами уходящего гостя. Она сама привстала и смотрела на него, пока он не вышел через большие двойные двери. Потом взглянула на кровать. Кем бы ни был этот человек, он явно не менее влиятелен, чем Патрик Келли. Одного взгляда на него хватало, чтобы понять: с этим человеком лучше не ссориться. Эвелин чувствовала: в отличие от характера Патрика, природная властность русского не смягчена врожденной добротой. При всей его любезности черноволосый красавец без раздумий перерезал бы Эвелин горло, встань она ему поперек дороги. Старушка сидела в задумчивости и ожидала, что будет дальше, — она была выбита из колеи, сама толком не понимая, почему. Когда Эвертон вернулся на свой стул за дверью, она подумала, сказать ли о визите русского. Однако ей почему-то показалось, что Эвертон и так о нем знает. В Патрика стреляли на улице среди бела дня, однако Кейт ни словом не обмолвилась о том, что собираются кого-то арестовать, что есть подозреваемые. Чем больше Эвелин размышляла об этом деле, тем более странным оно ей казалось. Задним числом она задумалась, знает ли ее дочь, кто стрелял в Патрика, и если знает, то почему ничего не предпринимает? Сгорая от любопытства, Эвелин откинулась на спинку стула. Она сама доберется до истины, но Кейт придется кое-что ей объяснить. Сьюзи крутилась как белка в колесе. С тех пор как она вышла из полицейского участка, у нее и пары минут свободных не было. Подозревая, что за ней могут следить, она со всеми предосторожностями отправилась в город повидать своего старого друга Лукаса Броунинга. Только очутившись в его квартире, она наконец расслабилась. Он сочувственно выслушал ее рассказ об аресте и весело смеялся, когда она описывала свое скорое освобождение. — Отлично. — Он весь сиял. — Я ведь говорил тебе, что у меня есть друзья на самых высоких постах! Сьюзи улыбалась, как чеширский кот, страшно довольная собой. Ее буквально распирало от гордости. Впервые в жизни она чувствовала себя неприкосновенной, и это было захватывающее ощущение. Сьюзи всегда знала, что они пользуются некоторым покровительством, но даже и не предполагала, насколько далеко оно простирается. А теперь неизвестные покровители играючи защитили ее от таких серьезных обвинений! Это изумляло и возбуждало. — Так кто же вытащил меня оттуда? Лукас укоризненно покачал головой: — Какая тебе разница, черт возьми? Ты же сразу начнешь трепаться на всех углах. Она ухмыльнулась: — Да? Так я его знаю? Лукас загоготал, запрокинув голову и задыхаясь. — Его все знают! — Он вытер текущие из глаз слезы. — По крайней мере, все более или менее приличные люди. Но нам он готов помочь, и я благодарен ему за это. — А я-то как благодарна! Они отпраздновали свой успех. Затем Лукас тихо сказал: — Я слышал о Шерон Палистер. Одна из твоих, так? Сьюзи забеспокоилась: — Откуда ты знаешь? Он осклабился: — Я должен все знать, Сьюз. Именно это делает меня могущественным. — Да пошел ты со своим могуществом! Я без понятия, кто ее грохнул. Думаю, она полезла в крутой бизнес — я бы нисколько тому не удивилась. Ей всегда требовались деньги, она ходила за мной хвостиком, чтобы побольше заработать, а ведь я неплохо плачу, Лукас. Приходится платить за тот товар, который нужен моим клиентам. Но Шерон денег всегда не хватало, хотя на наркотиках она не сидела, это точно, и парня у нее не было. Меня всегда занимало, куда ей столько денег, а теперь, когда она отбросила коньки, полагаю, никто уже не узнает правды. Лукас не отрывал от Сьюзи своих холодных глаз, и внезапно она почувствовала, что не может выдержать его взгляд. Лукас опасен, очень опасен. Сначала он усыпляет вашу бдительность своими шуточками и дружеским обхождением, а потом, если сочтет нужным, убьет, ни секунды не раздумывая. — Вот что, дорогая: я только начинаю серьезно заниматься детьми. Но одно дело молоденькие девушки, другое — дети. Все, что связано с маленькими детьми, пробуждает в людях самое плохое, замечала? У меня есть любители, которым я поставляю все — от наркотиков до мальчиков и фоток. Но все они держатся от детей подальше. Просекаешь? Человек, к которому я обратился сегодня за помощью, требует от меня гарантии, что ты вполне надежна, и я собираюсь сказать ему правду, Сьюз. Ради нас всех, включая и тебя. Сьюзи похолодела от страха, а Лукас продолжал: — Видишь ли, Сьюзи, я абсолютно безнравственная личность, но могу и прикинуться моралистом, когда на карту поставлены мои интересы. Поэтому сейчас я смотрю на ситуацию с другой стороны, как бы вижу ее глазами других — тех, которые не настолько свободны от предрассудков, как мы с тобой. А теперь, если в твоей голове есть хоть немного мозгов, ты тоже постараешься посмотреть на вещи с этой точки зрения. Мертвые дети — это серьезные неприятности, следовательно, ты по уши в дерьме. Она уловила сарказм в его голосе. — Так вот, если тебе что-либо известно о пропавших детях, ты должна мне все рассказать. Возможно, я смогу предотвратить катастрофу. — Честное слово, у меня нет ни малейшего понятия о том, что случилось с этими детьми. Клянусь могилой моей матери. Лукас закашлялся от смеха: — Твоя мать жива-здорова и играет в лото в Борнмуте. Сьюзи цинично улыбнулась: — Какая разница. Могла бы и помереть, черт возьми. — Так же как и ее дочь, если она будет пытаться надуть меня, а? Сьюзи с вызовом подняла стакан: — Чокнемся, приятель. — Это просто абсурдно! Куда, черт возьми, мог подеваться ребенок? Кейт не ответила. — Господи, за все годы работы я никогда даже близко ни с чем подобным не сталкивалась, — вздохнула Дженни. — Слишком все странно. Все эти женщины, которые пытались убить своих детей, потом убийство женщины и исчезновение ее сына. Мы находим ребенка на свалке — на свалке, черт возьми! — а его мать умирает дома от передозировки. Теперь я уже думаю, а не с чужой ли помощью она умерла? Либо мы имеем дело с матерями, которые жестоко обращаются со своими детьми, а потом убивают их, либо это какой-то убийца, целью которого становятся неблагополучные женщины и их несчастные дети. Да тут сам Фрейд мозги сломал бы, пытаясь во всем разобраться. Кейт затушила очередную сигарету и открыла окно, чтобы впустить в кабинет хоть немного свежего воздуха. — Ответ на многие вопросы знает Сьюзи. Она могла бы вывести нас на Баркера. Дженни кивнула. Ее обычно жизнерадостное лицо выглядело совершенно несчастным и мертвенно бледным. Под глазами залегли черные круги, уголки губ опустились. И в лучшие-то времена она не была красавицей, а в последнюю неделю выглядела просто ужасно. — Но как нам добраться до нее? Нам ведь запретили ее трогать! — в отчаянии вскричала Дженни. — Звонок поступил из МВД, значит, мы имеем дело с важной шишкой. Очень важной. Этот тип чертовски уверен в себе, если подставляется за нее, учитывая серьезность преступления. Кейт самодовольно улыбнулась: — Я знаю, от кого поступил звонок, Дженни. От Джеффри Кавендиша. Дженни, раскрыв рот от изумления, плюхнулась на стул и недоверчиво спросила: — Ты уверена? — Практически на сто процентов, — ответила Кейт. — Голдинг достал распечатку звонков, полученных Ретчетом. Кавендиш позвонил ему за десять минут до того, как Ретчет вызвал меня и сообщил о запрете. Зачем еще Кавендишу выходить на связь с Грантли? Дженни посмотрела из окна на стоянку машин и тихонько вздохнула, увидев, что приехал адвокат Наташи в сопровождении Роберта Бейтмана. Она возразила: — Кавендиш слишком большая шишка в Генпрокуратуре. Он не стал бы напрягаться ради такой мелкой сошки, как Сьюзи Харрингтон. Здесь замешан кто-то еще: тот, кто вместе с ней проворачивает грязные дела. Сама она не может иметь такого влияния. Кроме того, когда ей сообщили, что она свободна, она удивилась не меньше нашего. Здесь все гораздо сложнее, чем может показаться на первый взгляд. — Что ж, Джен, нам нужно выяснить, кто прикрывает эту стерву. Голдинг вызвался следить за ней. Я жду от него новостей, но мы договорились, что он не будет звонить сюда, это слишком опасно. Нас могут прослушивать, к тому же в наши дни звонки регулярно записываются. — Кейт потянулась. — Как я скучаю по старым временам, когда не было всех этих проклятых высоких технологий. — И не говори. А вот тебе плохая новость: только что приехал адвокат Таши в сопровождении Бейтмана. Полагаю, нам стоит оказать им торжественный прием. Кейт встала: — Я хочу съездить сегодня в больницу, Джен. Если ты не против, я смоюсь часов около пяти. — Конечно, поезжай, — ответила Дженни. — Я займусь тут всем. — В холодильнике куча всякой еды, ты же знаешь мою маму. — Она у тебя просто прелесть. О, хочешь посмеяться? Она рассказала мне, что прочитала статью в «Ридерз-дайджест» о каком-то греческом острове, куда съезжаются все лесбиянки. Кейт улыбнулась: — Она не имела в виду ничего плохого. — Я знаю, подруга. Твоей маме цены нет. В ее возрасте и с ее религиозными убеждениями понять меня и мой образ жизни… Я это уважаю. Но она меня рассмешила, — не знаю, как мне удалось сохранить серьезный вид. Весело болтая, они направились в комнату для проведения допросов. В главной приемной Кейт увидела Роберта Бейтмана и заулыбалась еще шире. На нем были ярко-розовая рубашка и светло-зеленые брюки, поверх рубашки — красно-желтая кофта, ансамбль довершали коричневые ковбойские сапоги. Вдобавок он выкрасил волосы в ореховый цвет. Складывалось впечатление, будто он прибежал в полицию прямо из цирка. Увидев Кейт, Роберт радостно замахал ей рукой. — Здравствуйте, Роберт. Приехали навестить Наташу? — Да. Конечно, она меня бесит, но разве я могу отказать девушке, попавшей в беду? Пусть даже она попала в нее по собственной вине. Пропуская его в комнату для допросов, Кейт дружелюбно сказала: — Вы предоставили не совсем полную информацию по делу. Это специально? Он проницательно посмотрел на нее: — Умная девочка. Как вы догадались? — Назовите это интуицией. Просто догадалась. Так зачем вы это сделали? — Есть вещи, не имеющие отношения к данному делу… Кейт перебила его: — Позвольте мне самой сортировать информацию, мистер Бейтман. Все, что относится к образу жизни или связям подследственных, представляет для меня интерес. Он поднял руки: — Приношу свои извинения и постараюсь восполнить пробелы как можно скорее. Но это действительно чепуха всякая, вряд ли она вас заинтересует. — Повторяю, мистер Бейтман, позвольте мне самой отбирать информацию. — Наташа — не та, кто вам нужен, мисс Берроуз, — неожиданно заявил Роберт. — Думаю, крупная рыба ускользнула из сети. По крайней мере, так говорят люди. Таша потеряла своих детей и заслуживает наказания, но настоящие злодеи, как всегда, выйдут сухими из воды. — Вы очень уверенно об этом говорите. Он вздохнул: — Да. Я много раз видел, как маленькие люди вроде Таши отправляются за решетку, в то время как настоящие злодеи продолжают как ни в чем не бывало творить свои гнусности. Я смиряюсь, поскольку не имею сил для борьбы, но вовсе не потому, что мне это нравится. В словах Роберта слышалась какая-то недосказанность. — Прошу вас быть со мной откровенным, — сказала Кейт напрямик. — Не здесь, дорогая. Здесь я не могу говорить. — Тогда, где? — Позвоните мне вечером домой, мой номер есть в телефонной книге. Ответить ему Кейт не успела, так как в комнату вошли Дженни и адвокат. — Вы уже прошли все формальности? — спросила Кейт адвоката. Тот кивнул, и Кейт предоставила Дженни начинать официальный допрос. У нее самой уже не осталось на это сил. Женщина в черном костюме и с бренчащими серьгами вошла в реанимационное отделение и огляделась. Эвелин поднялась, чтобы поприветствовать странную гостью. — Я могу вам чем-то помочь, дорогая? — любезно осведомилась старушка. Краем глаза Эвелин заметила, что Грейс и Виолетта спешат к ней, и мысленно поблагодарила их за поддержку. Женщина в черном выглядела пугающе, а когда она встала у кровати и уставилась на больного, у Эвелин возникло странное чувство, будто Патрик в опасности. Когда в комнату вошел Эвертон, Эвелин облегченно вздохнула. Неожиданно посетительница скривила губы и плюнула в лицо спящему Патрику. — Эй, ты что себе позволяешь? — рявкнула Грейс. Женщина повернулась к ней, трясясь в истерике: — Гнусный убийца! Мой Томми исчез, числится пропавшим без вести, но я-то знаю — он не мог просто так взять и пропасть. Люди говорят, будто его прикончил этот ублюдок, и я пришла убедиться, что он получил по заслугам. Мои дети остались без отца, а я без кормильца. Молитесь, чтобы он никогда не проснулся, леди: если он все же очухается, я живо с ним разделаюсь. Я даже не могу похоронить моего Томми, не знаю, где он. Они могли закатать его в асфальт или сжечь в крематории, как безродного бродягу. Я даже не могу его оплакать, понимаете? Я никогда не узнаю, пытали они его или нет, звал ли он меня или детей перед смертью… Когда женщина вытирала обильные слезы, Эвелин бросились в глаза ее длиннющие ногти, выкрашенные малиновым лаком под цвет губной помады. — Передайте Келли, что я его достану. Я достану этого ублюдка! У меня долгая память, я никогда не забуду, что он отнял отца у моих детей. Передайте ему — за ним должок. Мне нужно платить за школу, вести дом. Я не намерена долго ждать. Она заковыляла из палаты на своих невероятно высоких каблуках и, выходя, схватилась за дверь, чтобы не упасть. Все ошалело смотрели ей вслед. Виолетта рванулась было за ней, но Грейс схватила ее за руку: — Оставь ее, Ви. Пусть выпустит пар. Размышляя об услышанном, Эвелин снова уселась на стул. Она вдруг почувствовала себя старой и глупой. Патрик — убийца? Знает ли об этом Кейт? И какие еще пытки — это сейчас-то, в наше время? Разумеется, Патрик отнюдь не стопроцентный праведник, но убийца?.. Виолетта словно озвучила ее мысли, пролепетав: «Убийца… Какой ужас!» Грейс в ответ зло прошипела: — Заткнись, Ви! Патрик не делал ничего плохого. Муж просто удрал от этой дуры. Как ты можешь воспринимать всерьез бред выжившей из ума шлюхи? Полная чушь! Когда Пэт встанет на ноги, он будет долго над всем этим смеяться, помяните мое слово. Ни Эвелин, ни Виолетта ей не ответили, но их молчание было красноречивее слов. Вилли наконец успокоился. Избив Джеки до полусмерти, он теперь с довольным видом доедал сандвичи, запивая их чаем. Никто так и не появился. Видимо, русские предоставили ему делать все, что он захочет. Пусть даже они его потом прикончат, ему уже все равно. Он отплатил этим двум ублюдкам за себя и за Патрика. Джоуи, скорчившись на полу, изо всех сил пытался повернуться так, чтобы посмотреть в лицо Вилли. Он все еще надеялся переубедить его. Это была слабая надежда, но у него имелись кое-какие козыри на руках. Теперь, когда Джеки вышел из игры, Джоуи надеялся спасти свою шкуру. Если ему удастся умаслить Вилли, то, вероятно, он сможет и русских убедить отнестись к нему помягче. Он всегда был оптимистом. Джоуи попытался приподняться, но, когда ему наконец удалось перевернуться на левый бок, нога Вилли врезалась ему в подбородок. Рот Джоуи наполнился горячей кровью. Теряя сознание, Джоуи успел услышать злорадный смех Вилли. Направляясь в больницу, Кейт вдруг заметила, что проезжает мимо дома Роберта Бейтмана. Был уже девятый час, она опаздывала, но в глубине души ужасно боялась каждого визита в больницу и тех новостей, которые могли ее там ожидать. Поэтому она припарковалась, заперла машину и огляделась. Этот район когда-то считался престижным, а теперь все здесь пришло в упадок. Часть домов переделали в многоквартирные, остальные выставили на продажу. Роберт жил в довольно большом отдельном доме, несколько обветшавшем, но зато с ухоженным садиком. Прочим обитателям улицы садики заменяли залитые цементом парковочные площадки. Из-за занавесок в доме Роберта струился теплый свет. Кейт позвонила. За дверью зашлепали шаги, и Роберт отозвался: — Кто там? В его голосе слышалось недовольство, и Кейт решила, что пришла не вовремя. — Это Кейт Берроуз. Надеюсь, я вам не очень помешала. Я просто ехала мимо… Роберт радостно воскликнул: — Подождите немного, дорогая, я должен привести себя в порядок! Она улыбнулась. Какой он все-таки забавный. Через пять минут он открыл ей дверь, широко улыбаясь: — Входите же, входите. Она прошла за ним через ярко-желтую прихожую в гостиную, выкрашенную в темно-оранжевый цвет. Ей показалось, будто она перенеслась в мир, изображенный ребенком. Все было такое яркое — диван небесно-голубого цвета, красный шкаф… Дом производил удивительное впечатление. Роберт наблюдал за Кейт и снисходительно улыбался. — Люблю яркие краски, — объяснил он. — Этот мир и так достаточно сер и скучен. — Да, иногда возникает такое ощущение, — согласилась Кейт. — Зато у вас очень живенько. Ее слова явно польстили хозяину: — Это потому, что все выглядит очень современно, вот в чем секрет. Современная мебель может быть яркой. Мебель более старых стилей — нет. Кейт услышала жужжание компьютера и спросила: — Я вам не помешала? Он бросился закрывать программу и затряс головой: — Нет-нет, я рад, что вы приехали. Я и так слишком много работаю. Скучный тип, зарывшийся в бумажки, вот кто я такой. Хотите кофе? Она покачала головой: — Нет, спасибо, я ненадолго. Еду в больницу. Он сочувственно кивнул: — Да, я слышал. Вашему другу лучше? Кейт удивила его осведомленность. С другой стороны, у нее на службе сплетни распространялись с огромной скоростью, а Роберт Бейтман всех там знал. Роберт прочитал ее мысли и весело пояснил: — Это Камилла Холдер, сержант. Не может удержаться, чтобы не поболтать немного. Несчастная женщина, — округлил он глаза в притворном ужасе, — весит не меньше центнера, и у нее такой унылый нос! Боже, да она собрала в себе скуку всего мира! Что ж ей еще делать-то остается, если не сплетничать, правда? Кейт рассмеялась. Роберт ласково положил свою ладонь на ее руку: — Вы замечательная женщина, Кейт. Присядьте и выпейте джина с тоником. От одного стаканчика вреда не будет. Роберт уже открывал дверцу шкафчика, доставая оттуда бокалы. Кейт наблюдала, как он готовит напитки. Он представлял собой нелепое разноцветное пятно, но при этом держался уверенно, совершенно по-мужски. Подавая ей бокал, он улыбнулся. Ему трудно было отказать в привлекательности — ровные зубы, свежий цвет лица, живые глаза. — Поднимем бокалы, дорогая. Глоток алкоголя никогда еще никому не вредил. Хотя, конечно, я ничего не говорил, а вы ничего не слышали. Большинство моих подопечных уверены, что без бутылки водки, полутора десятков косяков и пары щепоток дури на ночь жизнь невыносимо скучна! Кейт снова засмеялась, чувствуя на себе его изучающий взгляд. Она сделала глоток. — До дна! — подбодрил Роберт. Внезапно раздавшийся наверху грохот не позволил им поболтать за выпивкой. Роберт, казалось, нисколько не удивился: — Это отец, он у меня прикован к постели. Я мигом. Он заспешил наверх. Грохот заставил Кейт вскочить со стула. Сердце у нее бешено колотилось. Она села и несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Через пять минут Роберт вернулся. — У него старческое слабоумие, я уже девять лет за ним ухаживаю. Днем сюда приходит женщина — только не подумайте ничего такого, она присматривает за отцом. — Ваша жизнь, должно быть, не из легких, мистер Бейтман. Он поднял глаза к потолку: — Нелегко, дорогая моя, можете мне поверить. Живешь словно с совершенно чужим человеком. Кейт не знала, что ответить. Еще один глухой удар наверху заставил Роберта вздрогнуть. Поставив бокал на столик, Кейт поднялась: — Знаете, я, пожалуй, поеду, не буду вам мешать. Вы можете сейчас отдать мне недостающие документы? — Я вам завтра все принесу, договорились? Теперь он выглядел удрученным и опустошенным. Кейт почувствовала огромную симпатию к этому человеку, который терпеливо нес крест своего сыновнего долга. — Конечно, мистер Бейтман, не беспокойтесь. — О, ради всего святого, почему бы вам не называть меня просто Роб? Когда вы зовете меня мистер Бейтман, я чувствую себя старикашкой! — И он бросился наверх. Кейт отнесла свой бокал на кухню и поставила его в раковину. В кухне царил беспорядок. Проходя через холл к выходу, она услышала, как Роберт наверху говорит нараспев, будто урезонивает маленького ребенка. Ее сердце вновь наполнилось сочувствием. Закрывая за собой дверь, она мысленно поблагодарила Бога за то, что ее мать в свои семьдесят еще вполне бодра и здорова. Ей пришло в голову, что однажды ей, как и Роберту Бейтману, возможно, придется ухаживать за впавшим в беспомощность близким человеком. Это была удручающая мысль. Глава 10 Бернис была хорошенькой как-то по-детски и в свои двадцать два выглядела лет на пятнадцать. Заметив, что к ней приближается мужчина, она кокетливо заулыбалась. На какую-то долю секунды ей показалось, будто это долгожданный клиент, который заплатит ей деньги, у нее ведь сегодня выдалась такая поганая смена. Но потом она узнала этого человека — он никогда не платил за секс. Рука в руке они зашагали по темной улице. Дома Бернис сняла пальто и поставила чайник. Пока готовился кофе, она закурила половинку косяка, сокрушаясь, что у нее больше не осталось дури. Сейчас хорошая травка была в дефиците, ей удалось достать лишь спрессованный кусок плохого качества. Бернис употребляла травку, предпочитая легкий кайф тяжелому забытью героина. Плеснув в свой кофе порядочную порцию водки, она понесла две чашки в комнату. Ее друг сидел на диване, держа на коленях ее маленького сына, и рассказывал мальчику какую-то историю. Наблюдая за этой картиной, Бернис с грустью подумала, что ребенок растет без отца, с которого он мог бы брать пример. Бернис и своего отца не знала. Мать сказала ей однажды, что он был хорошим человеком с добрыми глазами, но вот имени не могла припомнить. Всех многочисленных братьев и сестер Бернис произвели на свет разные отцы, так что по большому счету имя родителя не имело значения. По крайней мере, именно в этом Бернис убеждала себя всю жизнь. Она еще не оправилась от тяжелой смены и надеялась, что травка приведет ее в норму. В противном случае придется попросить у соседки пару таблеток валиума. — Хорошо поработала? Она покачала головой: — Так, ничего особенного, пара придурков. Да и в салоне дела в последнее время дерьмово идут. Я вот подумываю, не перебраться ли мне в Сити? Сьюзи считает, что я могла бы там зарабатывать больше и при этом работать меньше. Приличные мужики из Сити хотят по-быстрому получить удовольствие перед тем, как отправиться по домам к своим законным женушкам. С другой стороны, добираться далеко, эта езда ведь такой геморрой… Мужчина сочувственно кивнул, потом спросил: — Ты здесь хоть иногда убираешься? Или мне позвонить в социальную службу и попросить их навестить тебя? Она расхохоталась: — Что, не нравится? Но тебе лучше заткнуться, понял? Запомни, я не собираюсь выслушивать от тебя поучения. Мужчина рассмеялся вместе с ней: — Бьюсь об заклад, ты была сучкой даже в раннем детстве. Теперь его голос звучал холодно и грубо. Девушка бросила на него взбешенный взгляд. Ей сегодня только этого хмыря не хватало с его оскорблениями. — Да как ты смеешь? Если ты собираешься действовать мне на нервы, тогда проваливай. С меня сегодня уже достаточно. — Она была оскорблена, ее карие глаза потемнели от гнева, и она сразу же стала выглядеть на свои годы. — Что это с тобой случилось? — спросила она презрительно. — То ты сама любезность и доброта, а то превращаешься в настоящее дерьмо. Так вот, приятель, я не хочу, чтобы на мне срывали злобу. Она встала, ее короткая юбка задралась, обнажив бледные ляжки. При грубом свете голой лампочки целлюлит был особенно заметен. Высокие каблуки туфель поистерлись по бокам, и ей приходилось слегка косолапить, чтобы это не бросалось в глаза. Крошечные груди подрагивали от злости под ярко-оранжевым коротеньким топом. — Ты такой же, как все, приятель. Думаешь, будто самый умный и все на свете знаешь, да? Да ни черта ты не знаешь! Зато я прекрасно знаю, чего ты хочешь, — чтобы я сделала тебе минет. Вам всем только этого и надо. Так вот, убирайся отсюда. Ты от меня больше ничего не получишь. Она разъярилась. Жестокие слова гостя стали последней каплей после ночи, проведенной в обществе незнакомых мужчин, требовавших от нее удовлетворения бесчисленных отвратительных желаний и споривших потом из-за платы. Вдобавок она разругалась с одной из девушек, потерпев поражение на потеху всем. Это окончательно выбило ее из колеи. Тине едва исполнилось семнадцать, но эта нахалка постепенно лишила Бернис ее положения любимицы всего массажного салона. Так что Бернис и без того уже было худо, а услышать еще одну гадость, да еще от того, кого она считала другом, оказалось выше ее сил. — С чего ты взял, что ты сам такой уж хороший, а? Бернис уставилась на гостя, в ее глазах горела злоба. Ее сын, явно напуганный, прижимался к мужчине, и внутренний голос шептал девушке: она перегибает палку, слишком далеко заходит. Ее бы сейчас в самый раз использовать для садистских игр, клиенты за это неплохо платят. Подхватив Микки, своего сына, она попыталась утешить его — прижала к себе и зашептала на ушко успокаивающие слова, но мальчик оттолкнул ее маленькими сильными кулачками, ясно давая понять, что он в ней не нуждается. Это только подлило масла в огонь. Бернис бесцеремонно швырнула сына на стул, с которого минутой раньше встала. — Маленький засранец! Мужчина ухмылялся, глядя на нее: — Уймись, Бернис, уймись. Ты, как всегда, оставила его на всю ночь одного, а теперь ему приходится терпеть твою очередную истерику. Ребенок смотрел на мать со страхом и ненавистью. Мозг Бернис был настолько затуманен наркотиками и пьянством, ощущение полного жизненного краха было настолько острым, что она почувствовала острое желание убить своего ребенка. Ужасное желание, но кто мог бы ее осудить? Работа приносила ей одно расстройство, ждать поддержки или хотя бы доброго совета ей ни от кого не приходилось. Потому-то она и делала столько ошибок в жизни. Она зарабатывала деньги тяжким трудом, от усталости порой даже путаясь в числах и днях недели. Бернис заплакала. Вся ее жизнь дерьмо, полнейшее дерьмо, и ее друг говорит ей об этом в лицо со злорадной ухмылкой. А ведь именно эту горькую правду она пыталась скрыть от самой себя с помощью наркотиков и алкоголя. Микки слез со стула и направился в свою комнату. Его тельце в пижаме выглядело таким маленьким и беззащитным, что Бернис захотелось обнять и приласкать сына. Но она знала: уже слишком поздно. В свои три года он полностью раскусил ее. Все рано или поздно понимали, что она ничтожество, почему же Микки должен составлять исключение? Мужчина безмятежно лежал на диване, вытянув длинные ноги. — Уходи. Я хочу, чтобы ты ушел. Он поднялся и взъерошил ей волосы: — Успокойся, малышка. Я просто пошутил. Хотел тебя позлить. Она неуверенно улыбнулась, надеясь, что он говорит правду. Ведь он был ее единственным другом. — Какая же ты скотина! — сказала она почти ласково. Когда нож вонзился ей в живот, она сначала решила, что это просто тычок кулаком, грубоватое заигрывание. Только когда он вновь вонзил нож, Бернис поняла: ее убивают. Она упала на колени, ее лицо выражало безмерное удивление. Она прижимала руки к ранам и смотрела, как темно-красная кровь течет по пальцам. Мужчина равнодушно смотрел на нее сверху вниз. — Ты мне никогда не нравилась, Бернис. А с чего бы? Ты такая же шлюха, как и все. Я начал водить с тобой дружбу только потому, что хотел получше изучить тебя. Подивиться той врожденной тупости, которая привела тебя на панель. Я знал: в какой-то момент мне захочется с тобой разделаться, но не знал, когда именно это произойдет. Определиться во времени всегда труднее всего. Когда именно надо действовать? Когда можно ожидать адекватной реакции на твои действия? Она скорчилась от боли, когда он снова воткнул в нее нож, на сей раз между лопаток. Она рухнула ничком, и гость понял, что Бернис мертва. Убийца уселся на стул и несколько минут разглядывал ее. Затем он провел ладонями по лицу, словно отгоняя сон, и жалобно заплакал. Микки смотрел в своей комнате ночную эротику по маленькому цветному телевизору и слышал плач, но не обратил на него никакого внимания. Его мама все время плакала. Микки не связывал плач с опасностью — этот звук просто означал, что дома кто-то есть, что он не один. Кейт осталась наедине с Патриком, который выглядел теперь получше. Цвет лица у него стал живее, и от его мужественной красоты у Кейт сжалось сердце. Ей пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не поцеловать его. Сколько раз она наблюдала за тем, как он спит! Особенно в самом начале их отношений. Она никогда не могла до конца поверить, что сумела отхватить себе такого потрясающего мужчину. Патрик сумел затронуть самые потаенные уголки ее души, и его могущество сначала даже пугало Кейт. После Дэна она поклялась никогда не отдавать себя мужчине целиком, оставаться хотя бы частично независимой. С Патриком это ей не удалось. Убийца, хозяин притона? Ей плевать. Ему она была готова все простить. Интересно, Рене чувствовала к Патрику то же самое? Скорее всего да, решила Кейт. Он же, в свою очередь, сохранял верность памяти Рене и любил Кейт. В его чувствах Кейт не сомневалась. Патрику посчастливилось дважды за свою жизнь встретить любовь. Кейт надеялась, что эта жизнь еще не закончилась. Услышав какой-то шум снаружи, она встревоженно посмотрела на дверь. Мама рассказала ей о визите русского, не на шутку обеспокоив Кейт. Впрочем, если Борис хотел причинить Патрику вред, то у него имелась полная возможность это сделать, а ведь ничего не произошло. Надо поскорее встретиться с Борисом, решила Кейт, и постараться с ним договориться. Звонила Дженни и сказала, что ходят слухи, будто Патрику, если он придет в сознание, предъявят обвинение в убийстве Томми Броутона. Впрочем, Кейт и сама понимала — такое вполне реально. Она пошевелилась на стуле, устраиваясь поудобнее. Как-никак, она просидела у кровати больше трех часов, близилась полночь, надо идти. Однако теперь, когда Кейт наконец оказалась рядом с Патриком после многочисленных отсрочек, уйти она уже не могла. Покинуть его — все равно что оставить новорожденного с чужими людьми. У Кейт сердце разрывалось при одной мысли об уходе. Она взяла его руку и вздрогнула, почувствовав, как он тихонько сжал ее пальцы. В испуге она чуть не отбросила его руку, затем увидела, что его глаза открыты. Патрик смотрел на нее, но это был пустой взгляд. Он снова закрыл глаза, и из горла его вырвался короткий гортанный звук. На какую-то секунду Кейт показалось, будто все это ей только мерещится, — просто ей слишком сильно хотелось, чтобы он пришел в себя. Теперь Патрик снова лежал спокойно, глаза закрыты, дыхание ровное. Кейт надавила на кнопку звонка, вызывая сестру. «Господи, пусть он выздоровеет!» — горячо молилась Кейт. Она окончательно решила остаться в больнице на всю ночь. После всего этого Кейт просто не могла отправиться домой и бросить Патрика в одиночестве. Сбросив туфли, она поудобнее устроилась на стуле. Если он выкарабкается, то ей наверняка придется навещать его, пока он будет под следствием, а потом ему предъявят обвинение в убийстве. Если, конечно, смогут найти какие-то улики. Однажды она уже солгала ради него. Она подумала, попытается ли полиция привлечь ее к делу и заставить свидетельствовать против Патрика? Только она снова солжет — под присягой, если понадобится. Она будет защищать его так же, как он защищал бы ее в такой ситуации. Когда в комнату вошла сестра, Кейт встала, чтобы поздороваться с ней, и сообщила с неуверенной улыбкой: — Мне кажется, он сжал мою руку. Сестра кивнула, подошла к кровати и поправила какой-то прибор. — Я бы не стала вас обнадеживать, — сказала она спокойно. — Возможно, это был просто рефлекс. Кейт кивнула, но в глубине души уже убедила себя в том, что Патрик выздоравливает. Как она хотела, чтобы он проснулся и узнал ее! Если бы мысль действительно обладала той силой, которую ей приписывают некоторые, то Патрик Келли немедленно поднялся бы с постели. Джеки и Джоуи уже едва дышали, но Вилли это ничуть не волновало. Главное — он наконец расплатился с ними. Не за себя — за Патрика. Когда в подвал вошел Борис, Вилли встревожился, но вида не подал. Он ожидал, что его прикончат, и надеялся на быструю смерть. У него в эти недели было много времени для раздумий, и он упрекал себя лишь в одном: следовало найти себе подругу гораздо раньше и завести детей. Именно с целью продолжения человеческого рода мужчины и женщины приходят в этот мир. Они призваны рожать детей и давать им все самое лучшее. Деньги и материальные блага здесь не на первом месте, гораздо важнее любовь к жизни и чувство собственного достоинства. Выбери Вилли другую дорогу, он не кончил бы жизнь здесь, в холодном подвале, истерзанный, молящийся лишь о том, чтобы смерть оказалась быстрой. Грустно думать о таких вещах. Вилли по-прежнему был благодарен Патрику Келли за то, что Пэт пустил его в свою жизнь, позволил ему любить свою дочь. Однако всякому надо иметь собственных детей, заботиться о них, работать ради их будущего. Сколько раз Патрик повторял ему: пора найти хорошую девушку, чаще бывать на людях, жить полной жизнью. Вилли тяжело вздыхал: ему-то казалось, будто времени в запасе еще много, но, похоже, его земной срок подошел к концу. С другой стороны, если русские и прикончат его, то он умрет с сознанием того, что сам выбрал свой путь. Образ жизни и привычки Вилли не нравились его матери. Но ему пришлось пройти через разлад с матерью, чтобы понять основное правило жизни: все мы в ком-то нуждаемся. Робость перед женщинами всегда была его слабой стороной. Теперь у него появилась Морин, и он полюбил ее. Морин та еще штучка, благослови ее Господь. Но она хорошая женщина, и совершенно неважно, чем там она занималась раньше. Именно прошлое делает нас такими, какие мы есть. У Морин прошлое довольно пестрое, но она взрослая женщина и всегда жила так, как считала нужным. Судьба ее не баловала. Теперь же Морин всячески заботилась о Вилли, и он на каждом шагу ощущал ее заботу. Наконец-то Вилли чувствовал, что нужен кому-то. Впервые в жизни у него появилась подруга, и ему это нравилось. Ему было хорошо с Морин. Он любил разговаривать с ней, ему нравилась даже ее вспыльчивость. Она умела развеселить его, заставить смеяться, и он наслаждался этим весельем. И теперь, когда он наконец понял истинную суть человеческих отношений, перед ним стоял улыбающийся Борис с пистолетом. Вилли решил достойно принять свою судьбу, какой бы она ни оказалась. А что еще ему оставалось делать? — Хорошо поработали, мистер Гэбни. Вилли не ответил. Он чувствовал, как холод пронизывает его до костей — то ли холод приближающейся смерти, то ли просто подвальная сырость. — Значит, мистер Келли невиновен — он просто утратил часть своего могущества. Как только такое происходит, стервятники наподобие этих двух друзей быстренько слетаются, чтобы отхватить себе кусочек. Вилли пожал плечами: — Пэт доверял Томми. У него не было причин ему не доверять. Борис кивнул: — Думаю, да. Я сожалею о покушении на его жизнь — надеюсь, он поймет, что это просто бизнес. На моем месте он поступил бы точно так же. — Если бы Патрик заказал чье-нибудь убийство, все прошло бы без сучка без задоринки, можете мне поверить. Он не терпел идиотов, — если бы он приказал, его приказ был бы выполнен безукоризненно. Борис улыбнулся в ответ на эту колкость. Он не обиделся, — наоборот, развеселился. Старомодные преступники наподобие Гэбни вымирали. Настоящие деньги крутятся сегодня в наркобизнесе, и парни постарше стараются избегать этого рынка, где царит жесточайшая конкуренция. Русские не так разборчивы. Борис кивнул на два лежащих на полу тела: — Почему вы их не убили? Вилли пожал плечами: — Если честно, просто не решился. Они ваши пленники, я тоже. Я так понимаю, мяч сейчас на вашей стороне поля, так ведь? Борис присел на корточки, приставил пистолет к голове Джеки и нажал на курок. Мозги и кровь брызнули в лицо Джоуи, который в ужасе закрыл глаза. Борис с улыбкой выстрелил Джоуи в висок, бросил пистолет на койку и поправил безупречно сидевший костюм от Армани. — Подвезти вас, мистер Гэбни, или вызвать вам такси? Бенджамин Бордер стоял возле больницы. Он присматривал за Кейт с момента похищения Джеки и Джоуи. Бенджамин знал, у кого они находились, и также знал: Борис может вернуться в любой момент. Всем, что Бенджамин имел, он был обязан Патрику Келли, который снабдил его первыми деньгами, дабы тот мог начать операции по сбору долгов. В то время Бенджамину едва исполнилось девятнадцать, и он рвался в бой. Патрику парень нравился и потому получил пять тысяч на покупку долга. Бенджамин вытряс долг из владельца собачьего питомника, полного психа, и заработал себе на этом репутацию. Свою жену, миниатюрную рыжеволосую девушку с необыкновенным чувством юмора, Бенджамин повстречал в ночном клубе, где подрабатывал вышибалой. Девушка оказалась девственницей, что уже само по себе поражало. Еще одной неожиданностью стала готовность ее семьи принять в качестве зятя громилу мулата, который явно души не чаял в их дочери Чентел. Даже теперь, когда у четы Бордер родилось уже семеро детей, Бенджамин не смотрел на других женщин. Он все еще желал жену в любое время дня и ночи, все еще находил ее страшно сексуальной. До нее он стремился трахаться со всем, что движется, и насытиться ему никогда не удавалось. С тех пор как в его жизни появилась Чентел, остальные женщины перестали для него существовать. Итак, семеро замечательных детишек и шикарный дом, большая машина и куча денег — если и не в банке, то в тайниках по всему юго-востоку Лондона. Бенджамин положил в банк для Чентел письмо с разъяснениями, где спрятаны деньги, — на тот случай, если с ним что-нибудь случится. Ничего этого Бенджамин не имел бы без Патрика Келли. Оставаться в долгу он не любил и потому сейчас наблюдал за больницей и пытался по-своему позаботиться о Кейт Берроуз. Большего для Патрика Келли он сделать пока не мог. Сьюзи находилась под кайфом и сияла благодушием. Услышав звонок в дверь, она, пошатываясь, направилась открывать, при этом глупо хихикая. Мужчина в мятом костюме на лестничной клетке показался ей знакомым. Она с трудом сфокусировала взгляд на его лице и наконец узнала: — О, привет. Сто лет тебя не видела. Она широко раскрыла дверь и впустила визитера. — Хорошо выглядишь, Сьюзи. Она самодовольно улыбалась: — Я под кайфом, приятель. Гость рассмеялся вместе с ней: — Ну, это дело житейское! Он проследовал за ней в безупречно чистую гостиную. Даже одурманивая себя наркотиками, Сьюзи умудрялась содержать жилище в чистоте. Эту особенность характера она приобрела еще в детстве, когда росла в грязи, как животное, и в результате прониклась отвращением ко всякой нечистоплотности. Она рано поняла, что если хочешь быть неряхой, можешь ею быть: главное при этом — прилично выглядеть. Если ты одета как надо и водишь дорогую тачку, тебя непременно станут встречать по одежке. В этом заключался один из главных уроков, вынесенных Сьюзи из ее недолгого детства. Ей нравилось наблюдать за лицами людей, которые переступали порог ее квартиры, она наслаждалась восхищением и завистью тех, чье материальное благополучие было ниже. Ее жилье говорило о том, сколько она зарабатывала, и партнеры понимали: они имеют дело с успешной женщиной. А сейчас к ней наведался призрак из прошлого, но самоуверенность, подпитываемая наркотиками, заставила ее принять как должное то, что человек, которого она не видела много лет, вдруг отыскал ее и заявился к ней без звонка. — Выпить хочешь? Гость кивнул: — Как обычно, Сьюз. Надеюсь, ты еще не забыла? Она захихикала. — Конечно, не забыла. Садись и чувствуй себя как дома. Черт, я ведь как раз вспоминала о тебе пару дней назад. — Она плеснула ему порядочную порцию бренди. — Интересно, правда? Он взял бренди и сделал глоток. — Правда. Если только ты никому ничего не говорила обо мне, Сьюз. Она села и скрестила стройные ноги. — А с чего бы мне говорить о тебе? — спросила она с искренним интересом. Мужчина пожал плечами: — Ты оказалась в дерьме, Сьюзи, так? До меня тут дошли слухи, что ты чуть не загремела на пожизненное заключение. Ужасная перспектива. И родную бабушку заложишь, лишь бы выкрутиться. Сьюзи все больше раздражалась: — Послушай, Баркер, я умею держать язык за зубами. Научилась за столько-то лет. Кроме того, подумай: если бы я решила сдать тебя, у меня было полно возможностей сделать это, и гораздо раньше. Мужчина потягивал бренди. — Я приехал сюда разобраться с кое-какими старыми делами, Сьюзи. Теперь расскажи мне в мельчайших подробностях, что здесь происходит. — С чего начать? — поинтересовалась Сьюзи. — Начни с начала, но сперва скажи, почему ты отправилась к Лукасу? Почему не пришла ко мне? Неужели ты надеялась, что я ничего не узнаю? Ты решила меня обойти, моя дорогая. А знаешь, ведь Лукас меня попросил вытащить тебя из этого дерьма. И мне бы хотелось, чтобы ты поняла: я знаю гораздо больше, чем ты можешь себе представить. Кроме того, ты мне должна. Мне пришлось дойти до самого генпрокурора, чтобы вытащить тебя. Сьюзи сделала глоток и проникновенно сказала: — Я ценю это. Баркер тихо рассмеялся: — Ну ты и мерзавка. Я столько помогал тебе, а в итоге ты действуешь так, словно меня уже и на свете нет. Сьюзи испугалась: — Мне казалось, ты больше не участвуешь в этих делах. Никто из девушек никогда не упоминал твоего имени. Он покачал головой, удивляясь такой изворотливости: — Еще бы. В отличие от тебя они боятся упомянуть мое имя или как-то перейти мне дорогу. Однако люди думают, что ты теперь на стороне легавых. Насколько я понимаю, эта Берроуз спрашивала тебя обо мне. — Я не сказала ни слова, клянусь. Я бы никогда так не поступила, — заверила Сьюзи. — Зачем, Баркер? Я же не дура. Я плачу Кливу Хамлину из Сохо — это наш человек в полиции. У меня есть свой человек среди легавых и в Грантли. — Да, Лукас сказал мне. Теперь я хочу знать, кто это. Сьюзи глубоко вдохнула: — Я скажу тебе все, что ты захочешь, Баркер. Он расслабленно откинулся на спинку кресла. — То-то же. Тем самым ты избежишь многих проблем. — Он оглядел квартиру: — Кажется, ты неплохо устроилась, а? Сьюзи кивнула и попыталась притвориться польщенной. Однако ей это не удалось. Морин скучала по Вилли. До нее дошли слухи, будто он мертв. Она также знала, что кто-то стрелял в Патрика Келли, и теперь он боролся за жизнь в больнице. От таких новостей она погрузилась в депрессию, перестала красить волосы и делать прическу. Лак на ее ногтях облупился, лицо без макияжа выглядело постаревшим и изможденным. Ее сын Дуэйн серьезно забеспокоился: мать катилась по наклонной с угрожающей скоростью. Стараясь подбодрить ее, Дуэйн придумал историю, что отец его подружки принял Морин за сестру Дуэйна. Обычно такие вещи на несколько дней поднимали Морин настроение, сейчас же мать посмотрела на сына совершенно пустыми глазами и только сказала презрительно: — Что?! Вот идиот! Дуэйн очень жалел мать. Он знал: мужчины и раньше ее бросали. Дуэйн относился к этому спокойно. Главное, что и она относилась к этому спокойно. Выдерживала удар, постепенно приходила в норму и начинала сама себя ругать. Природное чувство юмора всегда помогало ей смягчить горечь потери. Но на сей раз все было слишком серьезно. Все говорили, что Вилли похитили. Морин рассказала сыну, как она замечательно проводила время с Вилли, когда тот внезапно исчез. Сперва она подумала, что он просто надул ее, бросил в чужом городе, потом до нее начали доходить жуткие слухи. В тех кругах, где вращалась Морин, новости передавались из уст в уста. Дуэйн попытался объяснить ей, как неразумно верить слухам. Морин с вызовом спросила его: «По твоему мнению, сынок, меня просто бросили?» Он не знал, что ответить. Он отчаянно хотел помочь матери, но не знал, каким образом. Поэтому он приносил ей чай, когда она и не просила, сидел с ней по вечерам, вместо того чтобы кутить с друзьями. Он по-настоящему волновался за мать. Впервые за всю свою жизнь он видел ее слабой, и его это пугало. Его мать всегда выглядела такой сильной, причем ее силы хватало на всех. Ей приходилось быть сильной. Слабаки, встречавшиеся Морин на жизненном пути, приучили ее к этому. Он думал о том, увидят ли они когда-нибудь тело Вилли, и если да, то выдержит ли мать такое зрелище. Дуэйн, который до сих пор воспринимал мать как нечто само собой разумеющееся, понял наконец-то, сколько она для него сделала, как она ему дорога, как сильно он ее любит. Ох уж эта глупая старушка! Он просто не мог видеть ее такой несчастной и одинокой. Когда раздался звонок в дверь, Морин не двинулась с места. В старом рваном халате, покрытом пятнами, который она, похоже, в последнее время вообще не снимала, с сигаретой, свешивающейся из уголка рта, она сидела перед телевизором и смотрела ток-шоу, в котором обсуждали проблемы женщин, забеременевших от друзей своих сыновей. — Посмотри, кто там, Дуэйн. И скажи, чтобы убирались, я не в настроении принимать гостей. Дуэйн тяжело вздохнул и пошел открывать. Спустя две минуты лицо Морин вытянулось от изумления: Вилли, весь покрытый синяками и ссадинами, стоял на пороге. Она пулей бросилась к Вилли и обняла его с такой силой, словно хотела раздавить в объятиях. Ее голос дрожал от слез, она снова и снова повторяла его имя, как заклинание. Вилли наконец удалось оторвать ее от себя, и он сказал хрипло: — Черт, дорогуша, на кого ты похожа! Морин вытерла слезы и возразила: — На себя-то посмотри, приятель! Дуэйн заметил, что Вилли кривится от боли. Отстранив мать, Дуэйн помог ему сесть на диван. — Я приготовлю тебе ванну и чего-нибудь подкрепиться. Вилли благодарно кивнул: — Было бы в самый раз, сынок, спасибо. Дуэйн пошел в ванную, испытывая необыкновенное удовольствие от того, что мог оказать Вилли хотя бы эту пустяковую услугу. Дуэйн радовался, слыша треск расчески, которой мать приводила в порядок свои спутанные волосы. В отличие от всех тех, с кем мать Дуэйна водилась в прежние годы, Вилли Гэбни явно собирался остаться надолго. Глава 11 Клуб «Красотки» снова ломился от народа. Борис с легким недоумением смотрел на женщин, готовых отдать свои с таким трудом заработанные деньги, чтобы стриптизер потанцевал у их столика. Один из вышибал шутил: — С парнями справиться ничего не стоит. Ну помашут кулаками, и все. А вот бабы… Они как звери! Борис улыбнулся. Он уже слышал такое раньше. Он пробирался к административным помещениям сквозь толпу женщин, визжавших при виде обмазанных маслом молодых мужчин в крошечных трусиках. В офисе его встретил Паскаль, управляющий Патрика. Он руководил работой клуба, чтобы не закрывать его, пока Келли не даст официального согласия продать его русским, — разумеется, за символическую плату. Борис нисколько не сомневался в согласии Патрика. После всего, что случилось, это было бы правильное решение с деловой точки зрения. Борис знал: всех удивляет его желание купить клуб, но он также знал, что вопросов ему задавать не станут. Слишком крутыми связями он обзавелся в этой стране. Паскаль просматривал бухгалтерские книги со своим обычным озабоченным видом, помогавшим ему скрывать свои мысли. Паскаль, в отличие от большинства работников клуба, не мог себе представить, как это Патрик Келли вот так просто возьмет и отдаст клуб русским. Такое совершенно на него не походило. Если Патрик поправится, он захочет получить то, что ему принадлежит. И клуб в том числе. А значит, предусмотрительному Паскалю приходилось вести двойную бухгалтерию: одну — для русских и вторую — для Патрика. Большего для своего босса он сделать не мог. Сам Паскаль при любом раскладе ничего не терял. Однако он предпочел бы вести дела с Патриком — с ним все-таки спокойнее. С русскими постоянно возникало неприятное ощущение, что если им чем-то не угодишь, то тебе конец. Так что Паскаль работал с реальной и с фиктивной выручкой, вычислял разницу между ними и определял, куда эта разница пойдет. Работать на два лагеря — самое безопасное решение, пока все не утрясется. Кейт удивилась, увидев Голдинга у входа в отделение больницы. Он выглядел встревоженным, и она поспешила ему навстречу. Было 6.35 утра, и она еще не совсем проснулась после ночи, проведенной на стуле в полудреме. Голдинг улыбнулся ей, и она ответила теплой улыбкой. Он показал себя с наилучшей стороны в последние дни. Кейт мучила совесть из-за того, как сильно она ошибалась на его счет. — Извините, что так врываюсь, мэм, но у нас еще одно убийство и еще один пропавший ребенок. Кейт в отчаянии закрыла глаза: — Кто? — Девушка по имени Бернис Харпер. Проститутка, работала в массажном салоне. Ребенка зовут Микки, его тоже отдавали фотографировать. Мать зарезали, два удара в живот, третий между лопаток, от третьего удара она и умерла. Ребенку три года, он исчез. Бернис Харпер тоже состояла под опекой, у нее были приводы, в основном по мелочи — подделка чеков, магазинные кражи, приставания на улицах. Первый привод за приставание еще в тринадцать лет. Симпатичная девушка, жалко ее. — Она работала ночью? Может, ребенок еще у соседки или подруги? Голдинг покачал головой: — Женщина, которая живет рядом, сказала, что слышала поздно ночью шум, крики и все такое, но это в тех домах дело обычное, она не обратила на шум внимания. Никто не видел, чтобы кто-нибудь входил к Бернис, посторонних поблизости также не заметили. Кем бы ни был убийца, он вошел и вышел, не привлекая внимания. Кейт вздохнула: — Неудивительно. Всех проходящих по делу женщин объединяет одно: они живут — или жили — очень непростой жизнью. Происходящее с ними не привлекает лишнего внимания. Голдинг взъерошил свои редеющие волосы. — Мы сообщили о случившемся матери Бернис, но, кажется, она ничуть не удивилась. Даже не поинтересовалась судьбой ребенка. Я взял с места преступления фотографию мальчика, и, как я уже сказал, он есть на одной из фотографий, найденных у Керри. — Сделайте мне копии фотографий и встретимся через час, договорились? — Уже сделал, они у меня в машине. Забросить вас домой — принять душ и все такое? Она покачала головой: — Я на машине. Он направился к выходу. — Подождите! — окликнула его Кейт. — Я тут подумала… Давайте встретимся в участке в девять. Я хочу сначала кое с кем поговорить. — Понятно. Как мистер Келли? — Держится, как и все мы. Голдинг улыбнулся. Кейт смотрела, как он удаляется, но ее мозг уже полностью сосредоточился на очередной страшной новости. Убийца ходил вокруг незамеченным. Это означало, что он либо очень умен, либо хорошо всем знаком. Хорошо знаком и все его боятся. Да, именно так. Интуиция подсказывала ей, что Сьюзи знала, кто убийца, и вместе с ним занималась детской порнографией. Это укладываюсь в общую схему, имело смысл. Но кто же он, черт возьми, и как это выяснить, если невозможно допросить Сьюзи? Был только один человек, которому она достаточно доверяла, чтобы советоваться о таких вещах. Кейт хотела встретиться с ним немедленно — душ и завтрак подождут. Кейт заметила, что Роберт удивился, увидев ее, но, когда он гостеприимно улыбнулся, она почувствовала себя не такой виноватой за раннее вторжение. — Ради бога, извините, Роберт, но мне очень нужна ваша помощь. — Входите, я как раз приготовил кофе. Она проследовала за ним на кухню, которая была теперь безупречно прибрана и наполнена бесподобным ароматом кофе. — Я почти полночи провел за уборкой. Так трудно следить за всем. После всех этих лет, проведенных у постели больного отца, я могу по-настоящему посочувствовать работающим матерям! Он налил ей чашку ароматного кофе, и она с благодарностью сделала глоток. — Это моя причуда, — объяснил он. — Я просто не могу начать свой день с плохого кофе. И чай я очень люблю, но пью его гораздо позже, в середине дня. Кейт улыбнулась. — Так чем же я могу вам помочь, мисс Берроуз? Или я могу называть вас Кейт? — Разумеется. Я хочу задать вам несколько вопросов не для протокола. У нас еще одно убийство. Бернис Харпер. Роберт побледнел при этих словах, глаза его наполнились слезами. — Боже мой, только не бедняжка Бернис! Как это случилось? И что с малышом Микки? Должен ли я обеспечить присмотр… Он смолк, увидев выражение лица Кейт. — Боюсь, Микки пропал, — сказала Кейт. — Это уже второй ребенок за неделю, так как сын Шерон Палистер все еще не найден. Строго между нами: следствию абсолютно не за что зацепиться, кроме Наташи и Сьюзи, а у Сьюзи есть друзья на самом высоком уровне власти. — Меня это нисколько не удивляет, — с горечью сказал Роберт. — Она всегда все делает под прикрытием, эта Сьюзи. Я знал ее еще до того, как приехал сюда. Много лет назад я жил в Уэльсе, управлял там приютом для девочек. В то время она была тощей, некрасивой девчушкой и уже тогда отличалась жестокостью. Она могла до полусмерти избить подружку за обычную шоколадку. Но ее мамаша была просто гадиной. Это единственное описание, которое я могу ей дать: «невыразимо мерзкая гадина». Они тогда жили в Тильбюри. Ее мать представляла собой наихудший тип портовой проститутки. Вытворяла, что угодно после нескольких стаканов и своих дочерей готовила к тому же. Я знаю, все презирают Сьюзи, но, если вспомнить, как она росла, нет ничего удивительного в том, какой она стала. Поставьте себя на ее место хоть на пять минут: могла ли она научиться сопереживать, любить, заботиться о ближнем, если вокруг себя видела совсем другие примеры? Кейт знала, что Роберт прав, но не могла разделить его чувства. Тот, кто втягивал маленьких детей в порнографию, не имел права на снисхождение в глазах Кейт. — Получив такое воспитание, ей следовало бы постараться защитить других детей от подобной участи. — Вы выросли в хорошей семье и получили достойное воспитание, потому так и говорите. Да, я защищаю своих девочек, но кто же их защитит, если не я? Кто-то должен попытаться достучаться до них и наставить на путь истинный. У меня неблагодарная работа, подопечные от меня отмахиваются по двадцать раз на дню. Но я не оставляю своих попыток, и иногда мне удается что-то им внушить. Я заставляю девушек призадуматься над тем, как они живут. Заставляю их в первую очередь думать о детях. Люди готовы жертвовать кучи денег на различные добрые дела — на бедствующих детей Румынии, например. Да на что угодно! В это самое время здесь, в нашем городе, за неделю умирают двое детей из неблагополучных семей, причем у младенцев больше шансов умереть от побоев, чем у дошкольников и детей школьного возраста. У нас есть женщины, которые рожают детей без счету, производят их, как конвейерная лента, не получая при этом практически никакой поддержки. Некоторые районы — просто рай для педофилов, для их невидимой деятельности. Некоторые случаи насилия над детьми имеют корни в далеком прошлом — восходят к бабушкам и прабабушкам, которые тоже в свое время подверглись насилию со стороны родственников или друзей семьи. Роберт перевел дыхание и взглянул на Кейт, которая внимательно его слушала. — Я смотрю на себя как на маленькую шестеренку в огромном механизме социальной защиты, — объяснил он. — И пытаюсь помочь подопечным, а не высмеивать их. Хочу, чтобы они сами увидели свои пороки, а не читаю им морали, как делают очень многие. Я пытаюсь стать другом для своих подопечных, пусть даже большинство считает их отбросами общества. Короче говоря, я пытаюсь внушить отверженным людям немного самоуважения. Это, по моему убеждению, является основным в работе с теми, кто оказался на самом дне общества. Кейт по-прежнему слушала не отвлекаясь, но Роберт знал: ему не удалось полностью убедить ее. Что ж, он будет делать то, что считает необходимым. — Как вы думаете, кто еще из девушек мог входить в этот порнографический круг, кто еще мог позволять использовать своих детей? — спросила Кейт. — Только без протокола, договорились? Она кивнула: — Разумеется, все останется между нами. Как по-вашему, кто еще мог бы нам помочь? И кто мог раскручивать порнобизнес вместе со Сьюзи? — Я вам уже говорил: обратите внимание на детектива Баркера. Его окружала целая орава детей, когда он работал здесь, в Грантли. Большинство из них все еще живут здесь, но никто не предъявлял ему претензий. Он все устроил так, что никто не мог его тронуть. Ребенком Сьюзи была одной из его девочек, и Керри Элстон, и Таша. Да многие. Его пытались привлечь, но так ничего и не смогли доказать. Вместо того чтобы пойти под суд, как следовало ожидать, он, наоборот, поднимался по службе все выше и выше. Да, Баркер — это тот общий знаменатель, который связывает многих фигурантов вашего расследования. Кейт нахмурилась, осознавая все значение сказанного. — То, о чем вы говорите, отражено в каком-нибудь деле? — Двенадцать лет назад изнасиловали и убили одну девочку — Лесли Кармайкл. Поднимите это дело — возможно, оно натолкнет вас на какие-нибудь новые мысли. Имя прозвучало как сигнал к действию, и Кейт благодарно улыбнулась: — Спасибо, Роберт. Он пожал плечами: — Почему бы не помочь, если это в моих силах, дорогая? Но помощь была неофициальной, не забывайте. Я не хочу, чтобы меня начали преследовать за распространение сплетен. Кейт допила кофе и не отказалась от новой чашечки, которую предложил Роберт. — Я слышал о Баркере от некоторых девушек, к которым приходил домой, — сказал Роберт. — Он частенько навещал их. Когда я приехал в Грантли, то удивился, обнаружив его здесь. Но уже тогда он быстро продвигался по службе. Я не любил его, но ведь быть мерзавцем — это не преступление, правда? А уж он мерзавец, поверьте мне. Сейчас, когда он работает в отделе по борьбе с проституцией и наркотиками, он может спокойно потакать своим страстям. Как вы, наверное, знаете, в Лондоне процветает проституция среди одиннадцати-двенадцатилетних девчонок. При этом дома его поджидает молодая жена, малышка Дебби. Кейт слышала усталость в голосе Роберта и искренне ему сопереживала. — Баркер далеко зашел. В его делишках участвовали еще многие — в том числе несколько работников служб социальной защиты, один врач, один директор социальной службы. Все они вышли сухими из воды. Этот врач все еще практикует, тип из социальной службы вышел на пенсию. Обычное дело, все замяли. Ретчет, ваш начальник, мог бы вам больше рассказать, чем я. Он возглавлял расследование, а потом прилежно замял дело и замел все следы. За стены его кабинета ничего не просочилось. Девочек, которые обратились с жалобами, обвинили во лжи. Они ведь все были из неблагополучных семей, а значит, с самого начала не имели никаких шансов добиться справедливости. Если вы поговорите с Камиллой, она вам скажет, кто они. Ее отец в то время служил здесь патрульным полицейским и много знает об этом деле. Роберт сделал многозначительную паузу и добавил: — Сейчас вам нужен Ретчет. Он об этом деле знает все. Мистер Ретчет забавный тип. Сокрытие фактов по делу двенадцать лет назад позволило ему занять нынешнюю должность. Глаза Кейт расширились, и Роберт засмеялся: — Надеюсь, вы не станете цитировать меня, но в сплетнях всегда есть доля истины. Помните об этом. — Не удивлюсь, если вы окажетесь правы. Роберт учтиво поклонился. — Спасибо, Роберт. Я вам действительно очень благодарна за все. Особенно за кофе. Он взъерошил волосы: — Я вот подумываю, не перекраситься ли мне в блондина. Что скажете? Кейт подавила улыбку: — С вашим замечательным цветом лица вы и так прекрасно выглядите. — Ладно, подумаю. Как ваш друг? Кейт с удовольствием сменила тему: — Ночью он открыл глаза и сжал мою руку. Правда, сестра говорит, что обольщаться не стоит. Роберт ласково погладил Кейт по руке: — Думаю, после того, что с ним произошло, это может быть только хорошим знаком. Она кивнула. Глаза ее наполнились слезами от такого доброго отношения. — С ним все будет в порядке, Кейт. Я вам это предсказываю. Она сделала глоток кофе, пытаясь скрыть свои чувства. — Думаю, мне лучше позавтракать сейчас, — сказал Роберт. — Скоро проснется отец, и тогда начнется настоящий ад. Вот почему я люблю вставать пораньше: чтобы иметь немного времени для себя, даже если я недоспал ночью. Это позволяет мне оставаться в здравом рассудке. — Он очень плох? Роберт удрученно кивнул: — Представьте себе избалованного ребенка, точнее, испорченного подростка, помножьте его прекрасные качества на двадцать, и вы получите представление о том, с чем мне приходится иметь дело каждый день. Но я не могу отправить отца в дом престарелых, просто не могу. Ведь он, как-никак, мой родной отец. Роберт заерзал на стуле и сразу стал выглядеть очень молодым и беззащитным. — Странная вещь, Кейт, если бы я имел дело с одним из моих подопечных в подобной ситуации, я бы посоветовал отдать старика в дом престарелых ради общего блага. Человек превратился в полнейшего идиота, храни его Господь, при этом физически он так же здоров, как вы или я. А какой он сильный! Боже мой, какой же он сильный! Он поднялся и ополоснул под краном чашку. Кейт восприняла это как знак окончания беседы. Она попрощалась и оставила Роберта одного ухаживать за больным отцом, даже не осознававшим, кто он такой, и лелеять свое прекрасное заблуждение, будто можно изменить к лучшему жизнь обитательниц социального дна. Несмотря на расхождения во взглядах, Кейт восхищалась Робертом, его преданностью делу и собственным убеждениям. Требовались огромная смелость и уверенность в себе, чтобы противостоять общему мнению. Разговор с Робертом заставил Кейт посмотреть на собственные проблемы под другим углом, и она почувствовала себя гораздо лучше, словно глотнула свежего воздуха после духоты кабинета. Приехав в участок, Кейт полностью сосредоточилась на изобретении способа добраться до Сьюзи скрытно от начальства. Она запросила документы по Баркеру и по убитой школьнице Лесли Кармайкл. Она также собиралась попросить Дженни и Голдинга поискать еще что-нибудь на Баркера. Некоторые свежие сплетни по поводу его трудов в отделе по борьбе с проституцией и наркотиками отнюдь не помешают. Кейт собиралась использовать все свои связи, дабы побольше узнать о Баркере. Она доведет это дело до конца, несмотря на сопротивление Ретчета и его приспешников. Они-то вбили себе в голову, будто из-за своей связи с Патриком, который находится под подозрением в убийстве, Кейт пойдет у них на поводу, стремясь спасти свою карьеру. Кейт мрачно улыбнулась. Они ошибаются на ее счет, но высовываться она не станет, пока не соберет достаточно улик, чтобы осудить порнодельцов. Если они виновны, они ответят за все. Кейт не боялась за себя — она готова надоедать самому высокому начальству, лишь бы наказать негодяев. Сейчас она чувствовала себя окрыленной: благодаря Роберту Бейтману у нее появились новая информация и полезный союзник. Теперь еще уладить бы проблемы Патрика, и тогда она сможет наконец немного расслабиться. Ретчет уныло поднял глаза на Кейт и вздохнул: — Я не могу допустить вас к делу Лесли Кармайкл. Мне очень жаль, Кейт. А дело Гарри Баркера затерялось. Такое иногда случается в учреждении, через которое проходит много бумаг. Кейт в течение долгих секунд смотрела на него, не произнося ни слова. Когда он опустил глаза, она заговорила: — Я знаю — вы продажны, мистер Ретчет, знаю наверняка. Я также знаю, что вы специально скрываете от меня эти дела. Если бы Патрик был сейчас здоров, вы бы не осмелились так себя вести, ибо он из глотки у вас вырвал бы нужные мне документы. Теперь слушайте меня внимательно, сэр. Я говорю совершенно серьезно… Ретчет перебил ее: — Вы, конечно, дура, Кейт, но я все же никогда не думал, что у вас с головой настолько плохо. Я не имею никакого отношения к этим делам. Я выполняю приказы, как выполнял и тогда. Не имеет никакого значения, чего я хочу и чего я не хочу, черт возьми. В отличие от вас мне осталось до пенсии всего несколько лет, и я собираюсь без скандала уйти на покой. Да, двенадцать лет назад меня вынудили свернуть расследование. Но тогда у меня не было выбора, как нет его сейчас у вас. Прекратите корчить из себя героиню боевика и спуститесь с небес на землю. Однажды Баркер допустит промашку, и тогда им займутся крутые ребята. А до того времени он защищен лучше, чем Ясир Арафат во время своего визита к Стене Плача. Хватит рассматривать меня как преграду на своем пути. Я тут только в роли мальчика на побегушках, понятно? А теперь закройте дверь с другой стороны. Кейт понимала: он говорит искренне, но его слова звучали так жалко, так отвратительно… Он смягчился: — Я понимаю, что вы чувствуете, дорогая, я и сам чувствую то же самое. Я должен жить с тем, что я сделал двенадцать лет назад, и поверьте мне: если бы я мог повернуть время вспять, я швырнул бы папку с компроматом в лицо Баркеру и наплевал бы на последствия. А тогда Баркер слишком много знал обо всех, включая меня, и это до сих пор остается его козырем. Если бы вы знали, Кейт, как высоко тянутся нити данного дела, у вас бы закружилась голова. Оставайтесь с тем, что вы уже накопали, проведите несколько обоснованных арестов и выкиньте всех детишек и мамаш из головы. Это лучшее, что вы можете сделать. Он помолчал, давая ей осмыслить сказанное, затем произнес: — Кстати, Ганнер и Партридж мертвы. Как чувствует себя Патрик? Он увидел, как она побледнела, и мягко улыбнулся: — Жизнь порой складывается очень интересно, правда? Нам всем есть что скрывать. Кейт развернулась и вышла из комнаты. Ретчет победил и прекрасно это знал. Джулия Кармайкл жила в маленьком муниципальном домике. В комнатах у нее царила чистота, хотя мебель поистрепалась со временем. У Джулии были седеющие волосы, коротко подстриженные на мужской манер, и широкое открытое лицо с выцветшими голубыми глазами и крепким подбородком. Кейт она сразу понравилась — что-то в ней вызывало доверие. Джулия готовила чай, а Кейт, сидя за кухонным столом, наблюдала, как она хлопочет. Судя по тому, как нервничала хозяйка, ей нечасто приходилось принимать гостей. — Так вы пришли, чтобы узнать о моей Лесли? — спросила она. Кейт кивнула: — Я хотела бы задать вам несколько вопросов. Джулия иронически улыбнулась: — Снова открывают расследование, так получается? Кейт промолчала. Джулия Кармайкл безнадежно покачала головой: — Вряд ли. Судьба Лесли никого не волновала раньше и не волнует сейчас. — Теперь в каждом ее движении ощущалась враждебность. Она со стуком поставила чайник на стол. — Я каждый день думаю о моей Лесли. Тело нашли в лесу, ее изнасиловали и убили. Насильников было несколько. Патологоанатом сказал об этом моему Джеку. Он работал носильщиком в больнице Грантли, мой Джек. Он там всех знал, и его все любили. Но потом, на суде, следователь заявил, будто преступление совершил только один человек и будто Лесли совсем не мучилась. Вы не представляете, какую чушь они несли, стараясь замести следы. Никаких имен в деле так и не появилось. Сказать вам, почему? Кейт снова промолчала. — Потому что преступник был одним из ваших, он служил в полиции, этот выродок. Баркер, так его звали. Я ему доверяла, знала его жену. — Джулия горестно покачала головой при воспоминании о таком коварстве. — И ведь он пришел в мой дом выразить соболезнование по поводу смерти Лесли. Клялся — мол, обязательно найдет виновного. И я ему верила. Я не знала тогда, и никто не знал, что его подозревали. На него уже неоднократно поступали жалобы, а моя Лесли угрожала рассказать, как он приставал к ней и к некоторым ее подружкам. — Джулия зажмурилась: — Она не была примерной девочкой, моя Лесли, но она не заслужила такой смерти. Если бы такое случилось с животным, все возмущались бы и требовали возмездия. Но когда ни за грош гибнет человек, это просто становится новостью на несколько дней, пока не случится что-то более значительное. — Кто-нибудь еще имел отношение к этому делу? Я имею в виду — другие девочки? Джулия вздохнула и стала разливать чай. Чай был густой и темный, и Кейт знала, что у него окажется прелый вкус. — Да, несколько девочек в этом замешаны. Я ведь нашла дневник Лесли и потому знала больше, чем все думали. Но, когда Баркера задержали, я не знала, что Лесли писала именно о нем. Она использовала букву «Б». Никаких имен. Просто я сопоставила некоторые факты, которые почерпнула из рассказов других девочек. Однако дневник у меня отобрали. Я отдала его полиции, поскольку верила: с его помощью свершится правосудие над Баркером. Больше я дневника не видела и не смогу доказать, что он существовал. Но этот любезный человек, мистер Ретчет, — он совершенно точно видел его. Я отдала дневник ему прямо в руки, когда он приходил сюда. Кейт пять раз перечитывала дело. Там говорилось лишь о том, что убита девочка, произведено расследование, но найти убийцу не удалось. Согласно выводам следствия, убийца оказался в этих краях проездом или он просто бродяга — одним словом, случайный человек. Нигде не говорилось о проведенном внутреннем расследовании, о том, что в преступлении подозревали полицейского. Вопиющее сокрытие фактов! Но, глядя на Джулию Кармайкл, Кейт знала, что этой женщине не хватило бы сил бороться за справедливость. Она была жертвой собственного невежества и страха — страха перед полицией и высоким начальством. — Работники социальной службы тоже привлекались к расследованию? — спросила Кейт. Джулия кивнула. Она закурила и села у стола, положив на него загрубевшие руки с обломанными ногтями. — Лесли состояла под надзором социальной службы из-за проблем в школе. Она прогуливала, грубила учителям. Ничего такого уж серьезного. В их компании все так себя вели. Но когда она связалась с этой Керри Элстон, то по-настоящему отбилась от рук. Керри заходила за ней в тот день, когда ее убили. Я до сих пор думаю, что она тоже в этом участвовала. Она и Баркер погубили моего ребенка. — Джулия тяжело вздохнула. — На похоронах Керри плакала, но я велела ей убираться к черту. Она плакала, стараясь привлечь к себе внимание, смотреть было противно. Она даже сюда приходила и просила разрешения посмотреть на Лесли в гробу! Сначала я сочла ее поведение просто детской блажью, а потом нашла дневник, когда убиралась в комнате Лесли. Я отдала его мистеру Ретчету, который вел это дело. Он обрадовался и пообещал продолжить расследование. Понимаете, я тогда решила, что он имел в виду Баркера, поскольку видела Баркера с Керри и с этой маленькой шлюшкой Джеки Палмер. Баркер обычно сажал их в свою машину на окраине района, там, где пустырь. Дело известное, таких вещей в небольшом городе не скроешь. Но моя Лесли не похожа на них — так я думала, пока не прочитала дневник. Это было ужасно, мисс Берроуз. Можете вы себе представить, каково было мне, матери Лесли, читать о ее похождениях с мужиками? Кейт опустила глаза. Да, она могла себе представить чувства Джулии. Она испытала то же самое с Лиззи. Она знала, какая это травма, когда вдруг узнаешь, что твоя родная дочь, твой ребенок, которого ты вырастила, любила, обожала, охотно позволяет использовать себя кому попало. Девчонкам казалось, будто разнузданность делает их какими-то особенными. Джулия молча курила и задумчиво смотрела в окно. Мысли ее витали далеко от этой тесной кухоньки. — И ведь не только с мужчинами, что самое ужасное. Они и между собой тем же занимались. И ведь были еще совсем маленькие — двенадцать, тринадцать лет. Некоторые еще младше. Я была просто опустошена. Эта история убила моего Джека. Я постаралась скрыть от него самое страшное, но то, что он потерял дочь, само по себе убило его. Я похоронила его через восемь месяцев после Лесли. Он выпил снотворное, когда я ушла на работу. Он так и не узнал всей правды, и хотя бы за это я благодарна судьбе. Кейт была ошарашена: — Вы скрыли то, что происходило с дочерью, от вашего мужа? От ее отца? Женщина кивнула: — Возможно, я поступила неправильно, но ведь Джек любил Лесли больше жизни. Он никогда не смог бы смириться с тем, что она стала такой. Она была нашим единственным ребенком. У меня случилось два выкидыша, и мы уже решили: не судьба нам иметь детей. Когда я снова забеременела и все шло прекрасно, мы просто пели от счастья. Мой Джек обожал Лесли, души в ней не чаял. Я не смогла бы сказать ему, какой она стала, это убило бы его. Думаю, вы меня поймете. После ее смерти он и так ходил сам не свой от горя. Как я могла рассказать ему о другой жизни Лесли? Джулия затушила сигарету и тут же закурила снова. — И никто в полиции не воспринял вас серьезно? — спросила Кейт. — О, они только делали вид. Расследование вроде бы проводилось, как и сказал мистер Ретчет. А когда я поняла, что это только спектакль, то спросила себя: хочу ли я вынести на общее обозрение правду о моей дочери и ее поведении? Особенно, если не могу доказать, что именно Баркер стоял за всем этим? Серьезно подумав, я решила: нет, не хочу. Не только из-за людских пересудов, но в основном из-за Джека. А потом, когда он убил себя, я не хотела осквернять его память и просто отступилась. Но поверьте: было очень нелегко позволить этому ублюдку Баркеру остаться безнаказанным. А когда я попросила вернуть дневник, мне ответили, что не было никакого дневника, а я просто вне себя и несу околесицу. Мне пришлось обратиться к доктору, Гордону Броунингу, и знаете, что я вам скажу? Он фактически встал на сторону Баркера. Говорю вам, мисс Берроуз, наш город проклят. Насильники бродят по улицам, и никому нет до этого дела. Я сменила доктора, смирилась и заткнулась, потому что никто не хотел слышать о моей беде, действительно никто. Кейт было стыдно за то, как с несчастной женщиной обошлись в полиции. Поскольку она сама давно раскусила Ретчета, то нашла всю историю вполне правдоподобной. И разве Кейт не знала по собственному опыту, насколько тесны связи между полицией и преступным миром? Но слышать, что твои собственные коллеги помогли избежать наказания педофилу в собственных рядах… И не только избежать наказания, но и перейти в отдел по борьбе с проституцией! Это заставило Кейт задуматься, можно ли хоть кому-то еще доверять. — Так зачем вы пришли ко мне? — спросила Джулия. — Ведь не просто чтобы закрыть дело, так? У вас такой вид, будто вы действительно верите мне. Кейт сделала еще глоток крепкого сладкого чая. Она пыталась подобрать нужные слова. Ей так хотелось рассказать этой женщине всю правду, но вряд ли сейчас это будет разумно. А если ей снова перекроют дорогу? Если ее выкинут с работы? И все же, глядя на горестное лицо женщины, она решила сказать правду. Джулия Кармайкл заслужила это. — Я верю каждому вашему слову. Скажу вам кое-что — исключительно неофициально. Джулия кивнула, но в глазах ее сквозило недоверие: — Я слушаю. — Так вот, меня очень интересует фигура Баркера. Я детектив, как вы знаете, и в настоящее время работаю над другим делом, однако его имя постоянно всплывает и там. Я узнала о том, что случилось с вашей дочерью, потому и пришла к вам. Клянусь вам, миссис Кармайкл: я из кожи вон вылезу, но достану этого ублюдка. Предупреждаю: я в такой же ситуации, как и вы, я выступила против весьма могущественных людей, и, если я поведу расследование в ущерб им, меня могут вышвырнуть с работы. Но тем не менее могу вас уверить: я сделаю все возможное, чтобы призвать Баркера к ответу. Джулия обмякла от облегчения. В ее глазах блестели слезы. — Просто рассказать о своей беде кому-то и чтобы тебе поверили — это уже немало, — сказала она дрожащим голосом. — Но вы собираетесь вновь заняться делом Лесли… Я себе такого даже представить не могла. Ведь все, с кем мне приходилось сталкиваться, смотрели на мою дочь как на шлюху, недостойную их внимания, считали, что она сама во всем виновата. Но какой бы она ни была, ее сделали такой. Баркер сделал. Я всегда с радостью встречала его в моем доме, с его женой Мэвис мы дружили. Он знал мою девочку чуть ли не с пеленок и еще тогда задумал добраться до нее. Джулия уже не сдерживала слез. Кейт протянула ей чистый платок и попыталась утешить. Но как можно утешить женщину, которая потеряла двух самых близких людей из-за предательства полиции? Те, кто давал клятву защищать Джулию и ее семью, с самого начала работали на стороне их врага. Как можно утешить того, кто знает, как все было на самом деле, и при этом понимает, что никто никогда ему не поверит? Но Кейт все же пыталась. Она посмотрела на фотографии Лесли и ее родителей, развешанные повсюду. На зажженную свечу, стоявшую в знак памяти перед фотографией маленькой девочки с щербинками между зубами и невинной улыбкой. И Кейт самой захотелось заплакать и плакать до тех пор, пока не иссякнут слезы. Глава 12 Вилли помаленьку поправлялся. Морин ухаживала за ним с поистине материнской заботой: готовила ему еду, лечила его и вообще проявляла такую предупредительность, которую неизбалованному Вилли трудно было выносить. Поэтому он старался вести себя потише, удобно устроившись на ее большой мягкой кровати под розовым нейлоновым одеялом. Дуэйн скрутил ему небольшую сигарету с марихуаной в медицинских целях, но Вилли потихоньку ее выбросил. Вилли знал — парень хотел добра, и не стал обижать его в лучших чувствах. Следовало подумать о том, что предпринять дальше. Необходимо узнать, как идут дела у Патрика, какая обстановка в клубе. Кроме того, нужно увидеться с Кейт, проявляя при этом крайнюю осторожность, поскольку Вилли не знал точно, что Патрик ей уже рассказывал о своих делах. Вилли ценил и уважал Кейт и не хотел ей врать, однако и разоблачать перед ней Патрика ему не хотелось. Морин принесла поднос с едой и напитками. Она только что вымыла и уложила волосы и заново накрасила ногти. Все ее полное тело мерно колыхалось в такт шагам. Вилли улыбнулся от удовольствия, глядя на нее. Она такая славная, старушка Морин, и столько делает для него. Морин не задавала лишних вопросов — только старалась поскорее поставить его на ноги. Другая расспросами вымотала бы всю душу, но Морин вполне хватало того, что Вилли сам ей рассказал. Вилли понимал: второй такой женщины днем с огнем не сыщешь, и от этой мысли ему становилось легко и спокойно. Поглощая вкусную домашнюю еду, Вилли вдруг подумал: ведь впереди у него трудное время. Сможет ли он решить свои проблемы, не навлекая опасность на Морин и ее сына? Он надеялся, что сможет. Однако все складывалось так, что скоро ему, возможно, опять придется рисковать жизнью ради старого друга. Морин улыбнулась ему. Вилли заметил блеск в ее глазах, когда она прошептала: — Ты становишься все больше похож на своего отца, Вилли. Проглотив сочный кусочек бифштекса, Вилли ответил: — Ничего не имею против, девочка. Морин села на краешек его постели и стала с таким вниманием наблюдать за тем, как он расправляется с остатками бифштекса, словно от этого зависела ее жизнь. Кейт снова просматривала документы, предоставленные Робертом Бейтманом. Имя Баркера нигде не фигурировало, но Кейт пришлось испытать шок, обнаружив многочисленные упоминания имени Керри Элстон в связи с убийством Лесли Кармайкл. Кейт не хотела, чтобы Джулия узнала о причастности к убийству Керри и Джеки, но их имена встречались в деле слишком часто. Похоже, Керри оказалась замешана в убийстве, будучи еще совсем юной. А что, если убийств было несколько? Придется навестить ее, сообщить о том, что уже удалось узнать, и посмотреть на реакцию подследственной. Хотя, говоря по правде, Кейт не ждала многого от этой встречи. Зазвонил телефон. Кейт ответила: — Берроуз слушает. — Как ты, моя дорогая? Этот певучий ирландский акцент мог принадлежать только Кенни Кейтлину. Кейт сразу воспряла духом: — Я так рада тебя слышать! Может, удастся пообедать вместе? Кенни услышал нотки неуверенности в голосе Кейт и усмехнулся: — Слушай, давай я позвоню тебе позже, и мы обо всем договоримся? Тебя интересует один из моих коллег, правильно? Она промолчала, и он усмехнулся снова. — Я позвоню сегодня вечером в восемь. Будь, пожалуйста, дома. На линии пошли гудки, и Кейт медленно положила трубку. Похоже, Кенни собирается навестить ее сегодня. Надо предупредить маму. Кейт доверяла Кенни. На него всегда можно было положиться — независимо от обстоятельств. Она вспомнила, как работала с ним вместе в первый раз, вспомнила свое недоверие к нему и улыбнулась. Он проявил себя блестяще! И всегда оставался хорошим другом. Именно поэтому она и обратилась к нему сейчас. Если кому и суждено разоблачить Баркера, так это Кенни. Кейт почувствовала облегчение уже от одного разговора с ним. Собрав документы, Кейт ушла из офиса. Она сможет снова поработать над ними в больнице. Встретив Голдинга, Кейт попросила организовать ей встречу с Керри и покинула здание. По пути в больницу Кейт думала о Лесли Кармайкл и о ее матери, о пропавших детях и о поиске общего знаменателя, который объединяет все эти преступления. Тем самым она отвлекала себя от мыслей о Патрике. Нужно дождаться момента, когда его жизни уже ничего не будет угрожать, — лишь тогда можно строить планы на будущее. А до тех пор не стоит заглядывать далеко вперед. Ей и так есть о чем подумать. Эвелин как раз уходила, когда Кейт приехала в больницу. Кейт сообщила ей, что вечером придет Кенни. Эвелин обрадовалась: — Кенни?! Как здорово! У меня есть замечательный кусок свинины, я смогу приготовить прекрасное жаркое! Эвелин ушла, поглощенная мыслями о меню на вечер. Кейт не переставала удивляться, как ей удается поглощать такое количество пищи благодаря стараниям матери и все-таки не полнеть. Дженни, например, в последнее время прибавила в весе, — правда, нисколько не страдала по этому поводу. Кстати, Кейт подозревала, что Дженни с удовольствием осталась бы навсегда в ее доме. Удивительно, как взрослые женщины нуждаются порой в материнской опеке. Кейт опустилась на стул рядом с кроватью Патрика, сжала его руку и ссутулилась от навалившейся усталости. Сильный запах «Эсте Лаудер» возвестил о приходе Грейс и Виолетты. Кейт обернулась, чтобы поприветствовать их. — Как он, по-вашему? — спросила она. Грейс пожала плечами: — Ну, особых перемен нет. Говорят, скоро его смогут перевести в общую палату, — это уже неплохо. Он самостоятельно дышит, у него нормальные рефлексы — вот, пожалуй, и все. Грейс, как всегда при разговоре с Кейт, вела себя сухо и бесцеремонно. Виолетта же ласково улыбнулась: — Ты выглядишь усталой, дорогая. Слишком много работы? — Как обычно, — ответила Кейт. — Кто-то ведь должен этим заниматься, правда, Ви? — В ее словах прозвучал вызов Грейс. — Правильно, кто-то должен заниматься грязью и мерзостью, — огрызнулась Грейс. — У тебя дома хоть ванна есть? Я уверена: ни один нормальный человек не стал бы копаться в таком дерьме. Терпение Кейт лопнуло. Это было уже слишком. — Чтобы ты знала, Грейс: нормальным законопослушным людям защита необходима. Может, ты объяснишь, каких нормальных людей ты имеешь в виду? Воров, убийц или проституток? Кейт уже пожалела о собственном срыве, но ее выводил из себя глупый сарказм Грейс. — Между прочим, я знаю, что среди полицейских очень много бесчестных людей, — ядовито заметила Грейс. Кейт, к сожалению, не могла не согласиться с этими словами, пусть даже сказанными ни к селу ни к городу. Но и молчать Кейт не собиралась. — Ты знаешь? Ну да, ты ведь все знаешь, Грейс. Прости, но на самом деле ты просто бессмысленно треплешь языком, демонстрируя при этом свое полное невежество. Если тебя ограбят, ты первым делом позвонишь именно в полицию, а не куда-нибудь еще. Если убьют ребенка или ограбят банк, полиция тут как тут. Именно благодаря полиции эта страна еще не докатилась до анархии! Ты только подумай своей головой, как нам жилось бы, если бы не было законов! Представь себе: каждый делает только то, что он хочет. Почему ты не хочешь подумать об этом хотя бы раз в жизни, в виде исключения? Виолетта, несмотря на все свое миролюбие, выступила довольно решительно: — Ты права, Кейт, успокойся. Грейс, временами ты действительно бываешь невыносима. Девочка просто делает свою работу. Грейс удивленно взглянула на сестру и закричала: — Девочка?! Девочка?! Да ей уже давно за сорок! Какая она девочка? Да она, считай, наша ровесница! Не говори чепухи, Ви. — Ты, злобная старая сука! — Виолетта толкнула сестру в грудь. — Какая она тебе ровесница? Тебе уже семьдесят два, и я могу доказать это. Проклятая баба, довела нас до озверения своим поганым языком! Тебя никто не будет терпеть, даже сиделка! Противная старая корова! — Я могу чего-нибудь попить? Но эта тихая просьба Патрика осталась без ответа, так как Грейс с силой ударила сестру по спине. — Ну вот, наконец-то все и разъяснилось! Теперь мы знаем, Ви, на чьей ты стороне! Можешь прыгать вокруг нее, подносить ей чай… И это после того, как она смешала с грязью нашего брата и бросила его, а потом прибежала обратно, когда его подстрелили. Разве не так все было, Ви? Кейт слушала Грейс, сгорая со стыда. Она понимала: скандал, разразившийся в палате, слышит вся больница, и с трудом удерживалась от соблазна вызвать санитаров для усмирения разбушевавшихся дам. Виолетта пронзительно закричала: — Я устала от тебя, Грейс! Всю свою долгую жизнь я была вынуждена слушать тебя. Теперь послушай, что я тебе скажу. По-моему, Патрику крупно повезло, когда он встретил Кейт. Я люблю ее и всегда буду любить, а также ее мать. У Патрика были крупные неприятности в бизнесе, он сам мне об этом сказал, когда пришел навестить меня сразу после ухода Кейт. Но он больше мучился не из-за проблем в делах, а из-за ее ухода! А сейчас он расплачивается за свое прошлое. Так не заткнуться ли тебе, Грейс? Не срамись сама и не срами меня, свою сестру! Грейс побагровела от возмущения. Она была готова услышать что угодно от Кейт Берроуз, но никак не от собственной сестры. Это походило на предательство, но Витолетта явно не испытывала никаких угрызений совести. На самом-то деле Виолетта даже радовалась тому, как все получилось: ей наконец-то удалось все высказать, да еще при свидетелях. Сколько унижений она вынесла от Грейс! Эта история с Патриком всем принесла столько горя, но, конечно, Грейс, как всегда, была самой несчастной. Что значат страдания всех остальных по сравнению со страданиями Грейс! Кейт и Виолетта смотрели на Грейс с плохо скрываемым отвращением. Виолетта из солидарности даже встала рядом с Кейт. Грейс проиграла схватку и понимала это. Ее лицо под тщательно наложенным макияжем сморщилось, она вдруг сильно постарела, и создавалось впечатление, будто она вот-вот упадет. Но, собравшись с силами, Грейс выбежала из палаты. Внезапно наступившая тишина повергла Кейт и Виолетту в оцепенение. Они уже почти раскаивались в собственной победе. Тихий голос вернул их обеих к реальности: — С ней будет все в порядке. А теперь, если вы закончили, может, дадите мне стакан воды? Обе женщины тупо уставились на Патрика, словно видели его первый раз в жизни. Виолетта вскрикнула от неожиданности, и на ее крик вбежали медсестры. Они слышали все, что происходило в палате, но осмелились войти только сейчас, когда буря стихла. По словам одной из сестер, голос Грейс способен был разбудить и мертвого. Действительно, произошло чудо, мистер Келли вышел из комы. Однако никто из присутствующих не решился обсуждать эту тему здесь, в палате. Медсестры просто наблюдали радость двух женщин, суетившихся вокруг постели больного, и при этом испытывали чувство гордости от своей сопричастности к чудесному воскрешению. Дженни слышала о Кеннете, но прежде никогда его не видела. Она приготовилась увидеть раздражительного и вспыльчивого ирландца. Однако, к ее удивлению и радости, в гости пожаловал вполне почтенный мужчина, не лишенный определенного шарма. Большой стол на кухне был тщательно сервирован для предстоящего ужина, и следовало отдать должное Эвелин, которая, кстати, приветствовала Кейтлина как родственника: еда и напитки оказались на высоте. После весьма сытного ужина и уверений гостя, что теперь он сможет не есть по крайней мере неделю, Кейтлин уже вполне серьезно спросил: — Итак, Кэти, почему ты копаешь под Баркера? — Когда он служил в Грантли, его обвинили в педофилии. Была убита молоденькая девочка, и Баркер проходил по этому делу. Неожиданно все обвинения с него сняли, следствие закрыли. Ему всегда удавалось улизнуть! Уверена: не кто иной, как Ретчет, помог ему избежать обвинения. И что я имею на данный момент? Первое: шайку педофилов, которые развращают молодых женщин и втягивают их в свой бизнес. Второе: убийство ребенка, происшедшее двенадцать лет тому назад. Уверена: Баркер имеет непосредственное к нему отношение. Есть еще два детских трупа и трое пропавших детей. И я чувствую, что все это на его совести! Кейт посмотрела Кенни прямо в глаза: — Но у меня нет никаких доказательств, одна интуиция. Ты же знаешь, что педофилы всегда возвращаются на старое место. Если им посчастливилось найти спокойное местечко, где их ждут, то они всегда будут туда возвращаться. Думаю, именно Баркер стоит в центре этой истории с детьми. Недавно я пыталась арестовать некую Сьюзи Харрингтон, и кто, ты думаешь, помешал мне? Ретчет! Поступил звонок, причем с самых верхов, из МВД. Человек, который звонил, — закадычный друг Баркера. Я могу это доказать… Кейтлин прервал ее, не переставая жевать жареную свинину: — Послушай, кто у них там в МВД? — Джеффри Кавендиш. Глаза Кейтлина расширились от изумления: — Господи! Такое ощущение, будто вся полиция в этом замешана. — Да, ощущение такое, — согласилась Дженни. — Замешанных столько, что не хватит вечера поговорить о каждом. Ты лучше расскажи, что тебе известно о Баркере. Меня интересует твое мнение о нем. Действительно ли он способен ввязаться в подобные дела? Кейтлин наконец-то покончил с едой и произнес серьезно: — Многие годы Баркер был окружен ореолом таинственности. Кроме того, у него есть серьезное прикрытие наверху, очень серьезное. Он известен своим пристрастием к малолеткам, этот порочный негодяй. Но до сих пор никому не удавалось вывести его на чистую воду. Он до смерти запугал жену и дочь. — Его жену зовут Дебби? — спросила Кейт. Кейтлин отрицательно покачал головой: — Нет. Его жену — бывшую жену — зовут Мэвис, а дочь Полин. По моим данным, Баркер недавно развелся и сейчас живет с какой-то молодой женщиной. Возможно, ее зовут Дебби. Вмешалась Дженни: — Полин обвиняла двух наших подозреваемых, Керри Элстон и Джеки Палмер, в сексуальном домогательстве, еще когда они все вместе учились в школе. Но потом она отказалась от обвинений, и, кажется, все быстро забылось. — Голос Дженни скатился до шепота. Казалось, она боится, как бы Эвелин не услышала их разговор. — Мы не можем объяснить, почему были сняты обвинения. К сожалению, мы не можем поговорить с Полин Баркер. Ее отец даже слышать не хочет об этом. Он понимает, что мы охотимся за ним. На лице Кеннета отразилась напряженная работа мысли. — Мы могли бы поговорить с Мэвис, но она запугана и вряд ли нам серьезно поможет. Многие со мной делились своими мыслями о Баркере, и, надо сказать, достаточно откровенно, но, к сожалению, только в личной беседе, без протокола. Все они соглашались с тем, что он бесчестный, дрянной человек, однако отмечали, что он никого и ничего не боится. Кейт и Дженни внимательно слушали Кеннета. — Я не могу в это поверить. — В голосе Дженни звучало удивление. — Как, черт возьми, один человек мог запугать всех? И почему он всегда выходит сухим из воды? Обрывки разговора донеслись до слуха Эвелин. Та заинтересовалась, стала прислушиваться и была потрясена, наконец-то узнав, чем же на самом деле занимается ее дочь. Эвелин не могла поверить в то, что женщины могут торговать своими детьми ради наживы, это просто не укладывалось у нее в голове. Кенни тактично решил сменить тему разговора: — Я знал, что Патрик рано или поздно придет в себя, но все же ужасно обрадовался. — В данный момент Патрик спит, но ему уже лучше, — сообщила Кейт. — Он в ясном сознании, всех узнает, все помнит, может разговаривать. Сейчас я должна помочь ему выкарабкаться из той ямы, которую он сам себе выкопал. Ретчету не терпится привлечь Патрика к ответственности за убийство, но я собираюсь заявить, что Патрик был со мной той ночью. Я готова сделать официальное заявление, и если только они попробуют уличить меня во вранье, то я всем расскажу, кто такой мистер Баркер и какую роль в его судьбе сыграл некий мистер Ретчет. Кейтлин в ответ покачал головой: — Не торопись, Кэти! В первую очередь тебе необходимо связаться с управлением по борьбе с преступностью. Ты и сама знаешь: только так можно получить хоть какую-то информацию о деле двенадцатилетней давности. Я обязательно помогу тебе, чем смогу. Ну а теперь, мои дорогие, мне пора идти. Кейт улыбнулась ему и крепко сжала его руку: — Спасибо, Кенни. Его лицо вдруг стало серьезным. — Не спеши с благодарностью, Кейт. Не забывай, пожалуйста, что я мужчина. Какой благодарности мужчина может ждать от женщины? Кейт нахмурилась: — И чего же ты ждешь? Он усмехнулся: — Несколько ужинов вроде сегодняшнего плюс бутылку хорошего ирландского виски. От такого ответа у Кейт гора упала с плеч. Ей очень не хватало такого союзника. — Ты получишь все, что захочешь, Кенни. — Подумай хорошенько, Кэти, прежде чем давать такие обещания. Я ведь парень не промах! Эвелин от всей души рассмеялась: — Ты просто старый хулиган! Ну а теперь признайте: чудно получились сегодня и шарлотка, и крем! Все согласились с ней, и она рассмеялась снова. Однако после всего услышанного Эвелин в глубине души задавалась вопросом, как они могут шутить и смеяться. Она знала: вряд ли ей удастся заснуть сегодня ночью. Наверняка ее долго еще будут преследовать кошмары. Патрик лежал на больничной кровати. Теперь его мозг ни на минуту не прекращал работать. У него на многое открылись глаза. После разговора с Кейт он понял: убийство Броутона повесят на него. Однако он не слишком испугался, хотя отлично понимал всю тяжесть своего положения. Кейт волновалась гораздо больше. Головные боли у него не прекращались, но, по словам врачей, после подобной травмы таких болей следовало ожидать. Самым сложным для Патрика было свыкнуться с мыслью, что в него стреляли. Вдобавок одно из ранений оказалось каким-то постыдным — в ягодицы. Теперь Патрика неотступно преследовало желание расправиться с этим русским подонком. Справедливость требовала отвечать выстрелом на выстрел, но, к сожалению, у Патрика не хватило бы сил даже на то, чтобы просто поднять ружье. Он с усилием открыл глаза, перебарывая сон. Ему хотелось поскорее выбраться отсюда. Он был готов заплатить и лечь в частную клинику. Он усмехнулся: на каждом шагу приходится платить. Сон сморил его, и он закрыл глаза. Он боялся заснуть и снова не проснуться. — Пэт, с тобой все в порядке? Голос Вилли разбудил его. Вилли навис над Патриком и попытался его обнять. — Ты не представляешь, как я рад, что тебе уже лучше! Патрик наблюдал, как Вилли потихоньку, скованно присаживается на стул рядом с его кроватью. — Да что с тобой, Вилли? — Ерунда, пустяки. — Вилли махнул рукой. — Небольшая травма. Вот решил узнать, как ты себя чувствуешь. — Похоже, лучше, чем ты. Вилли рассмеялся: — Ты настоящий мужик, Пэт. Несмотря на шутливый тон, каждый из них испытывал неподдельную радость при виде друга — радость от того, что они оба живы и более или менее в порядке. Женщина откинула назад рыжие волосы, ниспадавшие ей на плечи, и соблазнительно улыбнулась, любуясь своим отражением в зеркале. — Ты сможешь разбить не одно сердце, — сказала она, обращаясь к самой себе. Затем она взяла сумочку, надела туфли на высоком каблуке и выпорхнула из комнаты. Внизу на лестнице она улыбнулась, глядя на малыша: — Ну как, ты готов? Он кивнул. Женщина подхватила его на руки и вышла из дома. Сев в машину, женщина поставила кассету Кайли Миноуг. Она пела вместе с красоткой Кайли, отчетливо произнося каждое слово своими жирно накрашенными губами. Когда малыш уснул, она остановила кассету. — Господи, как хорошо, что есть валиум! — вздохнула она. Через двадцать минут она остановилась у заброшенного дома, припарковала машину и вытащила из салона малыша, который тихо посапывал во сне. Она толкнула покосившуюся деревянную дверь и вошла в дом. — Прощай, цыпленочек, прощай, — прошептала женщина в самое ухо ребенку и положила его на старый сломанный диван. Затем она тихо вышла. Женщина завела машину, нажала на газ и со свистом понеслась прочь вдоль канала, проходившего рядом с домом. Вода была грязная, в ней плавали автомобильные шины, пластиковые бутылки и прочий мусор. Картину дополнял мерзкий запах. — Плыви домой по воде, малыш! Мой маленький водяной! — воскликнула женщина и громко рассмеялась. Кейт приехала в больницу в 10.50 вечера. Патрик, как она и рассчитывала, не спал. Он страшно обрадовался, увидев ее. — Я люблю тебя, Кейт. Что бы ты ни думала обо мне, пожалуйста, не забывай об этом, хорошо? — Я тоже люблю тебя. Я очень скучала по тебе. Они долго молчали. — А насчет клуба, Кейт… Она нежно положила свою руку ему на губы: — Это не имеет значения, Патрик. Я все знаю и очень хочу помочь тебе. Вошла сестра и улыбнулась, глядя на них: — Ну, как наш пациент? — Со мной все в порядке. Вы сделали то, о чем я вас просил? Она кивнула, пугливо оглянулась и тихо сказала: — Доктор Тарбук приедет к вам. Вы сможете уехать где-то в половине одиннадцатого утра. — Что здесь происходит?! — воскликнула Кейт. В ее голосе прозвучало раздражение. Патрик взял ее за руку: — Я считаю, что мне нужно переехать в частную клинику, вот и все. Я попросил медсестру связаться с одним моим приятелем и попросить его подобрать мне приличную одежду. Патрик заметил недоверие во взгляде Кейт и громко сказал: — Пожалуйста, сестра, объясните ей все, прежде чем она начнет допрашивать меня. Кейт у нас старая ищейка и не может справиться с многолетней привычкой подозревать всех и каждого в разных грехах и в нехороших замыслах. — Доктор Тарбук — очень уважаемый невропатолог. У него есть своя клиника, и мистер Келли собирается отправиться туда. Это находится в Брентвуде, в графстве Эссекс. Кейт нисколько не смягчилась. Патрик взмолился: — Ну перестань, Кейт. Я же могу заплатить! Пусть эта ужасная койка достанется какому-нибудь бедняге, который действительно в ней нуждается. У меня будут хотя бы приличные условия… и нормальные напитки прямо в комнате! Кейт натянуто рассмеялась: — Ты действительно идешь на поправку! Он пожал плечами и попросил сестру: — Пожалуйста, принесите чашечку приличного кофе. Сестра вышла. — Я не могу здесь оставаться, Кейт, — прошептал Патрик. — Черт меня побери, но сегодня мне принесли такой салат… Здешний повар нуждается в лечении гораздо больше, чем я! Кейт сердито фыркнула. — И вот еще просьба, Кейт: захвати мне из дому нормальную пижаму, ну и все такое. Она не ответила. — Ты не вернулась домой, Кейт? Она покачала головой. Патрик закрыл глаза и тяжело вздохнул: — Пожалуйста Кейт, я тебя очень прошу, не бросай меня сейчас одного. Ты мне так нужна — именно сейчас. Я не могу даже спать — боюсь заснуть и опять впасть в эту чертову кому! — В его голосе звучали страх и отчаяние. — Главное, чтобы ты поскорее поднялся, дорогой. — Я соглашусь и еще полежать, если ты ляжешь рядом. Кейт прикрыла ему рот рукой. Он улыбнулся, и ее сердце сжалось. Да как она могла вбить себе в голову, будто сможет прожить без него? Какая разница, в конце концов, как он зарабатывает свои чертовы деньги? Она всегда знала: он не ангел. Ну и что? Ей так страшно остаться без него! Даже если он совершил убийство, это уже ничего не изменит. Собственный настрой пугал Кейт: он шел вразрез со всем, во что она верила, со всеми ее жизненными принципами. Она крепко поцеловала Патрика в губы, окончательно скрепляя этим союз двух сердец. Глава 13 Тристрам Макдеви стильно причесывался и одевался. Он был тщеславен и считал себя исключительно ловким агентом по недвижимости. Тристрам гордился своим умением продать абсолютно все. В настоящий момент он вез своего клиента, Джона Ларви, на старую заброшенную фабрику и уже в машине вел активную работу с клиентом. — Это как раз то, что вам нужно. Там есть стоянка для ваших грузовиков, а площадь самого здания более 4000 квадратных метров. Места хватит для осуществления всех ваших идей и еще останется — под различные офисы, если они, конечно, вам нужны. — Тристрам широко улыбнулся, обнажив белоснежные зубы. — Как вы думаете, владельцы пойдут на уступки в цене? Тристрам уверенно закивал: — Несомненно. Я работаю здесь агентом уже довольно долго, и, между нами говоря, продавцам никогда еще не удавалось удержать изначально назначенную цену. Тристрам совершил резкий поворот на своем спортивном «БМВ», заставив мистера Ларви побледнеть от страха. — Я уже неоднократно говорил им, что эта собственность дорогого стоит, но надо же смотреть на вещи реально и назначать реальные цены! Если вас заинтересует объект — а я уверен, он обязательно вас заинтересует, когда вы его увидите, — то пусть меня разрежут на мелкие кусочки, если вы не получите значительную скидку! Машину тряхнуло, и Тристрам посмотрелся в зеркало, проверяя сохранность прически. — Я уверен, мы сможем договориться, — заявил он. Тристрам не рассказал мистеру Ларви, что обычно сам завышает цену. В результате у клиента, когда ему путем торга удается снизить цену до реального уровня, возникает ощущение выгодности сделки. Старый, но всегда срабатывающий психологический трюк. Никто не отказывается от выгодных сделок. Они припарковались у полуразрушенного здания. Тристрам еще раз проверил прическу. Он искренне полагал: главное в его деле — произвести выгодное впечатление, вызвать у клиента симпатию. Когда Тристрам приезжал сюда в прошлый раз, он вляпался своими новенькими туфлями от Брауна в густую зловонную грязь. Туфли пришлось выбросить. Такое не должно было повториться. Они стояли на свежем воздухе и рассматривали заброшенное здание. Тристрам превозносил его достоинства, стараясь отвлечь внимание мистера Ларви от вонючего канала, протекавшего рядом. — Это очень похоже на то, что мне нужно, — изрек мистер Ларви. Тристрам уже потирал руки, предвкушая хорошие комиссионные и ощущая прилив профессиональной гордости. Он на деле докажет боссам свое умение и компетентность. — Хотя здесь такая глушь! Тристрам почувствовал сомнение в голосе клиента и деликатно заметил: — Несомненно, но в этом и состоит основная прелесть. Вы ведь используете грузовики? Они смогут заезжать и выезжать круглые сутки. Согласитесь, что в жилых кварталах это вызовет скандал. А здесь некому жаловаться! Мистер Ларви промолчал, погруженный в свои мысли. — Да вы здесь ни одной живой души в округе не встретите, — не унимался Тристрам. — Разве только изредка, случайно. Здесь очень тихо и безлюдно. Вы даже можете умереть здесь, и вас никто не хватится многие месяцы! Он был уверен, видя выражение лица клиента: комиссионные уже у него в кармане. Люди стараются выглядеть равнодушными, когда их что-то действительно заинтересовало, они стремятся не выдавать своих подлинных чувств. Но с ним этот трюк не пройдет! Его не обманешь! Тристрам продолжал двигаться к намеченной цели: — Дороги здесь, конечно, не самые лучшие. Но всего пара километров! А дальше для ваших грузовиков проблем не будет. Главное состоит в том, что вы здесь никому не помешаете. Это очень большой плюс. О чем мы постоянно слышим в новостях? О людях, которые жалуются на шум в индустриальных районах. Мистер Ларви не мог не признать правоту агента. Именно по этой причине он искал для себя новые площади. — Давайте наконец посмотрим внутренние помещения, — сказал Тристрам и толкнул дверь, отметив при этом, что дверь взломана — видимо, отмычкой. Значит, кто-то побывал в здании со времени его последнего визита. Тристрам трижды проклял себя за то, что не проверил все накануне поездки. Не хватало еще только столкнуться здесь с грязными бродягами! Но мистер Ларви не обратил внимания на взломанную дверь. Казалось, он поражен размерами увиденного ими пустого помещения. Возможно, он уже представил себе многочисленных суетящихся рабочих… Тристрам самодовольно улыбнулся, глядя на него, и вновь мысленно записал на свой счет солидные комиссионные. Но неожиданно он понял, чем привлечено внимание клиента. Маленький мальчик стоял посреди огромного зала и справлял малую нужду. Мужчины переглянулись и услышали тоненький голосок: — Куда же она пропала? Борис поднимался по узким ступенькам. Его обычно невозмутимое лицо раскраснелось от волнения. Такое случалось с ним крайне редко. Девушка, которая открыла Борису дверь, плакала. — Пожалуйста, не заставляйте меня это делать! Она была так напугана и так рыдала, что Борис с трудом разбирал ее слова. Он видел перед собой лишь черные глаза, в которых читалась мольба о пощаде. Борис внимательно оглядел помещение. Камеры все еще работали. Воздух от них нагрелся, как в оранжерее. На свету он разглядел синяк на левой скуле девушки. Наконец его взгляд остановился на Джеффе Маршане. Лицо Бориса исказилось от злобы: — Кто, черт возьми, тут все это устроил? Маршан заметно занервничал. Его лоб покрылся испариной. — По-моему, немного поснимать — хорошая идея. Борис смотрел на него не отрываясь, всем своим видом давая понять: близится буря. Сергей почувствовал недоброе, едва взглянув на своего босса. Он хорошо его знал. Маршан, однако, не разобрался в ситуации и полез на рожон: — Я что, сам не могу и шагу ступить? Сергей улыбнулся, глядя на него: — Этих англичан жизнь ничему не учит! Борис смотрел на Джеффа не отрываясь, как змея. У Сергея все внутри сжалось от страха. — Ты снимаешь фильм здесь с этой девушкой… — Борис вопросительно посмотрел на нее. — Сорайя, меня зовут Сорайя… Борис широко улыбнулся, демонстрируя свое великодушие: — …фильм с Сорайей. Хорошо, а меня ты спросил? — Я не хочу причинять вам беспокойства, — вновь расплакалась девушка. — Но я не хочу этим заниматься, я хочу домой, мне все это не нравится. — Ну, не хочешь — как хочешь, дело твое, — сказал Маршан и тут же самонадеянно обратился к Борису: — Но я одного не пойму: почему я должен обсуждать содержание фильма с тобой? Маршан, видимо, думал, что, проявляя независимость, поступает мудро. Однако он заблуждался. Сергея потешала его глупость. Борис посмотрел на Маршана как на муху, которую пора прихлопнуть. — Мне наплевать на твое содержание, ублюдок. Здесь была полиция. Они съехались на ее крик! Джефф отвел глаза, не в силах вынести пронзительный взгляд Бориса. А тот продолжал: — Мой дом битком набит проститутками со всей Европы, а ты привел сюда полицию! Думаешь, я могу такое проглотить? Джефф посмотрел на Сорайю, которая съежилась на белом кожаном диване, дрожа от страха и закрыв лицо руками. Ее плечи дрожали, она казалась очень маленькой. С каким удовольствием Джефф размозжил бы этой суке голову! — Если ты настолько глуп, что думаешь, будто я позволю кому-нибудь вроде тебя приводить в мой дом полицию, то ты жестоко ошибаешься. Думаю, Джефф, нам не о чем с тобой больше разговаривать. Джефф почувствовал, как все похолодело у него внутри. Он отлично понимал, что имеет дело с опасным человеком. Правда, он, Джефф Маршан, приносит Борису немалые деньги. Но в то же время таких, как Джефф, в бизнесе тысячи. Как ни больно смириться с этой мыслью, Борис с легкостью найдет замену. Джефф предчувствовал: связываться с Сорайей не стоит. Есть масса женщин, готовых на все за хорошие деньги! Кстати, он знал одну молодую особу, которая, по ее собственным словам, предпочитала отработать в нормальном порнофильме, чем иметь дело с мужиками в реальной жизни. Почему? Он так никогда и не спросил ее об этом. Девки, с которыми Джефф обычно имел дело, ничем не лучше отбросов из мусорного бачка. Но они и не рассчитывают на другое к ним отношение. Он часто заставлял их делать то, чего они никогда прежде не делали. И только эта сука Сорайя оказалась непробиваемой! Чем сильнее он давил на нее, тем в большую истерику она впадала. Джефф отлично понимал — просить прощения бесполезно, и даже в душе не пытался себя оправдать. Когда нагрянула полиция, он содрогнулся от мысли, что именно он привел полицию в дом Бориса, в дом, безопасность которого Борис так тщательно оберегал, в дом, где собирались крупные бизнесмены и другие солидные клиенты, готовые платить за неординарный секс. Сергей увел Сорайю. Джефф остался в комнате с Борисом и с одним из его вышибал, огромным чеченцем по кличке Хан. Когда Борис кивнул Хану и тоже вышел, Джефф понял: приговор вынесен. Он пытался держаться как мужчина, но это ему не удалось. Сорайя, дрожа от страха, слушала доносившиеся из закрытой комнаты стоны и мольбы о пощаде. Сергей понимал: она достаточно напугана, чтобы держать язык за зубами. Он дал ей пару успокоительных таблеток, и она наконец-то смогла заснуть. Сергей в душе проклинал покойника Джеффа. Дом уже засвечен, и нужно как можно скорее перебираться в другое место. Главное — не привлекать к себе внимания властей! Лучше уж потерпеть убытки, но унести отсюда свою задницу! Джефф Маршан должен был дорого за все заплатить, так оно и получилось. Мир, в котором они жили, не допускал иного решения. Кажется, им удалось найти Тревора Палистера, и в отличие от других детей он оказался любителем поговорить. Кейт наблюдала за ним и его бабушкой и улыбалась. Очевидно, Барбара Эпштайн настолько любит своего внука, что готова оформить над ним опекунство. Нелегко было объяснить ей, что ее дочь Шерон самолично отдала своего ребенка на растерзание педофилам. Барбара сначала просто не могла взять в толк, о чем ей, собственно, говорят. Увидев внука живым и здоровым, она просто отказалась воспринимать что-либо еще. После гибели дочери Барбара благодарила судьбу хотя бы за внука. Кейт понимала: Барбаре придется не только смириться со смертью дочери, но и как-то объяснить себе падение Шерон. А у Тревора на всю жизнь останется от пережитого рана в душе. Он выжил, но, возможно, его жизнь изуродована навсегда. Роберт Бейтман прислал молодую женщину, социального работника Карен Дилон, для наблюдения за допросом Тревора. Сам Роберт не смог прийти, сославшись на занятость. Карен оказалась очень милой и общительной, — как раз то, что надо для малыша. В конце концов Тревор, его бабушка, а также Карен разместились на одном маленьком диванчике, Кейт и Дженни заняли другой, напротив них. Всем, за исключением Тревора, сидеть было низко и неудобно. Дженни еще накануне допроса успела поболтать с Тревором и подружиться с ним. Он отличался не только смышленостью, но и озорством, вовсю ругался матом. Сейчас он понимал, что находится в центре внимания. Кейт очень удручали манера поведения мальчика и его постоянная брань. Приходилось признать: ребенок настолько же дурно воспитан, насколько очарователен внешне. Это противоречие расстраивало Кейт. Дженни улыбалась, наблюдая, как Тревор уплетает плитку молочного шоколада. — Кто забрал тебя из дома от мамы? Тревор долго смотрел ей в глаза, прежде чем ответить: — Приятная леди. Кейт и Дженни обменялись взглядами. — Как она выглядела? Он облизнул губы, как бы размышляя над ответом, затем его язык начал выискивать остатки шоколада за щеками. — От нее приятно пахло яблоками, и у нее были красивые волосы. — Какие у нее были волосы? — Каждый день разные. — Она пользовалась париком? Он кивнул: — У него в спальне, в шкафу. — У него в спальне? Он решительно закивал: — Он был в туалете. — В туалете? Тревор усмехнулся: — Он был такой смешной… он пытался меня поцеловать. В комнате воцарилось молчание. Тревор первым прервал его: — Он был хороший. Он мне нравился. Я ему тоже нравился. — В следующую минуту его глаза наполнились слезами, и он жалобно спросил: — Где моя мама? Она все еще там на полу? Мальчик расплакался. Барбара сжала его в объятиях. Мальчик напоминал затравленного маленького зверька. Его испуганный взгляд поочередно останавливался на каждой из женщин. Кейт с болью наблюдала за этим несчастным ребенком. Казалось, он ждет, что его еще о чем-то будут спрашивать, и боится новых вопросов. Кейт вышла из комнаты. Она не могла себе представить, как Дженни может выносить подобные вещи каждый день. В офисе Кейт опять зазвонил телефон. Она не стала брать трубку, снова и снова перечитывая показания всех женщин. Вероятно, Регина Карлтон чувствует себя уже достаточно хорошо для разговора, и Кейт решила навестить ее во второй половине дня. Да и всех проходящих по делу о педофилии необходимо опросить повторно, причем особо — о Сьюзи Харрингтон и о Баркере. Кто-нибудь что-нибудь да расскажет, Кейт в этом не сомневалась. Джереми Бленкли вечером ожидал сюрприз. Благодаря Кенни Кейтлину он выйдет на свободу. Кейт рассчитывала, что освобождение под подписку освежит его память. Ей очень хотелось поскорее во всем разобраться ради детей Грантли и ради себя самой. Пусть наконец каждый снова сможет жить своей жизнью. Возможно, им с Патриком удастся вновь построить то, что они разрушили. А для этого Кейт необходимо прищучить Баркера и Сьюзи Харрингтон. Патрик чувствовал огромную усталость. Переезд в другую клинику окончательно лишил его сил. Как объяснял ему доктор Тарбук, с момента покушения, учитывая серьезность ран, прошло еще слишком мало времени. Хотя у Патрика возникло ощущение, будто он уже идет на поправку. Все достоинства частной клиники с ее высококвалифицированным персоналом не смогли уберечь Патрика от сильной головной боли и от полного истощения сил. Хотя клинике следовало отдать должное! Палата, где он лежал, скорее напоминала уютную спальню в хорошем отеле. Веселенькие шторы из ситца, такие же наволочки на подушках, гравюры, подобранные со вкусом… Конечно, ничего особенного. Но Патрику было с чем сравнивать! Патрик наслаждался завоеваниями цивилизации: удобной кроватью, телевизором, который ловил все каналы, собственной ванной комнатой и возможностью оставаться в одиночестве. Кроме того, у него в распоряжении имелось два телефона, компьютер и факс. В целом все было неплохо, хотя для полноты ощущений не хватало длинноногой секретарши с пышным бюстом. Патрик закрыл глаза и попытался расслабиться, окунувшись в приятную прохладу подушек. По мнению Тарбука, мигрень еще на долгое время останется неотъемлемой частью его жизни. Но, несмотря на постоянные боли, Патрик радовался уже тому, что просто выжил. Патрик знал: Борис не рассчитывал на его чудесное воскрешение, но, по словам Вилли, пожалел о содеянном. В попытке убийства Патрика не крылось, как заявил Борис, ничего личного, просто бизнес. — Держись, Борис! Ты скоро пожалеешь, что вообще занялся этим чертовым бизнесом! Неужели ты надеялся так же легко избавиться от меня, как от паршивой уличной собачонки? Каждый раз, восстанавливая в памяти детали покушения, совершенного средь бела дня на глазах многочисленных прохожих, Патрик еле удерживал себя от того, чтобы не вскочить с постели, позабыв про все свои травмы, и не расправиться наконец с этим русским сутенером. Борису, уверял Вилли, плевать на все обвинения, которые могут выдвинуть в его адрес. Он без труда отмажется от всего. И Патрик понимал: именно так и обстоят дела. Ему предстояло еще многое выяснить и сделать, как только он встанет на ноги. Он хотел встретиться с Борисом, будучи уже в хорошей форме и полной силе. Как он мечтал об этом! Ему необходимо доказать себе и окружающим, что он в состоянии решить все свои проблемы, рассчитаться с врагами и управлять бизнесом. В целях безопасности Вилли привел ему крепких ребят, которые сейчас караулили за дверью. Вдруг Борис снова решит от него избавиться?! Мысль о возможности нового покушения лишала Патрика покоя. Хотя Борис, по его мнению, говорил искренне: просто бизнес, ничего личного. Патрика особенно бесило понимание того, что Борису удалось обыграть его всухую. Сейчас Борис управлял его клубом. Можно себе представить, к чему приведет его управление! Патрику не терпелось расквитаться с русским за все. Вилли говорил, что, несмотря на похищение и все последующие издевательства, он не испытывает к Борису острой ненависти, хотя, конечно, Борис редкий негодяй. Патрика не удивляли чувства Вилли. В конце концов, душа и чувства у каждого свои. Борис подстрелил Патрика как бешеного пса, посреди улицы. Эта мысль причиняла невыносимую боль. Патрик понимал: ему еще очень долго придется жить с этой болью. По крайней мере до тех пор, пока он не осуществит возмездие. Регина Карлтон смотрела на женщину, сидевшую возле ее кровати, и не могла решить, смеяться ей или плакать. «Уж не галлюцинация ли это?» — думала она, пока не услышала знакомый голос с хрипотцой: — Сколько же мы не виделись, Регги! — Зачем ты пришла? Я же, кажется, пообещала, что никому не расскажу о тебе. Чего ты от меня хочешь? В голосе Регины звучала паника. Женщина усмехнулась и дружески потрепала ее по плечу: — Успокойся, моя дорогая. Я просто волновалась за тебя, вот и все. А потом, Регги, ты моя старая подруга. Я знаю тебя с детства и знаю твоих детей. Кстати, как они? Их снова у тебя забрали? Регина ничего не ответила. — Я кое-что принесла тебе, дорогая. Догадайся, что это? Регина покачала головой. В ее глазах застыл страх. Несмотря на сильные антидепрессанты, которые она принимала в большом количестве, ей никак не удавалось взять себя в руки. — Ну почему же ты молчишь, Регина? Ты ведь так любишь сюрпризы! В голосе гостьи сквозила фальшь, напоминавшая Регине о прошлом, которое ей так хотелось забыть. — Ты похожа на мою мать. Женщина ухмыльнулась, обнажая ровные белые зубы: — Я знаю. Но разве я не потрясающе выгляжу? Да, я люблю парики, как ты знаешь. Они позволяют мне постоянно меняться. Регина не ответила. Она все еще с опаской смотрела на посетительницу. — Ради бога, расслабься! Можно подумать, будто ты меня никогда раньше не видела. Я просто хотела убедиться, что у тебя все в порядке. Ведь я же твой друг, Регги! — Никакой ты мне не друг! — За спиной женщины Регина видела медсестру, но не смогла привлечь ее внимания. Гостья своей крупной рукой с ярко-красными ногтями с силой сжала запястье Регины, заставив девушку поморщиться от боли. — Послушай меня, Регина, я не шучу. Я могу либо помочь тебе, либо очень сильно навредить. Так-то, моя дорогая! Я всегда могла, ты знаешь. Тебе больно сейчас? Очень хорошо! Помни о том, как больно я могу делать, когда придет эта легавая дрянь. А она придет. Она собирается сегодня навестить тебя. Видишь, как много я знаю! Я знаю, о чем ты уже успела ей рассказать. Но если ты посмеешь ей рассказать обо мне… Ты меня знаешь. Я вернусь. Регги, и тогда тебе действительно придется немного поволноваться. Я знаю, ты поместила своих детей… Регина нервно замотала головой: — Нет. Ведь я же ничего не сделала! Я ничего не скажу! Женщина рассмеялась: — Заткнись, милая! Ты ведь уже не помнишь, что делала полчаса назад. Гостья ошибалась. Мозг Регины, хотя и подорванный наркотиками и антидепрессантами, работал сейчас четко, как никогда. Девушка прошипела: — Я очень хорошо помню, кто ты такая. Слишком хорошо! Но больше ты не сможешь издеваться надо мной. Я отлично знаю, чем ты занимаешься! Теперь ты послушай меня, милая. Ты оставишь меня и моих детей в покое, ты поняла? Я уже по уши сыта тобой и твоими играми. Ты больше не сможешь запугать меня. Доктор сказал, что я скоро выкарабкаюсь. И тогда я смогу постоять за себя. Ярко-красные губы гостьи расползлись в презрительной ухмылке: — Слушать тебя? Да пошла ты! Доктор сказал… Да ты не сможешь вспомнить, сколько тебе лет, глупая сука, если тебе не напомнят. Стоит тебе выйти отсюда, как ты загремишь обратно через неделю. У людей вроде тебя хватает сил лишь на то, чтобы родиться. Ты не в состоянии сама о себе позаботиться. Тебе необходим кто-то, кто сделает это за тебя, кто-то типа меня или твоей матери. И не надо мне рассказывать сказки про то, что сама сможешь сделать. Я слишком хорошо знаю тебя, Регина. А вот ты своей тупой башкой не в состоянии понять, кто ты есть и на что ты способна. Регина ненавидела этот голос. Голос, повергавший ее в отчаяние. Этот голос так походил на голос ее матери. Тот же тембр, та же манера произносить слова, вызывающая раздражение и омерзение. Регина чувствовала, как натиск зловещей посетительницы ломает ее волю. А та продолжала: — Я пришла не за тем, Регина, чтобы обсуждать твой характер, а для того, чтобы объяснить тебе, как надо себя вести дальше. Я не могу тебе позволить действовать по собственному усмотрению. Ты поняла меня наконец? Пот струился у Регины по спине и между грудей. Когда она смотрела в это ярко накрашенное лицо, перед ней проплывали образы из ее детства и вспоминались собственные дети. Она закрыла глаза в надежде на то, что, открыв их снова, уже не увидит омерзительного лица перед собой. — Ничего им не рассказывай о недавних событиях. О Джеки Палмер и о Каролине. Вот и все, Регги. Понятно? — Гостья ехидно рассмеялась. — До скорого, дорогуша. Регина смотрела, как она уходит, улыбаясь и приветствуя медсестер, словно королева своих подданных. Регина вернулась к себе в палату и закурила, присев на кровать. Через несколько минут она вошла в ванную и взяла бритву. Слезы застилали ей глаза, когда она вскрыла себе вены. Старые порезы еще не успели зарубцеваться и моментально открылись, причинив острую боль. Регина опустилась на пол, чувствуя, как жизнь медленно выходит из нее. Кейт приехала в Грантли через два часа и сразу прошла в психиатрическое отделение. Она захватила с собой сигареты и фрукты, чтобы произвести приятное впечатление на больную. Когда она сообщила в регистратуре о цели своего визита, ее попросили подождать и через пятнадцать минут проводили в соседнюю комнату, где установили ее личность, а затем медсестра сообщила ей печальную новость. — Регину перевели в другое отделение. Она снова пыталась покончить с собой. Причины мы не знаем. Она чувствовала себя уже значительно лучше. Она снова вскрыла себе вены. На сей раз пришлось делать операцию. Кейт растерялась: — Я думала, она находится под постоянным наблюдением. — Вы правы, но, насколько мне известно, к ней приходила посетительница — Сьюзи Харрингтон. Кажется, Регина ей обрадовалась, но сразу после ее ухода вскрыла себе вены. Кейт потрясла эта новость. — А вы видели посетительницу? Сестра покачала головой: — Извините, была не моя смена. Я заступила только вечером. Но дневная сестра ее видела. К сожалению, эта сестра уже ушла, но я могу попросить ее, чтобы она с вами связалась. — А можно связаться с ней прямо сейчас? Сестра улыбнулась: — Вряд ли. Она вместе с другими сестрами пошла посмотреть мюзикл, «Кошек». Они заказали такси и уехали. Но завтра утром она выйдет на работу. — Вы можете дать мне ее адрес? Мне нужно поговорить с ней — чем скорее, тем лучше. И еще: с кем я могу поговорить о состоянии Регины? — С ее лечащим врачом, мистером Манерсом. Сейчас он находится в отделении. Кейт поблагодарила и отправилась на поиски Манерса. Сьюзи Харрингтон — вот теперь ее зацепка! Сьюзи совершила роковую ошибку, придя сюда. Если она связана с Региной, значит, связана и со всеми остальными! Перед Кейт забрезжила слабая надежда, что Регина вскоре заговорит. Хотя история с Региной поначалу выбила Кейт из колеи, вскоре она ощутила внутренний подъем. Если найдется свидетель, который подтвердит, что Сьюзи Харрингтон действительно была здесь, то на сей раз, возможно, удастся упрятать ее за решетку! Кейт понимала: предстоит еще очень многое выяснить, но зацепка уже появилась. Глава 14 Дженис Холлингтон как раз собиралась на работу, когда заметила подъехавшую к ее дому полицейскую машину. Дженис выглянула из окна спальни, дабы выяснить, к кому пожаловали такие гости. Главным делом ее жизни было собирать сплетни, приукрашивать их всевозможными догадками и домыслами собственного изобретения и выдавать за реальные факты. Эта ее склонность явилась причиной многих неприятностей как для нее самой, так и для сотрудников больницы, в психиатрическом отделении которой Дженис работала уже много лет. Ей едва исполнилось пятьдесят два года, но она уже подумывала оставить работу, и все благодаря своему длинному языку. Дженис любила свою работу и зарабатывала достаточно, чтобы каждый год устраивать себе с мужем Джорджем роскошный отпуск, но ее страсть к сплетням настроила против нее всех коллег. Дженис отлично понимала причину такой нелюбви, но не могла отказать себе в удовольствии порой поболтать о чужих делах. При этом сама она воспринимала собственные выдумки как чистую правду. Коллеги старались ее избегать, боясь случайно оказаться предметом ее очередной фантазии. Увидев за окном женщину в форме, а также еще одну в штатском — последняя направлялась в сторону дома, — Дженни чуть не задохнулась от возбуждения. Наверняка полиция приехала наконец арестовать Томаса, сына Манди Кларксона, за наркотики. Она давно его подозревала! Нормальный человек не будет носить кольцо в носу и эти ужасные шаровары! Тоже мне гуманитарий! Но женщина остановилась у ее калитки, и Дженис от неожиданности застыла у окна с открытым ртом. Полиция приехала к ней — какой ужас! Что могло привести их сюда? Молниеносно перебрав в голове все возможные причины, Дженис нашла только одну подходящую: смерть мужа. Спускаясь по лестнице, дабы открыть дверь, Дженис пыталась понять, что же она чувствует в связи с этим печальным событием, и, к своему удивлению, поняла: ровным счетом ничего. Возможно, рассуждала Дженис, когда ей официально сообщат о смерти супруга, она наконец ощутит всю горечь утраты. Дженис открыла входную дверь, и на ее ярко накрашенных губах застыла робкая улыбка. — Миссис Холлингтон? — спросила Кейт вежливо. — Могу я поговорить с вами? Я детектив Кейт Берроуз, полиция Грантли. Дженис внимательно посмотрела на удостоверение, которое ей протянула гостья, и решила, что фотография внутри не делает чести детективу Берроуз. По мнению Дженис, на этой черно-белой фотографии Кейт скорее напоминала преступницу, нежели стража порядка. — Пожалуйста, заходите, — произнесла она, ведя Кейт через холл, главным украшением которого служил массивный комод с многочисленными ящичками. — Ну, чем могу быть полезной? Кейт заметила блеск в ее глазах — женщина явно получала удовольствие от происходящего. — Могу предложить вам кофе или, может быть, чаю? — спросила Дженис. — Нет, большое спасибо. Я хочу задать вам несколько вопросов по поводу вашего вчерашнего дежурства, а точнее, по поводу женщины, которая навещала Регину Карлтон. Вы должны были видеть ее. Речь идет о некой Сьюзи Харрингтон. От Кейт не укрылся облегченный вздох Дженис. — Вы так меня напугали. Я уж решила, что муж помер, и уже прикидывала в уме, как лучше распорядиться страховкой. — Дженис нервно рассмеялась. Кейт на всякий случай улыбнулась, не сумев определить, шутит Дженис или нет. — Вы ее помните? — спросила Кейт вежливо. Дженис усмехнулась: — Ну как же, очень хорошо помню. А что он натворил? Кейт почувствовала некоторое замешательство: — Простите, о ком вы говорите? — Ну как же, о том трансвестите, — Сьюзи, кажется? Даю голову на отсечение: это был трансвестит. У нас в отделении, помню, лежала парочка таких же. Кейт все еще не понимала, кого Дженис имеет в виду. — Вы можете рассказать по порядку, с самого начала и в деталях, что вы видели? Дженис жестом предложила ей сесть, и сама расположилась на диване, закинув ногу на ногу. — Я сразу поняла — это парень. Но вы же знаете, сейчас столько странного происходит вокруг… Я считаю так: пусть ходят в чем хотят, лишь бы другим не мешали. Это был высокий мужчина, в парике, с ярким макияжем. Я бы даже сказала, с чересчур ярким. Хорошо одет… Но, впрочем, ничего особенного. Красивые глаза. — Вы уверены, что этот человек приходил именно к Регине Карлтон? Вы ничего не путаете? Дженис решительно кивнула: — Никаких сомнений. А потом, к ней не так часто кто-то приходит. В основном ее адвокат и работники социальной службы. А тут является такой необычный тип… Его нельзя ни с кем перепутать. — Вы так уверены, что это был мужчина? Дженис даже засмеялась: — Ну послушайте, моя дорогая, неужто я мужчины от женщины не отличу? Вы бы видели эти огромные ноги и руки! А его макияж! Чересчур броский. Определенно, к ней приходил трансвестит. Дженис улыбнулась, пускаясь в одну из своих историй: — У нас лежал один в прошлом году, настоящий псих. Обычно он ночью переодевался в женское платье и разгуливал по улицам. Его жена натерпелась от него, конечно. Наконец он сам добровольно пришел в больницу. Кажется, он был адвокатом. Возможно, вы знаете его, вы же из полиции. Если хотите, я назову вам его имя. Кейт встала. Неприятно было слушать эту женщину, с такой легкостью раскрывающую чужие тайны. Дженис начинала действовать ей на нервы. — Я пришлю к вам полицейских, они официально оформят ваши показания. Если вы еще что-нибудь вспомните, сообщите им, пожалуйста, хорошо? Дженис тоже встала. — Можете себе представить, какой я испытала шок. Но после того, как я прочла историю болезни этой самой Карлтон… Как тут не свихнуться, если общаешься с такими людьми. Я даже удивляюсь, чего тут расследовать, и так все ясно. А может, дело не в ней, а в детях? Последние слова Дженис произнесла таким заговорщическим тоном, словно в комнате прятался десяток шпионов. Всем своим видом Дженис демонстрировала причастность к происходящему. Гостья сделала вид, будто не замечает ее стараний. — Спасибо за помощь, — сказала Кейт и стремительно покинула дом. От людей, подобных Дженис, у нее горчило во рту. Несомненно, сегодняшний визит полиции послужит Дженис отличной темой для пересудов как в больнице, так и с соседями по дому. Регина пострадала более чем достаточно, и благодаря вот таким, как миссис Холлингтон, ей придется еще многое вытерпеть. Но если поверить Дженис, если вчерашний посетитель Регины действительно был трансвеститом, то дело принимает новый оборот. Кейт удобно устроилась на заднем сиденье полицейской машины, где наконец-то смогла спокойно предаться своим мыслям. Все матери, проходящие по делу, клянутся: сами они не причиняли никакого вреда своим детям. А если кто-то переодевался под них? Тревор говорил о ненастоящих волосах, волосах на каждый день недели. Но он еще слишком мал, чтобы определить, был тот человек мужчиной или женщиной. Кроме того, Тревор упоминал о запахе яблок. Слова о запахе яблок по какой-то непонятной причине врезались Кейт в память. Может быть, кто-то еще упоминал об этом? Придется вновь просмотреть все материалы дела. Таинственный посетитель Регины довел ее до вторичной попытки самоубийства. Интересно, о чем они говорили? Необходимо учитывать, что Регина последнее время находилась в постоянной полудреме благодаря действию сильных антидепрессантов. Человека в таком состоянии нелегко вывести из себя. Кейт так рассчитывала на ее показания, ведь Регина была первой из арестованных по данному делу. Но, если учитывать ее первоначальные показания, она не имела никакого отношения к попытке убийства ее сына. Значит, кто-то стоял за всем этим, — кто-то, знавший и про шайку педофилов, и про несчастных детей, и про их матерей. Знал все о жизни неблагополучных семей и долго наблюдал за ними, прежде чем начать втягивать их в свою чудовищную игру. Возможно, матери все время говорили Кейт правду. Возможно, они и не бросали своих детей. Возможно, тот, кто похитил Тревора и Микки, убил и их матерей. Возможно, женщины оказывали похитителю сопротивление, и ему ничего не оставалось, как убить их. Такая вот жуткая версия родилась у Кейт в голове, но только версия. И еще, пожалуй, следовало вспомнить о Баркере. Необходимо поговорить с его женой, причем как можно скорее. А сегодня еще предстоит разговор с Керри Элстон. Есть надежда услышать от нее что-нибудь новенькое. Кейт закурила и посмотрела в окно машины, но не увидела пейзажа. Перед глазами проплывала фигура Сьюзи Харрингтон, которой в очередной раз удалось избежать ареста. Но избежать ненадолго. Кейт была в этом уверена. Дни Сьюзи на свободе сочтены. Борис, как обычно, ел очень медленно, смакуя каждый кусочек. Сергей знал: Борис не любит, когда его отвлекают во время еды, но разговор не терпел отлагательств. — Ну и что ты думаешь делать с этим Патриком Келли? Борис перестал есть и какое-то время молча смотрел на Сергея. — А нужно что-то делать? Он производит впечатление разумного человека. Я уверен, он все понял. Ему не о чем больше волноваться. Да, я забрал его клуб, но я играл честно. Сергей сначала не понял, шутит Борис или говорит серьезно. Какая чудовищная самоуверенность и слепота! Келли совсем не из тех людей, которые мирятся с поражением. Однако спорить с боссом Сергей поостерегся. Борис обладал обостренным чувством собственного достоинства и видел проявление неуважения там, где его и в помине не было. Ему не следовало противоречить. От своих приближенных он любил слышать заверения в преданности и безграничной любви. Но Келли вел себя с Борисом совершенно независимо. Борис воспользовался удобным случаем и отомстил ему за это. Любой на месте Бориса сделал бы то же самое, и Сергей в том числе. Но почему Борис думает, что Патрик Келли поведет себя иначе и не будет мстить? Этого Сергей понять не мог. — Ну хорошо, поживем — увидим. Хотя… — Сергей намеренно не стал договаривать. Посеять семена сомнения в душе Бориса — этого более чем достаточно. Борис лишь дружелюбно покачал головой в ответ: — Он не похож на злодея. Слишком уж мягкотелый. Хотя, надо отдать ему должное, он пытался что-то предпринять против меня. Но он был слеп, Сергей, слеп, как котенок! И слава богу! Да, я не отрицаю, мы разрушили его бизнес, побывали дома у его девчонки и, наконец, подстрелили его, как пса, на улице. Мы показали ему нашу силу. Он больше к нам не сунется, я уверен. Сергей ничего не ответил. Борис принял его молчание как должное. У помощника не может быть собственного мнения, отличного от мнения босса. Борис продолжал: — Этот Келли неудачник. Мы оба знаем: в России его хлопнули бы еще раньше. Но здесь не Россия, вот потому-то мы и здесь. Ты же понимаешь: в Европе с нашим бизнесом мы сможем очень неплохо заработать. И очень скоро. Здесь нам никто не в состоянии помешать. У нас есть деньги, Сергей, и мы достаточно сильны, чтобы через пять лет вертеть этой страной, как своей собственной. — Борис рассмеялся, любуясь картиной их будущей жизни. — Ты только посмотри, с какой легкостью здесь можно делать дела! Можно купить дом в Голландском парке за два миллиона наличными, сдать его в аренду и жить в свое удовольствие! Пойми, в этой стране можно безнаказанно убивать. И нечего переживать из-за Келли! Практически весь Лондон у меня уже в руках, а я еще и не начинал работать как следует. Нам нечего бояться. Мы непобедимы, Сергей. Я позволяю людям зарабатывать деньги, живу сам и даю жить другим. В этом залог лояльности людей ко мне. Я позволил Келли выжить, но забрал его бизнес. Пример Келли еще раз покажет всем остальным, насколько мы сильны. Борис посмотрел на своего помощника и улыбнулся, демонстрируя абсолютную уверенность в себе. — Итак, Сергей, перестань нервничать и позволь мне поесть. Сергей отдал должное Борису: красноречив и не лишен здравого смысла. Но неприятные предчувствия не оставляли его. Ему удалось узнать, что Келли славился теми же качествами, что и Борис: он был жесток, но справедлив. Но, в отличие от Бориса, Келли, как уже пострадавший, не станет миндальничать и пришьет их всех сразу. Даже если очень уважает, в чем уверен Борис. Сергей решил действовать самостоятельно. Не будь Бориса, он бы оказался в выигрышной ситуации, смог бы наложить лапу на весь бизнес. Сергей склонялся к мысли перейти на сторону Келли. Босса он решил не посвящать в свои планы. В конце концов, каждый думает о себе, разве не так? Керри выглядела просто ужасно: бледная, синяки под глазами. Вдобавок ей не помешала бы хорошая ванна. Кейт, сидевшую на противоположном конце стола, душил смрад, исходивший от Керри, в котором смешались запахи дешевых сигарет и пота. Всем своим видом Керри давала понять Кейт, что легкого разговора не получится. Но Кейт не особенно волновал настрой этой девицы. Еще посмотрим, кто кого! Кейт достала сигареты. Керри смотрела на пачку с нескрываемым вожделением. Кейт перебросила пачку через стол. Керри с жадностью закурила. — Больше всего соскучилась по фирменным сигаретам. — Больше, чем по детям? Когда знаешь тебя, это не кажется странным. Слова Кейт прозвучали угрожающе, и она с удовлетворением заметила выражение растерянности на лице Керри. Однако Керри удалось быстро взять себя в руки. — Я вижу, у тебя сегодня хорошее настроение, Берроуз. Видать, твой дружок, тот простреленный, смог его тебе поднять. Или я ошибаюсь? — Керри злобно рассмеялась, увидев выражение лица Кейт, которую поразила такая осведомленность обычной подследственной о деталях ее личной жизни. Сделав очередную глубокую затяжку, Керри добавила: — Ты меня рассмешила, Берроуз. Скорчила такую рожу! Может, ты меня презираешь? Кейт понимала: женщина-полицейский, присутствующая при допросе, слышит каждое слово. — Пусть тюремные крысы презирают тебя, Керри. Они по крайней мере заботятся о своих детях. Наглая усмешка не сходила с лица Керри. Она чувствовала, что выпадом насчет Патрика застала Кейт врасплох, и хотела всласть покуражиться. — Так, значит, я оказалась права насчет Келли? — злорадствовала Керри. — Ты, наверное, так помогла ему в свое время! Ты же у нас такой знаток законов и вообще… — Керри расплылась в нахальной улыбке, обнажив желтые прокуренные зубы. Чаша терпения Кейт переполнилась. — Я думала, что ты умнее, Элстон. Ты так много всего знаешь о Патрике Келли… Но ты упустила главное. Учти: он становится непредсказуем, когда дело касается меня. Керри с удивлением посмотрела на Кейт. — Похоже, ты не хочешь меня понять, Керри. Я многих здесь знаю и кое-что могу сделать. Но это чепуха по сравнению с тем, что может сделать Патрик. Мои связи не идут ни в какое сравнение с его связями. Возможно, ты знаешь: у него была дочь, которую убили. Поэтому дела, подобные твоему, приводят его в ярость. Забавно, не правда ли? Патрик обожал свою дочь, но ее больше нет, в то время как ты сама пытаешься погубить своих детей, сама отдаешь их в руки педофилам. Подобно мне, Патрик находит это странным. Он уверен: людей, подобных тебе, надо уничтожать. А в тюрьме, милая, всякое бывает: несчастный случай или самоубийство, если нервы не выдержат… Керри совершенно не ожидала такого поворота. Сигарета у нее в руке незаметно догорела и больно обожгла ей пальцы. — Да пошла ты, Берроуз! — Керри посмотрела на женщину-офицера и жалобно простонала: — Она мне угрожает. Надзирательница лишь покачала головой. Она не первый день здесь работала и отлично понимала смысл происходящего. Жалоба Керри лишь рассмешила ее. Но Керри не унималась: — Помогите же мне, черт возьми! — Она смотрела то на одну женщину, то на другую. От ее первоначальной наглости и самоуверенности не осталось и следа. В сердцах она произнесла: — Сволочь ты, Берроуз! Кейт улыбнулась: — Как ни странно, Керри, я ведь сегодня пришла не ругаться с тобой, а, наоборот, помочь тебе. Но давай сначала договоримся: ты больше не будешь сливать все свое дерьмо на меня. Идет? Керри посмотрела на Кейт с недоверием, ее глаза хитро заблестели. Кейт продолжала: — Я пришла сюда, чтобы сказать: я знаю, ты не пыталась убить своего ребенка. Нет, я по-прежнему считаю тебя ужасной матерью, но ты не причастна к убийству. При этом ты знаешь, кто в нем замешан. Керри поморщилась: — Да о чем ты говоришь? Кейт уловила нотки растерянности в ее голосе и почувствовала, что напала на верный след: — По моим данным, в этом деле замешан трансвестит. Человек, с которым ты близко знакома. Этот человек приходил в больницу к Регине Карлтон. А теперь догадайся, чьим именем он назвался? Кейт улыбнулась, видя, как лицо Керри Элстон меняется на глазах. — Он представился как Сьюзи Харрингтон, но дежурная сестра разглядела в нем мужчину, несмотря на его грим и парик. Так кто же это был? Кейт помолчала минуту-другую, а потом выложила Керри свою главную догадку: — Это был Баркер, Керри? Керри ошалело уставилась на Кейт, а потом разразилась истерическим смехом. Казалось, она будет смеяться вечно. Она задыхалась от смеха, по ее лицу текли слезы, она пыталась что-то сказать, но не могла и лишь махала рукой, давая тем самым понять: шутка удалась. Кейт наблюдала за ее истерикой с каменным лицом. В промежутках между взрывами хохота Керри удалось произнести: — Баркер! В женском платье… — Новая истерика помешала ей договорить. Кейт закурила и стала спокойно ждать, когда Керри успокоится. Наконец той удалось взять себя в руки. Она вытерла слезы и спросила уже вполне серьезно: — Ты действительно думаешь, что Баркер и есть главная фигура в этом деле с детьми? Кейт кивнула. — Вы сильно ошибаетесь, леди, — заявила Керри. — Он, конечно, грязная сволочь, но не имеет к нашему делу никакого отношения. Это все, что я тебе скажу. Да, я ненавижу его, но и боюсь, очень боюсь. Вот уж у кого действительно длинные руки — подлиннее, чем у тебя и у Келли, вместе взятых. Так и запомни. Кейт сразу поверила ей, сама не зная, почему. — Сьюзи с Баркером как-то связана? — Может, и связана, вместе делают денежки. Но если бы Баркер имел отношение к нашему делу, то все — ты слышишь меня? — все дети были бы уже мертвы. Запомни! Он без тормозов. — Керри вдруг замолчала, понимая, что сказала слишком много. Кейт пододвинула ей пачку сигарет. Керри взяла одну и закурила, выпуская колечки дыма. — Кто же тогда приходил к Регине? — не унималась Кейт. Керри пожала плечами: — По правде сказать, не имею понятия. Но это точно не Баркер. — И она снова рассмеялась. — А что ты знаешь о Лесли Кармайкл? Неожиданно вся веселость Керри куда-то испарилась. Вопрос явно застал ее врасплох. — Еще меньше твоего, дорогая. — Мы собираемся возобновить расследование, так что жди посетителей. Керри ничего не ответила. Неожиданно она оживилась и сообщила: — Бобби Бейтман был у меня на прошлой неделе. Он сказал, что у вас с ним хороший контакт. А мне казалось, будто он не испытывал к тебе особой любви. Кейт улыбнулась: — Ты ведь любишь его, я права? Он вытащил тебя из такого дерьма. Он единственный, кто пытался помочь вам. Керри пожала плечами: — У него на то имелись свои причины. — О чем ты? — Кейт нахмурилась. Керри потянулась за пачкой сигарет и поставила ее прямо перед собой. — Он получал удовольствие с нашей помощью. Кейт была ошарашена: — То есть, как? — Ну, я частенько занималась с ним оральным сексом. Он платил мне за это — правда, немного, пару фунтов, помогал с вещами, с лекарствами. — Керри все время пристально смотрела на Кейт и с удовольствием отметила, как исказилось ее лицо. Кейт решительно замотала головой, как бы отбрасывая слова Керри: — Я не верю тебе. Ведь он гей! — Как видишь, нет. Но он всегда вел себя очень странно. Красил волосы, например, пользовался косметикой. Но чтобы ходить в женском платье — такого никогда за ним не водилось, — решительно заявила Керри. — И ты занималась с ним… Керри кивнула. — Мы все занимались с ним этим время от времени. Он называл нас «мои девчонки». Он любил, чтобы мы пользовались ярко-красной помадой и чтобы следы от нее оставались везде — на нем, на белье. Это его так возбуждало! И еще он словно помешан на яблоках. Ты была у него в доме? Всюду стоит яблочный запах. Кейт вспомнила: ну конечно же, у Роберта в доме! Яблочный запах. Об этом говорил ей Тревор! Открывшаяся чудовищная правда потрясла Кейт. Внезапно она почувствовала себя плохо. Она вспомнила теплый, доверительный утренний разговор в доме Роберта. Возможно, Тревор в то самое время находился там… Но следовало взять себя в руки. Она должна продолжать допрос свидетеля. Нельзя демонстрировать Керри свою слабость. — Итак, тебе нечего сказать о покойной Лесли? Я думала, вы дружили. — У меня нет друзей, мисс Берроуз, и никогда не было. Кейт уже приготовилась прокомментировать услышанное, но передумала. Вместо этого она спросила: — Мэри Паркс поддерживала отношения с Баркером или Бейтманом? Керри так беззаботно пожала плечами, словно сидела у себя дома и болтала с подружкой о разных пустяках: — Тебе стоит поговорить с Ленни. — Керри, тебя мучит то, что ты сделала? Керри задумалась на минуту, прежде чем ответить: — Говоря по правде, нет. Кейт показалось, будто вся грязь, с которой она сталкивалась во время расследования, сосредоточилась в этом ответе. Вернувшись домой, Кейт застала там Кеннета Кейтлина и Дженни, которые уютно расположились в гостиной и наслаждались «святой водой» — так называла Эвелин выдержанное ирландское виски. Они обрадовались, увидев Кейт. Она, в свою очередь, с тоской посмотрела на их счастливые глаза и довольные лица. Придется испортить идиллию. Она опустилась на стул, тяжело вздохнула, сделала большой глоток священного напитка и произнесла: — Похоже, я знаю, кто устроил кошмар в городе. И я уверена, что он до сих пор держит какого-то несчастного ребенка у себя в доме. — Она увидела удивление на их лицах и решительно произнесла: — Преступник — Роберт Бейтман. Воцарилось молчание. Дженни первая пришла в себя: — Это Керри тебе сказала? Кейт объяснила: — Сегодня утром я разговаривала с медсестрой из психиатрической больницы. Она мне сообщила, что человек, который приходил к Регине Карлтон и назвался Сьюзи Харрингтон, на самом деле был мужчиной, то есть трансвеститом. Несмотря на парик и густой слой косметики, она все равно распознала в нем мужчину. Сьюзи хоть и редкая уродина, но женщина, с этим не поспоришь. Затем я допросила Керри. От нее я узнала, что Роберт вовсе не гей, но… Он заставлял подопечных заниматься с ним оральным сексом. Лицо Дженни вытянулось. Кейт продолжала: — Еще Керри рассказала мне про его странность, а именно про его любовь к яблокам. Его дом весь пропах яблоками. Я сама тому свидетель. Помните, когда Тревор рассказал нам про яблочный запах, меня как током ударило. Я запомнила запах, но никак не могла вспомнить, где именно так пахло. Кейт видела на лицах Дженни и Кеннета удивление, граничащее с недоверием. — Именно Роберт рассказывал мне про Баркера. От него я узнала, что жену Баркера зовут Дебби, а не Мэвис. Ну я и позвонила Алли Палмерстон… Кейтлин перебил ее на полуслове: — …и она сказала тебе то же самое, что и мне: новую пассию Баркера зовут Дебби и она в прошлом малолетняя проститутка из Ланкашира. — Но откуда, черт его побери, Роберт мог знать такие вещи про Баркера? Он ведь по службе не общался с ним, а также с людьми из его окружения. Я уверена: мы имеем дело с убийцей и похитителем детей. Тогда все становится на свои места, все проясняется. Я думаю, теперь у нас достаточно оснований для его ареста. Мы можем ехать к нему! — Но у нас нет реальных улик, — возразила Дженни. Кейт умоляюще взглянула на Кейтлина: — Там могут находиться дети. Разве это не достаточный повод? — Не могу поверить! — всплеснула руками Дженни. — Роберт все время вертелся у нас перед глазами. И он был единственным, кто пытался заботиться о несчастных женщинах, выброшенных из нормальной жизни. Кейт кивнула: — Я знаю. Но сейчас все изменилось. Нам удалось узнать, кто он на самом деле! Кейтлин наполнил свой стакан. — Если тебе еще интересно, я готов поделиться с тобой тем, что мне удалось нарыть на Баркера. Интересная получается история. Дженни она понравилась. Кейт запустила руки в волосы и сказала с угрозой: — Я все еще собираюсь навестить его предыдущую жену, Мэвис, и поговорить с ней об убийстве Лесли Кармайкл. Я хочу узнать, причастен ли он к убийству и к нашему делу о педофилах. Я достану его! Я достану их всех! Она допила виски и встала: — Нам лучше поехать. Нельзя оставлять его на свободе еще на одну ночь! Глава 15 Роберт Бейтман помогал отцу мыть голову в ванной. Старик исхудал, его тело сплошь покрывали синяки и царапины. У Роберта сердце обливалось кровью, когда он глядел на эту немощную плоть. Ухаживая за отцом, Роберт давно уже на себе прочувствовал смысл выражения «любить до боли». Отец сейчас всем своим видом и поведением напоминал ребенка. Роберта порой это злило. Он вспоминал собственное детство и отца, который ни разу не был с ним ласков, частенько бил его и всячески обижал. Роберт никогда не страдал так сильно, как в детстве. Он с остервенением затряс головой, словно пытаясь таким образом избавиться от дурных мыслей. Но ему никак не удавалось прогнать воспоминания. Господи, сколько же ему пришлось испытать всего в детские годы! Предательское чувство жалости к себе затопило душу Роберта и наполнило глаза слезами. Роберт видел себя — маленького мальчика, который сидит на кровати и внимательно наблюдает, как его мать тщательно накладывает макияж. Кажется, пройдут годы, пока ей удастся справиться с контуром, который придаст губам еще большую соблазнительность. Но вот контур готов. Она берет ярко-красную помаду. Дело сделано! Она улыбается, глядя на себя в зеркало. Помада оттеняет ее зубы, которые в результате кажутся еще белее и ровнее. Мальчик хлопает в ладошки, мать наклоняется к нему и целует, целует, оставляя при этом следы от помады повсюду на его маленьком теле и на одежде. Она причесывает сына, покрывает лаком его крошечные ноготки, затем нежно обнимает. Волна чудесного аромата окутывает мальчика, он тонет в этом аромате. Роберт любил ее объятия, любил ощущать ее мягкую, нежную грудь. Ему нравилось знать, что она наблюдает за ним, пока он играет в парке. Ему нравилось, что на его мать обращают внимание как мужчины, так и женщины. Он обожал ее. Но его отец не любил никого — ни ее, ни своего маленького сына. Он причинял им только боль, много боли — когда избивал молодую красавицу жену, когда избивал Роберта. Отец был черной тучей, застилавшей солнце. Роберт вспоминал, как терпеливо ждал мать, когда она уходила в спальню с тем мужчиной. Он слышал ее радостный смех, доносившийся из-за двери. Затем она выбегала, брала сына на руки и уносила в спальню, на еще не остывшую от любовных ласк постель. Она покрывала его поцелуями, крепко прижимая к своему обнаженному, разгоряченному любовью телу. Ему становилось щекотно. Он смеялся. Он обожал ее. Старик в ванне жалобно захныкал. Роберт совсем забыл о нем и почувствовал себя виноватым. Он взглянул на часы… Вода давно остыла. Прошло уже более часа. Роберт помог отцу выбраться из ванны и завернуться в полотенце. После этого старик оттолкнул сына, который мысленно все еще витал в прошлом, и пронзительно закричал: — Бетани, шлюха, где же ты? Роберт в отчаянии закрыл глаза: — Папа, не надо! Старик посмотрел на сына. В его глазах горела злоба. — Эта шлюха спала со всеми подряд. С моим боссом, с моими друзьями, со всеми. Роберта тошнило от его слов. — Она втянула моего ребенка в свой разврат. Настраивала его против меня! Она грозилась забрать его у меня. — Голос отца становился все тише. Прежняя сила покинула его. Роберт вспоминал, как подбегал к матери, обхватывал ее ноги своими ручонками, пытаясь защитить от отца. Она смеялась, брала его на руки и с презрительной усмешкой смотрела на мужа. — Ненасытная сука, ни один мужчина не мог ее удовлетворить. Она имела их одного за другим. Иногда двоих или троих за вечер. Шлюха. Шлюха с лицом ангела. — Казалось, отец разговаривает сам с собой. Роберт смахнул выступивший на лице пот. Невыносимо было слушать отцовские крики. С тех пор как отец постарел и превратился в дряхлую развалину, настоящее перестало его волновать. Он вернулся туда, в прежнюю жизнь, в ту жизнь, где была она. Их жизнь распалась на две части: до ее ухода и после. Она бросила мужа и сына, убежав с черноволосым красавцем, который, к несчастью, оказался сутенером. Джон Бейтман не позволил ей взять ребенка с собой, но, оставшись с сыном вдвоем, практически забыл о его существовании. Его занимало лишь собственное горе, которое буквально раздавило его, сломало его жизнь. Он не имел представления, что делать с маленьким мальчиком, который не переставая плачет и зовет мать, который отталкивает отца своими маленькими ручонками, едва тот приблизится к нему. С сыном, который не желает признавать отца и мечтает лишь о том, чтобы убежать из дома на поиски матери — матери, по сути дела, бросившей не только отца, но и его самого. Каждый день Роберт снова и снова переживал ужасную сцену ее ухода. Ее лицо — само презрение, когда она смотрит на мужа. — Джонни, отдай его мне. Я заберу его с собой. Он скоро привыкнет к новой жизни. Но отец непреклонен, несмотря на яростный протест маленького Роберта, который изо всех сил пытается вырваться из крепких отцовских рук. — Чтобы я отпустил моего сына с этим сутенером, Бет? Чтобы ты воспитала его таким же грязным, как ты сама, в своем порочном мире? Никогда! Пока я жив, мой сын будет со мной! Она смеется в ответ, запрокинув красивую головку: — Хорошо, ты его получишь. Я могу иметь еще детей, если захочу. Я могу получить от жизни все, что захочу. Кажется, я уже доказала тебе это. Получай его. Он твой. Роберта потрясло услышанное. Год за годом, снова и снова перебирая в памяти события тех лет, Роберт пытался оправдать мать, представить ее героиней. Но ни разу в жизни он не пробовал задуматься над тем, легко ли было отцу растить его. Отец навсегда остался в его сознании человеком, разлучившим его с матерью, а ведь только мать любила Роберта по-настоящему. По крайней мере, так считал сам Роберт. Жизнь с отцом и бабушкой, воспринимавшей внука как плод греха, стала для маленького Роберта тяжелым испытанием. Навсегда остались в прошлом нежные объятия, неторопливые завтраки в теплой материнской постели, хрустящие тосты и вкусный чай маленькими глотками. Навсегда ушли в прошлое вечера, когда мальчик мог перебирать содержимое материнской сумочки, ожидая ухода ее гостей. Кончились волшебные купания в ванне, когда мать окутывала его своей любовью, словно теплой влажной мантией. Взамен пришли школа, священник и холод в нетопленом доме. Пища стала невкусной и холодной, завтраки одинокими. А Джон Бейтман производил теперь впечатление сломленного и обиженного на жизнь человека. Глядя на своего сына, он, казалось, не мог понять, откуда, черт возьми, этот сопляк взялся. Детская непосредственность и живость, которыми маленький Роберт был так щедро наделен, умерли в нем. Образ матери, такой прекрасный и манящий, неотступно преследовал его и по-прежнему занимал главное место в душе. Жизнь без нее лишилась красок, стала серой и однообразной. Роберт никогда не вспоминал, как мать оставляла его одного где попало, предоставленного самому себе. Как она забывала покормить его или кормила одними конфетами, развлекаясь при этом с очередным любовником. Он забыл, как она больно била его, когда он отказывался выполнять ее приказы. Он забыл, как украдкой подглядывал за ней, голой, распластавшейся на диване с голым мужчиной, и как неистово тот обладал ею. Она кричала, и Роберт бежал к ней, думая, что это крики о помощи. Он намеренно вычеркнул подобные воспоминания из своей памяти. Но иногда они обрушивались на него с новой силой, и тогда Роберт гнал их от себя, стремясь отделаться от них навсегда. Он забыл, как отец провожал его в школу, как заботился о том, чтобы у сына всегда имелись карманные деньги. Забыл, как отец брал его с собой на долгие и интересные велосипедные прогулки. Его изначально настроили не любить отца, и он отлично с этим справлялся. Роберт никогда не вспоминал о том, как вместе с бабушкой ходил в церковь, как бабушка с гордостью наблюдала за ним во время первого причастия и первой исповеди или когда он читал Евангелие во время дневной мессы. Он не хотел принимать их любовь. Она мешала ему оберегать в душе образ матери. Затем мать вновь нашла его, и их встреча стала поворотным моментом в его жизни… Роберт услышал стук в дверь. Он оставил обнаженного отца на кровати, предварительно связав ему руки ремнем. Отец жалобно смотрел на него. Его усеянное кровоподтеками тело напоминало тело узника концлагеря. — Пожалуйста, не бросай меня одного! — взмолился он. Его слабый голос дрожал от страха. Он очень боялся холода. Роберт иногда игнорировал отца по нескольку дней подряд, пока не одолевало чувство вины. Тогда Роберт окружат отца поистине королевской заботой. Но это длился недолго — до тех пор, пока старику не случалось нагадить под себя. Учуяв смрад, Роберт терял контроль над собой, отец становился ему отвратителен. Он его ненавидел. Таков был многолетний сценарий их совместной жизни. Роберт спустился по лестнице, взял свой любимый освежитель воздуха с приятным яблочным ароматом и обильно распылил его. Запах яблок ассоциировался у него с образом матери и с ее любимыми духами. Увидев Кейт сквозь дверное стекло, Роберт улыбнулся и открыл дверь. — Привет, дорогая. Проходите. Я как раз одевал отца. Когда Роберт увидел Дженни и Голдинга у Кейт за спиной, выражение его лица мгновенно изменилось. Он молча ушел в кухню и поставил чайник. Когда они вошли, он обернулся, посмотрел на Кейт и произнес мягко: — Ты уже все знаешь? Кейт кивнула в ответ. — Что ж, я рад. Наконец-то я могу быть честным. Похоже, у меня действительно проблемы, — произнес Роберт, покрутив пальцем у виска. Как ни странно, Кейт сочувствовала ему: он выглядел таким беззащитным и обреченным. — Где дети, Роберт? Он пожал плечами и повернулся к маленькому окошку, выходившему в сад. — Они умерли. Я уже закопал их. Кейт закрыла глаза. — Давайте я угощу вас хорошим кофе, прежде чем мы туда пойдем? — неожиданно предложил Роберт. Патрик лежал на кровати, прикрыв глаза. Однако мозг его усиленно работал. Он чувствовал себя хорошо, несмотря на усталость. Оторвав голову от подушки, он дождался, пока пройдет легкое головокружение, чтобы спокойно сесть. Некоторое время он вглядывался в свое отражение в зеркале. Он поседел, лицо осунулось. Да, конечно, он стал выглядеть старше. Патрик дотронулся до подбородка, провел рукой по шее. Кожа там сильно обвисла. Он снова лег, отметив с усмешкой: наконец-то ему удалось повзрослеть и постареть одновременно. Сейчас он уже более или менее спокойно воспринимал тот факт, что его пытались убить. Он помнил свой страх, звуки выстрелов и нестерпимое чувство унижения, овладевшее им в момент покушения. Слава богу, он не умер прямо на улице, как подстреленный зверь. В последний момент он все-таки нашел в себе силы убраться оттуда. Патрик вдруг снова ощутил дрожь во всем теле. Он закрыл глаза и постарался отогнать от себя ужасные воспоминания. Он хорошо понимал, что в психологическом плане еще очень слаб. Физически он чувствовал себя неизмеримо лучше. Он ощущал в себе силу, много силы, которую уже всем продемонстрировал самим своим чудесным воскрешением. Но он весь покрывался потом при одном только упоминании о покушении. Его охватывала дрожь, когда он вспоминал хлопок выстрела и ту нестерпимую боль, которая последовала за ним. Ужас охватывал его при мысли о том, что он мог умереть, не объяснив Кейт, как сильно переживает их разрыв, и не сказав Вилли о том, что всегда любил его, как брата. Смерть прошла так близко! Патрик закрыл глаза и стал вспоминать лицо Кейт. Мысли о ней помогали ему расслабиться. Стоило Кейт прикоснуться к нему, как он чувствовал прилив сил и любви к жизни. Кейт привнесла в его жизнь то, в чем он так сильно нуждался, — стабильность и постоянство. Она смогла дать ему чувство защищенности — то чувство, которое он так долго пытался искать в дружбе. Когда она была рядом, ничего другого ему уже не хотелось. Кейт удалось успокоить его даже в те ужасные дни, когда пропала его дочь и он боялся заглядывать в будущее. Тогда они встретились впервые. Она сумела вселить покой в его душу, и это умение поразило и очаровало его. Последние несколько лет оказались самыми счастливыми в его жизни по многим причинам. Главное же заключалось в том, что они с Кейт были вместе и рядом с ней ему всегда становилось легко и спокойно. С ней ему не приходилось задумываться, хорошо ли он выглядит и какие слова уместны, а какие — нет. Они могли разговаривать часами, вместе путешествовали и, конечно, любили друг друга. Еще в самом начале их знакомства Патрик понял: Кейт необходима ему для счастья. Без нее он просто плыл по течению повседневности. Когда он понял, что теряет ее, ему показалось, будто сама жизнь уходит от него. Тогда он твердо решил: впредь Кейт навсегда останется главным в его жизни. Ничто и никто не сможет занять ее место. Патрик лежал, и вся его жизнь проносилась у него перед глазами. Вряд ли он сможет спокойно жить, не рассчитавшись за все с этим русским негодяем. Борис должен ответить за покушение и за больницу, которая вполне могла стать для Патрика последним пристанищем. Борису удалось вывести Патрика из игры на какое-то время, но теперь ход Патрика. Пощады не будет! Патрик снял телефонную трубку и набрал девятку, чтобы позвонить в город. Он чувствовал: к нему возвращается былая форма. Его полное выздоровление не за горами. Роберт сильно изменился. Разоблачение сломало его внутренний стержень, движения стали заторможенными, он весь как бы расплылся и, казалось, даже потолстел. Он посмотрел Кейт прямо в глаза: — В моей жизни вновь появилась Бетани. Наконец-то я нашел ее. Точнее, она нашла меня. Кейт молча кивнула ему в ответ. — Я так любил ее! Я вспоминал мои отношения с ней и пришел… пришел к своим мыслям. — Кто такая Бетани? — мягко спросила Дженни. Все еще неотрывно глядя на Кейт, Роберт ответил: — Моя мать. — И что она делала с детьми? Роберт закрыл глаза и негромко заговорил: — Я смотрел на всех женщин, которых я опекал, на то, как они обращались со своими детьми. Они так похожи на Бетани. Их дети, славные малыши, были им не нужны. Они лишь купали их, наряжали, играли с ними. Но ребенок не может навсегда остаться очаровательной игрушкой. Как только матери понимали это, они просто бросали их, словно изношенную вещь. Я знал, какая участь ждет их детей. Тревор был из их числа. Для Шерон Палистер ребенок стал просто средством зарабатывания денег. Сначала мне удавалось притворяться ее другом, но потом я просто убил ее. Да, я был не в себе, я даже не могу вспомнить момент убийства. Все зло из-за Баркера. Именно он сделал этих матерей такими. Я должен был что-то предпринять. Если бы я позволил малышам и дальше оставаться в таких условиях, то они очень скоро превратились бы в несчастных брошенных детей. Я-то знаю, откуда появляется беспризорщина. Сначала я просто хотел привлечь внимание матерей. Хотел остановить их, предостеречь. Дженни с ужасом посмотрела на него: — Поэтому вы отправились в дом Регины Карлтон, забрали ее сына и бросили его на крыше полуразрушенного здания? Роберт кивнул. — Именно так. У меня были ключи от домов всех моих девочек. Правда, сами девочки об этом не догадывались. Я взял ключи на всякий случай, если вдруг придется заглянуть к подопечным, когда их нет дома. Я часто так делал. Многие социальные работники так поступают. Он лгал, пытаясь оправдать себя в их глазах. Кейт не могла понять, как можно думать о профессиональной этике сейчас, когда наружу выплыло столько тяжких преступлений. Роберт Бейтман явно жил в другом мире со своими особыми правилами и ценностями. — Я любил Регину, но Сьюзи добралась до нее раньше меня. Я не смог помешать ей. Сьюзи забирала несчастных детей и делала с ними то же самое, что когда-то моя мать со мной. Знаете, я видел Бетани в каждой из своих подопечных. Я одевался, как они, да, я часто переодевался в женское платье. Я подражал им во всем: в одежде, в прическе и даже в походке. Видите, я знал их, как никто другой. Собственно, только я еще и оставался у них в жизни. Во мне было их спасение. — А где же Бетани сейчас? Роберт закрыл глаза и издал хриплый стон. Он снова мысленно перенесся в то далекое время, когда так страстно любил и искал свою мать. …Он ждал ее. Он навел в доме идеальный порядок, приготовил ее самые любимые блюда: салат из цыпленка и молодой картофель под мятным соусом, малиновый рулет и огромное блюдо с сыром. Потратив на стряпню несколько часов, он с нетерпением ожидал прихода матери. Ее голос по телефону звучал так чудесно! Именно тот родной голос, который он столько лет вспоминал. Когда наконец раздался стук в дверь, Роберту показалось, что его сердце сейчас разорвется от счастья. После стольких лет она вернулась, она снова будет с ним, со своим сыном, который так сильно ее любит. Но время обошлось с ней безжалостно. Роберт увидел неуклюжую толстуху, от прежней роскошной фигуры не осталось и следа. Кряхтя и задыхаясь, она вошла в дом, осыпая ругательствами все, что попадалось ей на глаза, начиная с внутренней обстановки дома и заканчивая костюмом самого Роберта. Это был какой-то кошмар! Она настойчиво рвалась к отцу, и сыну оставалось только подчиниться. Она встала у изголовья кровати, с явным удовольствием созерцая немощь мужа. Роберту в тот момент она показалась отвратительной пародией на когда-то нежно любимую им женщину — на женщину, о которой он столько мечтал, уединившись в своей маленькой уютной спальне. Ее голос напоминал жалобный вой, когда она рассказывала ему историю своей несчастной жизни, своих неудач. Ее обвислая грудь как-то беспомощно трепыхалась при каждом вздохе, а изо рта неприятно пахло сигаретами и бренди. Но самое страшное ожидало Роберта впереди. Она осталась практически без средств к существованию и имела виды на дом, за который, по ее расчетам, могла получить хоть какие-то деньги. Она заявила свои права на половину дома, так как все еще являлась законной супругой Джона Бейтмана. По ее мнению, она заслужила эту часть дома и претендовала на нее по праву. Именно тогда, глядя на нее, Роберт впервые ужаснулся: как же она могла так поступить с ним и с его жизнью? Она выразила желание переехать обратно к ним в дом. Ей казалось, что в ее возрасте и в ее положении это послужит хоть каким-то утешением после стольких лет тяжелых невзгод. Роберт столько лет обожал мать, боготворил ее издалека, и только теперь ему открылась горькая истина, которую его отец постиг много лет назад. Бетани была обыкновенной шлюхой, может быть худшей из шлюх, которая пыталась втянуть маленького ребенка в свою грязную жизнь. Сцены из детства, которые казались Роберту такими светлыми и чистыми, предстали теперь перед ним в их настоящем свете. Мужчины, которые угощали его конфетами и ласкали, представлялись ему теперь такими же грязными и отвратительными, как и его мать. Ему показалось, будто все эти годы он жил в полной темноте и вот наконец зажегся свет, но какую же омерзительную картину он осветил! Бетани, это жалкое подобие матери, пыталась рассказывать ему о том, как она любила его все прожитые врозь годы, как она скучала без него. Но теперь она надеется, что они наконец-то смогут жить вместе, никто им не сможет помешать, надо только папу сдать в приют. Роберту резал слух ее резкий прокуренный голос. Но наибольшее омерзение ему внушал запах, исходивший от ее заплывшего жиром тела. Роберт пытался ей объяснить, почему ее планы неосуществимы. Он хотел быть с ней честным, приводил множество доводов в защиту своей позиции. Но все его аргументы не возымели эффекта. Она и не собиралась ни о чем его просить, она просто излагала свои требования. Его мягкость Бетани восприняла как признак слабости. Она расположилась в их старенькой кухне, где практически ничего не изменилось с момента ее ухода, и объяснила сыну, как, по ее мнению, ему следует вести себя дальше. Роберту хотелось, как можно скорее избавиться от этих воспоминаний, которые доставляли ему такую боль. Он убил Бетани. До сегодняшнего дня он старался не думать об этом. Он любил вспоминать молодую красивую женщину, которая так приятно пахла яблоками и окружала его своей любовью. Он лелеял в душе воспоминания детства, наслаждаясь ими изо дня в день. Они так скрашивали его жизнь! По сути, они и были его жизнью. Именно поэтому Роберт так привязался к Регине, Керри и другим шлюхам. Они напоминали ему мать. Ему так хотелось оживить ее образ! Когда они целовали его, оставляя следы красной помады на мочке его уха, ему казалось, будто его целует та далекая женщина из его детства, такая красивая и обворожительная, не имеющая никакого отношения к безобразной особе, выдававшей себя за Бетани. Наконец Роберт открыл глаза и произнес, глядя на Кейт: — Она в саду, дорогая. Она там не одна. Кейт смотрела на него в замешательстве: — Что значит «не одна», Роберт? Он усмехнулся, наслаждаясь ее наивностью: — Там зарыто несколько тел. Я привык убивать людей, которые нервируют меня. Кроме того, я частенько привозил молодых людей из Сохо к себе в дом. Ну конечно, я всегда сожалел об этом впоследствии. Ты знаешь, я никогда специально не планировал убийства, ведь ребята были так молоды. Но после всего случившегося я просто не мог, не имел права их отпустить, разве не так? Они могли рассказать кому-нибудь обо мне. А я уважаемый социальный работник. — Выходит, ты убил неопределенное количество людей и зарыл их у себя в саду? Он с готовностью кивнул, демонстрируя желание помочь скорее во всем разобраться. — Именно так! — Он по-детски обрадовался ее сообразительности и даже захлопал в ладоши. — Причем очень многих. Все, кто пытался обидеть меня, рано или поздно умирали. Роберт был страшно доволен собой, полагая, что оказывает полицейским огромное одолжение, рассказывая обо всем. Он, как ребенок, надеялся на похвалу, если скажет правду. Голдинг еле слышно произнес: — Господи, какой кошмар! — Там зарыто примерно пятнадцать человек. Это женщины, мужчины, даже дети. Честно говоря, детей до сих пор жалко, — видимо, я просто сорвался, ведь я совершенно не переношу слез. Роберт нахмурился и добавил: — Нет, конечно, я сам иногда плачу, когда смотрю грустный фильм или прочту что-нибудь трогательное в газете. Иногда я плакал, когда делал это. — Он пожал плечами, как бы демонстрируя смущение. — Меня посадят? Никто не ответил. — Понимаете, если бы не я, кто-нибудь другой обязательно оказался бы на моем месте и делал бы то же самое. И насчет детей: я знал, что должен помочь им, просто обязан. Роберт был чрезвычайно серьезен. — Вы ведь понимаете меня, правда? — Он умоляюще смотрел на полицейских, прося одобрения. Наконец он тяжело опустился на стул: — А теперь я могу выпить чашку кофе? Кейт кивнула. Голдинг встал, чтобы приготовить кофе. — О моем отце позаботятся? — Обязательно. Роберт кивнул в знак благодарности: — Я был не слишком добр к нему. А он был неплохим отцом. Просто иногда такие вещи понимаешь слишком поздно. На его слова никто не отреагировал. Всем хотелось поскорее выбраться из этого ужасного места, чтобы наконец осмыслить услышанное и привести мысли в порядок. Роберт сидел и грыз ногти — верный признак волнения. — Ты знаешь, Кейт, я чувствовал, что именно ты догадаешься обо всем. Твои глаза… Мне всегда казалось, они видят меня насквозь. Когда я увидел тебя впервые, я понял: ты такая же, как я, ты пойдешь до конца. Ты ведь по собственному опыту многое знала о шлюхах и потому могла понять меня и мои чувства, те злость и ревность, которые я к ним испытывал. Роберт облокотился на стол и произнес тоном заговорщика, но, однако, чересчур громко: — Лиззи спала со всеми подряд и даже сделала аборт. Ты, наверное, знала об этом? Кейт поняла, что он просто издевается над ней, и закрыла глаза, пытаясь подавить в себе негодование, которое, как она чувствовала, не удалось скрыть от окружающих. Роберт лишь обезоруживающе пожал плечами: — Прошу меня простить. Кажется, я выдал чей-то секрет? Язык мой — враг мой. — Он громко рассмеялся. — У нас так много общего, но ты не хочешь замечать этого, дорогая. Я допью кофе и расскажу вам сейчас, что же на самом деле произошло с этой малышкой Лесли Кармайкл. Я все знаю, моя дорогая, ведь я же там был. Можете брать ордер на арест. Я надеюсь, вам удалось раскопать нужную информацию на Баркера? Если нет, поговорите с Мэвис, она расскажет вам много интересного о нем, она-то знает всю его подноготную. Правда, я сглупил, упомянув о Дебби? — Как ты убивал детей? Роберт вздрогнул. Все его тело напряглось. — Я просто помогал им заснуть, дорогая. Не беспокойся, они вообще не страдали, — самодовольно произнес Роберт. — Я не мог причинить боль ребенку. Ну, я имею в виду, когда я был самим собой. Но когда я был их мамой… — Он развел руками. — Тогда я позволял себе делать абсолютно все. Вы понимаете, о чем я говорю? Кейт понимала, как он хитер. Они просто не успевали за ним. Он всегда на один шаг опережал их мыслительный процесс. — Вы хотите громкого судебного процесса? Что ж, мои дорогие, отлично. Мне всегда нравились громкие дела. И для себя я бы хотел шумной славы, сенсации. — Роберт аккуратно поправил волосы. — После кофе я должен позвонить. Надеюсь, у меня есть такое право? — Он язвительно улыбнулся. Кейт взглянула на него. В его глазах мрачным огнем горело безумие. Кейт поняла: он уже далеко за гранью и никогда не сможет вернуться. Но больше всего ее пугало то, что, несмотря на весь ужас содеянного Робертом, убийца был ей симпатичен. И хотя она не знала, о чем говорит такая симпатия, это чувство ее удивляло и беспокоило. Дженни и Кейт пили кофе и курили вместе с убийцей. Они уже не пытались задавать ему вопросы, не добивались от него новых признаний, поскольку поняли, что он сумасшедший, который отлично справляется с ролью нормального человека. Роберт и сам это понимал. Он улыбался, когда его судили. Улыбался все время. Но в его глазах царил беспросветный мрак. Патрик проснулся от поцелуя Кейт. Он открыл глаза и улыбнулся. Он обнял Кейт, крепко прижал к себе и уложил рядом с собой на кровать. Они оба поразились его силе. Он целовал ее, нежно ласкал все ее тело. Ей так этого не хватало — человеческого тепла, любви, понимания. Всего, что делает нашу жизнь более или менее сносной. Неожиданно Кейт отстранилась от него: — А вдруг кто-нибудь войдет? Он усмехнулся: — Именно поэтому я и переехал в отдельную палату, милая моя. Закрой эту чертову дверь и бегом ко мне! Она сделала все, как он просил, доставив ему несказанную радость. Патрик чувствовал: ей так же необходимы любовь и забота, как и ему, если даже не больше. Она провела ногтями по его торсу, при этом вглядываясь в его лицо. Ему неожиданно стало страшно. Он знал, что сильно изменился, и не в лучшую сторону. Знал, что при резком больничном освещении выглядит постаревшим и больным. Он смотрел на ее грудь, когда она потянулась к выключателю. Оставшись в полумраке — свет проникал к ним теперь только через открытую дверь в ванную, — они посмотрели в глаза друг другу. — Я люблю тебя, Кейт. Она улыбнулась: — Я тоже люблю тебя. Но ты уверен, что сможешь? Патрик сбросил одеяло на пол и уверенно произнес: — Я готов, детка. Можешь убедиться в этом прямо сейчас! Она весело рассмеялась. Вот чего ей так долго не хватало! Она осторожно опустилась на него, стараясь не причинить ему боли. Но все предосторожности оказались излишними! Патрик крепко сжал ее в объятиях и стремительно вошел в нее. Кейт снова испытала то потрясающее наслаждение, которое находится на грани боли. Она склонилась над ним, целуя его и чувствуя, как по его телу пробегают судороги. Еще одно усилие, и она почувствовала оргазм, сразу же после Патрика. Они лежали обнявшись, их разгоряченные тела словно срослись в одно целое. Кейт наконец-то удалось обрести покой, впервые за долгое время. Патрик был счастлив. Он посмотрел на нее и тихо попросил: — Трахни меня, Кейт! Она взглянула ему прямо в глаза: — По-моему, я только что это уже сделала! Они оба так дружно рассмеялись, словно раньше не слышали ничего более смешного. — Женишься на мне? Патрику показалось, будто он ослышался. — Как ты сказала? — спросил он осторожно. Кейт села, оторвавшись от его тела, но все равно продолжая его нежно поглаживать: — Ты все правильно понял, Патрик Келли. Женишься на мне? — Ты уверена, что хочешь этого? Кейт кивнула. Неожиданно раздался стук в дверь — пришла медсестра. Они снова рассмеялись. Они оба долго страдали от разлуки, но сегодня страдания остались в прошлом. Сегодня они лишний раз смогли убедиться в том, что нужны друг другу и что никто из них не сможет быть счастлив без другого. Глава 16 — Вы отлично поработали, Кейт. — Казалось, Ретчет весь светится от счастья. Мысль о завершении дела доставляла ему ни с чем не сравнимую радость. — А как здоровье Патрика? У Кейт возникло острое желание послать начальника ко всем чертям, однако она заставила себя улыбнуться. — Он идет на поправку, — сказала она вежливо. — Итак, мистер Ретчет, у вас есть какое-то сообщение для меня? Ретчет был благодарен ей за то, что она ограничилась лишь одной фразой по поводу Келли и сразу сменила тему. — Это связано с Баркером. Кажется, он пропал. Кейт сразу насторожилась. — Вы полагаете, кто-то посоветовал ему скрыться? — поинтересовалась Кейт. Ее босс покачал головой: — Он отсутствует уже целую неделю, но никто не беспокоился до сегодняшнего дня, зная особенности его работы. — Ретчет протянул Кейт лист бумаги. — Здесь два адреса — адрес его нынешней жены и бывшей жены. Вы можете поговорить с ними. — Спасибо, сэр. И еще: Патрику очень хотелось бы знать, когда вы планируете посетить его. По его словам, он горит желанием поговорить с вами по поводу холдинга «Смолл-бридж». Ретчет побледнел. — Я и не предполагала, что вы там директор. Это делает нас почти родственниками. Он весь скорчился от ее слов. Ради этих нескольких секунд Кейт могла бы выносить общество Ретчета еще неопределенно долгое время. Положив листок с адресами в карман, Кейт вышла из комнаты. Вскоре она уже направлялась к дому Роберта. Несколько часов назад им удалось найти еще несколько тел. Все наконец встало на свои места. Борис любовался фотографией Кейт в газете. Ей следовало отдать должное, она хороший полицейский, но в то же время она и женщина, влюбленная женщина. Влюбленная в Келли. Но на месте Келли мог оказаться и Борис. Борис получал удовольствие от одной только мысли, что такое возможно. Ему нравилась внешность Кейт. Ее образ ассоциировался у него с понятием добродетели. Да, она была достаточно сексуальна, и эта сексуальность в сочетании с ореолом добродетели делала ее просто неотразимой. Борис решил встретиться с Кейт и сделать ей предложение лично. Он не сомневался: она не сможет отказаться. Сергей наблюдал, как его босс и благодетель внимательно рассматривает газету, выискивая в ней фотографии чернокожих красавиц, а также фотографии подруги Патрика Келли. Неужели Борису и в самом деле удастся попользоваться этой Кейт Берроуз? Конечно, в такой связи был бы смысл. Имя Кейт Берроуз не сходило с газетных полос, она стала настоящей героиней. Ей удалось распутать такое дело, которое повергло в шок всю страну. Как у всех знаменитостей, ее частная жизнь стала предметом пристального изучения. Борис попивал крепкий черный кофе маленькими глотками. Каждый глоток доставлял ему наслаждение, он даже закрыл глаза. Борис уже представлял себе, как он займется с Кейт любовью. Несомненно, это будет стоящее занятие. Майя стояла у больничной кровати и смеялась: — Только Патрик Келли способен на такое: в него стреляли, а он умудряется выглядеть все лучше и лучше! Патрик понимал, что она лжет, но все равно с благодарностью улыбнулся. Ведь Майя, несомненно, хотела как лучше. — Садись, девочка. Выпьешь чего-нибудь? Кофе, чай, что-нибудь покрепче? Она покачала головой: — Спасибо, дорогой. Я обойдусь. — Думаю, ты понимаешь: я хотел поговорить с тобой по поводу всего случившегося. Майя кивнула: — Я знаю: это русские. Патрика поразила ее проницательность. Майе всегда удавалось докопаться до истины. Это качество позволяло ей держаться на плаву уже много лет. — Умница! — произнес Патрик. — Ничего особенного, обычная внимательность. Подслушала кое-что на улице. Мне не пришлось долго искать нужную информацию. Ты просто стал наступать кое-кому на пятки. Вернее, ты производишь впечатление человека, которому удалось отдавить ноги не одному, а сразу нескольким людям. А ведь я предупреждала тебя, помнишь? «Обрати внимание на тех, с кем работаешь». — Когда Майя начинала волноваться, ее гортанный акцент усиливался. — Ты знаешь, что Микки Даггон работал тогда на два фронта? Майя кивнула и сказала: — Я не замешана в этом, Пэт, хотя и сама веду дела с Борисом. Патрик кивнул. Он о многом догадывался. — Я хочу вывести Бориса из игры, — тихо произнес Патрик. Майя задумалась над его словами, потом сказала: — Хорошо. Я могу чем-то помочь? — Конечно, можешь. Мне необходимо знать адреса, где он регулярно бывает. Мне нужно знать маршрут его обычных передвижений. Сможешь разузнать? — Безусловно. Рассчитывай на меня. Через пару дней сообщу. — Отлично! Ну а теперь расскажи мне наконец, как ты поживаешь, моя дорогая китаянка? Они еще долго разговаривали. Общение друг с другом доставляло им настоящую радость. Майе пришлось уйти, когда явились сестры Патрика. Шагая по коридорам, Майя вспоминала слова Патрика о том, что все они в последнее время повзрослели и постарели одновременно, а также его обещание удалиться от дел, как только удастся разделаться с Борисом. Да, привычный бизнес уже не для него. Это удел молодых. Кейт — единственный стимул его жизни. Журналисты и телевизионщики толпились на площадке у дома Роберта. Кейт в машине наскоро привела в порядок прическу и макияж. Если уж тебя снимают, надо выглядеть соответственно. Затем она с трудом протиснулась сквозь толпу. В саду за домом творился кромешный ад. Два офицера занимались раскопками, обнаруженные останки уносили для опознания. Работа была долгая и изнурительная, Кейт хотелось разделаться с ней как можно скорее. Она расположилась неподалеку на маленьком складном стуле и делилась с журналистами тем, что уже удалось выяснить. — Обнаружено новое тело, мэм, — сообщил ей молодой офицер. — Похоже, это мистер Баркер из Сохо. Кейт вздрогнула. Офицер проводил ее к месту, где обнаружили тело, и расстегнул целлофановый пакет, куда поместили останки. Это был Баркер. — Видите, мэм? У него в кармане мы нашли удостоверение на его имя. — Мы можем установить, от чего наступила смерть? — Видимо, его зарезали. Лейла сможет сообщить вам больше сразу после осмотра трупа. Здесь повсюду тела. Бейтман просто сваливал их одно на другое, а сверху присыпал землей. Места вокруг пустынные, поэтому свидетелей опасаться не приходилось. Он мог делать практически все! — Вы обнаружили детей? — Еще нет. — Ладно, ищите. — И Кейт направилась в сторону дома. — Удалось что-нибудь найти в доме? — спросила Кейт, входя в холл. Офицер Джоанна Харт кивнула в ответ. — Посмотрите сюда, мэм, — произнесла она, протягивая Кейт видеокассеты. На ее лице застыло отвращение. — Все дети здесь. Одному Богу известно, откуда это у него. На одной из кассет мы нашли кое-что интересное. Кейт испуганно взглянула на Джоанну и на кассеты, ожидая увидеть при просмотре очередные ужасы. — Что там? — спросила она. — На записи Сьюзи Харрингтон объясняет детям, что им придется делать. Теперь она у нас в руках, мэм. Кейт никак не ожидала такой удачи. Она даже закрыла глаза от радости. Теперь Сьюзи никуда не денется! Раз уж с Баркером покончено, она может спокойно заняться этой Харрингтон. Имея на руках такие улики, Кейт сможет предъявить ей обвинение. — Отдайте кассеты мне, я хочу просмотреть их и получить ордер на арест как можно скорее! Кейт не могла скрыть ликования. Она гордо огляделась по сторонам, чувствуя удовлетворение от успешно выполненной работы. Патрик идет на поправку, дело близится к завершению. Жизнь наконец-то ей улыбнулась. Наконец-то она видит свет в конце длинного туннеля. Борис вышел из клуба. Вилли сидел в маленьком кафе напротив, откуда ему открывался прекрасный вид, и попивал кофе. Неожиданно внимание Вилли привлек молодой человек за соседним столиком, который жеманно улыбался, глядя на него. Вилли послал ему в ответ один из своих самых угрожающих взглядов. Он уже успел сделать заказ и удобно устроиться, когда понял, что попал в заведение для геев. Отвернувшись от похотливого юнца, Вилли впился взглядом в регистрационный номер машины Бориса. Он надеялся с помощью номера установить адрес Бориса. Вилли увидел со своего наблюдательного пункта Сергея, который, в свою очередь, внимательно разглядывал улицу, прохожих и проезжающие автомобили. Вилли занервничал, он не хотел, чтобы его обнаружили. Взяв со стола номер «Сан», он сделал вид, будто увлечен чтением. На миг оторвавшись от газеты, Вилли заметил, что юнец не оставил попыток привлечь его внимание и продолжает слащаво улыбаться. Вилли решил задать ему хорошенько, если тот сейчас же не угомонится. Молодой человек, видимо догадавшись о намерениях Вилли, помрачнел и принялся за свой чай со льдом. Подождав, пока роскошный «БМВ» Бориса не скроется из виду, Вилли расплатился и направился прямо в клуб. В клубе он застал Паскаля. — Борис уехал к себе в Паддингтон, — сообщил Паскаль. — Говорят, там много шлюх, Вилли. Вилли покачал головой: — От них одни неприятности. Не зря они плохо кончают. Во всяком случае, большинство из них. Паскаль согласился. Затем предложил: — Хочешь пива? Вилли кивнул и последовал за ним в бар. При ярком дневном свете помещение выглядело очень убого. Воняло прокисшим пивом и перегорелым табаком. — Поганая свалка! Вилли не любил клубы, даже будучи молодым парнем, — за их вечную грязь, вонь, за шушеру, которая в них постоянно ошивалась. Он не любил их за ощущение полной разрухи, которое они оставляли в его душе. Заходя порой в клуб, он каждый раз испытывал одни и те же чувства, в то время как остальные посетители производили впечатление людей, довольных собой и своей жизнью. Утешало его одно: теперь у него есть Морин, его верная бесценная Морин. Как же ему повезло! Вилли нравилось в ней решительно все: как она готовит, как она смеется. Ему также очень нравился ее сын. В Дуэйне он видел самого себя в том же возрасте. Вилли собирался купить дом, когда все закончится и он сможет со спокойной душой посвятить себя обустройству семьи. Дом для троих: для себя, для Морин и для Дуэйна, непременно в хорошем районе. Он обязательно пригласит профессиональных дизайнеров для его оформления. Все будет в лучшем виде, ведь он так любит свою Морин! Дуэйна Вилли решил взять под опеку. Парню следовало помочь, дабы он не влип в какую-нибудь историю. — Ну так как, Борис все еще думает, что Патрик сломался и готов отдать ему вот так запросто клуб? — Вилли задал вопрос подчеркнуто громко. Паскаль кивнул. — Ты только посмотри, какая у него наглая рожа, Вилли, и тебе сразу станет все понятно. Он никогда ни за что не платил и не собирается платить. Он может просто забрать твои деньги, и ему не требуется на то твоего согласия. Я жду не дождусь, когда этого русского негодяя заставят платить по счетам! — Паскаль понизил голос, словно их кто-то подслушивал: — Ты знаешь, что Патрик расплачивается по всем счетам клуба? Представляешь, до сих пор все счета оформляются на его имя. Как это называется, по-твоему, а? Он пришел сюда, чуть не убил Патрика, разогнал всех его друзей, половину из них поубивал, и ему все еще мало, ему надо больше. Черт возьми, Вилли, что же такое происходит? Объясни мне, ради бога! Я тебе одно скажу: этому сутенеру нужно устроить настоящую разборку. Хоть я никогда и не был героем, но и у меня уже чешутся руки! — Спокойно, дружище, — проворчал Вилли. — Скоро все кончится, он за все заплатит! Очень скоро! — Майя снова приходила сюда вчера вечером, — продолжал Паскаль. — Постоянно улыбается, прямо светится вся. Но я чувствую — у нее общие дела с Борисом. Каждые три дня она забирает конверт. Наверняка это взятка. Дело в том, что у нее есть какие-то связи с Европой. Она помогает шефу подбирать там девочек. Хочешь посмотреть на них и на их танцы? Чертовы шлюшки изгаляются на сцене практически без ничего, только веревочки на бедрах. Само собой, местный персонал их не очень любит. Борис сейчас сильно интересуется Кейт Берроуз. Я думаю, у него есть планы на ее счет. Не надо быть Эйнштейном, чтобы догадаться о его намерениях. Кейт много знает и много может. С ее-то связями! — Паскаль засмеялся. — Если бы Борис догадался, как я на самом деле к нему отношусь, он бы меня попросту убил. Ну ничего, я дождусь того дня, когда он вылетит отсюда и дверь захлопнется за ним навсегда. Я приложу все усилия, чтобы получилось именно так. Это стало уже моим личным делом, как ты понимаешь. Боль снова пронзила бедро. Вилли поморщился. Каждое утро боль напоминала ему о том, на что способен Борис. — Он решил, что может отнять у человека практически все: здоровье, средства к жизни, а мы, его друзья, будем молча на это смотреть? — злобно прошипел Паскаль. — Если он действительно так думает, то он не только подонок, но еще и кретин. Вилли кивнул и поинтересовался: — А какие сейчас у Майи с ним дела? — Она в свое время снабжала наркотиками Микки, а сейчас, полагаю, делает то же самое для русских. Они помолчали, затем Паскаль спросил: — Патрик ведь разберется с ним, правда? — Не волнуйся, дружище, — ответил Вилли. — Лучше помоги мне раздобыть его адреса. Паскаль усмехнулся. — Я ждал этого. — Он протянул Вилли потрепанную записную книжку: — Здесь все, что у меня есть: несколько адресов и телефонов, которые мне удалось списать с телефонных счетов. Может, они тебе пригодятся. Вилли улыбнулся. Он всегда знал: Паскаль неплохой парень и на него можно положиться. — Хорошо сработано, дружок! Ну ладно, я лучше пойду, пока нас здесь вместе не застукали. — Не беспокойся. В такое время плохие парни сюда не приходят. Мы здесь в безопасности, как у себя дома. Кроме того, Борис думает, будто я до смерти его боюсь, поэтому я вне подозрений. Он уверен в своей неуязвимости. Но я немало знаю о его номере втором — о Сергее. Он слабое звено в цепочке Бориса. Русские действительно сильны и заставляют всех окружающих с ними считаться, но они ведь должны понимать: мы не можем сидеть сложа руки и просто наблюдать за тем, как они ведут себя в нашей стране. Мы тоже не святые, но мы британцы, мы у себя дома. Это ведь кое-что да значит, правда, Вилли? — Конечно, значит, Паскаль. Ты тысячу раз прав. А теперь мне пора. До скорого. Вилли вышел из клуба, сжимая в руке маленький диктофон, который все время лежал у него в кармане. Патрик должен прослушать весь их разговор с Паскалем. Им вместе предстояло еще о многом подумать. Эвелин положила телефонную трубку и вздохнула. Она оглядела свою маленькую прихожую, которую украшали только изношенный коврик и старенькая, совсем выцветшая картина на стене. Патрик только что попросил ее упаковать их с Кейт вещи и переехать обратно в его дом. Для Эвелин это стало настоящим искушением. Ей так хотелось туда вернуться. Но она не могла принять решение без Кейт. Эвелин, конечно, догадывалась, что Патрик — отменный плут. Так она его про себя и называла. Она никогда не называла его негодяем или мошенником. По ее мнению, такие эпитеты не подходили для Патрика, хотя она отлично знала: многие честят его именно так. Она видела в нем именно обаятельного плутишку. Кроме того, он всегда подчеркивал юридическую безупречность своего бизнеса. Возможно, его бизнес не такой уж респектабельный, но абсолютно законный. Эвелин испытывала острое желание упаковать вещи и прямо сейчас перебраться в дом Патрика, в его роскошный дом, с Кейт или без нее. Ведь Эвелин, когда она жила там, имела практически все, о чем только можно мечтать, начиная со спутниковой антенны и заканчивая хорошо оборудованным мини-баром. Тогда ее не покидало ощущение, будто она живет в одном из самых высококлассных отелей. Но самое большое удовольствие в те времена доставляло Эвелин лицезрение собственной дочери, которая просто расцветала на глазах и была счастлива, как никогда ранее. После многих лет изнурительной работы и постоянного самоограничения Кейт наконец-то смогла расслабиться и забыть обо всех житейских трудностях и невзгодах, окруженная заботой и любовью настоящего мужчины. Такого мужчину она встретила впервые в жизни. Эвелин улыбнулась, вспоминая, каким внимательным, каким галантным может быть Патрик. Кейт, конечно, и слушать ее не станет, если попробовать заговорить с ней о переезде. Что ж, феминизм — вещь, конечно, хорошая, но только для тех, кто может себе его позволить. Большинство женщин, к сожалению, просто не могут прожить без мужчины, будучи обременены кучей детей и получая на работе жалкие гроши. Кейт, похоже, этого не понимает. Эвелин часто думала о том, как жила бы ее дочь в том случае, если бы она, Эвелин, не переехала к ней и не взяла полностью под опеку и дом, и Лиззи. Женщины, занятые своей карьерой, не могут вести полноценную семейную жизнь. Всегда кто-то другой возлагает на себя их обязанности по уходу за домом и детьми. Конечно, Кейт всегда исправно платила за дом и вообще делала для семьи все от нее зависящее. Конечно, она сама добилась успеха на службе. Но не надо упускать из виду главное: не сложилось бы ни семьи, ни карьеры, не будь Эвелин. Эвелин никак не могла принять решение. Кейт никогда ее не простит, если она, не посоветовавшись с ней, возьмет и просто переедет. Нет, тут нужно быть дипломатом. Но Кейт, отказавшись переезжать, может потерять все, к чему только-только успела прикоснуться. Нет, этого никак нельзя допустить. Патрик — настоящий мужчина, мужчина, каких мало, и никакой феминизм в мире не стоит того, чтобы терять такого парня. Если он зовет их обратно, то Эвелин просто не может, не имеет права отвергнуть его приглашение. Эвелин посмотрела в окно и увидела журналистов, сгоравших от желания побывать в доме женщины-детектива, которой оказалось под силу разобраться с шайкой педофилов и вывести на чистую воду маньяка-убийцу. Возможно, Кейт останавливает служебная этика? Эвелин задумалась. Да, совместная жизнь Кейт с человеком, который является признанным авторитетом шпаны из Сохо, вряд ли придется по душе как ее начальству, так и широкой общественности. Действительно, есть над чем подумать. Эвелин опять вспомнилась уютная обстановка у Патрика в доме. Ей ничего другого не оставалось, как тяжело вздохнуть. Уюта ей очень недоставало. Она вернулась в кухню и огляделась по сторонам. Три поколения женщин ее семьи провели полжизни именно на этой кухне. Господи, сколько веселых обедов и ужинов помнят эти стены! Но сейчас Эвелин призналась себе, что старая кухня уже не радует ее, как прежде, а совсем наоборот. Хотелось спокойной жизни с куда большим комфортом. Сьюзи Харрингтон уже находилась в полицейском участке Грантли, когда в участок приехала Кейт. Сьюзи была одета как школьница, к тому же совершенно без косметики. Кейт нашла для нее место, а сама прошла к себе в офис. — Она уже сказала что-нибудь? — спросила Кейт у Дженни. — Только одно: она хочет видеть тебя и только тебя. Возможно, у нее для тебя есть новости. — Пресса уже знает, что она здесь? Дженни пожала плечами: — Не знаю точно. Но могу предположить, что, да. Сьюзи приехала сюда на лимузине. — Ты шутишь? — Даже и не думаю. Одно из двух: она решила либо расколоться, либо сбежать. Ставлю на второе. — Посмотрим. Пока она не знает о видеокассетах. С ними мы прижмем ее по-настоящему! Ей будет некуда деваться. Она даже не догадывается, что кассеты у нас. Мечтаю увидеть ее лицо, когда она наконец поймет, чем мы располагаем. Кейт отлично выглядела и сама знала об этом. Патрик шел на поправку, ей удалось распутать сложное дело. Она и сама не рассчитывала на такой успех, а уж тем более на появление своего имени во всех центральных газетах. У нее как ни у кого другого имелись все основания чувствовать себя счастливой. — Джен, давай дадим ей сначала прослушать запись ее голоса на кассетах, посмотрим, что она на это скажет, а потом предъявим и сами кассеты. Мне так хочется посмотреть, как будет корчиться эта сучка! Дженни рассмеялась: — А нам, думаешь, нет? Через пять минут они уже сидели напротив Сьюзи Харрингтон, которая пристально смотрела на них. В ее глазах сквозило лукавство. — Мисс Берроуз, мой адвокат со мной, и я бы очень хотела, чтобы ему позволили присутствовать при нашем разговоре. Сьюзи улыбнулась, и Кейт увидела перед собой ту женщину, которой могла бы стать Сьюзи Харрингтон, будь у нее нормальное детство. От таких мыслей у Кейт даже испортилось настроение. — Я бы хотела установить видеоаппаратуру, — конечно, если вы не возражаете, — заявила Кейт. Сьюзи любезно согласилась, решив, вероятно, что аппаратура нужна лишь для записи допроса. Никто не стал ее разубеждать. Кейт вышла из комнаты. Ей доставляло удовольствие заставлять Сьюзи ждать, а значит, и нервничать. Кейт успела выпить две чашки кофе и выкурить две сигареты, убив на все почти пятнадцать минут, прежде чем приступила к допросу. Необходимое оборудование установили в соседней комнате, куда и привели Сьюзи, а также ее адвоката, пожилого мужчину небольшого роста в дешевом костюме. Сьюзи взглянула на видеомагнитофон и лукаво улыбнулась. — Только первую кассету давайте не будем смотреть, — спокойно произнесла Сьюзи, и стало ясно: она в курсе операции. — Почему? — Голос Кейт прозвучал неестественно громко, заставив вздрогнуть окружающих. — Потому что хочу дать вам понять: сюрприза не получится. Кейт с трудом преодолела растерянность. — Предупреждаю: у нас есть серьезные основания для предъявления вам обвинения. Сьюзи ничего не ответила. С ее лица не сходила самодовольная ухмылка. — Хорошо, тогда начнем? — обратилась Кейт ко всем присутствующим. — Пожалуйста, — разрешила Сьюзи. — Хорошо, тогда объясните нам всем, пожалуйста, зачем вы здесь сегодня? — потребовала Дженни. В ее голосе слышался сарказм. — Я бы хотела сделать заявление… — вместо ответа начала Сьюзи. Кейт перебила ее: — К черту заявления! Ты что, не поняла еще, что помощью этой пленки мы сможем тебя упрятать в тюрьму? — Разрешите все-таки мне закончить, мисс Берроуз. Кейт насторожилась. Здесь что-то не так. Девчонка слишком самоуверенна, она явно припасла какие-то козыри. Весь вопрос в том, какие? — В ваших же интересах выслушать меня, — продолжала Сьюзи. — Я могу сообщить вам нечто очень ценное. Например, я знаю, кто снимал детей, делал фильмы и, самое главное, руководил всем процессом. — И ты думаешь, что мы послушаем тебя, поблагодарим за ценную информацию и отпустим на все четыре стороны? Ты так думаешь? — процедила сквозь зубы Дженни. — Надо же, как быстро все схватывает ваша подруга, мисс Берроуз! — Сьюзи закурила. — Вы, наверное, вместе учились? Я права, Кейт? В этот момент Кейт стало окончательно ясно: она больше не управляет ситуацией. Происходило что-то непонятное. Наглая девчонка просто издевалась над ними. — Ну и кто же он, скажи на милость, этот загадочный господин? — Кейт пыталась держать себя в руках, но нервничала все больше и больше. Сьюзи широко открыла глаза, изображая удивление: — Так ты хочешь сказать, будто не знаешь? — Только не надо, пожалуйста, все валить на Баркера, — сказала Кейт сухо. — Этот номер не пройдет! Сьюзи загасила сигарету в пепельнице. Ее ногти, покрытые тусклым лаком, выглядели как-то по-детски. Пожалуй, все, за исключением лица, было в ней красиво: руки, ноги, бюст… Сьюзи попеременно смотрела то на Кейт, то на Дженни. — Вы и вправду не знаете? — Сьюзи улыбнулась. Она явно чувствовала себя победительницей. — Вот уж никак не думала. — Не волнуйся, мы знаем достаточно, — сблефовала Кейт. — Ни минуты не сомневалась в этом, мисс Берроуз. Уж вам-то и не знать?! Как-никак, вы с ним живете… Страх сдавил сердце Кейт, хотя она и пыталась убедить себя в том, что девчонка лжет. — Говори прямо! — Имя человека, который управлял всем этим бизнесом, — Патрик Келли. Кейт мгновенно вскочила и с размаху ударила Сьюзи по лицу, успев ощутить мягкость ее щеки. Сьюзи упала со стула и распростерлась на полу Кто-то попытался оттащить Кейт от Сьюзи. Однако прилив ненависти оглушил Кейт, и она с ожесточением пнула Сьюзи в бок. Лишь трое полицейских и Дженни сообща смогли остановить расправу. — Ты, подлая сука! У тебя не пройдет этот номер, ты слышишь меня, кусок дерьма?! Кейт не узнавала собственный голос — столько отчаяния и злости звучало в нем. Она почувствовала отвращение к самой себе. Сьюзи села, ничуть не ошеломленная всем происшедшим. Обращаясь к своему адвокату, она произнесла уверенным тоном: — Я хочу выдвинуть обвинение. Она деланно морщилась от боли, но с ее лица по-прежнему не сходила улыбка. Сьюзи добилась своей цели. — Я думала, вы знаете, мисс Берроуз. Я понимаю, это для вас шок, принимая во внимание теперешнее состояние мистера Келли после тяжелого ранения и все остальное. Кейт перестала ощущать свое тело, силы покинули ее, руки безжизненно повисли. — Тебе придется предъявить доказательства, — произнесла Кейт еле слышно. Сьюзи покрутила в руках пачку сигарет, посмотрела на Дженни и произнесла: — Я бы, наверное, не пришла сюда, если бы не имела доказательств, разве не так? — Ты лжешь, и я выведу тебя на чистую воду. — Голос Кейт прозвучал неожиданно твердо. Сьюзи ехидно улыбнулась: — Неужели? Посмотрим! Я, конечно, понимаю, вы хотите защитить своего мужчину Не случайно я всегда отказывалась сотрудничать с вами. Было бесполезно рассказывать правду, если она имела прямое отношение к Патрику Келли. Сьюзи взглянула на своего адвоката: — Вы видите, мне никто здесь не верит! Мистер Миллан достал какие-то бумаги из своего портфеля. — На основании имеющихся у меня документов я могу утверждать, что Патрик Келли является главным действующим лицом в данном деле. Кейт тупо уставилась на маленького человечка в дешевом костюмчике и затрясла головой, отказываясь верить собственным ушам. Дженни вывела ее из комнаты. — Я выдвину обвинения, мисс Берроуз, можете не сомневаться, — услышала Кейт слова Сьюзи, а затем ее наглый смех. Глава 17 — Вы набитая дура, Кейт! — Ретчета переполняли злоба и возмущение. — Вы не имели права поднимать на нее руку. Она специально провоцировала вас. Неужели непонятно? Она добилась желанного результата! Кейт и сама уже разобралась во всем, поэтому совершенно не нуждалась в столь эмоциональных поучениях. — Что, черт возьми, вы натворили? В какое положение вы меня поставили? Она не только выдвигает свои дурацкие обвинения, но и утверждает, будто вы знали обо всем с самого начала. И что прикажете делать мне? Я вынужден отстранить вас от расследования. Я за всю свою жизнь еще не оказывался в таком идиотском положении! — Тогда нечего беспокоиться обо мне, — предложила Кейт. — Давайте лучше подумаем о вашем положении, если это является главной проблемой на сегодняшний день. Я не против. Давайте подумаем, как происшедшее отразится на вас и на вашей карьере. Только разрешите вам напомнить: до сего дня вы являлись партнером Патрика Келли по его законному бизнесу. Кейт резко повернулась и вышла из комнаты. Дженни ждала ее в офисе. — Я просто не могу поверить в это, Джен, — растерянно сказала Кейт. Дженни обреченно покачала головой и произнесла с грустью: — Я знаю, ты ожидала услышать на допросе совсем другое. Но давай рассуждать разумно. Мог ли Патрик действительно иметь отношение к подобным вещам? Кейт посмотрела подруге прямо в лицо. Она чувствовала, как почва уходит у нее из-под ног. Тоска и отчаяние стали ее постоянными спутниками. — Я никогда не поверю в это, слышишь, никогда! Готова поверить во что угодно, но только не в это! Дженни отвела глаза, и Кейт поняла: справляться с бедой ей придется в одиночку. — Послушай, Джен, я готова жизнью поклясться: Патрик не мог заниматься такими делами. Я все понимаю, он далеко не святой. Но представить, что он мог влезть в такую грязь… Нет, никогда! Дженни не поднимала на подругу глаз. — Кейт, признайся, ты ведь толком и не знаешь всех его дел, разве не так? — умоляющим тоном произнесла она. — Ну признайся хоть сама себе, пожалуйста. Он владел стриптиз-клубом, а ты очень долго и представления не имела об этом его бизнесе. Помнишь? — Отлично помню, Дженни, но ты упускаешь из виду, что стриптиз-клуб — совершенно законный вид бизнеса в нашей стране и владелец подобного заведения не считается автоматически извращенцем, поощряющим детскую проституцию. Или я ошибаюсь? А может, ты и меня подозреваешь? А, Дженни? Может, мы на пару с ним стряпали порнографию? Послушай, он отлично знал о моем расследовании, и если он знал о существовании гнусных фильмов и о мамашах, которые торговали своими детьми, почему же он даже не попытался их предупредить? Господи, Джен, неужели ты искренне считаешь Патрика замешанным в торговле детьми, полагаясь только на слова этой грязной сучки Сьюзи? А ведь нас предупреждали, что она из себя представляет, разве ты не помнишь? Подумай, Джен! Разве признание Сьюзи не кажется тебе подозрительным? Дженни ничего не ответила, но ее молчание для Кейт было красноречивее слов. Кейт схватила сумочку и выбежала из офиса. Уединившись в машине, Кейт почувствовала, как ком подкатывает к горлу и слезы подступают к глазам, слезы злости и отчаяния. Ей показалось, что отношения с Патриком завели ее в такую пропасть, откуда ей уже никогда не выбраться. Зазвонил мобильный, на связь вышел Голдинг: — У меня есть копия ее заявления, мэм. Она к вашим услугам. Кейт улыбнулась. Мысль о том, что у нее остался хотя бы один верный друг, согрела ей душу. — Привези копию в больницу, и мы посмотрим, как отреагирует Патрик. Помощь пришла, откуда ее совсем не ждали. Долгое время Кейт не испытывала к Голдингу никаких симпатий. Дженни — совсем другое дело! Дженни, которая жила у нее в доме и считалась лучшей подругой, усомнилась в ней, в ее искренности. Дженни думает, что Кейт готова пойти на все ради спасения Патрика. Да, жизнь действительно непредсказуемая штука, никогда не знаешь, с кем найдешь, а с кем потеряешь, кто протянет руку в трудный момент, а кто нанесет удар в спину. Ничего, Кейт пойдет до конца. В конце концов она узнает правду. Знать правду — это не так уж мало. Кейт выжала педаль газа до упора, и машина с ревом рванулась с места. На предельной скорости Кейт направилась в больницу. — Ради бога, Кейт, не принимай все так близко к сердцу. Какому-то засранцу ее заявление выгодно, ты же должна это понимать. Кейт опустилась на кровать рядом с Патриком и крепко сжала его руку: — У нее действительно что-то есть, иначе она не зашла бы так далеко. И, видимо, что-то конкретное. Иначе она бы не осмелилась. В итоге меня при всех поставили в дурацкое положение, причем умышленно. — Кейт глубоко вздохнула. — Ты когда-нибудь принимал участие в создании порнофильма или в его финансировании? Для меня это очень важно, Патрик. Пожалуйста, расскажи мне все. Патрик провел рукой по лицу. Он ожидал подобного вопроса и понимал: отвечать придется по совести. — В чем я только не участвовал, Кейт! Возникало множество разнообразных проектов, и, естественно, мои деньги могли тратить без моего ведома. Извини, дорогая, я действительно не могу поручиться за свою незапятнанность — многого я просто не знаю. А уж про клуб и говорить нечего. Там я мог влипнуть в любую пакость. Кейт рассчитывала услышать что-нибудь в этом роде, но это никак не облегчало ее положения. Утешением служили лишь искренность и честность Патрика. За них Кейт была ему благодарна. — У Голдинга есть копия заявления Сьюзи. Там наверняка будут фигурировать чьи-то фамилии для достоверности. Голдинг скоро будет здесь, вот и посмотрим, нет ли там знакомых фамилий. Патрик вздохнул: — Кейт, мне действительно жаль, что все так получилось. Как ты думаешь, меня арестуют? Кейт пожала плечами: — Тебе надо договориться с врачом. Пусть заявит, что ты еще слишком слаб для допросов, ну а остальное предоставь мне. Возможно, и удастся отвертеться. Патрик попытался улыбнуться: — Мы действуем заодно, значит, мы партнеры. Уже приятно! — Ты знаешь, Пэт, я вполне могла бы обойтись и без сотрудничества по такому поводу. Он хитро улыбнулся: — Ну ты хоть, надеюсь, здорово ей врезала? Ей хоть будет о чем вспомнить, Кейт? — Мне не до смеха, Патрик, — мрачно ответила Кейт. — Я оказалась в таком дерьме! Нужно как-то выбираться. Еще несколько дней назад все складывалось просто замечательно. Я держала Сьюзи в руках. Я помню, Ретчет еще тогда просил меня обращаться с ней поласковей, поскольку у нее друзья где-то наверху. Я заполучила пленку, на которой Сьюзи, а не кто-нибудь другой демонстрирует детям, что именно от них требуется. Одному богу известно, как эта пленка оказалась у Роберта. А сейчас я даже не могу поговорить с ним, так как меня отстранили от расследования. Действительно, я вела себя со Сьюзи как сумасшедшая. Патрик чувствовал себя ужасно. В очередной раз он явился источником бед для Кейт. А ведь был такой подходящий момент, чтобы взять себя в руки, встряхнуться и начать совершенно новую жизнь, жизнь с Кейт. Теперь все его мечты о женитьбе и о спокойной жизни пошли прахом. Вилли неслышно вошел в палату. В руках он держал огромный пакет хрустящей картошки. — Привет, Пэт! — С этими словами Вилли осторожно опустился на стул. — Все еще болит? Вилли кивнул, морщась от боли: — Я, наверное, скоро отброшу копыта, Пэт. В свое время я забыл их подковать, вот они и донимают меня теперь. Патрик не смог сдержать улыбки. — Ты классный друг, Вилли Гэбни, самый лучший. Вилли был растроган до глубины души и, пытаясь скрыть смущение, сказал: — Давай обойдемся без сантиментов, Пэт. Лучше расскажи, как дела? Патрик рассказал про обвинения Сьюзи Харрингтон и про то, что случилось с Кейт. Вилли потрясло услышанное. — Но каким образом тебя можно приплести ко всей этой истории? Патрик пожал плечами: — Без понятия. Кроме того, я не знаю ни одного человека из тех, кого она упоминает в своем заявлении. Однако мое имя фигурирует первым в списке подозреваемых. Мне кажется, кто-то решил крупно повеселиться за мой счет! Одно утешает: пока я здесь, меня никто не тронет. Вилли нахмурился: — Ты знаешь, Пэт, похоже, это дело рук покойника Даггона. Без него ни одно дело не обходилось. Подожди, а что-нибудь конкретное, например адреса или телефоны, указано в заявлении? Патрик покачал головой: — В своем заявлении Сьюзи утверждает, будто передала фильмы через незнакомого ей посредника третьей стороне, о которой ей также ничего не известно. А эта третья сторона уже передала кассеты мне для реализации. Кейт обеспечивала мне защиту и прикрытие. Вот такая трогательная получается история, Вилли. Вилли перестал хрустеть картошкой. — Придумать такое мог только Даггон, Пэт, — проворчал он. — Давай предположим, что тебя втянули в историю с порнухой без твоего ведома. Ничего невероятного тут нет. А теперь давай вспомним, кто заправляет всеми делами в клубе? Ну конечно же, Борис. Без его ведома уж точно ничего не происходит. Именно об этом я и хотел с тобой поговорить. В клубе мне удалось кое-что выяснить через Паскаля. Даже ты не представляешь до конца, какой мерзавец этот русский. До сих пор все счета клуба оплачиваются твоими деньгами, хотя, естественно, вся прибыль отправляется прямиком в карман к Борису. Парень явно зарвался, пора его остановить. Мне удалось узнать кое-какие его адреса и номера телефонов от Паскаля. Думаю, мне придется разобраться с ним, Патрик. Причин более чем достаточно. Даже мое терпение лопнуло. Я всегда считал его неплохим бизнесменом, ты помнишь. Но во всем нужно чувство меры, а у Бориса, похоже, оно отсутствует. Патрик согласился с мнением Вилли относительно Бориса, но был категорически против того, чтобы Вилли в одиночку связывался с таким матерым мерзавцем. — Послушай, дружище, я сам хочу разобраться с Борисом, — сказал он. — Поэтому давай не будем совершать необдуманных поступков. Вот адреса и телефоны, полученные от Билли Байнса. Ему можно доверять. Поработаем с ними, — хорошо? Патрик снял телефонную трубку и набрал номер одного из мобильных телефонов Ретчета. — Вилли, у меня возникла замечательная идея. Роберт Бейтман смотрел на Кейт с изумлением: — Не ожидал тебя здесь увидеть. Тебя же вроде бы отстранили от расследования. Кейт недоумевала, кто именно сообщил Роберту о случившемся: полиция или адвокат. — Это официальный допрос? — поинтересовался Роберт. Кейт промолчала. — О, я все понял. — Он сделал маленький глоток яблочного сока. — Сейчас могу пить только яблочный сок. Ну, так о чем ты хотела поговорить со мной? Кейт села напротив него и закурила. — Как к тебе попали эти видеокассеты, Роберт? На одной из них Сьюзи. — Я уже говорил тебе: у меня есть ключи от многих домов, включая и дом Сьюзи Харрингтон. — Где сейчас ключи? — Ты слишком торопишься, милая. — Верно, Роберт, я тороплюсь. В последнее время спокойствие я вижу только в мечтах, о чем ты, видимо, догадываешься. Роберт грациозно, с самолюбованием, присущим только женщинам, тряхнул головой, убирая волосы с лица. Кейт так хорошо знала это движение. — И все же, Кейт, главное — спокойствие, — пропел Роберт. Кейт наскучило смотреть, как он паясничает. — Роберт, я знаю, ты достаточно безумен для того, чтобы совершить преступление, но не для того, чтобы обо всем забыть. Как прикажешь сейчас с тобой обращаться? Если ты не прекратишь издеваться надо мной, я встану и размозжу тебе голову об стол. И это, поверь мне, не пустая угроза. Спроси у Сьюзи, какова я в гневе. Итак, отвечай четко и ясно на мои вопросы, и я отпущу тебя с миром. Слова Кейт произвели на Роберта впечатление. — А что, собственно, ты хочешь узнать, дорогая? — Кто финансировал эти чертовы фильмы? Выражение лица Роберта мгновенно изменилось — из добродушно-мечтательного превратилось в презрительно-надменное. — Неужели ты и вправду не знаешь? Кейт закрыла глаза. Ее била дрожь: а вдруг Роберт вслед за Сьюзи обвинит во всем Патрика? Ведь у Роберта и Сьюзи общий адвокат. Господи, на что же она надеялась?! Какого труда ей стоило добиться этого свидания с Робертом! Как пришлось давить на Ретчета! И все ради чего? Сейчас она убедится: Роберт и Сьюзи заодно. Печальный итог! — Конечно же, Сьюзи обратилась к своему старому другу и наставнику Лукасу Броунингу. Она частенько пользовалась его помощью. — Роберт, чем ты докажешь, что не врешь мне? Роберт выпрямился и произнес сладким голоском: — Ничем, дорогая. Ты спросила, я тебе ответил. Ответил, поскольку ты мне нравишься. Очень нравишься. Поэтому я сказал тебе правду, Кейт. Сьюзи мне сама рассказывала о своих делах с Броунингом. Она думала, что я с ней заодно. Я подал ей идею насчет детей, чьи матери по уши в долгах или просто стервы. Кейт не верила своим ушам. Такого поворота она уж никак не ожидала. — Получается, ты сам вывел ее на детей, которых, по твоему собственному утверждению, ты всячески защищал и оберегал? Роберт кивнул: — Я ужасен, не правда ли? Ты знаешь, бывали моменты, когда мне казалось, будто я действительно люблю детей и хочу помочь им, но затем я начинал испытывать к детям совершенно противоположные чувства. Видимо, в один из таких плохих моментов я и дал совет Сьюзи, ну а потом наблюдал за всем уже со стороны. К моему стыду, мне даже нравилось наблюдать за их возней. — Роберт сделал скорбное лицо. — Баркер тоже иногда наведывался к Сьюзи. Я как-то застал его у нее. Он заходил и к Шерон Палистер. Я убил ее сразу после того, как он ушел. Тревор сообщил мне все, что меня тогда интересовало. Задумав убить ее, я решил сначала все обставить так, будто убийство совершил Баркер, меня это увлекало, но потом мне стало абсолютно все равно. Я убивал исключительно ради удовольствия и именно тогда, когда мне этого очень хотелось. Роберт вздохнул, а затем заговорил уже вполне серьезно: — Ты знаешь, Кейт, чем особенно страшно убийство? Убив однажды, ты уже не властен остановиться. Тебя словно какая-то неведомая сила заставляет убивать снова и снова. Удивительно, не правда ли? Возможно, кто-нибудь напишет о психологии убийц целую книгу. Я так увлекся этим, Кейт, что убивал, убивал и убивал. Если бы сейчас у меня появилась возможность убить человека, я бы ее обязательно использовал. Мне казалось, будто я очищаю мир от всякой скверны, это придавало мне сил, я всегда чувствовал: справедливость на моей стороне. — Роберт весь светился от радости, предаваясь воспоминаниям. — Я всегда мечтал стать рыцарем справедливости в несправедливом мире. Роберт остановился, рот его оставался открытым еще какое-то время. Казалось, он попросту забыл продолжение своей речи. Неожиданно он разразился истерическим смехом. — Роберт, неужели это правда? Неужели человек таков? Он перестал смеяться и затих на несколько минут. — Кто знает, Кэти? — произнес он задумчиво. — В этом мире никто ничего не знает. После этих слов он снова вырубился на какое-то время. Кейт поняла: ждать ей больше нечего. Направляясь по коридорам к выходу, она слышала истерический смех Бейтмана и вспоминала его безумные глаза. Несомненно, он сумасшедший. Вообще-то она всегда чувствовала в нем какую-то ущербность. Кейт заметила Голдинга. Он притворился, будто не видит ее. Кейт это ничуть не огорчило — даже наоборот, порадовало. Таковы правила игры. Голдинг обязательно станет отличным офицером, в этом она ни капельки не сомневалась. Эвелин уехала в больницу, и Кейт обрадовалась — можно какое-то время побыть одной. Она поднялась наверх, чтобы принять душ и переодеться. Погруженная в свои мысли, она зашла в комнату Дженни. Комната была пуста. Видимо, Дженни уехала, забрав все свои вещи. Кейт стало горько. Она могла понять желание Дженни переехать в другое место, чтобы не компрометировать себя дружбой с Кейт, но как можно уехать молча, не сказав ни единого слова — этого Кейт уже не понимала. Она стояла под душем, когда услышала стук входной двери. Решив, что вернулась Эвелин, Кейт завернулась в полотенце и побежала вниз по ступенькам. Однако вместо Эвелин она увидела в холле двух мужчин. Одного из них Кейт узнала — это был Борис. — Мисс Берроуз, рады вас видеть! Борис оглядел ее с головы до пят, пока Кейт стояла, словно статуя, одной рукой держась за лестничные перила, и с неприязнью смотрела на незваных гостей. — Как вы попали сюда? Слава богу, голос не подвел ее — не дрогнул. Кейт это придало мужества. Главное — держать себя в руках. Борис изобразил улыбку, которая получилась приторной и неестественной. — Милая, не задавайте глупых вопросов. Я могу войти куда угодно и когда угодно. Имейте в виду — такой уж я человек, мисс Берроуз. Или, может быть, Кейт? Можно вас так называть? — Называйте как хотите, но я хочу вам напомнить, что вы ворвались в мой дом без приглашения. Прошу вас немедленно уйти. Кейт нравилась Сергею все больше и больше. Сергей видел — она нервничает. Она была практически голая, а в результате гангстеры имели значительное психологическое преимущество над ней. Одетый человек чувствует себя более защищенным и готовым к сопротивлению. Эту истину когда-то преподал Сергею Борис. Сначала раздень своего врага. Голый человек теряет всякую уверенность в себе и, как следствие, способность сопротивляться. Сергей улыбнулся, наблюдая за Кейт, которая изо всех сил пыталась сохранить самообладание. Кейт не отрываясь смотрела на незваных гостей. Удары сердца барабанным боем отдавались у нее в голове. Страх сковал все ее тело, она боялась даже шевельнуться. Впервые в жизни она пожалела о том, что Бенджамин Бордер больше не является ее телохранителем. — Зачем вы пришли? — Ее голос все-таки предательски задрожал. — Я просто хотел поговорить с вами, вот и все. — Борис развел руки, как бы демонстрируя добрые намерения. — Прошу вас, оденьтесь, и мы сможем поговорить. Кейт застыла в нерешительности. Она не чувствовала под собой ног и боялась сделать малейшее движение. — Прошу вас и вашего прихвостня, мистер Стравинский, покинуть мой дом. — Она взглянула на Сергея, испугавшись, не перегнула ли палку. Борис весело рассмеялся: — Оденьтесь, а мы пока чего-нибудь выпьем. — При этом Борис взял трубку радиотелефона и передал ее Сергею. — Я надеюсь, наверху вы не станете звонить по мобильнику. А теперь поторопитесь, у меня мало времени. Кейт как-то удалось на трясущихся ногах добраться до ванной, надеть первый попавшийся под руку халат, который на самом деле принадлежал ее матери, и через минуту оказаться снова в холле. — Присаживайтесь, — попросил ее Борис. — Мне не требуется вашего разрешения, я у себя дома. Изложите наконец цель вашего визита. — Мне нужна ваша помощь, мисс Берроуз. Я хочу, чтобы для меня вы сделали то же самое, что и для мистера Келли. Кейт прищурилась: — Как-как? Сергей восхищался ее мужеством. Он видел многих мужчин, у которых пропадал дар речи при появлении Бориса в их доме. — Если я вас правильно поняла, вы пытаетесь утверждать, будто я нарушаю закон для того, чтобы помочь мистеру Келли? Увы: должна вас разочаровать. Мы с ним партнеры, но не в бизнесе, а в сексе. Мне очень жаль, но вас, видимо, неправильно информировали. И прошу вас впредь воздержаться от подобных утверждений, основанных на домыслах и сплетнях. Борис покачал головой и стал похож на капризного ребенка, не желающего отказываться от полюбившейся игрушки. — Хорошо, мисс Берроуз, я скажу иначе. Вы будете работать на меня, сколько потребуется и когда потребуется. Вы понимаете меня? — В его голосе появились металлические нотки, а в речи — сильный акцент, верные признаки раздражения. Кейт смотрела на Бориса не отрываясь. Он был чертовски привлекателен. Одна его внешность уже могла служить залогом успеха. — Я поняла вас, мистер Стравинский, но, боюсь, должна отклонить ваше предложение. А сейчас, если вы не против, я очень занята. — Кейт еще удавалось управлять собственным голосом, хотя тело ее тряслось как в лихорадке. — Мисс Берроуз, вы, кажется, просто не хотите меня понять. Я не делаю вам никаких предложений. Я констатирую факт: вы теперь работаете на меня. Кейт поняла по его голосу: отказ равносилен смерти, отказываться нельзя. Терпение Бориса иссякло, а она слишком хорошо знала, на что он способен в гневе. Смирив свою гордость, Кейт постаралась отвечать ему, максимально сохраняя достоинство, насколько это вообще было возможно, учитывая ее внешний вид: — Я отлично вас поняла, мистер Стравинский. А сейчас, будьте так добры, позвольте мне остаться одной — исключительно для обдумывания состоявшейся с вами беседы. Но с сегодняшнего дня я отстранена от работы. Я уверена: при желании вы сможете убедиться в правдивости моих слов. Я избила арестованную на допросе. Борис смотрел на Кейт со смешанным чувством удивления и уважения. — Таким образом, в ближайшем будущем я не смогу быть полезна ни вам, ни мистеру Келли. — Кейт чувствовала, как дрожат пальцы у нее на ногах. — Джентльмены, прошу меня извинить, но мне действительно еще многое надо сделать. Борис самодовольно усмехнулся: — Итак, мисс Берроуз, теперь вы работаете на меня. Я с вами свяжусь. Кейт ничего не ответила, и Борис удалился. Сергей, как верный пес, вышел следом за хозяином. Кейт опустилась на диван. Сердце стучало где-то в пятках, ноги не слушались. Из огня да в полымя. Кейт с детства ненавидела эту фразу, так часто повторяемую ее матерью. События последних дней заставили ее взглянуть по-новому на старую поговорку, весь смысл которой ей так неожиданно открылся. Прошло пять минут. За это время Кейт успела привести себя в порядок, выйти и запереть за собой входную дверь. Патрик внимательно выслушал ее рассказ, ни разу не остановив. — Он считает, что я постоянно покрывала тебя, понимаешь? Якобы все знала и молчала. А теперь он решил заставить меня поработать и на него. Он угрожал мне, но ни разу при этом не произнес собственно слов угрозы. Патрик понимающе кивнул в ответ — сколько раз он проделывал то же самое с другими людьми. — Оставь это мне, Кейт. Я разберусь. — Интересно, как ты разберешься с ним? Будешь ему угрожать, как он мне сегодня? — В ее голосе слышалась тревога. — Ну конечно же, нет, глупышка. — Патрик даже рассмеялся. — Я просто собираюсь объяснить ему, что ты здесь ни при чем. Вот и все, любимая. А ты о чем подумала? Он обязательно все поймет, обещаю. Кейт заглянула в его усталые голубые глаза, и ею овладело раскаяние. Она нагрузила его своими проблемами, не подумав о том, как ему тяжело, — наверное, еще тяжелее, чем ей. — Прости меня, милый. Мне не стоило рассказывать тебе об этом, ведь правда? — Брось, Кейт, ты все сделала правильно. Я обязан быть в курсе и разобраться с этим мерзким ублюдком, как Вилли его назвал сегодня. Если я не смогу его приструнить, тогда нам всем крышка, Кейт, — и тебе, и мне. Давай договоримся: ты займешься своими проблемами на работе, а я займусь Борисом, хорошо? Кейт слабо улыбнулась. — Я разговаривал с Ретчетом, — продолжал Патрик. — Вот свинья! Я высказал все, что думаю о нем, и объяснил ему, как вести себя дальше. Так что не волнуйся, милая, все уладится. Но имей в виду: я, скорее всего, отойду от дел, когда выйду отсюда. Да и тебе не мешало бы отдохнуть. — Ты это серьезно? — В ее голосе прозвучало явное недоверие. — Я знаю, Кейт, я уже много раз говорил тебе такое раньше, но сейчас все совсем по-другому, все намного серьезнее. У меня уже просто нет сил заниматься всем этим. — Он обвел рукой комнату: — Посмотри, где я вынужден торчать! Мне кажется, я заслуживаю лучшего. Кейт видела: он устал, плохо себя чувствует и не может даже подняться с постели. Но она также понимала: он не забыл о тех, по чьей вине вынужден здесь лежать, испытывая одновременно физическую и душевную боль. Стоит ему встать на ноги — и он запоет совершенно другую песню. Однако Кейт решила оставить свои мысли при себе. — Я тоже хочу бросить работу, Патрик. За эти несколько дней я поняла: со страной происходит что-то неладное, преступники здесь себя чувствуют гораздо лучше, чем нормальные люди. Например, Роберт Бейтман. Он никогда не окажется за тюремной решеткой. Его сочтут душевнобольным, хотя он и совершил множество тяжких преступлений. Нет, я не хочу сказать, что он абсолютно нормален, но он вменяем и вполне в состоянии отличить дозволенное от недозволенного. Ему выгодно быть больным. Его поместят в роскошную клинику, где он сможет пользоваться всеми благами жизни, в частности — персональным компьютером. Он долгие годы был социальным работником, поэтому отлично знает все свои права и сможет ими воспользоваться. А теперь поговорим обо мне. Я работала в поте лица, не жалея сил и здоровья, и какую награду я получила? Меня отстранили от работы, ибо я не умею сохранять спокойствие, когда люди, подобные Сьюзи Харрингтон, выплескивают свое дерьмо прямо мне на голову. Мое возмущение пришлось всем не по нраву. Законченная дрянь нагло издевалась надо мной, почувствовав мое слабое место, и теперь я же за это должна расплачиваться. Она разрушила мою карьеру, мне перестали доверять. Из-за чего, Патрик? Из-за единственного в моей жизни необдуманного поступка. В ее голосе слышалось столько боли, что Патрик чуть не прослезился вместе с ней. — Мы все решим, Кейт. Перестань убиваться, сейчас же! Ты слышишь меня? — Патрик постарался придать голосу твердость. Она услышала не то, что он хотел сказать. Его голос выдавал его. Господи, он совсем еще слабый! Кейт наклонилась к нему, нежно поцеловала в губы, а затем крепко обняла. — Я люблю тебя, Патрик Келли! — Я тоже люблю тебя, девочка, и ты знаешь об этом. Не все так плохо, любимая. По крайней мере, и у тебя и у меня есть человек, которому можно безоговорочно доверять. — Патрик, я прошу тебя, пожалуйста, скорее поправляйся. Ты мне так нужен! — Мне лучше день ото дня, любимая. — Патрик изо всех сил старался подбодрить Кейт, хотя сам не испытывал особенного оптимизма. Для того чтобы действительно начать нормальную жизнь, ему предстояло сперва разобраться с Борисом. Лишь тогда он снова ощутит себя полноценным мужчиной, способным постоять за себя и за своих близких. Лишь тогда он вздохнет спокойно. Но Патрик не поделился своими мыслями с Кейт. Ей и так крепко досталось. Пришли его сестры, и Патрик как никогда обрадовался их приходу. Он боялся совсем размякнуть, если разговор с Кейт затянется. Она пострадала из-за него, и он горел желанием помочь ей как можно скорее. Борис покусился на самое дорогое в его жизни — на его женщину. За одно это ему уже нет прощения. Ему придется заплатить, и очень дорогой ценой. Глава 18 Голдинг и Кейт сидели в припаркованном автомобиле на одной из улиц в восточной части Лондона. Шел второй час ночи. На улицах шумела гуляющая молодежь. В воздухе носился запах жареного лука, смешанный с запахом топленого сала и выхлопных газов. Кейт из машины наблюдала, как трое молодых людей увязались за вызывающе одетой молоденькой девушкой, почти ребенком. Девушка оглушительно вопила, но ни в одном окне близлежащих домов не дрогнули занавески. Голдинг отхлебнул кофе и негромко выругался: — Ей не больше тринадцати, а ты посмотри на нее. Соблазнит кого хочешь. Все при ней. Одному Богу известно, что делать с такой дочерью. — В его голосе звучало негодование. — А родители обычно спохватываются лишь тогда, когда их драгоценное сокровище похитят или изнасилуют. Да, тогда они бегут к нам, хотят, чтобы мы немедленно во всем разобрались. Меня это просто бесит. Нет, ты только посмотри на нее! Она сама напрашивается на неприятности. Маленькая шлюха! Кейт промолчала. Она отлично знала, каково иметь дочь такого же возраста, которая и вести себя стремится примерно так же, подстрекаемая ровесницами, поскольку дает им пищу для разговоров. Дурная слава будет преследовать ее многие годы, хотя, в сущности, в чем ее преступление? Многие люди совершают куда более тяжкие грехи, а для окружающих остаются вполне благопристойными гражданами. Беда этой девчонки в том, что ей не хватает ума скрывать от людей некоторые стороны своей жизни. Ее родители наверняка будут думать, что дочь совратили в доме друзей, у которых она оставалась ночевать. Кейт сама когда-то думала так же о друзьях своей дочери, и, как оказалось, совершенно напрасно. Возможно, эта девушка такая же искусная лгунья, как и Лиззи. Кейт никогда не сомневалась в словах дочери: если Лиззи утверждала, что была в гостях у подруги, Кейт верила, что она действительно там была. И так всегда. Кейт не позволяла себе усомниться в ее словах. Те же самые чувства, вероятно, испытывали и родители этой девушки. Ведь так хочется верить своим детям! — Скоро поедем. Я хочу застать его тепленьким, — произнесла Кейт, отрываясь от своих мыслей. Голдинг кивнул в знак согласия. В тусклом свете уличных фонарей он выглядел почти красавцем, и Кейт неожиданно для себя впервые задумалась о его личной жизни. Раньше подобные мысли никогда не приходили ей в голову. Кейт как-то забыла о том, что Голдинг не всю свою жизнь проводит на работе. — Ты хотел бы иметь детей? — спросила Кейт. Голдинг посмотрел на нее и рассмеялся: — Да у меня уже двое есть, к вашему сведению. Мальчишки, три годика и годик. Этакая парочка головорезов. Кейт почувствовала себя неловко от собственного равнодушия к подчиненному. Ей и в голову не могло прийти, что Голдинг — отец двоих сыновей. — Извини, не знала. А давно ты женат? Голдинг усмехнулся: — Да я, собственно, не женат. Так, живу с одной крошкой. Я еще не уверен, что готов взять на себя такую ответственность. Она, ясное дело, мечтает о браке, но я пока не готов. Кейт повернулась к нему и высказалась достаточно откровенно: — У тебя уже есть двое детей и эта, как ты ее называешь, крошка, а ты все еще не можешь решить, брать на себя обязательства или нет. Ты, конечно, извини меня, но о каких еще больших обязательствах идет речь? Ты и так повязан по рукам и ногам. Ведь финансово твоя подруга будет зависеть от тебя до конца своих дней. Голдинг молча переваривал услышанное. Наконец он произнес: — Это одна из возможных точек зрения. Кейт открыла окно, чтобы впустить в салон немного свежего воздуха. — Не обращай на меня внимания, я сейчас не в лучшем настроении. — Ну, это можно понять, мэм. То, как с вами поступили, не укладывается ни в какие рамки. Вы привели им Бейтмана, прижали к стенке эту чертову Харрингтон… Им надо бы просто дать вам передышку на какое-то время. Так неожиданно было слышать слова поддержки и понимания. Кейт сразу приободрилась. — Думаю, с Патриком Келли все в порядке, — продолжал Голдинг. — Я имею в виду его бизнес. Он вполне законен. Пару лет назад я допрашивал одного парня. Он вроде бы делал какие-то дела, торговал чем-то, но частенько кутил вместе с известными медвежатниками. А когда его взяли, он начал хвастаться своими знакомствами в криминальном мире. Парень считал, что эти связи придают ему какой-то особенный статус и значимость. — Может быть, Патрик тоже так думает, не знаю, — ответила Кейт. — Для меня главное не это. Я знаю Патрика совсем с другой стороны, с человеческой, понимаешь? Мне по большому счету неважно, чем он занимается. Я стараюсь не думать о таких вещах. Но каждый, видимо, считает своим долгом напомнить мне о роде его занятий. Голдинг рассмеялся. — Ретчет по уши в дерьме, — сообщил он Кейт. — Я слышал, им заинтересовались в министерстве. Кейт какое-то время молчала. — Я тоже это слышала, — произнесла она наконец. — Ему не позавидуешь. Голдинг заметил с усмешкой: — Весь вопрос в том, кем он пожертвует, пытаясь прикрыть свою задницу. Кейт расценила его слова как предостережение. — Откуда, черт возьми, у тебя столько информации? — Все очень просто, мэм. Я, как истинный представитель своей профессии, не привык засиживаться дома. Ну и познакомился с одной миленькой крошкой по имени Рэчел примерно два года тому назад. Она работает в министерстве. Правда, всего лишь секретарша, но может добыть любую информацию. Крошка оказалась настоящим компьютерным гением. — А твоя домашняя крошка в курсе этих дел? Голдинг пожал плечами и произнес небрежным тоном: — А о чем вы подумали? Моя славная Диана — милейшая женщина и замечательная мать, но мы никогда не были страстными любовниками. Она, к сожалению, не интересует меня больше как женщина. Думаю, она догадывается об этом. Кейт ничего не ответила, но ощутила острую жалость к незнакомой женщине, пытающейся удержать мужчину, который, в сущности, никогда ей и не принадлежал. Ей и самой приходилось предпринимать подобные попытки. В вопросах морали Голдинг, похоже, был подобием Дэна. Правда, в отличие от Дэна Голдинг обладал хотя бы профессиональной этикой. — Постарайся причинять Диане поменьше боли. — Да она сама себя мучает. Она отлично изучила меня за годы, прожитые вместе. И она понимает: я уже никогда не изменюсь. Например, сегодня ночью я действительно занят, у меня работа, но как она сможет это проверить? Ей лучше вообще не думать о том, где я нахожусь. Сегодня я здесь исключительно из-за вас, с вами плохо обошлись, ну я и решил хоть как-то поддержать вас, проявить лояльность. Только прошу не путать лояльность и преданность — это разные вещи, мэм. Кейт ошеломила такая прямота. Он к ней, оказывается, лоялен! Ну что ж, пусть будет так. Лучше, чем ничего. — Дженни сегодня отказалась от дела, — продолжал Голдинг. — Вы в курсе? Кейт покачала головой. — Что ж, новая квартира, новое дело, — процедил Голдинг. — Флаг ей в руки! Вот только из Грантли никак не может выбраться. Из этого, по ее мнению, вонючего захолустья. Конечно, надо смотреть правде в глаза: с ее сексуальными предпочтениями ей никак нельзя сейчас вляпаться в здешнее дерьмо. — Разумеется, она просто спасает свою задницу! — с обидой сказала Кейт. Она все еще не могла простить подруге ее бегства. У Кейт в голове не укладывалось, как можно так просто уйти, не оставив даже записки, не позвонив ни ей, ни Эвелин. Оба замолчали на какое-то время, наблюдая за подростками, слонявшимися по улице. — Который час? — первой нарушила молчание Кейт. Голдингу пришлось сильно прищуриться, чтобы разглядеть стрелки часов. — Почти два. — Поехали, попробуем тряхнуть мистера Броунинга. У Лукаса было плохое настроение. Его пятнадцатилетняя гостья по имени Джанни действовала ему на нервы. Она работала на него последние полтора года. Большую часть ее денег удерживал Лукас, но Джанни об этом не знала. Девушка о чем-то говорила, а Лукас внимательно ее рассматривал. Высокая девица крепкого телосложения. Кожа на ее лице — бледная, с сероватым оттенком, видимо из-за того, что ночью она бодрствует, а днем отсыпается. Все тело усеяно синяками и царапинами — обычное дело для проститутки, работающей в машинах. Например, синяки на коленях и вокруг шеи вызваны исключительно теснотой пространства салона. Кроме всего прочего — обгрызенные ногти и грубые руки. В данный момент Лукас мечтал исключительно о небольшой дозе наркотика. Джанни, кроме раздражения, не вызывала у него никаких эмоций. Если девушке на вид можно дать шестнадцать или, не дай бог, больше, она перестает пользоваться спросом. Приличных денег на ней уже не заработаешь. Некоторых отбракованных девушек Лукас оставлял при себе, если чувствовал, что может без особого труда держать их в узде. Остальных же продавал в специальные заведения, которые имел в окрестностях Лондона. Иногда девушке по ее просьбе разрешали поселиться где-то неподалеку от публичного дома, но только в том случае, если за нее уже не очень хорошо платили. Джанни нравилось быть проституткой. Она выросла на мыльных операх и дурацких телевизионных шоу, которые смотрела с утра до ночи и о которых составила себе весьма высокое мнение. Мысль о том, что она спит с мужчиной ради денег, поднимала ее в собственных глазах, возвышала над остальными, законопослушными гражданами. Многие молоденькие девушки смотрели на свое занятие точно так же. Кстати, по мнению Сьюзи Харрингтон, подобные убежденные шлюхи, даже обзаведясь семьей и родив ребенка, все равно примутся за свое: будут спать с друзьями своих мужей, с мужьями своих соседок и так далее. Такова уж их сущность. И потом, некоторое время они действительно неплохо зарабатывают. Джанни всячески пыталась убедить Лукаса в том, что все еще может получать хорошие деньги и даст фору многим молоденьким конкуренткам. — Джанни, послушай меня, ты безобразно выглядишь, — убеждал ее Лукас. Он постоянно издавал душераздирающие хрипы и кашлял, сотрясаясь при этом всем своим жирным телом и сплевывая мокроту в грязный носовой платок. — Господи, Лукас, ты лучше посмотри на себя, ты просто жирный урод! В ответ Лукас молниеносно влепил ей пощечину. Звонкая оплеуха ошеломила девушку. — Ты, жирный ублюдок, я не собираюсь больше терпеть твои выходки, — заявила она, но очень тихо и неуверенно. Джанни испугалась, и не без причины. Лукас мог расправиться с ней в любой момент, она отлично это понимала. — Я просто хочу, чтобы все осталось, как было… — жалобно пробормотала Джанни. Она была настолько неприятна Лукасу, что он весь задрожал от негодования. — Ты уберешься на улицу, поняла? Ты мне больше не нужна. Посмотри на себя! Ты мне отвратительна. Грязная шлюха! Пусть тебя заберут в полицию, отправят в детский дом, посадят под замок — мне наплевать. Я больше пальцем не шевельну, чтобы помочь тебе. Он махнул рукой, как бы давая ей знак убираться, и раздраженно добавил: — Ты шлюха, моя дорогая, но теперь твое место на улице. Ты только взгляни на себя. Глаза потускнели от наркотиков, кожа серая и жирная. Но я не могу просто так взять и отпустить тебя: ты будешь выполнять самую грязную работу за десять долларов. Джанни и так уже выполняла самую грязную работу, но брала за нее пятнадцать долларов и тем гордилась. Она не хотела опускаться до десяти. — Я буду хорошо выглядеть в школьной форме, как тогда, когда я позировала для фотографий. Лукас в крайнем раздражении процедил сквозь зубы: — Ты меня уже достала. Ты можешь делать все, что тебе угодно. Можешь хоть весь день лежать в постели. Наше сотрудничество закончилось навсегда. Она упала перед ним на колени: — Позволь, я доставлю тебе удовольствие, докажу, что я по-прежнему лучше всех. Он посмотрел ей в лицо. Она все еще была ребенком, хотя и дряхлеющим. Он окинул взглядом ее тело, которое с каждым днем становилось все менее привлекательным. Ей оставалось не более трех лет: она умрет либо от передозировки, либо от венерической болезни. В этом Лукас не сомневался. — Ты пользуешься презервативом? Джанни заколебалась, прежде чем ответить, и Лукас все понял без слов. — Ты так ничему и не научилась? Она облизнула свои потрескавшиеся губы, и он заметил белый налет в уголках ее рта. — Пожалуйста, Лукас, не бросай меня! Ее голос звучал по-детски, но Лукаса это не тронуло. Она уличная шлюха и больше ему не интересна. Но он мог еще немного заработать на ней. — Я знаю одного парня, он черный, зовут его Марсель. Я пристрою тебя к нему. Но сразу предупреждаю: он очень требовательный хозяин. Если не будешь слушаться, он тебя мигом прикончит. Лукас заметил, как загорелись ее глаза. Ей необходим хозяин, на которого она будет работать, а он будет одновременно использовать и защищать ее. Она уже не представляла себе другой жизни, кроме этой, ведущей к полному саморазрушению. Лукасу такой взгляд на жизнь показался забавным. Марселю она подойдет. Марсель умеет извлекать толк даже из полного дерьма. Каждому свое. Марселю всегда нравилось избивать женщин, а Джанни — принадлежать таким мужчинам, как Марсель или Лукас. Она считала, что такова ее индивидуальность. — Дай мне телефон. Джанни радостно улыбнулась и протянула ему мобильник. Лукас позвонил Марселю и обо всем с ним договорился. — Он заберет тебя примерно через час. Лукас расставил ноги и ухмыльнулся: — Можешь пока попрактиковаться на мне. Марселю нужны толковые девочки, тебе придется много трудиться, иначе он тебя выгонит. Джанни уставилась на его безжизненный член. — Чего ты ждешь? Работай, детка! — Может, мне раздеться? Он за волосы привлек ее к себе: — О, нет! С меня достаточно твоего безобразного лица! Голдинг и Кейт остановились перед дверью в квартиру Лукаса. Кейт толкнула дверь, но та не поддалась. Тогда Голдинг с разворота ударил по двери ногой. Замок сломался, и дверь со страшным грохотом ударилась о стенку. Они прошли через холл и оказались в гостиной. Картина, открывшаяся перед ними, заставила их замереть на месте. Голдинг с отвращением пробормотал: — Твою мать… Куда мы попали? Джанни смотрела на них во все глаза, стоя на коленях перед Лукасом, который пытался прикрыть свою безобразную наготу. — Кто, черт возьми, вы такие? — В его голосе слышались командные нотки, хотя он был явно напуган. Кейт молча смотрела на странную пару, не сразу поняв, чем эти двое занимаются. Наконец она вышла из оцепенения. — Ты хочешь знать, кто я? Я твой злейший враг, Лукас Броунинг, вот кто я. И я намерена узнать имя вот этой скорее всего несовершеннолетней девушки, которая кое-чем занималась с тобой в тот момент, когда мы вошли. Джанни почувствовала неладное. Похоже, намечались серьезные неприятности. Она взглянула на Лукаса, надеясь найти в нем защиту, но увидела, как тот побледнел. Где-то в глубине души Джанни неожиданно ощутила глубокое удовлетворение от всего происшедшего. — Просто помоги мне подняться и одеться. Патрик произнес эти слова тоном, не терпящим возражений, но Вилли не двинулся с места. — Что, черт возьми, ты предлагаешь мне сделать? Поднять тебя больного, когда тебе еще лежать надо? Борис никуда не денется. Патрик попытался самостоятельно приподняться, и на его лице появилось мученическое выражение. — Ты только взгляни на себя! — завопил Вилли. — Куда ты пойдешь? Немедленно ложись обратно! Давай я лучше поправлю тебе подушки. — Я все равно встану, Вилли, хочешь ты этого или нет. Каждое слово давалось Патрику с огромным трудом и исключительно из положения лежа. Ему казалось, будто стальной обруч сдавливает его голову. Все его тело покрылось испариной. — Ты не хочешь меня понять, Вилли. Этот русский ублюдок был у Кейт в доме. Он угрожал ей. Он заставляет ее работать на него. Патрик снова попытался встать, и Вилли понял: надо срочно что-то делать. — Немедленно опусти свою задницу обратно, Патрик Келли, иначе я успокою тебя сам и надолго. Ты меня знаешь. — Вилли, я должен с этим разобраться раз и навсегда. Он не остановится, Вилли. Одного покушения на меня, не говоря уже о Кейт, более чем достаточно. Мы не имеем права позволять ему издеваться над нами и дальше. Он почувствует свою полную безнаказанность. В скором времени он выкинет меня даже из этой чертовой кровати. Нет, Вилли, я должен наконец поставить его на место! — Согласен, но не сейчас, когда ты просто физически неспособен ни на какие действия. Через несколько дней, я уверен, ты уже сможешь подняться на ноги, и поступай тогда как знаешь, отправляйся на поиски этого ублюдка, но пока ты будешь лежать! Патрик понимал, что Вилли прав, но в то же время следовало немедленно что-то делать. Не стоило обманываться насчет Бориса — над Кейт нависла смертельная угроза. Борис Стравинский, несмотря на свой внешний шарм, был отъявленным негодяем. С этой точки зрения Кейт не имела выбора: ей приходилось согласиться на его предложение. Но в то же время Патрик знал: Кейт склонна недооценивать серьезность ситуации. Ведь она не знает Бориса так хорошо, как Патрик. Она все еще наивно полагает, будто может отказаться от сотрудничества. Вот тогда-то она и познакомится с настоящим Борисом Стравинским. Кейт, естественно, знает, что Борис стрелял в Патрика, но в глубине души уверена: он не посмеет так жестоко расправиться с женщиной. Кроме того, Кейт — исключительно порядочный человек, особенно в том, что касается ее работы, поэтому склонить Кейт на какие-то злоупотребления просто невозможно. Патрик испытал это на собственном опыте, когда попросил ее однажды извлечь для него кое-какую информацию из полицейского компьютера. Итак, Патрик видел единственный выход из положения: срочно вывести Бориса из игры. Вилли, казалось, читал его мысли, когда произнес мягко: — В таком состоянии, Патрик, ты никому не сможешь помочь, как бы ты этого ни хотел. Подожди хотя бы несколько дней, а потом мы обязательно все уладим раз и навсегда. За Кейт не волнуйся. Я ручаюсь: с ней ничего не случится. Приятель Бена Эвертон, который присматривал за тобой в больнице, теперь присматривает за Кейт. Вилли, правда, умолчал о том, что Эвертон, похоже, уже поимел неприятности от русских. Казалось, Патрик начал успокаиваться. Вилли улыбнулся: — Пэт, ни о чем не волнуйся. У тебя много друзей, даже больше, чем ты думаешь. Бенни лично будет ходить за Кейт хвостом, поэтому выкинь из головы все дурные мысли. Ты же помнишь, как он помог ей с Джоуи и Джеки. Он классный парень! — Вилли, после таких слов я прямо сейчас готов поставить ему целую бочку выпивки! — Всему свое время, Патрик. А сейчас надо позаботиться о себе. Ты погано выглядишь. Если и впредь будешь вести себя подобным образом, то плохо кончишь. Подумай о здоровье. Патрик не мог не признать правоту Вилли. Но мысль о том, что Кейт в смертельной опасности, вновь и вновь причиняла ему нестерпимую боль. Если бы не он, Кейт никогда бы даже не узнала о существовании русских мафиози. Если теперь с ней случится беда, он до конца жизни не простит себе этого. — Кейт — разумная девочка, Пэт, — сказал Вилли. — Она не наделает глупостей. Тебе надо переждать всего несколько дней — выспаться и привести голову в порядок! А теперь мне пора, дружище, иначе Морин меня убьет. Патрик улыбнулся: — Должно быть, это любовь. Вилли пожал плечами. Его огромная фигура с трудом вписывалась в интерьер больничной палаты. — Во всяком случае, я склонен так считать. Я ведь собираюсь жениться, Пэт. Я уже принял решение. Патрик открыл от удивления рот. Вилли смущенно улыбнулся. Его лунообразное лицо побагровело. — Она такая славная, Патрик! Таких редко встретишь, особенно в нашем возрасте. А ее младший сын, Дуэйн, способный парень, но ему необходима твердая рука. Ты знаешь, я собираюсь купить ей дом, ну и все такое. — Я так рад за тебя, Вилли, на самом деле рад! Вилли покраснел еще гуще и улыбнулся: — Когда я с ней, Пэт, мне хочется смеяться. Она заставила меня по-новому взглянуть на самого себя. Мне так хорошо. когда она рядом. У меня наконец-то появился вкус к жизни. А кроме всего прочего, она потрясающе готовит. После стольких лет одиночества мне так нужен кто-то близкий и родной! Я это понял, когда попал в лапы Борису. Когда тебя кто-то ждет, переживает за тебя, когда ты действительно кому-то нужен, ты становишься неизмеримо сильнее. Можно горы свернуть! Патрик кивнул в ответ: — Это точно, старик. В этом я с тобой согласен на все сто! — Конечно, согласен. Иначе и быть не может. Помнишь, я столько лет считал вас — тебя, Мэнди и Рене своей настоящей семьей. И я до сих пор благодарен тебе за то, что ты позволял мне так считать. Ты настоящий друг, Патрик. Патрик едва не расплакался после такого проявления дружеской любви. Воспоминания нахлынули на него, и ему стоило большого труда сдержать слезы. Он украдкой взглянул на Вилли. У Вилли тоже слезы стояли в глазах, и Патрику немного полегчало. — Господи, Пэт, мы с тобой раскисли, словно две затраханные проститутки, — смущенно сказал Вилли. — В нашем-то возрасте! Дожили! Пора нам с тобой на отдых, пусть другие теперь пожинают плоды этого чертова бизнеса. А с нас довольно! — Согласен. Если останусь жив, последую твоему совету. Вилли покачал головой: — Ты что, Пэт? Мы с тобой выкарабкивались и из большего дерьма! Все будет отлично. Я чувствую! Они посмотрели друг на друга. Их дружба уже давно не нуждалась ни в каких проверках. — Вилли, ты всегда был моим лучшим другом. Самым лучшим. Вилли пожал плечами: — Ты тоже был не самым худшим. Они рассмеялись. Патрик знал, что Вилли его самый преданный и надежный друг. Но никогда не мог себе представить, насколько важное место займет он в его жизни. — Я сегодня ходил на могилу Мэнди, отнес ей пару розочек, таких же розовых, как и ее щечки в свое время. Тогда никто не мог сравниться с Мэнди. Морин отчистила камень на ее могиле до блеска. Я рассказал ей, что любил Мэнди как родную дочь, и Морин поняла меня. Она ведь такая славная у меня, Пэт. На самом деле очень славная. Но Патрик при всем желании не мог ничего ответить. Рыдания, подступавшие к его горлу и так долго душившие его, наконец-то вырвались наружу. Голдинг курил сигарету, а Лукас исподлобья наблюдал за ним. — Что вам от меня нужно? — прорычал Лукас. — Правду, приятель, — ответила Кейт. — Нам нужно знать, кто заказчик всего этого дерьма. — Кейт пнула ногой кучу видеокассет на полу. — Понимаешь, я являюсь дражайшей половиной Патрика Келли, а вы со Сьюзи Харрингтон сильно портите нам жизнь. Я просто не могла не навестить тебя, Лукас. Конечно, решать тебе, но либо ты нам все сейчас же расскажешь, либо окажешься в дерьме. Это я тебе обещаю. Ясно? Голдинг улыбался, слушая Кейт. Ее речь производила впечатление. Лукас обнажил в ухмылке желтые зубы. — Мне все кристально ясно. Да только рассказывать нечего. Дальнейшее поразило не только Лукаса и Джанни, но и Кейт: Голдинг со всего размаха ударил Лукаса ногой по лицу. Голова сутенера запрокинулась, послышался хруст, из носа хлынула кровь, изо рта посыпались зубы. Джанни закричала от страха. Голдинг нагнулся к Лукасу и прорычал ему прямо в лицо: — Ты уже достал меня. Если тебе понравилось, то я могу продолжить, жирный боров! Можешь кричать сколько влезет, никто тебе не поможет. Мы полицейские, и нам на всех плевать. Я понятно объясняю? Лукас трясся от страха. Больше всего в жизни он боялся физической боли. Кейт пыталась подавить отвращение, которое вызвала у нее эта сцена, и остаться внешне невозмутимой. Она понимала, что Патрик на месте Голдинга вел бы себя точно так же, но легче ей от этого не становилось. Пытаясь скрыть свои эмоции, она опустилась на колени и занялась видеокассетами, валявшимися на полу. Одну из кассет она вставила в видеомагнитофон. Юная девушка лет тринадцати нервно улыбалась, глядя в камеру. По внешнему виду это был еще совсем ребенок с угловатыми формами. Ее яркий макияж никак не гармонировал с детской фигуркой, большие испуганные глаза смотрели прямо на Кейт. Затем рядом с девушкой появился мужчина лет пятидесяти с пухлым животом и похотливой улыбкой на небритом лице. — Твои друзья, Лукас, я прав? — холодно спросил Голдинг. На щеках инспектора перекатывались желваки. — Я расскажу вам все, что вы захотите. Только не бейте меня! — взмолился Лукас. Из его рта лезли кровавые пузыри. Джанни со злорадной усмешкой смотрела на Лукаса, молившего о пощаде. Кейт вытолкнула ее из комнаты со словами: — Убирайся отсюда и не возвращайся, если не хочешь, чтобы и тебя упрятали за решетку! Джанни не нужно было повторять дважды. Она опрометью выбежала прочь. Голдинг схватил Лукаса за волосы и рывком сдернул с кресла на пол. Халат сутенера распахнулся, и жирное тело предстало во всей своей омерзительной наготе. Голдинг несколько раз ударил ногой по этой безобразной груде плоти. — Кто заказчик? — прошипел он сквозь зубы. — Я. Я все делал сам. Поэтому здесь так много видеокассет. Пожалуйста, позвольте мне встать, позвольте мне встать… — жалобно простонал Лукас. Голдинг посмотрел на Кейт: — Что вы скажете на это, мэм? — Я уверена, он врет, — произнесла Кейт ледяным тоном. — Он слишком глуп и ленив, чтобы в одиночку заниматься подобным делом. Итак, Броунинг, я еще раз спрашиваю тебя: на кого ты работал? Голдинг снова замахнулся. Лукас закричал, подняв руки вверх: — Стойте! Я не могу, не могу! Это очень опасные люди… Кейт тяжело вздохнула: — Ты утомил меня, Броунинг! В твоих же интересах рассказать нам все, и немедленно. Лукас умоляюще посмотрел на нее. Изо рта у него сочилась кровь. Кейт со всего размаха ударила его по лицу: — Мне нужно знать имена прямо сейчас, ты понял меня? Если не скажешь, он тебя убьет. Ну так что? — Мне так больно! — заныл Лукас. — Лишь ты один можешь прекратить эту боль. Голдинг снова ударил его кулаком по лицу. Лукас рухнул на пол, кровь ручьем текла у него изо рта и из носа. На некоторое время он лишился чувств. Голдинг пошевелил его ногой, Лукас очнулся и неожиданно закричал: — Это русские! Я работал с русскими! Они руководили всем этим делом. — Какие русские? — Кейт смотрела на него с изумлением. Лукас забубнил, сплевывая кровь: — Борис Стравинский. Я познакомился с ним через Баркера несколько лет назад. Потом я придумал, как можно заработать, и вспомнил о нем. Он сразу согласился. Это ведь огромные деньги! У Кейт закружилась голова от гнева. Она поставила другую кассету. На ней были незнакомые ей маленькие дети. — Да у вас, как я погляжу, целый детский сад в распоряжении, мистер Броунинг. Сьюзи Харрингтон работала с вами? — спросила Кейт ледяным тоном. Реальность казалась ей кошмарным сном, она говорила и действовала как лунатик. Лукас кивнул в ответ. Голдинг взглянул еще раз на экран и тяжело вздохнул. Лукас понял, что самое страшное для него еще впереди. Вилли стоял посреди поля и обливался потом. Он снял пиджак, аккуратно положил его на траву и снова взялся за лопату. Поле находилось в Эссексе и принадлежало одному из старинных приятелей Вилли. Правда, приятель понятия не имел о том, чем, собственно, Вилли занимается на одном из его полей. Вилли копал еще несколько минут. Наконец лопата уперлась во что-то твердое. Вилли опустился на колени, извлек тяжелый сверток на поверхность, отряхнул его от налипшей земли и развернул. Его глазам предстал пистолет марки «винчестер» — отличное оружие, одним выстрелом можно уложить сразу троих. Пистолет лежал в тайнике уже несколько лет — ждал своего часа и дождался. Вилли решил покончить с Борисом раз и навсегда. Вернувшись к машине, Вилли положил пиджак на сиденье пассажира, отряхнулся, причесался и поехал прямиком к Морин. По дороге он вернулся к своим думам. Он представил себе Патрика, лежащего в больнице и корчащегося от боли при малейшем движении. Нет, Патрик решительно не способен справиться с этим делом. Поэтому Вилли придется покончить с Борисом самостоятельно. Тут, конечно, необходимо подумать о Морин. Что ожидает ее в том случае, если его поймают? Да, надо все тщательно обмозговать, просчитать все варианты. Но в одном Вилли не сомневался: Патрик на его месте принял бы точно такое же решение. А как же иначе? Они ведь настоящие друзья! Этого Бориса давно пора вывести из игры навсегда. Вилли Гэбни решил, что точку в карьере Бориса поставит именно он. Речь шла не только о бизнесе — опасность нависла над друзьями Вилли и его семьей. Рассуждая так, Вилли незаметно для себя подъехал к знакомому дому, где его ждали Морин, Дуэйн и новая жизнь. Глава 19 Марсель Джексон никогда не скрывал своего ямайского происхождения. Он был красив особенной экзотической красотой — изящный, с тонкими чертами лица и черными кудрявыми волосами. Марсель старался затащить в постель каждую представительницу женского пола, оказавшуюся в поле его зрения. Он говорил с сильным акцентом, хотя его религиозные трудолюбивые родители дали ему хорошее образование. Марсель закончил университет, где изучал экономику и социологию. Сразу после университета он устроился на работу бухгалтером, однако проработал недолго. В один прекрасный день юный бухгалтер понял: чтобы зарабатывать деньги, совсем не обязательно ходить каждый день на работу. Тогда он занялся наркотиками, а затем девочками. И вот теперь Марсель владел роскошным автомобилем, курил исключительно лучшую травку и был чертовски сексуален. Он оказался прирожденным сутенером. А его родители все еще наивно полагали, что сынок работает в какой-то конторе бухгалтером. Однако Марсель не относился всерьез к своему бизнесу. Девочек, с которыми ему приходилось общаться, он и в грош не ставил — просто любил тратить деньги, которые они для него зарабатывали. Еще он любил золото и даже заменил несколько зубов на золотые. Спал он обычно мало и плохо, да и то лишь благодаря сильным снотворным. Марсель не упускал ни одной возможности, чтобы заняться сексом, и, по его собственным подсчетам, уже стал отцом шестерых детей. Несмотря на такую половую всеядность, у него имелась и постоянная девушка. Ее звали Леона, и она была белая. Леона училась в аспирантуре и работала в рекламном бизнесе. У них сложились взаимоотношения, о которых любой мужчина может только мечтать. Леона ни на что не претендовала — ни на его деньги, ни на его время. Она, можно сказать, жила своей отдельной жизнью. Правда, на выходные он иногда подбрасывал ей немного деньжат и хорошей травки. Как-никак, у Леоны родился от Марселя сын. В целом Марселю Джексону было грех жаловаться на жизнь. Он энергично взбежал по лестнице к квартире Лукаса Броунинга, чувствуя легкое возбуждение: у Лукаса, скорее всего, найдется для гостя сладкая девчонка. Член Марселя зашевелился в штанах, готовясь к бою. Но увиденное в гостиной Лукаса несколько изменило планы Марселя. Картина, открывшаяся перед ним, могла ошарашить любого. Посреди комнаты на полу лежал, весь в крови, полуголый Лукас Броунинг, а над ним склонились двое: довольно привлекательная женщина лет тридцати пяти и совсем еще молодой мужчина. На полу также валялись видеокассеты, — похоже, гости не оставили их без внимания. Женщина заметила Марселя и приветливо улыбнулась: — Мы можем вам чем-нибудь помочь? Лукас тихонько стонал на полу. Его лицо превратилось в кровавую маску. Он с мольбой посмотрел на Марселя, но Марсель заботился в жизни исключительно о собственной заднице, а потому в сложившейся ситуации счел самым разумным пулей рвануть из злосчастной квартиры. Оказавшись в своей машине, Марсель покачал головой. С Лукасом должно было случиться что-то подобное. Марсель много раз повторял ему: связываться с детьми крайне опасно, другое дело — взрослые девушки. Эта тема постоянно вызывала споры между ними. Сам Марсель иногда тоже брался за детей, но очень редко. Марсель поймал себя на том, что случившееся с Лукасом скорее радует его. Однако, кто же эти двое? Настроены они явно весьма серьезно. Неужели они из полиции? Завалить такого известного сутенера, как Лукас, без ведома полиции практически невозможно. Кем бы они ни были, Марсель решил держать ухо востро, дабы не оказаться следующей жертвой этой парочки беспредельщиков. Марсель заметил молоденькую девушку, которая стояла прислонившись к стене. Ему уже приходилось где-то видеть ее раньше. Благодаря немалому опыту он безошибочно признал в ней шлюху. Марсель остановил свой «ягуар» и улыбнулся ей. Девушка взглянула на него обезумевшими от наркотиков глазами и неуверенно произнесла: — Марсель? Он кивнул в ответ, и девушка с радостью запрыгнула к нему в машину. Марсель поехал дальше, благодаря Бога за то, что не зря проездил. Девушка принялась торопливо рассказывать ему о случившемся, о том, как били Лукаса, как тот испугался… Марсель слушал ее вполуха, прикидывая, какой толк можно извлечь из этой девчонки. Ладно, решил Марсель, для минета она еще сгодится, а потом отправим ее в притон. Борис и Сергей пришли в клуб «Красотки» около двух часов ночи. Там все еще кипела жизнь. Гремела музыка, в воздухе витали запахи пота и алкоголя. Холостяцкая вечеринка была в самом разгаре, по залу слонялись одуревшие от алкоголя мужчины. Две девушки танцевали на столах, их тела соблазнительно извивались в ритме оглушающе громкой музыки. Лица девушек выражали полное равнодушие к происходящему. Девушки работали уже долго, устали и хотели поскорее убраться домой. Внезапно возник скандал: хорошенькая темноволосая девчонка с крутыми бедрами и силиконовым бюстом заспорила с другой девицей, костлявой блондинкой в блестящем бикини. Блондинка, по мнению силиконовой девицы, незаконно вторглась на чужую территорию. Разгоряченные алкоголем молодые парни, с красными физиономиями и съехавшими набок галстуками, собрались поглазеть на ссорящихся дамочек, находя это зрелище крайне увлекательным. Блондинка производила впечатление настоящего агрессора: — Да пошла ты! Лучше у мужиков спроси, кого им приятней видеть на этом месте! Это моя территория, дорогуша, и я буду танцевать здесь для них. Силиконовая брюнетка размахнулась и нанесла сокрушительный удар кулаком в челюсть своей сопернице. Сразу подбежали двое вышибал и попытались утихомирить разъяренных стриптизерок. В толпу полетели искусственные ногти, шпильки, клочья волос… Вышибалы, оказавшиеся в эпицентре драки, едва успевали уклоняться от сыпавшихся без остановки ударов. Бедняги взмокли от усилий и лишь с большим трудом сумели разнять дерущихся и волоком вытащить их из зала. Девушки отчаянно сопротивлялись. Когда им удалось на секунду высвободиться из крепких рук охранников, они принялись дубасить друг друга с еще большей яростью. Причина такого необузданного буйства была проста — кокаиновое опьянение. Подобные картины наблюдались в клубе практически каждую ночь. Если кто-то зарабатывал за смену меньше обычного или какая-то девушка пользовалась большим успехом, чем другая, то это оказывалось достаточным поводом для драки. Правда, на следующий день вчерашние соперницы обычно не держали зла друг на друга. Борис вздохнул. Тем не менее клуб служил надежным прикрытием для его дел. Заведение и само по себе приносило хорошие деньги, к тому же здесь Борис отмывал львиную долю доходов, что, собственно, и являлось главной задачей клуба на данный момент. Драка переместилась в раздевалку. Борис последовал туда за толпой зевак. Полуголые вспотевшие девушки катались в раздевалке по полу, все еще не теряя надежды на победу. Глядя на это зрелище, Борис не мог скрыть отвращения и, пожалуй, понимал нежелание вышибал активно вмешиваться в схватку. Зрители криками и смехом еще больше распаляли и так одуревших от кокаина танцовщиц. Запах пота сделался невыносимо острым. Борис презрительно скривил губы, видя, как жадно следят за происходящим девушки из толпы. Зеваки напоминали Борису безмозглых животных, живущих в стаде. Когда они вместе, чувство опасности притупляется. Но в конечном итоге каждый из этих скотов будет в случае чего спасать только собственную задницу, не задумываясь о судьбе своих ближних. Блондинка имела явное преимущество. Она сидела верхом на брюнетке и с остервенением лупила ее по лицу. Борис кивнул Сергею, и тот схватил блондинку за волосы, дотащил волоком до выхода и практически голую выкинул за дверь, на холод. Один из вышибал, рослый негр по имени Куртис, держался рукой за лицо, прикрывая глубокую царапину, полученную в ходе драки. Другой, тоже черный, от души смеялся над дерущимися. Вмешательство Сергея как-то сразу умерило всеобщее веселье, и толпа притихла. Борис громко произнес: — Этих двух девок я увольняю. Пусть ищут другое место. Если подобное повторится, всех остальных я тоже вышвырну. — Борис щелкнул пальцами в сторону двух вышибал: — Вы двое забирайте свой заработок и катитесь отсюда к чертовой матери. Чтобы духу вашего здесь не было! Я платил вам не за то, чтобы вы тут балаган устраивали! Развлекаться будете в другом месте. Вышибалы пристыженно поникли. Борис любил устраивать подобные показательные порки. Народ потянулся к выходу, жизнь в клубе стала постепенно замирать. Борис жестом велел бармену закрываться, а сам подошел к стойке, чтобы наконец выпить чего-нибудь. В баре еще оставалось несколько подвыпивших мужчин, но Борис не обращал на них внимания. Несколько девушек все еще продолжали работать, танцуя в надежде заработать пару лишних соверенов. Борис увидел молодого человека, который стоял на коленях и пытался коснуться языком ягодиц танцующей девушки. К горлу Бориса подступила тошнота. Он никогда не мог понять стремление многих мужчин таким образом демонстрировать свою мужественность. Сергей присоединился к Борису в баре. Они заказали по стаканчику «Реми Мартен», не спеша пили и разговаривали. Постепенно клуб почти совсем опустел. Около трех в нем осталось лишь несколько мертвецки пьяных мужчин и горстка девиц, рассчитывавших окончательно опустошить кошельки пьяниц. Неожиданно Сергей заметил в дверях Вилли Гэбни. Сергей коснулся руки Бориса, желая предупредить его об опасности, но того отвлекла ссора двух припозднившихся посетителей и бармена. Немедленно отреагировать на предупреждение Борис не успел. Вилли выхватил пистолет из-под полы пиджака, и в следующую секунду Сергей почувствовал удар в живот и увидел, как его собственная кровь брызжет на шикарный пиджак Бориса. В этот момент Борис заметил Вилли, но сделать уже ничего не успел. Припозднившиеся посетители клуба, в одну секунду протрезвев, замерли от страха и неотрывно смотрели на человека с пистолетом. Вилли взглянул на Бориса, кивнул ему и начал стрелять. На лице Бориса застыло недоумение. Он дернулся всем телом, как бы пытаясь спастись бегством, но пуля свалила его с ног, и Борис рухнул прямо на тело Сергея. Следующие два выстрела добили корчившихся в судорогах новых хозяев заведения. Кроме того, они обеспечили Вилли беспрепятственный выход из клуба, послужив предупреждением для тех, кто попытался бы задержать его. Когда Сергей и Борис затихли на полу, Вилли огляделся по сторонам. В клубе воцарилась тишина, музыка смолкла. Двое уволенных негров, словно окаменев, застыли на месте. Остававшиеся еще в клубе девушки с перекошенными от страха лицами молча смотрели на трупы. Вилли опустил пистолет, поклонился, давая понять, что его миссия завершена, и с невозмутимым видом вышел из зала. Проходя мимо ошеломленного швейцара, он улыбнулся и вежливо произнес: — Отличная ночь, между прочим. Затем Вилли растворился в темноте. Ретчет приехал на квартиру Лукаса Броунинга в три часа сорок пять минут. Увиденное там поразило его до глубины души и заставило понять, что Кейт Берроуз не только классный полицейский, но и жесткий человек, умеющий быть беспощадным. Ретчет ненавидел Кейт, боялся ее, но в то же время в глубине души восхищался ее сильным характером. Голдинг нагло ухмылялся, предъявляя начальнику вещественные доказательства, найденные в квартире. Ретчет ничего не мог поделать с осмелевшим подчиненным — приходилось оставаться в квартире и мириться с пренебрежительным к себе отношением. Кейт подняла с пола свою сумочку, слегка толкнув при этом все еще лежавшего на полу Лукаса. — Я отдаю все в ваши опытные руки, мистер Ретчет. Предупреждаю: не собираюсь становиться козлом отпущения ни для вас, ни для кого другого. Вы понимаете меня, мистер Ретчет? Если, не дай бог, я узнаю о каких-нибудь кознях против меня с вашей стороны, то берегитесь: я так заору, что не потребуется даже звонить в министерство внутренних дел. Они без труда смогут расслышать меня прямо отсюда! — Отправляйтесь домой, мэм. Я закончу все без вас, — предложил ей Голдинг. Кейт кивнула в знак согласия и добавила, обращаясь к Ретчету: — Вы найдете здесь видеокассеты, содержащие записи издевательств над детьми, проходившими по моему делу. Кроме того, на пленке вы увидите детей, а также взрослых, совершенно мне не знакомых. А теперь самое главное: мистер Броунинг любезно согласился сделать заявление, в котором снимает все обвинения с мистера Келли, вашего друга и компаньона. В свете этого я намерена вновь приступить к работе в понедельник утром, как обычно. Я также надеюсь получить все, что мне причитается по праву, за разоблачение банды педофилов и серийного убийцы Роберта Бейтмана. Кроме того, смею вам напомнить о моем участии в аресте Сьюзи Харрингтон и в предъявлении ей обвинения. Кейт устало вздохнула и добавила: — Сейчас я отправляюсь домой, где собираюсь немного передохнуть. Уверена, сэр: вы сможете уладить необходимые формальности без лишней огласки и с максимальной пользой для всех нас. Кейт вышла из квартиры и спустилась по лестнице, еле передвигая ноги от усталости. Переживания последних часов вымотали ее вконец. Кейт подошла к машине Голдинга, которой она рассчитывала воспользоваться, чтобы добраться до дома. Неожиданно боковым зрением она заметила Бенни Бордера, сидевшего на другой стороне улицы в своем «БМВ». Бен улыбался, глядя на нее. — Рада видеть тебя! — крикнула ему Кейт. — Неужели? — еще шире заулыбался Бен. — Иди садись ко мне в машину. Я только что говорил с Патриком, а сейчас должен доставить тебя к нему в больницу. Кейт молча села к Бену в машину, даже не спросив, как он здесь оказался среди ночи. Она находилась в таком состоянии, что уже не могла удивляться. Кроме того, она так устала, что предпочитала молчать. Впереди еще будет достаточно времени для вопросов. Сейчас она хотела только одного — поскорее оказаться в больнице, покрепче обнять Патрика и наконец-то обрести покой. Морин чувствовала: с Вилли творится что-то неладное. Он вернулся домой вечером, переоделся и снова ушел. Он ничего не объяснил ей, да и она ни о чем его не спрашивала. Однако в глубине души Морин понимала: происходит что-то не то. Она надеялась, что у Вилли все же хватит ума не вляпаться в очередной раз в какую-нибудь историю и ей не придется до конца жизни носить ему передачи в тюрьму. Ну а если случится беда, то она будет ходить ради него куда угодно, даже в тюрьму. Вернувшись наконец домой, Вилли первым делом сделал звонок по мобильному телефону. К сожалению, Морин не слышала разговора. Затем он подошел к ней и положил ей на колени небольшую папку. Дуэйн к этому времени уже отправился спать, и они остались одни. — Что здесь? — спросила Морин. Голос ее дрожал. — Загляни в папку и скажи, какой из них тебе нравится больше, я куплю его для тебя. Я куплю его за наличные, поэтому, что бы ни случилось со мной впоследствии, он будет твой. Морин открыла папку. Внутри она обнаружила свидетельство на владение одним из роскошных домов в районе Мэнор-парка. Она удивленно взглянула на Вилли глазами, полными слез: — Это шутка, Вилли? Он покачал головой: — Послушай, Морин, сегодня ночью я должен сделать одно очень важное дело, и тогда наша жизнь круто изменится к лучшему. Дело крайне опасное. Вся штука в том, что я не могу отказаться. Понимаешь меня? Но в любом случае, чем бы это дело для меня ни закончилось, ты будешь абсолютно правомочной хозяйкой дома. Если же все закончится благополучно, то мы сможем пожениться и до конца жизни счастливо жить в нашем доме. — О, Вилли! Я не заслуживаю такого счастья. — Морин готова была расплакаться. Вилли обнял ее за плечи своей могучей рукой: — Что ты, девочка, я же везунчик. А ты моя славная крошка, ведь так? И я должен заботиться о тебе! — Мне не нужны дома, Вилли, и ты знаешь об этом! Мне нужен ты. Вилли ласково улыбнулся: — Да, я знаю. Но я хочу, чтобы ты жила в хорошем доме. Я хочу, чтобы у всех нас, у тебя, меня и Дуэйна, началась наконец нормальная жизнь, в хорошем районе и в достойных условиях. Морин стала рассматривать фотографии роскошных домов, а потом окинула взглядом свою убогую типовую квартирку. — Но у меня будет одно условие, — хитро заметил Вилли. Морин посмотрела ему прямо в глаза: — Какое условие? — Только, пожалуйста, не обижайся. Я хочу сам заняться обстановкой нашего будущего дома. Я просто не смогу остаток жизни провести в такой розовой берлоге, как эта. Она улыбнулась сквозь слезы: — Господи, Вилли, поступай, как хочешь. Я счастлива уже тем, что я рядом с тобой, что я — часть твоей жизни. Вилли крепко прижал ее к себе — свою верную старушку Морин, которая наполнила его жизнь счастьем и заставила его открыть для себя очень многие вещи, которых он раньше просто не замечал. Вилли боялся одного — не слишком ли мало времени ему осталось для того, чтобы насладиться всеми радостями жизни, так неожиданно свалившимися ему на голову. Полицейский инспектор Мартин Хаскис с тоской осмотрел картину побоища в клубе и, тяжело вздохнув, произнес наконец: — Есть ли какие-нибудь соображения относительно личности убитых? В ответ он услышал лишь глухое молчание. Никаких зацепок, позволяющих установить личности убитых, найти так и не удалось. Паскаль уже обо всем позаботился, изъяв все, включая мобильники и бумажники. Он вовремя сориентировался в ситуации и был очень доволен работой Вилли. Паскаль также постарался к моменту приезда полиции удалить из клуба лишних свидетелей расстрела. Он оставил лишь тех, кому, по его мнению, хватило бы ума дать внятные, но абсолютно бесполезные для полиции показания. Реальные же свидетели происшедшего были либо настолько пьяны в момент убийства, что попросту ничего не могли вспомнить, либо чересчур напуганы для разговора с полицией и потому предпочли спокойно удалиться без всяких объяснений. В итоге все складывалось отлично. Паскаль уже заказал на свое имя билет на самолет до Ибицы. Вылет предстоял завтра утром. Он не мог отказать себе в удовольствии погреться пару недель на солнышке, тем более, что в офисе он уже навел идеальный порядок. Беспокоиться не о чем! Патрик все это время был прикован к постели. В офисе он не появлялся, свидетели это подтвердили. Никаких подозрений на его счет возникнуть не могло. Паскалю удалось переговорить с Патриком по мобильному телефону, зарегистрированному на имя одной дамы, работающей в суде. Теперь Паскаль имел полное право несколько часов перед отлетом использовать для отдыха и наконец выспаться по-человечески! Эвелин как раз собиралась выпить чашечку чая, когда узнала о ночном происшествии в клубе. Новость потрясла ее, как и весь район Сохо. Подобного рода публичные убийства всегда вызывают всеобщий переполох, особенно в Сохо, где подавляющее большинство населения — законопослушные граждане, далекие от криминальных разборок. А уж убийство в ночном клубе и вовсе поразило воображение обывателей. Эвелин отлично знала, что Патрик Келли являлся одним из совладельцев злополучного заведения, однако попыталась посмотреть на случившееся непредвзято. Жизнь научила ее сохранять объективность в любых ситуациях. Она добавила несколько капель «святой воды» в утренний чай, так как все еще чувствовала нервозность, вызванную переживаниями последних недель. Ей хотелось заглянуть в будущее и увидеть там Патрика и Кейт, которая, кстати, сегодня опять не ночевала дома. Эвелин оглядела свою маленькую кухню и улыбнулась. Она наконец-то решилась не реагировать больше на истерики дочери, которые та закатывала каждый раз, когда речь заходила о переезде в дом Патрика. Кейт надо раз и навсегда поставить на место и сделать это как можно скорее. Эвелин всеми силами стремилась упорядочить как свою жизнь, так и жизнь Кейт. Патрик болен, рассуждала Эвелин, и нуждается в постоянном уходе. Но, видимо, кроме старушки Эвелин некому позаботиться о бедном Патрике! Дабы вернуть жизнь семьи в нормальное русло, Эвелин могла бы даже примириться с Грейс. Если она готова пойти на такие жертвы ради всеобщего блага, значит, другие и подавно, — в этом Эвелин не сомневалась ни минуты. Проснувшись, Кейт обнаружила, что все еще находится в крепких объятиях Патрика. Она с нежностью посмотрела на него. Патрик ровно дышал во сне. За время болезни он заметно постарел, но все еще оставался весьма привлекательным мужчиной. Лишь проснувшись, Кейт обратила внимание, как сильно накрахмалено постельное белье — оно прямо-таки царапало тело. Больничное белье, одно слово. Кто-то, пытаясь открыть запертую дверь палаты, дергал дверную ручку, что сопровождалось неприятным поскрипыванием. Кейт догадалась, что именно этот звук и разбудил ее. Она тихонько засмеялась: удивительно, но она провела ночь с любимым мужчиной в больничной палате. Кейт взглянула на Патрика — он все еще крепко спал. Кейт поразила бледность его лица. Он выглядел усталым. Возможно, ночь любви лишила его последних сил? Дверь так и не открылась. Кейт снова легла, прижавшись к Патрику и пытаясь предугадать, каким станет грядущий день. Господи, скорее бы жизнь вошла наконец в нормальное русло! Знакомство с Патриком позволило ей и побывать на вершине блаженства, и испытать все муки ада. Но Кейт не хотела никакой другой жизни. Ни за что! Патрик рассказал ей ночью о гибели Бориса — его нашли мертвым в клубе. Имени Вилли Гэбни Патрик не упоминал, а Кейт его ни о чем не спросила. Кейт многое поняла и многому научилась с тех пор, как познакомилась с Патриком. Например: никогда не суди о человеке, не зная его всесторонне. Ей также пришлось смириться с тем, что ее мир, мир нормальных людей, и криминальный мир часто соприкасаются — гораздо чаще, чем ей бы этого хотелось. Немало подобных истин открылось ей благодаря Патрику Келли. Правда, в данную минуту ей хотелось, чтобы эти два мира разошлись как можно дальше друг от друга. Патрик, в свою очередь, благодаря Кейт тоже постиг одну важную для себя истину: если твоя подруга — полицейский, то будь готов к тому, что в скором времени тобой заинтересуется вся полиция. Он зашевелился, открыл глаза и пробормотал: — Ты так аппетитно выглядишь, детка! Кейт изучающе посмотрела на него. Она прекрасно поняла его намек. Однако Патрик был чрезвычайно бледен и, видимо, еще очень слаб. Она теснее прижалась к нему: — Подожди немножко, скоро ты поправишься, и мы сможем заниматься любовью бесконечно. Патрик закрыл глаза и зевнул: — Я ожидал услышать именно такой ответ, детка. Сегодня ночью тебе удалось взять верх над больным человеком. Они рассмеялись. Патрик вновь откинулся на подушки и расслабился. — Очень скоро мы снова окажемся вместе дома, в собственной постели. Правда, здорово? Кейт заметила, что каждое слово дается ему с трудом. Он пытался говорить бодро, из-за чего голос звучал неестественно и натянуто. Он изо всех сил скрывал от нее свою слабость — в этом был весь Патрик Келли. Больше всего на свете он боялся показаться слабым или, не дай бог, больным. Он всегда старался выглядеть сильным мужчиной, способным справиться с любой жизненной проблемой и уж тем более с собственной болезнью. Кейт обычно страшно раздражала эта бравада, но сейчас, видя, как он стремится поскорее выкарабкаться и встать на ноги, она ощутила безграничную нежность. Она понимала: Патрик думает о ней, хочет успокоить ее и облегчить ей жизнь. — Пэт, как ты думаешь, что же дальше с нами будет? — серьезно спросила Кейт. Он нежно сжал ее руку: — Не бойся. В любом случае я смогу оградить тебя от всех неприятностей. Кейт молча поцеловала его в лоб, ничего не ответив. Она просто не знала, что сказать. Часы показывали два тридцать пополудни. Сьюзи Харрингтон уже успела принять душ и переодеться. Чемоданы она собрала и теперь сидела на кровати в спальне и пересчитывала пачки денег. Она уже добрый десяток раз проверила все свои шкатулки и убедилась, что ничего не забыла, все драгоценности взяла с собой. Можно было спокойно допить кофе. Сьюзи заказала такси до Лондона. Не так давно она предусмотрительно приобрела небольшую виллу на побережье в Барнсе. Ни одна живая душа не знала об этом тайном убежище. Теперь оно пригодится. Сьюзи заглянула в сумочку. Оба паспорта на ее новое имя лежали на месте. Она в последний раз обошла квартиру — ничего не забыто. Начиналась ее новая жизнь, со старой покончено. Сьюзи Харрингтон просто исчезнет, испарится, словно ее никогда и не было. Раздался стук в дверь, Сьюзи незамедлительно ответила. На пороге стоял шофер такси. Она вручила ему чемоданы, взяла сумочку с фальшивыми паспортами и закрыла за собой дверь. Ей хотелось поскорее уехать отсюда, поскорее ощутить аромат новой жизни. Бейтман и Баркер сделали ее пребывание здесь в последнее время невыносимым. Сьюзи понимала: она все еще остается главной подозреваемой. Но в то же время Сьюзи была почти уверена — полиция не осмелится заявиться к ней в ближайшее время. Сыграют свою роль обвинения, выдвинутые ею против полиции, в том числе и против Кейт Берроуз. Сьюзи считала себя слишком умной, чтобы опасаться этих безмозглых полицейских. Кроме того, она рассчитывала на свои связи в министерстве внутренних дел, которые уже столько раз выручали ее. Она чувствовала себя защищенной. Сьюзи спускалась по лестнице с особой осторожностью из-за своих немыслимо высоких каблуков. У подъезда ее ожидал белый «форд-гранада», который наконец увезет ее отсюда навсегда. Водитель приветливо улыбнулся ей, и Сьюзи с присущей ей грацией села в машину. Она кокетничала напропалую, и на то имелась причина — водитель был чертовски привлекателен! Машина тронулась. Сьюзи обернулась, испытывая огромное облегчение. Правда, к нему примешивалось и сожаление. Все-таки пришлось оставить чертовски хорошую мебель. Шофер включил радио. Голос Роберта Болтона вмиг заполнил собой пространство салона. Сьюзи всегда нравился Болтон — его чувственный голос поднимал ей настроение. Он пел песню о любви, которую считал уже потерянной навсегда, но которую неожиданно обрел снова. Сьюзи заметила, что машина движется вовсе не к Лондону. — Простите, но мы, кажется, сбились с пути. Водитель лишь усмехнулся в ответ, и она почувствовала надвигающуюся опасность. — Останови эту чертову машину сейчас же! — пронзительно закричала Сьюзи. Она не на шутку перепугалась. — Остановлюсь, когда приедем, — проворчал шофер. Он включил радио на полную громкость, и голос Роберта Болтона оглушил Сьюзи. Машина мчалась на огромной скорости, и Сьюзи отбросила мысль о том, чтобы выпрыгнуть из нее на ходу. Кроме того, подергав двери, она убедилась, что все они заблокированы. Бежать невозможно! Через пять минут они остановились у здания полицейского участка Грантли. Сьюзи сразу заметила Кейт, которая явно поджидала ее. Дверь машины наконец-то открылась, но уже слишком поздно для побега. — Мы перехватили твои телефонные звонки и решили, что здесь для тебя более подходящее место, чем в Барнсе, — ровным голосом произнесла Кейт. Ее спокойная уверенность в себе показалась Сьюзи плохим признаком. — Хочу познакомить тебя с заявлением Лукаса Броунинга, — продолжала Кейт. — Да пошла ты! — не сдержалась Сьюзи. Кейт лишь улыбнулась, глядя на нее. — Я так ждала этой встречи с вами, мисс Харрингтон. Я всегда стремлюсь доводить начатое до конца. И мне сейчас приятно сознавать, что я выполнила свою работу, и выполнила на отлично! Сьюзи промолчала. Она лихорадочно соображала, как выпутаться из этой ужасной ситуации, вспоминала, кому можно позвонить. — У меня так много интересного для тебя, Сьюзи! — весело сообщила Кейт. — Столько видеокассет, которые тебе предстоит просмотреть, а затем рассказать мне обо всех действующих лицах. Немалая предстоит работенка! Ты не возражаешь? Сьюзи заперли в тесной одиночной камере. Она была на грани отчаяния, слезы стояли у нее в глазах. Наконец вошла Кейт. Женщины долго смотрели друг на друга, а затем Кейт отвесила Сьюзи звучную пощечину. — Это тебе для начала. Я добьюсь для тебя пожизненного заключения за каждого изуродованного тобой ребенка. Ты ответишь за все! Я с радостью посмотрю, как ты будешь корчиться от собственной беспомощности. Никто уже не сможет тебе помочь. Я устрою тебе собачью жизнь! Сьюзи молчала, понимая, что игра проиграна. А Кейт давно уже не ощущала такого душевного подъема. Патрик спасен и пусть медленно, но идет на поправку. С Борисом покончено, а значит — и с нависшей над ними угрозой. На службе — впечатляющие успехи: удалось-таки справиться с бандой педофилов и разоблачить убийцу-маньяка. Она добилась почти всего, о чем мечтала, и уже принимала поздравления от коллег. И вот теперь она все же засадила за решетку Сьюзи Харрингтон. Эта гнусная тварь по полной программе расплатится за каждую маленькую жизнь, загубленную ею. В крахе Сьюзи Кейт видела проявление высшей справедливости, за которую она боролась всю жизнь, не жалея сил. Зло наконец наказано, добро восторжествовало. О чем еще можно мечтать?! Эпилог — Отлично выглядите, мэм! В голосе Голдинга звучало восхищение, и Кейт вздохнула с облегчением, решив, что не зря потратила почти две тысячи фунтов на свой внешний вид. Ее надежды оправдались. Она выглядела потрясающе и знала об этом даже и без одобрения Голдинга, хотя оно добавило ей уверенности. — Я не рассчитывал застать вас сегодня в офисе. Думал, вы взяли двухнедельный отпуск. Кейт улыбнулась: — Так и есть. Я собираюсь на свадьбу. Но сначала мне нужно повидаться с одним человеком. Голдинг усмехнулся: — Видя, как вы выглядите, могу я спросить вас кое о чем? — Разумеется. — Это, случаем, не ваша ли свадьба? Кейт покачала головой: — Нет, не моя. Зазвонил ее телефон, и она сняла трубку. — Моя гостья уже здесь, — послушав с полминуты, сообщила она Голдингу. — Будь добр, встреть ее и проводи ко мне, а потом сделай нам кофе, хорошо? Он кивнул, а потом с чувством произнес: — Вы божественны сегодня! У меня слов нет описать, как вы хороши! Голдинг совершенно искренне восторгался ее красотой. Кейт смущенно улыбнулась, но на самом деле слова молодого инспектора ее очень порадовали. — Я ухожу, чтобы встретить вашу гостью, мэм, и хочу заранее от всей души пожелать вам удачного отпуска. Кейт еще раз взглянула на себя в маленькое ручное зеркальце, которое извлекла из сумочки. Оставшись довольна своим внешним видом, она приготовилась встретить Джулию Кармайкл, которая вот-вот должна была войти в сопровождении Голдинга. Наконец Джулия появилась на пороге ее офиса. Оказанный ей теплый прием и блистательная внешность Кейт привели ее в полное замешательство. Джулия во все глаза рассматривала Кейт, силясь определить, живая это женщина или картинка из модного журнала. — Господи, вы так хороши! Кейт лишь лукаво усмехнулась и показала на стул: — Присаживайтесь. Сейчас нам принесут кофе. Или, может быть, чаю? — Кофе, пожалуй, будет лучше всего. Они успели обменяться несколькими ничего не значащими фразами, прежде чем Голдинг принес им кофе. Кейт отдала должное его хозяйственности, увидев на подносе с кофе заботливо приготовленный кувшинчик с горячим молоком и сахарницу. Инспектор и тут оказался на высоте. Когда наконец они остались одни, Джулия Кармайкл поднялась со стула и подошла к окну. Некоторое время она молча наблюдала за машинами, которые то и дело подъезжали к зданию. Кейт не стала ей мешать. Она понимала: Джулии необходимо настроиться на разговор. — Я хочу поблагодарить вас за то, что вам удалось докопаться до истины в деле моей дочери. Справедливость восторжествовала, и я безмерно этому рада, хотя, конечно, Лесли уже не вернешь. Но все равно теперь, когда все закончено, я могу вздохнуть с облегчением. С тех пор как Лесли погибла, я перестала спать. Я постоянно перебирала в памяти события ее последнего дня и не могла простить себя за то, что позволила ей тогда уйти. Я до конца своих дней буду проклинать этого человека, Баркера, который погубил нашу девочку. Но сейчас сердце говорит мне: душа Лесли наконец-то обрела покой. Джулия отвернулась от окна. Кейт обратила внимание на то, что ее лицо разгладилось и на нем явно поубавилось морщин. Все ее поведение заметно изменилось, она держалась гораздо увереннее. Кейт была счастлива: ведь ей удалось хоть немного облегчить страдания несчастной женщины. — Я читала о смерти Баркера, но не ощутила жалости. Я знаю, Бейтман страшный человек и преступления его ужасны, но я даже благодарна ему за то, что он избавил нас от Баркера. Я наконец-то могу спать спокойно. Теперь этот подонок никому уже не сможет навредить. Никто из них не сможет. Я хочу поблагодарить вас прежде всего за вашу заботу и внимание в тот страшный момент моей жизни, когда мне казалось, будто никого, кроме меня, на всем белом свете не волнует смерть моей дочери. Кейт обняла ее: — Все позади, Джулия, все позади. Они пили кофе и разговаривали о всяких пустяках. Слова о самом главном уже были сказаны. Прямо из офиса Кейт отправилась к Морин, чтобы отвезти ее в церковь в Эссексе. По дороге Кейт заехала в офис к своему новому шефу Линде Чизли. Та вышла Кейт навстречу и произнесла с нескрываемым удовольствием: — Ты просто фантастически выглядишь! Кейт зарделась: — Спасибо, мэм. — Желаю тебе, милая, отдохнуть хорошенько, ну а когда ты вернешься, мы с тобой вместе пообедаем и обсудим все наши дела, хорошо? Кейт кивнула в ответ. — Кстати, у меня для тебя есть новости. Только за одну неделю мы получили пять предложений о работе на твое имя. Ты становишься популярной. Правда, я взяла на себя смелость ответить отрицательно на каждое из них. Ты позволишь мне впредь действовать так же? — Разумеется, мэм. Но мне кажется, я заслужила повышение по службе. — Скажу по секрету: в министерстве уже решено тебя повысить. — Линда радостно улыбнулась, глядя на Кейт. — Я так рада! Я ведь уже решила, что ты собираешься нас покинуть. — Честно говоря, такая мысль приходила мне в голову. У меня здесь не все идеально складывалось, насколько вам известно. — Да уж, я знаю, — горько усмехнулась Линда. — Но теперь здесь я. Линда нравилась Кейт. Уже один тот факт, что больше не придется работать с Ретчетом, радовал несказанно. — В любом случае постарайся расслабиться и хорошенько отдохнуть, — продолжала Линда. — Уверена: тебе просто необходимо оторваться от работы, сделать небольшой перерыв. Кстати, это адресовано тебе. Линда протянула Кейт письмо. По конверту, который был распечатан, Кейт поняла, что письмо из тюрьмы. Она узнала почерк Роберта Бейтмана. — Он явно увлечен тобой. Кейт молча пожала плечами и положила письмо в сумочку. — Кстати, ты слышала новость? — спросила Линда. — Ретчет идет на выборы как кандидат от консервативной партии. — Да, я слышала. Они дружно рассмеялись, после чего Кейт попрощалась и поехала дальше по своим делам. Ретчет, оказывается, уже имел наглость обратиться к Патрику с просьбой частично профинансировать его избирательную кампанию. Это было так похоже на Ретчета! Полное отсутствие совести всегда являлось его отличительной чертой. Если кого Кейт и не любила по-настоящему, так это своего бывшего шефа. Теперь она вернулась в дом Патрика на правах полноценной хозяйки и не собиралась пускать Ретчета даже на порог. Эвелин почти закончила подготовку к свадебному пиршеству. Все выглядело великолепно. Она как раз колдовала над пирогом, когда услышала за спиной голос внучки: — Как ты думаешь, если я появлюсь в таком виде перед мамой, я ее очень напугаю? — Господи, Лиззи, ты явно решила угробить свою мать! Сколько можно над ней издеваться! Эвелин увидела выражение растерянности и недоумения на лице Лиззи и пожалела о своих словах. — Ну-ну, детка, я совсем не то хотела сказать. Мама, конечно же, обрадуется. Ты ведь знаешь ее. А новая жизнь может служить лишь поводом для радости. Лиззи немного успокоили слова бабушки. Она улыбнулась и тяжело опустилась на стул. Беременность изменила ее до неузнаваемости. Рядом с ней стоял молодой человек. «Ну, хоть папаша налицо, и на том спасибо», — со вздохом подумала Эвелин, поглядывая на юношу, но вслух ничего не сказала. Лиззи прилетела из Австралии только накануне и остановилась у своих друзей в Грантли. Это была идея Эвелин — сделать Кейт сюрприз. По мнению Эвелин, настал самый подходящий момент для воссоединения матери и дочери. Свадьба Вилли сгладит все острые углы. — Проходи в гостиную и располагайся, детка. Они скоро будут здесь. Проводив Лиззи взглядом, Эвелин тяжело вздохнула. Ей только не хватало иметь ребенка, с ее-то мозгами! Сама еще совсем ребенок. Господи, помоги им! Эвелин не сомневалась — приезд дочери доставит Кейт большое удовольствие, несмотря на полный дом гостей. И Кейт быстро смирится с мыслью, что в скором времени станет бабушкой. Эвелин надеялась в глубине души, что Патрик воздержится от шуточек в адрес новоиспеченной бабули — хотя бы до тех пор, пока Кейт сама немного не свыкнется с мыслью о своем изменившемся статусе. Но, честно говоря, Эвелин не особенно рассчитывала на тактичность Патрика. Эвелин вновь взялась за пирог и улыбнулась. Она снова дома и готовится стать прабабушкой! Именно таким ей всегда и виделось счастье. Жизнь рядом с ней снова била ключом. Ну разве это не здорово — ощущать полноту жизни каждую минуту? Больше никаких разговоров о русских бандитах, о педофилах, об убийцах. Только о свадьбе и о детях! Наконец-то у них в семье появились нормальные человеческие заботы. Морин выглядела потрясающе. Кейт помогала Морин выбирать свадебное платье, и их усилия не пропали даром. Морин была великолепна и сама ощущала это. Совсем недавно все они жили словно в кошмарном сне, но сейчас стояли на пороге новой, счастливой жизни. Морин щеголяла в кремовом сатиновом платье и широкополой шляпе. Нежно-голубые бусы подчеркивали блеск и глубину ее глаз. Искусный макияж, элегантная прическа преображали Морин — себя прежнюю она напоминала лишь отдаленно. Кейт была в светло-зеленом костюме. Шляпку, туфли и сумочку она подобрала в тон костюму. Когда Морин вместе с Кейт вошли в церковь, то произвели фурор. Ни Вилли, ни Патрик еще не видели их при полном параде и теперь не могли оторвать от них восхищенных глаз, — впрочем, как и остальные присутствовавшие мужчины. Женщины смотрели оценивающе, и в их взглядах читалось одобрение. В церкви уже собрались гости, терпеливо дожидавшиеся начала церемонии. Присутствовали Паскаль и Бенни Бордер с женой и многочисленными детьми. Все дети Морин, разряженные по случаю торжества, с замиранием сердца наблюдали, как их мать идет навстречу своему счастью. Патрик выглядел вполне здоровым и был неотразим в своем новом фраке. Ну а Вилли в свадебном костюме красавцем, разумеется, не стал, но не сомневался: для Морин он навсегда останется самым красивым и любимым. Патрик и Вилли стояли перед алтарем. — Я никак не могу поверить, Вилли, что мы с тобой стоим у алтаря и это твоя первая свадьба! Вилли пожал плечами: — И не говори. Но, черт меня побери, если она не станет и последней. — Перестань ругаться, мы ведь в церкви! — Патрик еле сдерживал смех. — Не могу! Нервы сдают. — Потерпи, дружище, скоро все закончится. Грянул свадебный марш. Все увидели Кейт и Морин, по проходу направлявшихся к алтарю. Обе держали в руках по маленькому букету цветов. — Они так красивы, Пэт! Ты только посмотри! Ну а моя старушка Морин просто чертовски хороша. — Вилли, помолчи немного. Морин действительно была обворожительна, но для Патрика существовала в мире лишь одна женщина, от которой он в данную минуту не мог отвести глаз. Он смотрел на Кейт и мечтал, что когда-нибудь она вот так же пойдет к алтарю, но уже на их собственной свадьбе. Однако Кейт до сих пор отказывалась назначить день бракосочетания. В качестве непременного условия Кейт выдвинула полное выздоровление Патрика, ну и, конечно, возвращение дочери из Австралии. Но Патрик не терял надежды. Все это было вполне осуществимо. После всех совместно перенесенных испытаний они просто обязаны соединиться для счастья. Они свое счастье выстрадали. Кейт также настаивала на отказе Патрика от участия во всех сомнительных проектах, куда его втянули практически вслепую. Он легко согласился выполнить ее просьбу. В конце концов, еще будучи в больнице, он сам мечтал упорядочить свои дела и признавался в этом Кейт. Свадебная церемония закончилась неожиданно быстро. Выйдя из церкви, все сфотографировались на память и дружно отправились в дом к Патрику для продолжения торжества. По дороге домой Патрик крепко поцеловал Кейт и сообщил: — Ты знаешь, дорогая, сегодня я потерял лучшего друга. Кейт покачала головой: — Нет, Патрик, скорее, наоборот — приобрел нового. — Тебе нравится старушка Морин, ведь правда? — спросил он. — Разве она может не нравиться? Она умная, веселая, и она сделала Вилли самым счастливым человеком на свете. — А когда же ты собираешься сделать меня самым счастливым на свете? Кейт лукаво улыбнулась: — Мне кажется, дорогой, это уже случилось — вчера ночью и дважды сегодня утром. Патрик задумчиво почесал подбородок: — Похоже, я уже достаточно окреп для нормального образа жизни. Кейт закрыла глаза и вздохнула: — Ты самый самоуверенный мужчина на земле. — Нет, дорогая, я знаю парочку мужчин еще более самоуверенных, чем я. И разве у меня не достаточно причин для самоуверенности? — Продолжай. Мне интересно, что ты имеешь в виду. — Я привлекателен, богат, телесно крепок, сексуален, я разносторонняя личность. Требовать большего — просто безумие. Кейт удивилась: — Ума не приложу, чего еще хочет от жизни подобный мужчина, когда у него все уже есть? Патрик поцеловал ее в губы. — Хорошенькую мамашу, склоненную над колыбелью. Чего же еще? И я очень рассчитываю увидеть тебя в этом качестве! Кейт в шутку ударила его сумочкой по голове. — Обнаглевший самец, вот ты кто! — Боюсь, дорогая, тебе придется отказаться от крепких словечек, когда мы наконец поженимся… Кейт снова ударила его сумочкой, на сей раз посильнее. Водитель машины, которого Патрику порекомендовал Вилли, с интересом наблюдал за влюбленной парой в зеркало заднего вида. Этот мужчина тридцати пяти лет когда-то прославился как наемный убийца. Патрик хорошо его знал. Сейчас, слыша воркованье у себя за спиной, отставной киллер ловил себя на том, что его новая работа начинает ему нравиться. Когда он в первый раз услышал об уходе Патрика из бизнеса, то сначала не поверил. Представить себе Патрика Келли добропорядочным гражданином ему было трудно. Даже если Патрик и попытается начать новую жизнь, хватит его ненадолго. Такие, как он, не меняются. Авантюризм у таких в крови. Водитель снова взглянул в зеркало и, увидев сплетенные в объятии тела, окончательно пришел к выводу, что его новая работа не так уж плоха. notes Примечания 1 Banger — громила, драчун, скандалист (англ.). 2 Распространенные английские фамилии, употребляемые как псевдонимы в тех случаях, когда имя человека неизвестно или известно, но не подлежит оглашению.